Кайфоград

Хлюп-хлюп. Мои новые ахриненные ботинки утопают в слякоти. Хочется одновременно смеяться и плакать. Чертов июнь, а в моем городе только снег растаял. В этом году прямо аномалия какая-то. Не сказать, конечно, что хоть когда-то на моей памяти в Мурманске выдавалось жаркое лето. Любимое время года всех учащихся обычно сопровождалось холодными порывами ветра и вечно хмурым небом. Но чтоб вот так. Невольно закрадываются мысли о конце света. Я поворачиваю налево и оказываюсь в неприметном дворике. Серые девятиэтажки в очередной раз заставляют сердце налиться густой, тягучей ностальгией по прекрасному Петербургу. Мой город такой серый и невзрачный, что куда не повернёшь, везде одно и тоже. Дома будто сделаны под копирку, люди надели маски безразличия и спешат по своим делам. Мне же торопиться совершенно некуда. Сегодня первый рабочий день и я вышла аж на сорок минут раньше обычного, а если учитывать тот факт, что мой злополучный гипермаркет находится в километре ходьбы от моего пристанища, то только и остаётся, что петлять и петлять среди серых, лишенных какой-либо жизни, домов. Хорошее быстро забывается. Плохое, к слову, тоже. И все перемены, которые произошли со мной в городе мечты, уже давно не казались такими глобальными. Жизнь снова вернулась в привычное и такое нежеланное русло. Могу ли сказать, что я не жалею о возвращении? Конечно жалею. Все моменты запечатаны глубоко внутри. Я заперла их под тяжёлый замок, до лучших времён. Иногда я позволяю себе размышлять: что было бы, если бы я не поспешила, не купила этот чертов билет, а хорошенько все обдумала? Наверное, тоже самое, только я бы уехала на пару дней позже. Да и вообще, какая кому разница, важна ведь только финальная сцена. Я села на деревянную лавочку, одиноко стоящую возле одного из подъездов панельного дома, и, запрокинув голову обратила взгляд в небо. Последнее время я постоянно находилась в какой-то прострации, что не так уж и удивительно, и постоянно прокручивала в голове наши последние моменты. То, что было перед титрами. — Значит, все-таки сваливаешь? — уточнил Слава. — Сваливаю? — Мне почему-то казалось, что ты не захочешь уезжать, — небрежно ухмыльнулся парень. — Так я и не хочу. — Но уезжаешь, — констатация факта. — Ты издеваешься? Нет, блять, я просто так решила собрать вещи! — я не выдерживаю, взрываюсь. Весь день находясь на нервах, я неплохо справлялась, скрывая истинные чувства глубоко внутри, натянув на лицо широкую улыбку. И как всегда, несколько слов, брошенных Карелиным, заставили глаза предательски увлажниться и уже в который раз почувствовать себя тряпкой. — Сама делает то, что не хочет делать, а орет с какого-то хуя на меня. Слава говорит абсолютно спокойно, но мне все равно тошно. Он в очередной раз доказывает, как сильно мы отличаемся. На моем месте он поступил бы иначе. Да, определённо иначе. — Ты меня хотя бы проводишь? — наши взгляды встречаются, — У Вани завтра смена, никак передвинуть не получится, он уже пол дня на работу названивал. Карелин молчит несколько бесконечно долгих секунд, затем выдаёт: — У меня завтра планы. Я дергаюсь как от пощёчины и отчётливо ощущаю, как по щекам текут слезы, унижая меня ещё больше. Как же низко я пала. У него планы. Это было сказано так небрежно, как будто я прошу проводить меня не на поезд, что навсегда разведёт наши пути, унося меня далеко-далеко, а до ближайшего магазина, чтобы купить пакет чертового молока. Карелин убил меня одним точным выстрелом. Прямо в яблочко. Взял и растоптал мои чувства, показал истинную цену всего того, что между нами было. В очередной раз. Я буквально физически ощутила ту боль, что он мне причинил. Сердце сжали тугие тиски, а воздуха в комнате стало катострофически мало. В очередной раз. На дрожащих ногах я подошла к его кровати и присела на край, пару раз глубоко вздохнула, стараясь прийти в себя. Я ещё не теряла надежды, что у меня получится сохранить остатки достоинства. — Ладно, авокадо, — он сделал нерешительный шаг в мою сторону, но остановился, — Я сейчас сваливаю и до завтра дома не появлюсь. Так что это наша последняя встреча. Сердце упало в пятки. Я сейчас непременно умру. Ну, пожалуйста, Карелин, мать твою, ухмыльнись в своей привычной манере и скажи, что ты пошутил. Я же не выдержу. Пожалуйста. Но, конечно же, он этого не скажет. Где-то в глубине души я давно знала, что наша история так и закончится. Никакие слова, поступки или даже чувства, не смогут удержать истинную натуру этого странного парня. Слишком он любил все портить. И Карелин просто не имел права изменить себе и попрощаться нормально. Глупо на него злиться. И я не злилась. Просто очень больно. В очередной раз. — Не поступай так, — я пала окончательно, — Прошу, не поступай так. — Авокадо, не унывай, все ахуенно будет! — он все же подошёл и потрепал меня по макушке. Такой привычный жест на этот раз вызвал волну отвращения. — Не трогай меня, — тихо сказала я, — Не нужно. — Как скажешь. Удачи тебе, непутёвая, может ещё как-нибудь свидимся. — Прощай, Слава. Сейчас мне кажется, что было бы лучше, если бы все закончилось в тот момент. Я бы смогла его отпустить, я точно знаю. Вырвала бы эту заразу, именуемую любовью, с корнем и никогда бы больше не вспомнила такого странного, эгоистичного, но такого родного сердцу ублюдка. Но, видимо, Карелин знал, что у меня есть все шансы вычеркнуть его из памяти и как всегда оставил право решать за собой. Слава никогда не изменял своим привычкам. Если уж добивать, то по полной программе. Я достала из кармана куртки телефон, взглянула на заляпанный отпечатками пальцев экран. Времени ещё оставался вагон и маленькая тележка. Объявляют прибытие моего поезда и я с ужасом понимаю, что до нужной платформы мне придётся тащиться через весь вокзал. Надо же было: приехать с одной сумкой, а уехать с тремя. Ох уж эти женские замашки. Я подхватила котомки и, сцепив зубы, поплелась в сторону нужного выхода. Я, конечно, не была аленьким невинным цветочком, но и тяжести такие таскать не привыкла. Однако в этот раз удача не улыбнулась и прекрасный принц, который бы донёс мои сумки до третьей платформы, так и не объявился. Мне показалось, что дорога заняла целую вечность. Но вот, я пришла на перрон одной из первых и с тяжелым выдохом поставила таки сумки на холодный асфальт. Настроение было и так отвратительное, а теперь, когда я устала до чёртиков, вспотела и вдобавок проголодалась, оно было примерно на уровне плинтуса. Я чувствовала себя совершенно выдохшейся, как морально, так и физически. Достала из кармана куртки полупустую пачку сигарет и закурила. Лёгкие приятно наполнились дымом. Нет, я не превращаюсь в заядлого курильщика. Нет, за наглое враньё самой себе мне тоже не стыдно. Сейчас сигареты были единственной доступной отрадой, кто бы что ни говорил, но мои нервы никотин приводил в порядок. Ваня бы стал ругаться, а Слава бы бесцеремонно выхватил сигарету из моих губ и выбросил. Черт, я все ещё забываю, что последнему на меня давно наплевать. Какой же тряпкой нужно быть, чтобы после всего того, что сотворил Карелин, надеяться увидеть его в последний раз? Я омерзительна. Громкий протяжный гудок заставил меня дернуться от неожиданности и сигарета выпала из рук. Вот она, мгновенная карма. Мой поезд уже можно разглядеть, он стремительно приближался к платформе. Красивый, темно красный. Отчего-то на глаза навернулись слезы. Разве можно быть такой счастливой и печальной одновременно? Во мне поднялась целая буря эмоций, грозящая разорвать внутренности и вырваться на свободу. Петербург подарил мне столько воспоминаний. Слезы уже начали капать из глаз, оставляя на щеках влажные дорожки. Боже, сердце разрывается. Мне так хочется достать телефон, позвонить Карелину и сказать, что я никогда его не забуду. Никогда. Я закурила ещё одну сигарету, попутно вытирая слезы, уселась на корточки, плевать, как это смотрится со стороны. — Так, спокойно, — выдохнула я. Поезд уже поравнялся с платформой, потихоньку на перрон стали подтягиваться люди. Скоро я вернусь домой и, черт возьми, напишу книгу, только для себя, конечно, чтобы не забыть ни одного мгновения, что подарила мне Северная столица. Я прекрасно понимала, что живу в век высоких технологий и при желании смогу общаться с ребятами хоть каждый день. Но ещё я понимала, что этого не будет, потому что у каждого своя жизнь и волей неволей мы отдалимся. Впечатления потускнеют и необходимость в общении пропадёт. И это вполне нормально. Но я не хотела этой нормальности. Я хотела остаться тем же человеком, которым смогла стать за эти недели; я хотела испытывать те же эмоции; я попросту хотела жить, по-настоящему жить; я хотела вычеркнуть последние события из жизни, забыть как страшный сон и вновь препираться с Карелиным из-за всякой ерунды; хотела вернуть наши разговоры ни о чем и обо всем одновременно. Я влюбилась отнюдь не в город. Да, я влюбилась. На губах появилась улыбка. И хотя я старательно убеждала себя, что Карелин — отнюдь не моя история, где-то в глубинах подсознания все ещё таились иллюзии об обратном. Несмотря на все наши разногласия, если подобный пиздец вообще можно охарактеризовать таким словом, моё сердце отчаянно тянулось к этому странному парню, тут не поспоришь. Столько эмоций не дарил мне ни один человек, и совершенно неважно, что не все они были положительные. Я покинула город мечты почти две недели назад. Две чертовы недели назад. Да, я влюбилась. — Ты дура что ли? — послышался знакомый голос совсем рядышком. Я подняла голову и не поверила собственным глазам. Надо мной возвышался Слава Карелин. Я резко встала и уставилась на него. — Слава, — из груди вырвался не то всхлип, не то стон. — Ты че ревешь, мать? — он широко улыбнулся и уже протянул руку чтобы потрепать меня по голове, но вместо этого я сделала шаг вперёд и крепко обняла его за талию. — Слава, — слезы потекли с новой силой и это уже начало превращаться в настоящую истерику. Как же я боялась, что это всего лишь сон. Я вдыхала такой родной запах и земля буквально уходила из под ног. Кажется я уже говорила, что имею плохую привычку - растворяться в людях? Так вот, сейчас я ощущала себя так, будто Карелин был центром этой чертовой вселенной. — Дурочка, успокойся, — парень легонько поглаживал меня широкой ладонью по спине, — Что ж ты такая впечатлительная.. Прошла ещё пара бесконечно долгих минут, прежде чем я позволила себе отпустить Гнойного и отошла от него на шаг. — Извини, — я вытерла глаза тыльной стороной ладони, — Я просто очень рада тебя видеть. — Ты в натуре думала, что я мог тебя не проводить? — усмехнулся он, — Ты ж сама говорила, что я хороший человек. — Помнится, кто-то рьяно пытался убедить меня в обратном. — Ну, у меня почти получилось, — он едва заметно склонил голову набок, в такой привычной ему манере, а следом взял меня за руку. — Авокадо, — саркастичной улыбки как ни бывало, взгляд голубых глаз был серьёзен, — Ты меня прости. Было видно, что слова даются парню с трудом, и от этого они только увеличивались в ценности. Не помню, чтобы хоть раз Слава просил прощение хоть у кого-то. — Я не должен был так вести себя, — добавил Гнойный после секундной паузы. И я простила его. Многие удивятся подобным порывам, ведь меня унизили, взяли и растоптали мою гордость, а я все спускаю с рук, позволяю над собой издеваться. Больная любовь какая-то. Но когда любишь, по-настоящему любишь, ты либо принимаешь человека таким, какой он есть, со всеми странностями и недостатками, либо нет. Третьего попросту не дано. Я выбрала первый вариант. И я не жалею о своём выборе до сих пор. — Все нормально, Карелин, правда, все нормально, — мой голос звучал уверено. Не хотелось омрачать последнюю встречу. Нужно успеть насладиться моментом. Мы с Карелиным не посвящали друг другу пламенных речей, не распылялись в чувствах. Мы просто стояли и обнимались, до самого отправления поезда. Слава-Слава, мы же ещё свидимся?