To Death

Малфой посерел и невольно сделал шаг назад. Это не может быть правдой. Она не имела права погибнуть. Но вишневые глаза, застывшие в выражении глубокого удивления, были мертвы. Люциус ухватился рукой за неровный дверной косяк, заставляя себя сделать ещё один шаг вперёд. Когда это случилось? День? Два назад? Он хотел всё решить, всё устроить, чтобы сложить к её ногам дом, деньги, проклятое родовое имя и свою душу. И опоздал. И не нужно ничего, ни дома, ни имени. Люциус, сделав ещё шаг, осел на пол. Гермиона, маленькая, солнечная девочка. Его девочка. - Что здесь... Гарри показался в дверном проёме и на секунду застыл, а потом рванулся к подруге. - Гермиона!! Внезапно и неожиданно для обоих тело девушки на полу истлело и превратилось в кучу пепла. Из черных его хлопьев медленно, зловеще поднималась знакомая до боли обоим фигура в плаще. Никогда ещё Гарри Поттер не был так рад видеть Лорда Волдеморта. - Р-ридик-кулус. Ридикулус! - выкинул юноша, наставив палочку на фигуру в капюшоне. Боггарт превратился в грязную половую тряпку гигантского размера и исчез в ближайшем шкафу, ведомый палочкой юноши. - Н-ну в-вас к-к г-г-гарпиям, Малфой! - заикаясь, почти крикнул Гарри Люциусу. Тот покачал головой и закрыл лицо руками, неловко вздрогнув. Если бы перед Гарри сидел кто угодно другой, юноша бы поклялся, что он плачет. В комнате Джинни Гарри обнаружил почти все зимние вещи их пропавшей, а вот летних не нашёл ни одной. Впрочем, никто не гарантировал, что они в принципе здесь были. И, если он правильно помнил, её единственного пальто и пары сапог тоже не было. Может, Гермиона просто вышла? Но по слою пыли на полу, кроме них, явно уже давно никто не ходил. - Гарри, а почему здесь? Почему не у родителей? - Малфой пальцами пробарабанил какой-то марш по подоконнику. - Понятия не имею. Я даже не знаю, прилетели ли они. Люциус развернулся к юноше всем телом. - Откуда прилетели? - Гермиона позапрошлым летом изменила им память, чтобы они не помнили ни что они Грейнджеры, ни что у них есть дочь. Отправила их, кажется, в Австралию или Новую Зеландию, не помню. - Вспоминай, - с нажимом произнес мужчина. Гарри покачал головой. - Надо спросить Джинни и Рона. Возможно, они помнят. Кажется, она даже называла их новые имена. Но Джинни не знала, Рон не помнил. Его с Гарри воспоминания, вынутые и тщательно изученные в директорском кабинете заново строящегося Хогвартса были смутными, а вместо имён Гермиона произносила в них невнятный набор звуков. Когда недовольные Малфой и Гарри вынырнули обратно из омута на пол директорского кабинета, Минерва МакГонагалл нетерпеливо, что на неё в принципе было не похоже, постукивала туфлей по каменной кладке камина. Пять минут назад двое её бывших учеников появились в дверях кабинета, присыпанные строительным мусором и вежливо поинтересовались, могут ли воспользоваться Омутом. Получив разрешение, они вылили сразу два пузырька воспоминаний и исчезли в серебристой субстанции. Теперь она жаждала объяснений. - Итак, молодые люди, извольте теперь всё по порядку объяснить. "Молодые люди" нехотя ввели преподавателя в курс дела. Старая ведьма слушала и вздыхала, то и дело хмурясь и качая головой. Наконец, она заговорила. - Спросите у мисс Лавгуд. Она обладает прекрасной памятью. Если Гермиона ей говорила, она запомнила. Поблагодарив и попрощавшись, мужчины по очереди бросили в камин летучий порох и отправились обратно на площадь Гриммо. - Уилкинсы они, - мечтательно протянула Полумна, любуясь чашкой из сервиза Вальбурги, - красивая фамилия, правда? Имён она не говорила, может быть, она оставила настоящие, но, скорее всего, изменила. А зачем они вам? В полдень следующего дня Люциус Малфой и Гарри Поттер вылетели в Канберру. За весь перелёт Гарри не услышал от Малфоя ни единого слова. И, тем не менее, был уверен, что знает мысли волшебника, созвучные его собственным: а что, если они летят зря? Где гарантия, что она действительно в Австралии? А если в Америке? А если... Об этом "если" Гарри думать не хотел. Хватит с него боггарта. Она в Австралии и точка. Они её найдут. А когда найдут, он её придушит. - Могу я предложить вам что-нибудь из закусок? - стюардесса ослепительно улыбнулась двум очень странным и очень мрачным пассажирам. Малфой от еды отказался, а Гарри взял лишний бутерброд, который в удобный момент сунул в свой рюкзак. Рюкзак проворчал что-то невнятное о грязнокровках и маггловской еде, но Люциус, не отвлекаясь от своих мыслей, пнул его ногой. Рюкзак покорно замолчал и принялся шуршать обёрткой от бутерброда. Кикимера решено было взять с собой - эльфийская магия не будет лишней в чужой стране. Люциус думал ещё об одном - что он скажет ей, когда найдет? Как убедит поверить ему снова? - Не желаете печенья? - миловидная миссис Уилкинс взмахнула ресницами и, опустив взгляд, томно добавила, - с чаем... - Благодарю, спешу, - Люциус Малфой поспешно отошёл от белого деревянного домика и вычеркнул с третьего листка сорок четвёртых Уилкинсов. Идея оставить сегодня Гарри и занудного Кикимера в гостинце ему нравилась всё меньше. Хоть не одному отбиваться. Раздражение перерастало в глухую злость. "Найду - душу вытрясу", - думал он. Сорок пятых Уилкинсов не было дома. Сорок шестой попытался начистить Малфою лицо, но в итоге его дочь оказалась не Гермионой, а смуглой пятилеткой. Сорок седьмых дома тоже не было. Если эта полоумная Лавгуд ошиблась хотя бы в одной букве фамилии, и все поиски зря, он похоронит её под тиражом "Придиры". Сорок восьмые оказались какими-то сектантами. Ещё одних, и всё на сегодня, спать. Сорок девятые растят пятерых сыновей. Несчастные. Ещё одних, и точно всё. Пятидесятые. Пятьдесят первые. Мимо. Мимо. Грейнджер, кто тебя научил так хорошо прятаться? Куда тебя вообще понесло? Пятьдесят вторые. Он уже четыре дня в этой дыре. Он носит глупую маггловской одежду, в которой не удобно, но хотя бы не жарко. Мокрые волосы он давно собрал в хвост. Пятьдесят три, опять печенье. Сколько же их ещё? Пятьдесят четвертый дом. Гравийная дорожка, лужайка и океан почти сразу за домом. Девушка спускается с открытой террасы, чтобы встретить незваного гостя и несколько секунд не понимает, кто перед ней. Стоит натянутой струной, чтобы вдруг, отчаянно-болезненным порывом броситься прочь от него. По берегу, вдоль грохочущего прибоя, босыми ногами проваливаясь в горячий песок. Она бежит, слыша сзади его дыхание. Бежит, путаясь в лёгкой льняной юбке. Гигантские волны обрушиваются на прибрежные скалы, разбиваясь в пену и мягко ложась на влажный песок под их ногами. Кричат противными голосами альбатросы. Падает на землю невероятно яркое небо. Конец.