Один плюс один плюс один

Поначалу они втроем встречаются так же нерегулярно, как раньше Бокуто встречался с Куроо, только теперь к их дуэту присоединяется Акааши. И Бокуто чувствует, что на самом деле это то, чего им не хватало. Он так думает каждый раз, когда встает из постели — и когда они втроем внезапно задерживаются до утра, а Бокуто приходится покинуть их рано, чтобы идти на пробежку. И еще в те разы, когда из него энергия бьет ключом, а Акааши с Куроо лениво валяются в постели после секса. Бокуто думает о том, что эти двое смотрятся вместе почти идеально, и ему просто хочется быть рядом с ними, между ними, над ними — да где угодно. Ему нравится замечать мелочи. Акааши зевает, прикрывая рот ладонью, Куроо запрокидывает голову, как будто сейчас издаст рык. Акааши любит трогать чужие волосы — запускать в них пятерню массирующим движением. И Куроо, и Бокуто от этого млеют. Куроо обожает обниматься — правда, Акааши обнимает он до смешного неуклюже, как будто тот стеклянный и Куроо боится ему навредить. Акааши хватает и двух минут, чтобы провалиться в сон на коленях Бокуто, а Куроо может болтать до утра, глядя в потолок, даже если два голоса будут вяло ему отвечать только «ага», «неа» и «я умираю как хочу спать, Куроо-сан, помолчи». Спустя несколько недель Бокуто уже не хватает встреч по выходным и случайным будням, и он зовет Куроо с Акааши при любой удобной возможности. Бокуто сначала боится, что только ему это нужно, но как-то раз Акааши приезжает после затянувшейся лабораторной за полчаса до последнего поезда. Глупо и нерационально, говорит Куроо. Акааши и сам знает, Бокуто видит это по сведенным к переносице бровям и тому, как тот сопит, запыхавшись. Но, отдышавшись и выпив стакан воды, он забирается на колени к Бокуто, подтягивает к ним за футболку Куроо, обнимает их вдвоем и не сопротивляется, когда Бокуто осыпает его поцелуями. От Акааши пахнет химическими реактивами, прямо как иногда от Куроо, у него обветренные губы, и Бокуто чувствует себя самым счастливым человеком, когда Куроо и Акааши одновременно его целуют. В тот вечер Бокуто пытается уговорить Акааши остаться, но он отказывается — дома у Бокуто нет зубной щетки и сменной одежды. И Бокуто на следующий же день идет и покупает еще две щетки и торжественно, хоть и наедине с собой, ставит их в стаканчик ванной. С этих пор Куроо и Акааши остаются у него чаще. Или тот раз, когда Куроо приходит с подработки, накидывается на Бокуто с Акааши с яростью африканского носорога, раздевает, ласкает, но стоит ему улечься на постель, а Бокуто на мгновение отвлечься — пойти за смазкой — как оказывается, что тот вырубился. Акааши подносит палец к губам, призывая Бокуто к тишине, а сам накрывает Куроо одеялом, целует его аккуратно в губы один раз за себя и второй раз за Бокуто. Потому что знает: Бокуто целуется так, что и спящую красавицу пробудил бы силой своего поцелуя, а не любви. Остаток вечера они с Акааши проводят за просмотром какого-то аниме, а потом забираются под одеяло к Куроо. Бокуто нравится, что Куроо, которого он знает с первого класса старшей школы, и Акааши, которого он знает со второго, но уже по команде, постепенно узнают друг друга. — Ненавижу пиццу, — стонет Куроо. — Почему в любую пиццу обязательно кладут помидоры? В следующую пятницу, когда очередь выбирать снова за Бокуто, Акааши к нему подходит, забирает телефон и просит диспетчера положить помидоры только на одну половину пиццы. Куроо этого даже не замечает, потому что именно в тот момент, когда он ест, Бокуто мнет его бедро. Зато он и не жалуется на отвратительную еду. В среду, как и всегда, Акааши возвращается чуть позже, пропахший реактивами, да еще и с прожженной рубашкой. Дырочка обуглившаяся и на видном месте, сантиметра три длиной. — Вы бы видели мой халат, — говорит Акааши после долгого рассказа о каких-то кислотах и реакциях. Рубашка находит свое место на полке у Бокуто и нарекается домашней. Под рубашкой у Акааши футболка — обычная серая — джинсы у него потертые, прямого кроя. Бокуто это все знает, потому что это знает Куроо. Он ему рассказывает о том, как нужно одеваться. И неоднократно распинается на тему одежды Акааши. Сам Куроо одевается по-пижонски, есть в нем тяга к внешним эффектам. К Бокуто Куроо не придирается — и то хорошо. Все равно он почти всегда в спортивном костюме ходит. — Акааши, — подает наконец голос Куроо. — Вот объясни мне, помню, в летнем лагере все девчонки от тебя млели... — Правда? — ужасается Бокуто. — Ага, слышал, как менеджер Шинзена хотела пригласить его на свидание, а все девчата одобрили ее выбор. Акааши чешет кончик носа. — Она меня приглашала. Но очень скоро мы расстались, — он пожимает плечами. — Это интересный факт из твоей биографии, доказывающий, что ты все-таки не просто вуайерист, но и способен испытывать какие-то чувства, — Акааши пытается дотянуться до шевелюры Куроо, но безуспешно. — Хотя я думаю, что поторопился с выводами. Но вообще разговор я не о том хотел завести. Я просто помню, какое ты впечатление производил на девушек. — Какое? — вскидывается Бокуто. — Что он сосулька? И что от его взгляда хочется спрятаться подальше? — Не совсем. Его считали ледяным принцем. — О-о-о-о!!! — орет Бокуто. На самом деле орет — и очень удивленно. Акааши даже закрывает ему рот ладонью. — Так ты у нас принц? Бокуто потешается, а Акааши равнодушно пожимает плечами. Но кончики ушей краснеют. — Потому что он весь такой вежливый, идеальный, помогал девчонкам носить продукты и полотенца, интересовался, как дела. И ты ведь всегда так выглядел. Но, оказывается, стоит тебе снять школьную и спортивную форму, и ты — Марти Макфлай! — Кто? — непонимающе спрашивает Бокуто. — Парень из «Назад в будущее», — поясняет Куроо с усмешкой. — А ты корейский айдол, — недовольно бурчит Акааши. — И что в этом плохого? — Куроо выглядит польщенным. — Я их терпеть не могу. Теперь Куроо выглядит одновременно польщенным и возмущенным. — А Котаро похож на парня, который по вечерам танцует хип-хоп, — негромко добавляет он спустя некоторое время. — Эй! Я в вашем модном баттле не участвовал, не втягивайте меня в это! Когда позже они оказываются в постели полностью обнаженными, Куроо оглядываает их сверху и заключает: — Вот такие — вы просто идеальны. Бокуто ненавидит те вечера, которые он проводит наедине с самим собой. Чуть больше ему нравятся дни, когда кто-то из них двоих — то Акааши, то Куроо — приезжает, и они проводят время вдвоем. Никакого секса, как максимум — расслабленные поцелуи и долгие объятия. Сексом Бокуто и не хочется заниматься без последнего звена, даже несмотря на то, что они с Куроо раньше это постоянно практиковали. Только рядом с ними двумя он чувствует себя целостным и абсолютно счастливым. *** В один из таких дней, когда к нему может приехать только Куроо, Бокуто внезапно озаряет великолепная идея. Ну, на уровне той, когда он предложил Куроо переспать с Акааши. А тот выдал спокойное: — Ну ок. И самое главное, что он и вправду это устроил. Бокуто до сих пор не мог поверить, что их затея удалась, и ему нравится прокручивать события того вечера в голове: Акааши вместе с ними на ковре под затихающие титры «Бешеных псов». Именно тогда он уверовал в чудодейственное «ну ок» Куроо Тецуро. Точнее, не так. На самом деле Куроо был кем-то вроде его любимой крестной феи с сексуальными ногами и развратным ртом. Иногда он своим телом выполнял желания Бокуто («я хочу секса» — «ну так давай» — именно так начался их секс по дружбе), а иногда просто виртуозно воплощал их в жизнь с помощью других людей. Особенно когда желания касались других людей. Поэтому Бокуто стоит просто попросить: — Я хочу, чтобы Акааши был снизу. Куроо вместо многозначительного «ну ок» внезапно выдает ухмылку — Бокуто даже успевает удивиться ее хищности. — А ведь точно. Сколько мы там уже вместе спим? Месяца два или три? А я так ни разу и не побывал в нем. Ты гений, Котаро. Бокуто нравится, когда его хвалят. Даже если его хвалят за такую мелочь. Когда они принимали в свои игры Акааши, то оба понимали, что он будет еще той занозой в заднице. Хотя нужно отдать должное им троим — они все те еще занозы в заднице. Куроо, например, с его вечной любовью к подколкам, излишней наблюдательностью и умением давить на чужие мозоли. Или взять хоть самого Бокуто с его перепадами настроения. Как-то раз он был настолько расстроен из-за неудачного матча, что весь вечер, когда они договорились встретиться, Куроо и Акааши только что не вылизывали его, пока тот не оттает. А вот Акааши весь молчаливый и показушно холодный, по его лицу никогда не понятно, нравится ли ему эта затея или нет. Держится с ними — Куроо и Бокуто — весьма отстраненно. За исключением редких моментов, когда он проявляет свою привязанность — как в тот раз, когда он забрался на колени к Бокуто. А чаще всего Акааши хочется отшлепать. А еще он дерзит. Даром что обоим приходится кохаем, но Акааши такие мелочи вряд ли беспокоят. И представлять его снизу приятно. Бокуто с Куроо даже немного рассуждают вслух, каким он будет снизу. Бокуто, больше в шутку, конечно, предполагает, что у Акааши наконец голос прорежется, и он будет звать их семпаями. После этого они смеялись минуты две. Куроо вариантов особенно не предлагает — открывает рот и закрывает, только кончики ушей пунцовеют. Поэтому в очередную их общую встречу, когда Акааши оказывается на пороге квартиры Бокуто… В общем-то, сразу они не могут начать разговор. Куроо хочет напрямую спросить, но Бокуто наступает ему на ногу, сделав страшные глаза. Тот пожимает плечами, но успокаивается. Потом пицца, потому что на этой неделе еду выбирает Бокуто, и если бы он мог, он бы лишил Акааши… Нет, и Куроо, и Акааши предстоит выбирать еду в другие пятницы. Акааши жует расслабленно, они все не спешат, лениво перекидываясь фразами о том, как у них дела. Единственный, кто взбудоражен, это Бокуто. Он начинает жалеть, что они не обговорили все еще в начале вечера. А стоило бы, зря он остановил Куроо. Куроо же даже не шевелится, видимо, ожидая сигнала, а может, вообще не ожидая. Стоит ли вообще об этом предупреждать заранее? Ну да, Бокуто бы самому не понравилось, если бы два мужика начали бы посягать на его задницу. Пусть бы он и хорошо их знает, пусть даже с ними спит. Вряд ли Акааши был настолько нуб в этом вопросе, он умел растягивать и наверняка знал, что первый раз будет болезненным. И вообще, почему постоянно они снизу, а Акааши никогда? Он вспоминает, как они об этом разговаривали с Куроо, и выпаливает Акааши: — Нам это надоело. Куроо замолкает посреди предложения, а помидорка стекает с куска пиццы Акааши прямо на его джинсы. Он выглядит немного озадаченным. Хотя потом переводит взгляд с одного на другого и тихо вздыхает, со своим обычным безразличным видом. — Окей. Когда-то это должно было кончиться. — Ты так быстро согласился, — радуется Бокуто. Акааши наклоняет голову немного: — Ну так, мнением большинства. Бокуто издает какой-то ликующий вопль — потому что такое они с Куроо не предвидели. Они думали, что придется уговаривать Акааши, соблазнять, заключать с ним пари, которое он должен будет проиграть, но Куроо ржет в кулак. — Чего ты смеешься? — негодует Бокуто. — Ты что, не рад? Не рад? Мнением большинства! Слышал? — Вы бы могли начать праздновать хотя бы после того, как я уйду? — у Акааши дергается бровь и вообще он выглядит… раздраженным? Или раздосадованным. — Куда уйдешь? — удивляется Бокуто. — В ванную, Бокуто, он хочет уйти в ванную, подготовиться, — Куроо резво поднимается на ноги и в два счета оказывается рядом с Акааши, кладет руку тому на талию, прижимая поближе. Улыбка у него совсем акулья, а Акааши смотрит на него с привычным раздражением. — Подготовиться к чему? — осведомляется Акааши, и Куроо тут же наклоняется к его уху и шепчет. Шевелит прямо своими губами, касаясь мочки уха Акааши. У того выражение лица почти безразличное, только бровь левая поднимается — она у него всегда приподнимается, когда он сильно удивлен. — Вы чего шепчетесь? — возмущается Бокуто. — Больше двух говорят вслух, эй! — Да, мне бы этого не хотелось, — соглашается Акааши с какими-то словами Куроо, и Бокуто затихает. Он смотрит, как те переглядываются. Куроо и Акааши делают это постоянно: иногда они смотрят друг на друга, как будто собираются сыграть партию в волейбол, и ни один из них не собирается проигрывать, а иногда они переглядываются, словно понимают друг друга с полуслова. И вот сейчас именно это переглядывание. Которое Бокуто одновременно любит и ненавидит. Потому что в такие моменты он чувствует себя немного лишним. Остается только одно. Втиснуться между ними, привлекая к себе как можно больше внимания. — Прости, Бокуто, но сегодня звезда не ты, — Куроо, посмеиваясь, пододвигает поближе к себе Акааши. И он оказывается аккурат между ними. Акааши выглядит как будто озадаченным. А может, это так смущение проявляется у него на лице. Из-за этого нового смущенного Акааши улыбка так и просится на губы Бокуто. Он отмирает и целует его, как и всегда жадно. Бокуто не понимает, как он мог раньше учиться вместе с Акааши и не замечать того, какой он красивый. Первым эту мысль высказал Куроо — Куроо вообще тот еще эстет. Любит красивые вещи и красивых людей, собирает их вокруг себя, как долбанный коллекционер. Бокуто, видимо, входит в перечень по-настоящему красивых вещей, раз они и спать друг с другом начали в старшей школе. И, хоть Куроо ему никогда этого не говорил, Бокуто это льстило. Акааши в поцелуях напористый и даже немного жесткий, под такого Акааши всегда хочется лечь и развести ноги — Бокуто обожает то, как Акааши его берет, и чуть меньше нравится смотреть, как Акааши берет Куроо. Он оказался властным в постели, и это Бокуто ужасно заводит. Но сейчас… Сейчас это не к месту. Но он никак не придумает, как бы сделать Акааши мягким и послушным. Может, попробовать дотронуться до его любимых точек? Это тоже весьма проблематично, учитывая, что Акааши даже трахался с почти беспристрастным лицом. Бокуто хмурится от новой задачи, вставшей перед ним. Зато Куроо — не думает. Как будто они вмиг поменялись телами. И подталкивает Акааши к Бокуто, сам прижимается к его спине и мнет его задницу, отчего у Акааши появляется на лице какое-то беззащитное выражение. Открытые шире обычного глаза и рот в беззвучном выдохе — все из-за того, что Куроо вылизывает ему шею и скользит зубами по коже. Грудью Акааши прижат к груди Бокуто, и тот чувствует его учащенное сердцебиение. Они, наверное, и вправду мало уделяли ему внимания. Но теперь. Бокуто целует Акааши опять, и губы у него теперь такие податливые. Он наконец-то не пытается перехватить инициативу, просто интуитивно отдается на волю Бокуто. Бокуто кроет. Желанием, необыкновенной нежностью, которую он чувствует от Акааши и которую он сам испытывает к этим двоим. Повинуясь своим чувствам, он обхватывает Акааши руками вокруг талии, протиснув ладони — настолько близко сейчас стоит Куроо. Они втроем переплетаются ногами. Между ног Акааши Бокуто чувствует колено Куроо, у самого Акааши колени подрагивают, как будто он в любой момент готов упасть, и спасает его только наличие двух прижатых к нему тел. Бокуто целует шею Акааши, и там они встречаются губами с Куроо. Он даже подумать не мог, что так соскучился по поцелуям с ним. Так глупо, но ему бы хотелось оказаться в двух телах сразу, чтобы можно было не переключать внимание с одного на другого, а просто чувствовать их двоих. Хотя обычно так и бывало, когда он был снизу. Теперь этот праздник они устраивают для Акааши. У Акааши невыносимо красивая шея, и от возбуждения кадык его дергается. Бокуто проводит по нему языком, а тот трется пахом прямо об его бедро. Акааши закидывает руку назад и вплетает пальцы в волосы Куроо, и он почти мурлычет — по крайней мере Бокуто кажется, что он отчетливо слышит мурлыканье. — Мне кажется, нам пора перейти в горизонтальную плоскость, — голос Куроо звучит неправдоподобно громко в комнате. Бокуто вообще забыл, что кроме них троих что-то существует здесь и прямо сейчас, и теперь удивленно озирается — сколько пространства. Но ему не хочется отходить ни на шаг от Акааши и Куроо. — Бокуто! — возмущается Куроо, когда Бокуто обнимает их двоих и прижимает друг к другу еще теснее. — Я не хочу отрываться, пойдемте так, — он тянет Акааши с Куроо за собой, и их странный клубок делает шаг в сторону кровати. — Мы никуда не денемся, Бокуто-сан, — Акааши говорит негромко, как и всегда, и его дыхание Бокуто чувствует на своем подбородке, и почему-то даже это сейчас заводит. Он целует Акааши опять не в силах оторваться, и Куроо, наверняка в приступе вредности, разворачивает Акааши к себе лицом. — Только не подеритесь, — меланхолично произносит Акааши, чувствуя, как напряглись эти двое. Бокуто берет за руку Акааши и тянет на себя, а Куроо идет следом, не отрывая руки от его живота. Похоже, Акааши довольно чувствительный — на лице у него опять появляется это беззащитное выражение. Оказывается, они просто плохо дразнили его. Куроо толкает Акааши на кровать неожиданно, так что тот впечатывается носом в матрас, а задница так и остается приподнятой. Куроо, не задумываясь, шлепает по ней. Акааши вздрагивает, разворачивается на спину и шипит: — Какого черта?.. — Да тебе же нравится, — посмеиваясь, говорит Куроо, а Акааши даже не возражает — только открывает и закрывает рот. Он бросает в них подушкой, но Бокуто ловит ее на лету. — Ты что — спасовал? — Бокуто не умеет улыбаться так же хищно, как Куроо, но его забавляет этот Акааши. Не гребанный контрол-фрик, как называет его Куроо, а вот такой — покорившийся воле случая, а точнее, воле их двоих — Куроо и Бокуто. — Бокуто, а ты знал, что твой кохай — извращенец, обожающий наблюдать за двумя людьми, которые занимаются сексом? — Куроо расстегивает рубаху, и у Бокуто уже чешутся руки прижать его покрепче — он обожает смотреть на то, как Куроо раздевается. То, как он снимает рубашку, — это какой-то отдельный вид стриптиза. Медленно расстегивает манжеты, ослабляет воротничок. Кто вообще в их возрасте носит рубашки? Наверное, только Куроо. — Чего замер? — рубашка почти расстегнута, рука протянута к Бокуто в приглашающем жесте. Бокуто тянется и проводит рукой по его обнаженной коже — большим пальцем оглаживает ребра. Бокуто нравится, как Куроо реагирует на прикосновения к его ребрам, это странно и пикантно, что именно эта часть тела — одна из его эрогенных зон. Бокуто, конечно, знает, что Акааши — тот еще вуайерист. Не зря же он сдался под их напором, пока подглядывал за ними тем вечером, и иногда он натыкался на его взгляд, когда они с Куроо отрывались друг от друга. Наблюдал Акааши с жадностью, как будто не хотел упустить ни одной детали. Но они с Куроо, кроме того самого первого вечера, никогда не делают это так показушно и специально. Да и никогда, в общем-то, так этого не делают. Потому что Куроо неожиданно нежный и слишком медленный, а Бокуто хочется тоже покрасоваться перед Акааши. Это больше похоже на игру, но от близости Куроо и от того, как Акааши смотрит на них, — это возбуждает. Они стоят с голыми торсами перед кроватью, перед Акааши, стоят и целуют друг друга, поглаживая нарочито медленно. Почему они так никогда не делали? У Бокуто слабеют колени от напряжения, и краем уха он слышит звук расстегиваемой молнии — это Акааши. Удобно, блядь, устроился — облокотился на спинку кровати, широко разведя ноги, наблюдает за ними и медленно водит рукой по члену. — Прямо как лесбийское порно, — Акааши негромко смеется. Хотя нет, он ведь и вправду насмехается над ними. — Я тебе точно говорю — его давным-давно стоило бы отшлепать, — Бокуто почти не отлипает от губ Куроо, когда произносит это. И хватает Акааши за ногу, подтягивая его ближе к краю. Они с Куроо синхронно валятся на кровать и на Акааши; кто-то из них, а может, оба сразу переворачивают Акааши на живот, приподнимая на колени. Бокуто давит ему ладонью между лопаток, и тот не может пошевелиться. Хотя Акааши так хохочет, что даже если бы хотел сопротивляться — не смог. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы он так смеялся? — удивляется Бокуто, но Куроо слишком увлеченно стаскивает с Акааши джинсы вместе с нижним бельем. Он размахивается, и звонкий шлепок одним махом прерывает смех Акааши. — Кажется, такое обращение запрещено какой-то международной конвенцией, — сдавленно и хрипло говорит Акааши. Он во второй раз за вечер оказывается в этой позе, и, кажется, ему не очень уютно. Но от второго шлепка он вздрагивает всем телом. — Нет, тебе точно это нравится, — Куроо смеется и расстегивает джинсы. Снимает их и наклоняется, целуя Акааши очень близко к ложбинке. Акааши дергается и шумно дышит. Бокуто чувствует, как его ребра ходят ходуном, спина у него небывало напряженная, и видны очертания мышц. Бокуто гладит его по спине, стараясь расслабить, но он видит его глаза, и те как будто спокойны. — Тебе не страшно? — шепотом спрашивает Бокуто, наклоняясь к самому уху Акааши, перестав его сдерживать. Куроо отходит к тумбочке за презервативами и смазкой. — Нет. Наверное. Если мне будет больно, я остановлю это. Любым способом. — Мы и не собираемся делать ничего такого, что бы тебе не понравилось, — Акааши моргает и кивает; с готовностью приоткрывает губы, когда Бокуто склоняется над ним. Бокуто вытягивается рядом, кладет ладонь на шею Акааши, поглаживает, чуть массируя. А потом подхватывает собравшуюся у подмышек футболку и стягивает ее с Акааши. — Можешь лежать на мне, — Бокуто прижимается губами к щеке Акааши, сгребая его ближе. Акааши кивает и забирается на Бокуто сверху, прижимается, явно немного волнуясь. Бокуто поглаживает его по волосам и внимательно следит за его подрагивающими ресницами. Тот с каждой манипуляцией Куроо только больше хмурится. Куроо раздвигает ноги Акааши, Бокуто чувствует его бедра боками и проводит рукой по позвоночнику до самой ложбинки. Под пальцами там уже влажно — Куроо явно не пожалел смазки. Акааши выдыхает сквозь зубы, его мускулы ощутимо напрягаются. — Расслабься, — шепчет Бокуто ему в губы и круговыми движениями продолжает поглаживать спину Акааши. А тот припадает к его губам, обнимает за шею. Бокуто словно прошивает разрядом тока от поцелуя, от предвкушения, от того, как Куроо невнятно шепчет самому себе под нос. Бокуто переполняют чувства — горячий член Акааши на его животе, прикосновение обнаженной кожи, то, как они касаются губами и языками друг друга. Когда Акааши отстраняется, Бокуто просовывает руку между ними и обхватывает пальцами свой и член Акааши. У Акааши стоит не так крепко, от этого почему-то у Бокуто наливается рот слюной — хочется взять в рот, но он только целует Акааши в шею, с силой втягивая кожу. Акааши сначала не стонет, только выдыхает сквозь зубы, но движения Куроо становятся решительнее — Бокуто это видит даже в темноте, — и у Акааши начинают мелко подрагивать бедра. Он сам толкается в руку Бокуто, и вот, первый стон — низкий и еле слышный, и это заводит еще сильнее. Бокуто опять поглаживает Акааши по спине, но уже спускаясь ниже, там их руки с Куроо соприкасаются, и они одновременно проникают в Акааши. Они растягивают его на три пальца. Бокуто дуреет, двигает внутри него и чувствует, что Куроо тоже шевелит рукой почти хаотично. Сложно трезво мыслить, особенно когда Акааши вцепляется ему в волосы. И Бокуто жаль Куроо — тот не видит лица Акааши: приоткрытые губы, готовые издать стон, лихорадочный блеск глаз, и то, как он смотрит, словно припечатывает к месту взглядом. Бокуто не может удержаться — оставляет растяжку на Куроо, а сам шлепает Акааши по заднице — звонко, но не больно. — Бокуто-сан! — голос Акааши срывается, и у него не получается строго его одернуть, поэтому Бокуто улыбается. — Он так сжимает, когда его шлепаешь, — севшим голосом произносит Куроо и приподнимает Акааши за бедра. — Слушайте, я уже не могу, у меня сейчас мозги иначе через нос вытекут. Он разрывает зубами обертку презерватива. Бокуто ничего не видно. — Подождите! Я хочу смотреть. Мне нужно выбраться, я хочу помочь. Бокуто усаживается на пол, выкарабкавшись из-под Акааши. У Куроо стоит уже крепко, и Бокуто тянется к его члену, но Куроо отталкивает его лицо. — Не смей. Ладно, думает Бокуто, но все равно не хочет оставаться в стороне. У Акааши красивый прогиб в спине — сбоку это еще заметнее, — волосы торчат во все стороны, почти как у Куроо, спина ходит ходуном от тяжелого дыхания. А когда Куроо только начинает проникать, то Акааши пытается отстраниться. — Ему больно? — Бокуто обнимает одной рукой бедро Акааши, фиксируя. — Тебе больно, Акааши? Акааши, кажется, мотает головой, но одеяло под собой сгребает, и вместо таких приятных для ушей стонов какие-то дурацкие всхлипы. — Медленнее. — Я и так медленно, придурок, — Куроо дышит так, как будто очень быстро пробежал короткую дистанцию. Он даже не вошел на головку, замечает Бокуто, придвигаясь еще ближе. Одну руку он просовывает под Акааши, поглаживает его живот, ласкает член, а языком касается кромки дырочки. — Да, вот так, расслабься, Акааши, — Куроо толкается еще на миллиметр, а в ответ ему раздается только негромкий стон. Бокуто касается языком и члена Куроо, но тот почти наверняка ничего не чувствует из-за резинки. В паху нещадно тянет, и Бокуто пережидает приступ возбуждения, уткнувшись в простыню. Когда он поднимает голову, Куроо проник уже на всю головку, и Бокуто негромко скулит, пережимая основание члена. Куроо медленно двигает бедрами, придерживая свой член, Бокуто перехватывает его, направляя, и опять вылизывает дырочку Акааши. Тот расслабляется от таких манипуляций, колени разъезжаются еще ниже, и Бокуто придерживает его за живот другой рукой. Еще пара сантиметров. До основания Куроо так и не входит, мелко толкаясь и шипя сквозь зубы. Акааши коротко и рвано дышит и издает такие же короткие стоны. Бокуто кроет, перед глазами стоит пелена, и он кусает Акааши за бедро. Куроо нависает над Акааши, и Бокуто ничего не остается делать, кроме как отстраниться. Куроо переплетает свои пальцы с пальцами Акааши, наклоняется низко и, кажется, целует его в основание шеи — Бокуто не может разобрать. Движения Куроо, обычно более собранного, становятся рваными, он выходит из Акааши почти полностью и медленно проникает, но уже при следующем движении он ускоряется, хоть и незначительно. Акааши стонет, а Бокуто надрачивает ему — у него наконец стоит крепко. Еще одно судорожное движение бедрами, и Куроо проникает почти до основания, содрогаясь всем телом, наваливаясь на Акааши. Шумно дышит ему в затылок, Акааши под ним полностью ложится на кровать. Куроо выходит из него, член медленно опадает, он стягивает презерватив и завязывает его, бросает прямо в мусорку. Валится на постель рядом с Акааши. Акааши переворачивается на спину, а Бокуто забирается на кровать, усаживаясь между его ног. Член у Акааши небольшой, аккуратный, яйца поджаты от возбуждения. Бокуто трогает Акааши внутри — влажный и очень податливый. От этого хочется взвыть. Акааши мягко улыбается Бокуто: — Хочешь? Он еще спрашивает! Бокуто не нужно другого приглашения, кроме того, Акааши призывно вытягивает руки, и Бокуто бросается к нему в объятия, целует в губы, пока Акааши мягко перебирает его волосы. Ногами он обхватывает талию Бокуто, и Бокуто чувствует, как член касается его растянутой дырочки. Хочется сделать одно резкое движение — и все, но нельзя, и Бокуто держит себя в руках, проникает в него медленно и не может удержаться от стона, когда чувствует, как Акааши внутри плотно обхватил его член. Кажется, Бокуто все-таки немного торопится, потому что Акааши напрягается в его руках, а брови надломляются, оставляя на переносице морщину. — Акааши, — шепчет Бокуто. — Извини, сейчас, тихо, тише. Он замирает в нем, не двигаясь, и просто нежно целует. Акааши полностью отдается — послушно приоткрывает рот, отвечает на поцелуй, втягивает ртом нижнюю губу Бокуто. Куроо наблюдает со стороны, приподнявшись на локте — Бокуто это замечает краем глаза — и улыбается. А еще, кажется, именно его рука поглаживает Бокуто по спине, потому что обе руки Акааши в волосах Бокуто. Внутри Акааши жарко и тесно, и Бокуто даже не может проникнуть до конца, но ему и не нужно: возбуждение уже достигло предела — и Бокуто кончает Акааши на живот, еле успев вынуть свой член, когда Куроо проникает в него одним пальцем. Акааши кончает следом, ему хватает поцелуя с Куроо и одного движения рукой Бокуто. Они валятся без сил. Акааши мелко подрагивает, лежа на животе между Куроо и Бокуто. Куроо что-то шепчет ему, и Бокуто жаль, что он не слышит. Одновременно с этим он понимает — то, что сейчас говорит Куроо, предназначено только для Акааши. И это нормально. Нормально то, что каждый из них любит другого по отдельности. У Бокуто это проносится в голове, и он удовлетворенно повторяет про себя «любит». Так и есть. Бокуто любит Куроо с его дурацким показушничаньем на людях и такой осторожной нежностью, когда они только втроем. Бокуто любит Акааши с его непробиваемым лицом и железными нервами и той беззащитностью, которая открывается только им двоим. Бокуто любит и то, что происходит между Куроо и Акааши. Странно быть влюбленным в чью-то влюбленность, но, кажется, усмехается Бокуто про себя, так оно и есть. И он совсем не хочет с ними расставаться. Ни на секунду. — Знаете что? Переезжайте сюда, нечего нам постоянно ездить друг к другу, все равно все пути ведут на мою квартиру. Куроо и Акааши молчат. Бокуто приподнимается на локте, заглядывает в лицо Акааши, проверяя, не уснул ли тот. Ответом ему служит поблескивающий в полумраке взгляд из-под ресниц. — Я куплю одеяло побольше, — приводит Бокуто аргумент, заметив, что икра Куроо оголена, на нее просто не хватает размера. — А если кому-нибудь захочется поспать в одиночку, то у меня диван раскладывается. Ну? Что вы молчите? — Удивительно, что все самые лучшие идеи предлагаешь ты, Котаро, — лениво отзывается Куроо. — Какие он до этого вносил? — интересуется Акааши негромко. — Все. Втащить тебя в наши постельные отношения. Разложить тебя. Замечательные идеи. Акааши фыркает. И почесывает кончик носа, как и всегда, когда он немного нервничает. — А я не… — начинает он нерешительно. — Ну то есть, вы же были вдвоем. Я вам не помешаю? Бокуто поражен до глубины души. — Что ты такое говоришь? Нет! Как тебе в голову-то такое пришло? Мы вместе с тобой перешли на другой уровень, типа того, — Бокуто цокает и надувается. Отворачивается к стене. Как мог Акааши вообще такое спросить? Бокуто обиженно сопит и подавляет желание обернуться, когда слышит за своей спиной шебуршение. Ему, конечно, очень любопытно, и от этого любопытства даже обида почти сходит на нет, но Акааши должен осознать… Куроо протискивается между ним и стеной и прижимается своими губами к губам Бокуто, пока Акааши тесно обнимает его со спины, поглаживая по грудной клетке. Так они его нежат еще некоторое время, пока Бокуто совсем не оттаивает. — Так вы переедете? — нерешительно повторяет он свой вопрос. — Конечно, — вразнобой, но все-таки вместе соглашаются Куроо и Акааши. *** В первую же субботу после переезда они втроем отправляются в магазин. Это один из тех огромных торговых центров, где есть все на свете: продукты, мебель, бытовая техника, какая-то мелкая ерунда для дома. У Бокуто квартира не то чтобы необжитая — просто все трое сходятся в иррациональном желании обжить ее заново, вместе. И хотя идея была, конечно же, озвучена самим Бокуто, но Куроо с Акааши поддержали ее сразу. Список покупок у них имеется, но стоит дверям магазина закрыться за их спинами, как о нем благополучно забывают. — Нам обязательно нужно кресло-мешок, — с энтузиазмом говорит Куроо, когда они проходят через отдел интерьеров. — И вон тот кот! — кивает Бокуто. Кот смотрит на него из корзины с несколькими десятками таких же котов. Они все черные, бесформенные и толстые, сшиты из какой-то очень приятной разновидности плюша. У кота на редкость глупая морда, а Бокуто просто не может устоять перед этим выражением. Акааши только вздыхает, но ничего не говорит, когда в корзину отправляются пакет с пенопластовыми шариками, огромный мешок на молнии вырвиглазно-красного цвета и кот с бестолковой мордой. Позже туда же добавляются несколько разноцветных комплектов постельного белья, дурацкие наклейки на стену, какой-то складной торшер неясной конструкции. Бокуто берет его только потому, что крайне заинтригован предстоящим процессом сборки. После он тащит их в отдел с посудой. — Вам нужны чашки, — говорит убежденно. Акааши удивленно поднимает брови: — Дома полно чашек. — Но они же не ваши, — с усмешкой качает головой Бокуто. Сопротивление бесполезно. Чашки вырастают перед ними батареей до горизонта: высокие, низкие, толстобокие, изящные. Акааши не глядя выхватывает первую попавшуюся — кажется, ему, как всегда, попросту лень выбирать. Куроо же с преувеличенным вниманием оглядывает каждую со всех сторон и в конце концов берет с собой гигантского монстра. — Тебе не кажется, — шепчет Бокуто, наклонившись к Акааши, — что оно похоже на ночной горшок, а не на чашку? — Ага, — соглашается Акааши и тихонько смеется, так, чтобы Куроо не заметил. — Главное, в темноте не перепутай, Бокуто-сан. — Может, скажем ему? — предлагает Бокуто, все еще не повышая голоса. — И будем стоять тут еще столько же, пока он не найдет себе другое ведрище? — хмыкает Акааши не без резона. Чашку они дружно одобряют — Бокуто старательно выдерживает на лице предельно серьезную мину, глядя, как Куроо укладывает покупку в корзину. Они шагают дальше, и касса отдела уже брезжит на горизонте, когда Бокуто замирает на месте как вкопанный. На него с полки, заваленной разномастной кухонной утварью, печально смотрит одинокий кот — брат-близнец того, что сидит сейчас у них в корзине. — Ты идешь? — спрашивает Куроо, но Бокуто, подвиснув, ничего ему не отвечает, а потом едва не подпрыгивает на месте, когда Акааши кладет руку ему на плечо. — Что такое? — Этот кот, — проникновенно начинает Бокуто, подняв на него глаза, — пойдет с нами. Куроо опускает красноречивый взгляд в корзину. — Ты уже взял кота. — Да! — соглашается Бокуто. — Но это другой кот, — он глядит на того, что сидит на стеллаже. — Представь себе, он сидел в корзине со своими друзьями, а потом его забрали и выложили тут. Ему же так одиноко! — Котаро, с тобой все в порядке? — Его отсюда никто не заберет, потому что это не отдел игрушек, — продолжает, расчувствовавшись, причитать Бокуто. — Он никогда не найдет своих товарищей! Не найдет дом! Люди вокруг начинают оборачиваться. Втянув голову в плечи и поджав губы, Акааши в гробовой тишине подходит к коту, хватает за шкирку и пристраивает в корзину рядом с плюшевым собратом. — Бокуто-сан, ты невыносим, — тихо говорит он под смешавшимся взглядом Куроо. — И на нем нет ценника, нам его не пробьют. На кассе с котом действительно возникают проблемы — видимо, поэтому он и отправился в прошлый раз на стеллаж. Но Бокуто твердо настроен идти до конца: они ждут администратора, который с четверть часа производит неясные манипуляции с кассовым аппаратом и все-таки добавляет второго кота в список их покупок. Сперва, однако, он предлагает заменить кота на такого же, но Бокуто решительно отвечает, что им нужен именно этот кот и никакой другой вместо него не подходит. Так что администратор просто странно косится на две одинаковых игрушки в их корзине, но профессионально молчит. После они перебираются в продуктовый, где Бокуто практически сразу отточенным взглядом замечает легкое смятение на лице Акааши. Тот косит в сторону стеллажей со сладостями, старательно скрывая собственный интерес. В списке продуктов, который сжат у него в руке, одна скукотища: фрукты, овощи, какая-то рыба. Список, естественно, составлял Куроо, заявивший, что если доверить дело кому-то из них двоих, то у них будет полный холодильник несусветной дряни. — А что это такое? — преувеличенно равнодушным тоном интересуется Акааши, когда они проходят особенно «вредный» угол. — Мармеладные суши, — с непониманием откликается Бокуто. — Их самому надо делать из порошка и воды, и потом получается как настоящая еда по виду, но только сладкая. — Понятно, — задумчиво говорит Акааши, с любопытством поглядывая на пестрые коробки. Но молчит. Бокуто протягивает руку к стеллажу. Куроо стреляет в него острым, предупреждающим взглядом. Бокуто насмешливо вскидывает бровь: что, помешаешь? Куроо, конечно же, не мешает — только испускает удрученный вздох, когда Бокуто укладывает в корзину несколько разных упаковок кряду. Взгляд Акааши не особенно меняется, но почему-то Бокуто уверен, что где-то в глубине его глаз притаился самый настоящий восторг. И Бокуто в душе вполне разделяет его. Это же сладкие суши из порошка! Коробки со сладостями приходится компенсировать при помощи брокколи и фасоли, которые выбирает уже Куроо, следом за персиками, яблоками и морковкой для сока к завтраку. При мысли о нем Бокуто слегка мутит, но сладости и потеплевший взгляд Акааши того стоят. Они возвращаются домой в сумерках, решив воспользоваться метро, раз уже и так потратились за день. Бокуто не особенно доволен, однако если бы ему пришлось выбирать между вторым котом и такси, то он бы снова выбрал кота. Когда они подходят к станции, небо практически ясное, а по дороге домой их настигает проливной дождь. Сперва они думают переждать, но ливень все идет, и тогда они удирают от него, перебегая между уличными козырьками, хотя все равно успевают промокнуть до нитки. — Я в душ, — заявляет Акааши прямо с порога. — Я тоже, — усмехается Куроо. Коридор весь завален покупками, но разбирать их некому. Мокрые вещи летят на пол, выкладывая за ними следом дорожку до ванной. Там, конечно же, слишком тесно для троих, но зато они быстро согреваются под обжигающе-горячей водой и даже как-то оживают. Уже после, совсем поздним вечером, пока Куроо набивает новое кресло пенопластом, Бокуто рассаживает своих котов на диване. — Как назовешь? — фыркает Куроо с насмешкой, но Бокуто отвечает предельно серьезно. — Этого Така-чан, — от указывает на одного кота. — А этого — рядовой Морковка, — он указывает на второго. На кухне что-то со звоном падает в раковину. Куроо ржет до слез, сжав живот — такое ощущение, что он боится, что его попросту разорвет. К ним выглядывает Акааши и с нечитаемым выражением на лице спрашивает: — Но почему? — Ну, — с удовольствием разъясняет Бокуто, — у него хвост похож на морковку, и он отбился от своих, как рядовой Райан. И мы его спасли. — О, — говорит Акааши. Кажется, что объяснения ему вполне хватает. — Тогда назови второго как-нибудь похоже, — все еще посмеиваясь, предлагает Куроо. — Они ведь одинаковые. Бокуто, моргнув, с толикой непонимания смотрит сперва на него, потом на Акааши, потом на котов, которые таращатся на него с таким же удивлением. — Нет, — он качает головой. — Какие же они одинаковые… Кажется, какой-то второй смысл, которого он и сам не планировал вкладывать в эти слова, цепляет их обоих, потому что Куроо расплывается в уже совсем другой, очень теплой улыбке, а Акааши, залившись краской, возвращается обратно на кухню. А вот весь купленный мармелад Бокуто потом приходится съесть в одиночку. Хотя крошечные сладкие гедза с кисловатой начинкой они лепят все вместе, но Куроо демонстративно отказывается брать в рот «эту гадость», а Акааши находит вкус слишком приторным. Что бы вы понимали, думает про себя Бокуто, довольно облизывая липкие пальцы.