***
Вопрос меток в мире магов всегда был довольно-таки животрепещущим. Метка — один из важнейших органов, который позволяет магу получить все знания, накопленные когда-либо его предшественниками. Орган. Вот то ключевое слово, на которое, впрочем, не так часто обращали своё пытливое внимание маги. Метка — это орган, который сосуществует вместе с тобой, питаясь твоей маной… «Хорошо, что не кровью или, не дай Бог, мозгами, » — подумал лорд Эль-Меллой Второй, захлопнув книгу, недолго пробывшую в его руках. Он терпеть не мог поместье семьи, чью фамилию он носил, словно послушная псина свой ошейник. Здесь была эта вечная гнетущая атмосфера, давящая сверху на голову. Даже имея здесь отдельную комнату, профессор кафедры Современной Магии предпочитал не появляться в особняке, снимая квартиру в центре Лондона, ближе к Часовой Башне. Даром, что неожиданно щедрая Райнес намекнула ему, что у их семьи есть целый дом в городе, в котором он мог бы выбрать любую квартиру. Но Вейвер Вельвет остался слишком гордым мальчиком, чтобы принимать чужие подачки. Именно поэтому цепной пёс Эль-Меллоев, злобно ворча, забился в небольшую старенькую конуру рядом с большой и просторной, выстроенной словно специально для него, будкой, провонявшей насквозь ртутью и ненавистью. Отшвырнув книгу на столик, мужчина скривился. Он сюда приехал не чаи гонять, хотя конечно, приглашение Райнес подвернулось как нельзя кстати, — с момента поездки в Йоркшир со студентами лорд не мог отделаться от мысли про магические метки. Этот вопрос волновал его не только в целом, но и в частности — собственная метка стала теперь не привычным атрибутом, присущим каждому магу. Она стала чем-то странным и незнакомым. А хоть какой-то ответ он мог получить именно в этом доме. Пока горничные и мрачного вида амбал, больше напоминающий шкаф, нежели человека, не так пристально следили за ним, мужчина потихоньку ускользнул на подвальный этаж, откуда, как он точно мог сказать, был ход ещё ниже и глубже. — Вроде как в своём доме, а как вор, — хмыкнул себе под нос Вейвер, пнув ближайшую этажерку, под которой был больно чистый пол. Воровать у семьи Эль-Меллоев определённо входило в разряд его привычек. Было смешно, конечно, что люк, ведущий на ещё более глубокие подвальные этажи, был прикрыт не самым надежным способом. Возможно, дело было в наличии куска метки Эль-Меллоев на его предплечье, и магические контуры просто воспринимали его как «своего». Словно та же метка вела его куда-то вперёд. «А такое возможно?» — раздражённо подумал профессор, сжимая пальцами руку. Всё же слишком не изучены были ещё метки, несмотря на продолжительную историю сосуществования с магами. Неловко спустившись по узкой металлической лестнице вниз, оставшиеся ступеньки позорно просчитав задом, лорд, чертыхаясь и ругаясь сквозь зубы, двинулся по узкому, сухому, но мрачному коридорчику. Даже не страдая клаустрофобией, мужчина чувствовал себя слишком неуютно. «Как будто заживо замуровали в камень, » — эту непрошенную, но такую навязчивую мысль он постарался отогнать от себя подальше. Удивительно, но чем ближе профессор подходил к концу коридора, обозначенному тусклым бледно-голубым свечением, тем сильнее болела рука: от самого предплечья к кончикам пальцев распространялись тугие волны боли, вызывая чуть ли не онемение пальцев. Дрожащей второй рукой Вейвер расстегнул запонку и закатал рукав выше локтя, насколько позволяла плотно прилегающая к коже ткань. Рисунок его собственной метки, полученной от родителей, причудливо соединённый с рисунком метки Эль-Меллоев, светился и жёг руку. Часть, что принадлежала чужой метке, и дарила эту мерзкую боль. Отдёрнув рукав, мужчина злобно цыкнул, тряхнув головой. Это уже было чересчур. Решительным шагом, насколько позволяли неожиданно ослабшие и дрожащие коленки, лорд выбрался из коридора, подобного крысиному лазу, в небольшой зальчик, заставленный техникой. Не нужно было быть гением, чтобы понять, — вся эта дорогая аппаратура была предназначена для поддержания жизни или её подобия. Все трубки и провода тянулись к главному столу, на котором высилась банка с… — Сказал бы мне кто раньше, что именно так хранят метки, ждущие своих хозяев, я бы посмеялся, — промямлил Вейвер, нервно сглатывая и стремясь подавить подкатившую тошноту. В банке с раствором плавало уродливое подобие эмбриона, на животе у которого был кусок метки — то немногое, что удалось вытащить из тела мёртвого Кайнета Арчибальда. «Логично, что мне пересадили даже не пятую часть наследия Эль-Меллоев, » — лорд покружил вокруг столика, разглядывая со всех сторон банку и её содержимое. Боль в руке усиливалась, неприятно оттягивая конечность к земле. А мерзкий уродец в жидкости гипнотизировал, словно предлагая взять себя и… — Какого же несносного братца я себе выбрала, — насмешливо пропела Райнес, подпирая голову указательным пальцем и равнодушно наблюдая, как шкафоподобный дворецкий за грудки вздёргивает профессора над полом, оттаскивая при этом от банки. Лорду слова не дали — шкаф предпочёл нести свою жертву так, чтобы она не трепыхалась.***
Игла глубоко уходит под кожу. Это не больно. Вейвер не открывает глаз, но чувствует, словно видит её перед собой воочию. Когда же жёсткая рука Настройщика надавливает на поршень, вгоняя растворённую в особой кислоте метку прямо в ответвление цепи в его руке, становится больно, но ещё не так. Это скорее просто болят мышцы, как при обычной прививке и вводе вакцины. Настоящая боль приходит несколько мгновений спустя, когда метка принимается вгрызаться в цепи, помечая новую территорию, как свою. Хотелось взвывать и забиться в угол кресла, лишь бы не трогали, оставили в покое и убрали это адское жжение во всей руке. Но новоиспечённый лорд Эль-Меллой Второй сидит почти молча, до крови кусая губы, впиваясь до побелевших костяшек и проступивших вен ногтями прикрученной к креслу кожаными ремнями руки в подлокотник, а второй закрывая лицо, чтобы не видеть пустые глаза Настройщика и не показывать собственную боль, искажающую все мышцы на лице. Лишь дорожки слёз выдают, но Настройщику нет дела до эмоционального состояния пациента. — Я поражён, насколько радушно ваше тело принимает метку Эль-Меллоев, — равнодушно скрипит медик, протирая шприц и избавляясь от использованной иглы. Вейвер молчит, не в силах что-то ответить. Боль фактически ослепляет, высасывает и испепеляет изнутри. Дыша как загнанный кролик, лорд сползает с кресла и кое-как надевая рубашку. Рука с меткой слушается плохо, а крохотный кусочек подсаженной метки ещё тускло блестит под кожей, раздражая и будоража его собственную метку. Спиной чувствуя ледяной взгляд пустых глаз, Вейвер спешит покинуть подвал, отведённый для медицинских нужд персонального Настройщика семьи Эль-Меллоев. Даже в комнате, предоставленной ему в качестве жилья, он не чувствует себя защищённым. Вокруг гиены и шакалы, злобно следящие и мечтающие вгрызться в него. Может это лишь эффект от переносимой боли пересадки, молодой лорд не знал. Но плакать в голос он не мог — давился скулежом и посильнее натягивал на себя одеяло, сидя на полу.***
— Как будто было похоже, что я собираюсь что-то украсть! — раздражённо взмахнув рукой, процедил сквозь зубы профессор, вздрогнув от подсунутой ему чашки. Впрочем, удостоверившись, что чашка протянута ему ртутной горничной, сопровождавшей его в каждый поход в «семейное гнездо /гадюк/», Вейвер взял её и сделал необдуманно большой глоток чая, отчего тут же закашлялся. Обожжённый язык неприятно отяжелел во рту. — Милый братец, это действительно выглядело именно так, — хихикнула Райнес, потягивая свой чай с молоком и дурашливо покачивая ногами. Прочистив горло, профессор возразил: — Нет, моя дорогая, не похоже. Мною двигал чисто научный интерес. Он почти говорил правду. На самом деле, на какую-то долю секунды им овладело дикое желание вцепится в банку и заполучить остаток метки Кайнета. Чувство было мимолётным, но чертовски сильным… — О, правда? И в чём же твой интерес заключался? Оценивая ситуацию, Вейвер решил, что лучше не врать этой дьяволице, умело претворяющейся невинным ребёнком. — Мне стало интересна природа магических меток. Мне захотелось попробовать понять их, — отвернувшись и подперев голову кулаком, пробормотал лорд, прикрыв глаза. Райнес Арчизоте рассмеялась ему прямо в лицо. Но он лишь сильнее зажмурился. Профессор Харизма привык терпеть насмешки, сыплющиеся на его голову и по сегодняшний день. Он принимал их как должное, пропуская сквозь себя. Так проще жить. — Какой же ты смешной, однако. Наверное, за это я тебя и люблю. Мужчина устало качнул головой в неопределённом жесте. Конечно. Он всего лишь любимая цепная собачка Эль-Меллоев и Райнес в частности.***
— Флатт, двигайся живее или мне придётся отскребать твои остатки от пола, — язвительно ухмыльнулся профессор, отряхивая рукав рубашки от несуществующих пылинок. — У меня совершенно нет желания пачкать одежду в твоей крови. Флатт Эскардос едва успел увернуться от просвистевшего в миллиметре от его уха кинжала, со звоном разбившегося о каменную кладку стены. Придушенно взвизгнув, парень припустил наутёк, пока ещё несколько кинжалов, преследовавших его, не постигла учесть первого. — Щит поставь, болван. Она же тебя продырявит так, — с трудом удерживая ядовитую улыбку, лорд Эль-Меллой Второй обернулся к своей второй подопечной, любезно составившей компанию для спарринга с Флаттом, но тут же нахмурился. — Опусти руки, эта стойка выглядит отвратно, — прошипел он, тряхнув головой, и нервно прошёлся пальцами по тыльной стороне правой руки. Девушка выразительно подняла бровь, но руки, сложенные на груди, не расцепила. А небрежно поднятые пальцы, отправившие повисшие за спиной рапиры в скулящего Эскардоса, лишь дополнили картинку… — Руки. Опусти. Живо! — почти по слогам рявкнул Эль-Меллой так, что все трое подпрыгнули, даже сам лорд. Девица аж покраснела, отскочив от профессора. — Д-да вы чего? Что не так-то? — Всё! И хватит уже упражняться с этим бестолковым оружием! Кто руны будет отрабатывать? — огрызнулся мужчина, злобно сверкая глазами. Студентка фыркнула, но поменяла позу, нешироко разведя руки. На запястьях тускло сверкнули рунические «браслеты». Флатт, воспользовавшийся передышкой отправил в соперницу Гандр, но та легко отразила его, тихо выдохнув «Algiz». Скорее всего, это была щитовая руна — даже несмотря на уже довольно продолжительное знакомство со скандинавскими рунами, лорду оказалось затруднительным запомнить их все вместе со значением и произношением. Гандр легко отскочил от полупрозрачного золотистого щита и отрекошетил в его сторону. Ртутная сеть в последний момент удержала концентрированные сгустки чужой праны. А девица, решив не церемониться с Флаттом, добила его собственным проклятием. — Ansuz! Эскардос остался лежать на полу кверху задом, пришибленный руническим проклятием. — Ты безнадёжен, — устало протянул профессор, наклонившись к парню и с ленивым любопытством разглядывая его.***
Занятия со студентами утомляли, а порой раздражали. Сегодня его вывела из себя стойка ученицы. Возможно, не стоило так орать на неё — как будто она могла знать, что очень сильно напомнила ему в этот момент царя Урука… Но злость до сих пор кипела в груди, и даже стакан виски и сигара что-то не очень сильно успокаивали. Скорее, тут были виноваты ещё и мысли, постоянно крутящиеся в голове, о собственной метке. Отставив стакан и отложив сигарету в пепельницу, Эль-Меллой аккуратным движением вытащил запонку из рукава и закатал его почти до плеча. Немного концентрации, и на коже проступил сдвоенный рисунок, несколько отличающийся оттенками: льдисто-синего было немного, всего лишь одна восьмая всего узора, бирюзового же было подавляющее количество. Была и заметная разницы в структуре, но глаза упрямо разбегались, не давая возможности выявить эти различия. Прикосновение к метке неожиданно неприятно жжёт пальцы, а голова медленно кружится. Поначалу Вейвер списывает это на действие алкоголя, но всё же дело не в виски — не так уж много он и выпил, считай, не притронулся. Прикрыв глаза, мужчина откидывает голову на спинку кресла. А метка словно тихо звенит настойчивым комаром над ухом…***
— Довольно мрачное местечко. И пыльное к тому же… Вейвер брезгливо проводит пальцами по чересчур огромной стопке книг и стряхивает комки пыли, так и липнущие к коже. — Как будто тебе когда-либо было до этого дело. Слышать голос себя, младшего на десять лет, не было приятным. Наоборот, это пугало и настораживало. А столкнуться с такими же глазами… Лорд Эль-Меллой резко отвернулся, цепляясь за книги и тщательно унимая колотящееся сердце. — Струхнул? А ты всё такой же трус. Звучит как насмешка. Профессор скрипит зубами и, вспыхнув со злости, оборачивается к своему второму Я, злобно огрызаясь: — По крайней мере, я не отрицаю того, что я трус! Второй попятился, растерянный. И тут же сник, безвольно повесив руки вдоль тела. — И то верно. Наверное, это здорово. «Это то, что в психологии называют состоянием Ребёнка?» — спросил сам себя Вейвер, продолжая разглядывать собственную копию десятилетней давности. Внезапно мужчина обратил внимание, как от предплечья младшего тянутся тонкие нити, цепляющиеся за книги вокруг. На корешках и обложках можно было угадать рисунок метки. — С ума сойти… — он отлип от стопки, за которую только что цеплялся, и, приблизившись к младшему, аккуратно дотронулся до одной из нитей. Тут же обернулся, — Неужели, ты всегда так? Второе Я равнодушно пожало плечами: похоже, такое положение дел его не трогало. Некоторые из нитей, впрочем, отличались по цвету. А прикосновение к ним заставило младшего скривиться. — Всюду-то тебе надо руку сунуть, а? — Это нити Кайнета, верно? — догадался Вейвер, прослеживаю одну из ниток маны непосредственно до книги и щупая рисунок на шершавой обложке. — Суёшь свой длинный крысиный нос куда не следует, да, малыш Вельвет? — раздался прямо над ухом омерзительно знакомый голос с издевательскими нотками. — К-кайнет? — хрипло переспросил лорд, медленно-медленно оборачиваясь. Образ его бывшего учителя не был чётким, но от его присутствия веяло холодом и воняло ртутью. — Всё такой же беспомощный и бестолковый. Позор на мои седины, что в Башне меня заменили такой вот Четвёркой!.. Кажется, Арчибальд говорил что-то ещё, кружа гиеной вокруг младшего, отчего тот трясся, закрывая голову и роняя слёзы. — Довольно, Кайнет! — рявкнул неожиданно сам для себя Вейвер, кусая губы. — Ты здесь не хозяин! Вон отсюда! Ты всего лишь призрак и пережиток прошлого. — Я — часть тебя, мальчишка, и ты должен быть мне благодарен за свои нынешние силы! — Ты — призрак, а не моя часть! Вон! И лорд Эль-Меллой Второй позволил себе сделать то, чего никогда не позволил бы при жизни: заехал кулаком прямо по учительской физиономии. Скулящее видение исчезло, а мужчина, похлопав себя по нагрудному карману жилета и не обнаружив сигарет, тяжело вздохнул и опустил чуть дрожащую руку на голову младшего, — Да не реви ты из-за него. Он уже того не стоит. А если притащит свою тощую дряхлую задницу снова, просто двинь ему как следует и пошли на три красивые буквы. — На три красивые буквы.? Вейвер, хмыкнув, наклонился и что-то зашептал на ухо второму Я. Буквально через секунду послышался возмущённый вопль «Идиот! Как можно!», отчего лорд расхохотался. Действительно, в свои девятнадцать он бы никогда так не выразился. Совесть не позволила бы. — И ты ещё скажи, что ты так разговариваешь с другими? — прошипел младший, зло сверкая серыми глазами снизу. — Иногда приходится, если до кого-то не доходит сразу. За что профессор Харизма схлопотал неожиданный для себя щелбан от подскочившего мелкого. — Язык свой контролируй! Тоже мне, взрослый дядька. Ответить что-то вразумительное не вышло, так как внезапно вмешался третий голос, исходящий со стороны: — Ну и видок у вас, профессор.***
— Ну и видок у вас, профессор. Лорд Эль-Меллой подпрыгнул в своём кресле и вытращился на стоящую перед ним студентку. Девушка поправила косу и хмыкнула, продолжая удерживать руку согнутой в локте и пряча ладонь под шарфом. — Вы спали? — она пару раз мигает, пристально разглядывая лицо наставника. А потом девушка выразительно подносит пальцы к лицу и указательным тычет в подбородок, а на непонимающий взгляд брюнета пару раз кивает головой и показывает на него. — Ты почему без стука? — зашипел мужчина, тщательно пытаясь реабилитироваться в глазах студентки и не выглядеть столь жалко. Кое-как утерев слюну с подбородка, он дрожащей рукой отдёрнул рукав, скрывая метку. Правда, как ему показалось, девица всё же успела её разглядеть. — Я стучала. Но вы не откликались. Не могла же я оставить вашего фамильяра под дверью — вы бы его зашибли или задавили ненароком, — студентка приподняла верхний слой шарфа, показывая уютно свернувшегося на ладони мыша. — Вечно вы его забываете в библиотеке. — Ничего я не забываю! — возмутился Эль-Меллой, порывисто вставая с кресла и подходя к ученице, за шкирку забирая фамильяра. Он не был виноват, что этот предатель мышиной наружности повсюду стал бегать за девчонкой, залезая ей в руки и шарф. Пересадив встрепенувшегося и обиженного зверька на стол и подтолкнув к полому шару из плексигласа, набитого тряпочками, опилками и прочим мусором, брюнет обернулся. — Что-то ещё? — Я насчёт сегодняшнего спарринга… Выглядела она слегка растревоженной и напряжённой. — А, это… — профессор опустил глаза, щёлкнул пальцами, подзывая почти потухшую сигару и вновь разжигая её мелким огоньком, затянулся. — Я вспылил, хотя не должен был. Просто подобные движения напомнили мне одну очень неприятную личность… Вот я и сорвался. — Простите, если это так, то я… Он обрывает её, поднятой рукой. — Не стоит просить прощения. Не мне тебя учить, как стоять. Она выразительно смотрит на лорда, пару мгновений топчется на месте, открывает и закрывает рот и, наконец, распрощавшись, выскакивает прочь из кабинета. Видно, она что-то хотела спросить про метку, но не рискнула. Рассеянно почесав высунувшегося из своего гнезда фамильяра, Вейвер поглубже затянулся сигаретным дымом. Может, как-нибудь в следующий раз он ей расскажет.