После вдоха

      Самым противным в этом заведении определенно были кресла. Невозможно ярких цветов, набитые царапающим слух поролоном и мелкими шариками, настолько мягкие, что все тело невольно проваливалось в них, и пятая точка временами доставала до пола. Это очень раздражало меня, чувство беззащитности и беспомощности, когда даже выбраться из этой мягкой ядовито-желтой кучи не можешь. В небольшой палате со скудным набором мебели, сидеть приходилось, в основном, на кровати, которая, словно желая еще больше позлить меня, была отвратительно жесткой и убранной непримечательно белыми простынями.       Невольно раз за разом в голове всплывал простой вопрос — кто вообще занимался меблировкой частной клиники, расположенной в старом квартале города? Все было словно подчеркнуто несуразно, неправильно. Огромные окна-панорамы в пол стены и короткие полупрозрачные зановесочки на них, выкрашенные в спокойный бежевый цвет стены и яркие картины-наброски, специально повешенные криво, плеяды табличек указателей на стенах и паркете, и толпы санитаров, установка которых — просматривать каждый сантиметр коридора и комнат.       — Доброе утро, — дверь без стука открылась и, в безупречно белом халате с подчеркивающими плечи бирюзовыми вставками, в комнату вошел Коллинз, как гласил бейджик на груди — главный психиатр лечебницы Дариса Кварла.       — Доброе, — протянул я, поднимаясь с кровати и устаиваясь на матрасе так, чтобы жесткие пружины не сильно давили на кости таза. — Правда, уже почти двенадцать часов. С утром вы запоздали.       — Да, прошу прощения, — не отрывая взгляда от пухлой папки с моей историей болезни, Коллинз с удовольствием уселся в то самое, неудобное и жуткое кресло. Сразу стало понятно, чьей идеей вообще была установка этих несуразных чудищ. — Значит, отказываетесь пить таблетки?       — Я не отказываюсь, — выдохнув, начал я, берясь за сложенные вместе ступни и начиная тихо раскачиваться. Знаю, такого лучше не делать в психиатрической лечебнице, но тихие покачивания отчего-то успокаивали. — Просто раньше таких никогда не пил. Всего лишь хочу узнать, почему курс изменили.       — Ну, стоило так сразу и сказать санитару, — укоризненно блеснув стеклами тонких очков, врач сделал пометку в истории и, закрыв ее, уставился на меня любопытными серыми глазами. — Знаете, организм человека имеет свойство приспосабливаться к разным раздражителям. Таблетки, в вашем случае, раздражителем как раз и являются. Организм привык к ним и больше те лекарства не действуют. Мы сменим курс и все снова станет в порядке.       — Ага, ясно… — говорить отчего-то было тяжело, хотелось просто закрыть глаза, позволив вставшему в горле кому перекрыть воздух, и отдохнуть немного, всего лишь какую-нибудь вечность… — Сонливость — это от смены препаратов?       — Это от пережитого стресса. Вы еще не пришли в норму после эмоционального взрыва. Это нормально, — помолчав немного, Коллинз решился и уже открыл рот, чтобы задать тот самый вопрос, когда я его перебил.       — Нет, я по-прежнему ничего не помню.       — На этот раз я хотел спросить другое, — будто оправдываясь с улыбкой ответил доктор, пряча глаза.       — Как мое самочувствие? Не снилось ли мне что-нибудь? Не появилась ли у меня тяга к острым предметам? — выпалив все на одном дыхании, я заметно успокоился, откидываясь назад и произнося уже спокойнее: — Ваши вопросы слишком однообразны, док.       — Ну, прямо про тягу к острому я никогда и не спрашивал. А она есть?       — Ну так, — склонив голову, я посмотрел в окно, прямо возле которого стоял резной уличный фонарь с поразительно острым наконечником. Удалось бы открыть противное окно — допрыгнул… — Немного.       — Ясно, — Коллинз встал, и, подойдя к окну, тоже выглянул в него. В следующую минуту он улыбнулся и молча подозвал меня рукой.       С тяжким вздохом поднявшись, я подошел к широкой раме, встав подальше от доктора. Внизу, по серой аллее парка, между голых веток, сбросивших уже листву дубов, можно было различить пару, бредущую в сторону входа — высокий альфа, подставляющий рыжую голову потокам ледяного воздуха, с больше похожим на шарик ребенком на руках, и немолодой омега, то и дело трущий друг о друга замерзшие ладони в черных перчатках.       — Кажется, у вас гости, — доброжелательно подметил Коллинз, без грамма стеснения вглядываясь в мое лицо. — Мы договорим позже, ладно? Я их встречу.       — Про лекарства не говорите, хорошо? — догнала Коллинза в дверях моя тихая просьба. — Мы же уже со всем разобрались, верно?       — Как вам будет угодно.       Противно скрипнув, дверь за доктором закрылась и тихо лязгнул с той стороны замок. Гости?.. Замечательно. Пройдя к кровати, я упал на нее спиной вперед, не обращая больше внимания на противно саднящие лопатки. Замечательно, только я еще, пожалуй, не готов. Что Дино сейчас мне скажет? Спасибо, что пытался бросить нас? Благодарю, что доставил столько проблем окружающим? Жаль, что ничего не вышло?.. Надо было быть полным дураком, чтобы не понимать, как тяжело ему приходиться с таким, как я. Как невыносимо ему стало теперь… Или легче? Легче же, когда вечно требующий присмотра я переместился в лечебницу, под трепетный контроль санитаров?..       Это все слишком сложно. Перекатившись на бок, я попытался вспомнить события того утра. Страх, холод, всегда спокойное лицо моего мужа и твердая уверенность, что так всем будет лучше. Последняя все еще сохранялась, заставляя меня временами задерживать взгляд на приветственно поблескивающем в лучах скупого солнца наконечнике несчастного фонаря. Лучше, определенно лучше, спокойнее и мягче. Легче уйти туда, где никто не сможет коснуться меня, чем пытаться спрятаться от них тут.       Это правда. Пугающая и тревожащая меня правда. Временами я каждой клеточкой тела чувствовал, как борются где-то внутри желание спрятаться и желание жить.       Снова лязгнул замок, невозможно громким звуком вырвав меня из серых мыслей. Открылась дверь и в комнату вошел Дино.       — Привет, — резко встав с кровати и нелепо поправив пятерней волосы, я уперся взглядом куда-то в живот мужа, не решаясь поднять глаза выше. Ну же, почему ты молчишь? Поприветствуй меня, ругай меня, скажи мне все, что чувствуешь. Мне стало лучше, правда, сейчас я пойму то, что не дойдет до воспаленного сознания в другой день. Объясни мне, расскажи мне, покажи веру в то, что я могу стать прежним…       Послышались тяжелые шаги и Дино опустился в противное кресло напротив меня. Смотреть на него сразу стало неприятно, слишком отвлекала на фоне излишне яркая обивка, и я отвел глаза, спрятав виноватый взгляд на причудливых узорах коротких занавесок.       — Как… как там дома? — неловко промямлил я, до боли сжимая кулаки в тонких варежках и все еще боясь поднять глаза. Он злится?       — Да как обычно, — тяжело выдохнул альфа. Я судорожно сглотнул — все-таки он собирается разговаривать со мной. Вот только голос усталый, серый и грустный… — Папа решил еще немного у нас задержаться, помогает мне с Мартом. Мелкий… скучает.       — В-вот как… Вы же вроде с ним сюда пришли? Почему не принес его ко мне? — в этот момент я все же поднял глаза, натыкаясь взглядом на внимательный взгляд мужа, все это время, оказывается, сверлящий меня. Он выглядел почти как обычно — красивое лицо с надменно-безразличным выражением, приподнятые брови и сомкнутые в одну линию тонкие губы. Только вот замечательные карие глаза будто бы помутнели и под ними были видны темные круги…       Поймав мой взгляд, Дино, казалось, выдохнул.        — Обижаешься на меня? — тихо спросил он, оставив без внимания мой вопрос. Об-бижаюсь? Я? Разве я могу?.. Разве я имею на это право? Право не быть признательным человеку, который столько для меня сделал, благодаря которому, хоть и ненадолго я смог снова окунуться в нормальную жизнь? Каким уродом надо быть, чтобы…       — Нет, я не… За что я могу?.. — справившись с собой так же тихо ответил я, не отрывая теперь глаз от взгляда мужа. Мне казалось, что во время встречи с ним я буду исходить беспокойством, что не смогу даже приблизиться к нему, что… Стало так спокойно, стоило его увидеть. За жалкие пару дней мой мир снова перевернулся несколько раз, но он остался тут, рядом, такой же, как и был, переживающий за меня и, надеюсь, верящий мне…       — Мне следовало быть внимательнее. Да и вообще, — подавшись вперед, Дино опустил голову на сложенные руки, и я невольно дернулся, желая еще раз поймать его ускользнувший взгляд. — Начиная с истории с Чесом… Я, наверное, должен был тебе рассказать. Глупо было пытаться скрыть, ты ведь все равно узнал, только вот… так. Быть может если бы я подготовил тебя, раскрыл все постепенно, мягко… Может нового приступа бы и не случилось. Всего этого бы не случилось. Я побоялся. Это ведь так… сложно.       — Д-да ладно, — тихо выдавил я из себя, пытаясь вникнуть в суть произносимого. Я уже третий год отравляю его жизнь, вынуждаю смотреть за моими приемами, циклами таблеток, состоянием, приступами и многим другим… И после этого он винит в чем-то себя? Разве есть недостаточная степень заботы? Ну не дурак ли?.. — Перестань. В общем… — он поднял глаза, снова встречаясь со мной взглядом, и говорить в миг стало будто бы легче. — В общем если бы не ты, меня бы вовсе тут не было. И не было бы вообще, скорее всего. Так… так получилось, не думаю, что есть виноватый или типа того… Я сам, если разбираться, виноват не меньше. Пропускал приемы, и… и те программы! Н-не переживай, в общем. Это… Все в порядке.       — Как все может быть в порядке, ты себя-то видел? — я покачал головой, подтверждая, что любование собой вовсе не занимало места в моих мыслях в последние дни. Ну, защитные бежевые варежки на руках. Ну бинты на запястьях и шее. Что еще мне нужно видеть?.. — Глаза ввалились, кожа бледная, как у мертвеца, выражение лица… Такое ощущение, что ты вот-вот замертво упадешь.       — Ну, чувствую я себя явно лучше, чем выгляжу, — смущенно пробормотал я, понимая, что за почти неделю валяния в кровати и редких перебежек от палаты к туалету, я выглядеть лучше явно не стал.       — Хорошо бы если так, — Дино замолчал, медленно скользя по мне взглядом и стараясь запомнить, казалось, каждую черточку.       — Ты не ответил… Март?..       — Он с папой, в приемной. Разговаривают с Коллинзом. Доктор сказал, что пока лучше только мне увидеться с тобой.       — Что бы он понимал, — пробормотал я, и, неожиданно для самого себя, поднялся с кровати. Под изумленный взгляд мужа я подошел к нему и, смотря прямо в глаза, тихо прошептал: — Не шевелись, ладно?       Дино завороженно кивнул, и я аккуратно положил закованные в варежки руки на его плечи. Очень мешал толстый слой плотной ткани, снять который без посторонней помощи я не мог, но приходилось терпеть, представляя, что под пальцами не жесткий хлопок, а теплые, сильные плечи. Глубоко вздохнув, я не смело прижался к замершему мужу, теперь всем телом ощущая его тепло. Может, именно этого мне не хватало? Спокойного, глубокого чувства, зарождающегося где-то в груди и растворяющегося на кончиках пальцев?..       Разжав несмелые объятья, я отошел на пару шагов и позволил себе вдохнуть. Даже без тянущегося к легким воздуха тяжелый запах альфы пробился в нос, теперь, казалось, неспешно гуляя по моему телу. Не самое приятное ощущение.       — Ты… не должен, если не приятно… — собравшись с мыслями. Дино хотел подняться, но опустился обратно, увидев, как невольно вздрогнули мои плечи.       — Мне не неприятно. Страшно — быть может, но это не то отвращение… Это не то… Не та мерзость, что к другим, вот, — твердо закончил я, и быстро вернулся к кровати. Усевшись на нее, я поджал под себя ноги, снова начиная непроизвольно раскачиваться.       — П-понятно… — на пару минут в комнате повисла тишина и я точно чувствовал, как взгляд мужа задержался на мне, ища что-то новое, или, быть может, замечая старое. — Ну что ж, доктор сказал не засиживаться долго. Я… Я, пожалуй, пойду.       — Хорошо. Передавай Марту привет. И… Я… Я, в общем, постараюсь, чтобы в следующий раз его ко мне пустили.       — Ладно, — застыв у самой двери, Дино улыбнулся мне, нечаянно показывая свою самую милую сторону. — Я в тебя верю.

***

      Улыбчивый санитар-бета, застыв у двери, старательно смотрел в окно, пытаясь не смутить меня, пока я одевался. На возмущенные просьбы выйти из комнаты, приставленный ко мне «нянька» не реагировал, поэтому пришлось все-таки смириться с его присутствием. Хотя это было ужасно неловко — знать, что за твоей спиной стоит кто-то еще, кто-то, за взглядом которого ты не можешь проследить.       Прошло уже больше недели моего пребывания тут, и теперь, после десятков приемов и задушевных разговоров с одинаково спокойными, блаженными врачами, мне все-таки разрешили выйти из комнаты и немного прогуляться в общем зале. Нельзя сказать, что я был очень рад перспективе общения с такими же психами, как я сам, но это было явно лучше, чем безвылазное ничего неделание в комнате, где единственным развлечением было рассматривание уличного фонаря. Тем более, общение — это же социализация, верно? Это ведет к скорейшему моему выздоровлению, а я обещал Дино…       — Из-за различных препаратов, воздействующих на головной мозг пациентов, их природных запах чаще всего притупляется, — размеренно объяснял санитар, пока мы шли по коридору. С раздражением я думал, что вся эта клиника совершенно несуразна — ведь зачем кремовые стены нужно было расписывать яркими бутонами и замысловатыми узорами? — В вашем состоянии вы вряд ли различите запахи разных полов, но это и сыграет нам на руку, позволив свести на минимум риск обострения вашей болезни. Конечно, хоть корень недуга и «засел» в вашей голове, мощным его возбудителем является запах, как рычаг к давним воспоминаниям, и теперь, когда его нет…       — Я понял, понял, — прервал я болтливого доктора, и он обиженно поджал губы. — Нет запаха — практически нет проблемы, будто бы я без вас этого не знаю. Хорошо, давайте то, что у вас там в руках, и пойдемте быстрее.       — У меня тут затычки для носа, — уязвленно ответил санитар и дал мне пластмассовую коробочку. — Вероятность приступа мы должны исключить полностью. Теперь вам главное не стоит забывать, что хоть основным возбудителем и является запах, ваше сознание может среагировать и на образ предполагаемого альфы.       — А сколько вообще альф в обезьяннике? — небрежно спросил я, вставляя в нос прозрачные затычки странной формы. Воздуха тут же стало не хватать, так что пришлось дышать через рот.       — Обезьяннике? Позвольте, у нас приличное заведение и…       — Да-да, так сколько? — я остановился у дверей в «свободную комнату», сложив руки на груди и требовательно смотря на санитара. Мне совершенно не нравился этот болтливый, улыбчивый тип, который, однако, на проверку оказался слишком легкораздражимым.       — Пять человек, — процедил санитар и зло одернул белых халат, с форменным тут бирюзовым поясом. — Так как это первая ваша прогулка, я приду за вами через пол часа. В комнате дежурят санитары и, если у вас возникнут какие-либо вопросы — обращайтесь к ним.       Кивнув головой, я резко развернулся и распахнул дверь, тут же проскальзывая в огромный зал. Действительно огромная, светлая комната, вся уставленная креслами и низкими столиками, мягкими пуфами и высокими шкафами, опоясывающими стены. Кажется, там стояли книги.       Не обращая больше внимания на задержавшем на мне взгляд санитаре у двери и вялых людях, сидящих то тут, то там, я пошел к шкафам, чувствуя, как оттуда веет дыханием хоть какого-нибудь развлечения. Сидеть целый день наедине со своими мыслями ужасно скучно, а тут, быть может, мне удастся отвлечься и хоть немного забыться в выдуманных не мною мирах.       Схватив первую попавшуюся книгу, я воровато огляделся и быстрым шагом пересек комнату, направляясь к дальней стене. Тут стояли глубокие кресла с высокими спинками, которые, в отличие от разномастной мебели в центре комнаты, выглядели не пошло, а, скорее, величественно.       С ногами забравшись в кресло в углу, я вперил взгляд в книгу, открыв ее на первой странице. Из книги пахнуло теплом. На первой же странице автор со всем старанием расписывал лето, вспоминая стрекот жуков и шум густых крон, цвета крыльев бабочек и безобразно голубого неба. Так ярко и нереально. Особенно когда читаешь подобное тут, в пресном тепле огромной комнаты, под аккомпанемент ледяного ветра, скребущегося в окно. Я тряхнул головой, отгоняя дурные мысли. Попытался снова закрыться, спрятаться в книге, но ничего не выходило. Строки будто сами разъезжались под внимательным взглядом, буквы весело прыгали по страницам, не позволяя мне ухватиться за смысл написанного. О чем эта книга? Это любовный роман или триллер? Научая фантастика или детектив? Я не мог собраться, не мог сказать однозначно. И это очень раздражало.       Вполголоса недовольно рыкнув, я возвел уставшие глаза к потолку, бессильно опустив руки, с зажатой в тонких пальцах книгой. Стало безразлично. И я что, разучился читать? Когда это произошло? Почему? Связанно ли это как-то с моим состоянием, с таблетками, что меня заставляют глотать пачками, с бессильно светлыми стенами этого заведения, уходящими куда-то в плоский потолок?..       Правда, потолок этой комнаты отличался от тех, которые я видел. В моей спальне, в коридорах и туалете, стоило поднять голову и взгляд утыкался в абсолютно плоскую белизну, без единого стыка или неровности. Этот потолок, не отличающийся в разных комнатах, идущий будто бы единым пластом, наверное, можно было бы принять за небо. За безразличное небо, смотрящее на мир молочным зрачками. Но, для неба, пусть и искусственного, потолок все же был слишком близко, а вечерами по нему гуляли слишком темные тени.       Тут же над головой буйствовали краски. Начинаясь от двери по девственно чистой когда-то белизне смело ползли темно-зеленые стебли, оканчивающиеся яркими бутонами. Тот, кто рисовал это явно расстарался на славу. Тут были и розы, и лилии, и скромные колокольчики, и неприметные, на первый взгляд, гвоздики. Крупные бутоны и пышные соцветия — все было прорисовано с такой скрупулезностью, что я невольно начинал сомневаться — человек ли рисовал?       А побеги все извивались, появлялись новые цветы, новые цвета, листья раскидывались праздной пышностью. Я задрал голову выше, внезапно заинтересовавшись цветком прямо надо мной. Там, всего лишь в нескольких метрах выше, наливались спокойным светом пурпурные соцветия с мелкими, похожими на колокольчики, цветами. Будто бы издеваясь над пышной праздностью остального зала, эти цветы были подчеркнуто сдержанными, степенными, тянущими, казалось, ко мне тяжелые колоски.       Я засмотрелся на это буйство красок и не сразу заметил, как кто-то опустился рядом, в соседнее кресло. Заметив краем глаза движение, я сдержано выдохнул. Наверняка опять Коллинз пришел рассказывать, как важно мне вылечиться. Любит же он все-таки залезать в голову, когда я не могу ему сопротивляться.       Опустив голову, я неспешно закрыл надменно распахнутую книгу и перевел взгляд на сидящего рядом. Тут же сердце пропустило удар — это был не Коллинз. Рядом со мной, не стесняясь смотреть прямо в глаза, сидел молодой парень в причудливом ярком свитере. Его глаза светились искренним любопытством, а по пухлым губам блуждала потерянная улыбка.       — Добрый вечер, — аккуратно поздоровался он глубоким голосом. В его словах чувствовалась аккуратность. Боялся, что я могу психануть, начать кричать и творить еще непонятно что? Хотя, редкость ли это в психушке?..       — Привет, — кашлянув, отозвался я и собственный голос показался жалким. Я что, подстраиваюсь под него? Заискиваю? Кажется, здешние препараты дурно на меня влияют.       — Меня зовут Девид, — улыбнувшись шире сказал парень. Его голос эхом бродил по черепной коробке, возбуждая что-то смутное. Глубокий, но звонкий и чистый бас… — А тебя?       — Май, — неловко отозвался я, думая, стоит ли протягивать руку. Парень не был похож на альфу — сухая шея, узловатые руки и широко распахнутые глаза. Под свободной одеждой можно было различить костлявые плечи и, глядя на несуразность сидящего передо мной, я невольно успокаивался. Они… Мы все тут такие. Покалеченные. Жалкие. Не стоит боятся того, кто не в состоянии сам позаботится о себе…       — Очень приятно, Май! — парень неожиданно аж подпрыгну на кресле, наклоняясь ко мне. Заметив, как я встрепенулся от этого простого жеста, он отклонился назад и улыбнулся. — Прости, что напугал, просто… Давно уже не очень… В общем, поговорить тут особо не с кем.       — Серьезно? — переспросил я, оглядывая комнату. Выглядели в общем здешние обитатели вполне мирно: сидящие в креслах и на стульях, читающие что-то или переговаривающиеся между собой, обсуждающие какие-то новости… И не скажешь сразу, что здешний народ поголовно психи. Неужели с ними и поговорить спокойно нельзя?       — А, нет! То есть да! То есть… — проследив за моим взглядом, парень смутился и сам нервно рассмеялся, запуская руку в жидкие волосы. Взлохматив светлые пряди, он снова посмотрел на меня, и на этот раз в его взгляде чувствовалась доля вины. — Я действительно давно общался просто так, но дело не в этом… месте. Просто… Мне было немного хуже, и я сидел в основном в своей комнате. За то время, пока восстанавливался почти все, с кем я общался уже выписались и сегодня я первый день тут и мне было немного одиноко. Прости, если запутал тебя.       — Да, нет, все… Нормально, — я снова с ног до головы осмотрел нового знакомого. Дурацкий свитер красного цвета обрисовывает жилистую фигуру, руки беспрестанно меняют свое положение, то резко сцепливаясь в замок, то занимая, словно пьедесталы, подлокотники кресла, взгляд светлых глаз внимательно скользит по мне… На вид безобидный тип. Но «сидел в комнате»? Он что, буйный? — Ну так… расскажешь мне о клинике?       — Ты ни разу не был тут? — то ли издеваясь, то ли спрашивая совершенно серьезно сказал Девид, смешно склоняя голову. Секунду я молчал, обдумывая возможность ответить сарказмом. В конце концов я отбросил ее — мало ли каким психом он может оказаться.       — Первый раз, — ложь далась неожиданно легко, будто действительно не было того бесконечного года в отдельной комнате дальнего корпуса.       — Понятно, — не уловив, кажется, мое колебание, ответил парень. Отряхнув идеально чистые штаны, он немного смущенно начал. — Это хорошее место, правда. Я тут уже… довольно давно. Из-за того, что клиника частная, к пациентам относятся со всем уважением, никакого произвола и беспредела со стороны персонала. Да и сам персонал хороший. Есть несколько не самых разговорчивых санитаров — Джек, который привел тебя сюда и рыжий Мартин — но даже они помогут, если их попросить. И врачи, конечно, тоже профессиональные. Других спонсор клиники не держит.       — Спонсор? — я внезапно заинтересовался. Да, я был тут довольно долго, но, признаться, тогда мне было совершенно все равно на происходящее вокруг.       — Ага, мистер Рич. Он приезжает иногда, заходит в общий зал, разговаривает с нами. Его брат лежит тут, поэтому он старается сделать условия самыми лучшими.       — Понятно… — я невольно обвел глазами просторный зал. Как должен выглядить психованный родственник большой шишки? На нем будут золотые цепи? Дорогая одежда? Или у него вовсе вип комната, огражденная от основной массы психов?       — Я потом познакомлю тебя с ним, если хочешь, — улыбаясь сказал Девид.       — Почему не сейчас? — поймав мой взгляд, парень только оскалился шире. В этот момент он показался мне смутно знакомым, но наваждение тут же пропало.       — За тобой пришли, — к нам действительно приближался санитар, улыбаясь и здороваясь с кем-то по пути. Я поднялся со своего места, почувствовав внезапно навалившийся за разомлевшие в мягком кресле члены холод. Последняя фраза донеслась мне в спину. — Увидимся позже, Май!       Да, теперь мы часто будет видиться…