Наполовину пустая чашка чая с бергамотом

Миа не думала ни о чём — просто смотрела на бесстыдный поцелуй парочки, сжимающей в руках стаканы с латте, и всё. Как будто мысли, появляясь в голове, пугались непроходимой тоски и тут же исчезали, чтобы найти другой мозг, попроще, а то тут и без того царил тлен и мрак. Руки Мии были опущены, спина ссутулена — она будто скукожилась и стала похожа на старый чулок, который, как ни натяни, всё равно морщится на щиколотке. Голова была слегка наклонена вправо, во взгляде застыла безысходность — со стороны Долан почти наверняка выглядела бездомным щенком, осталось только положить рядом перевернутую шляпу и вытянуть руку. Сколько длился этот момент? Как долго она таращилась на парочку через дорогу? Секунда превратилась в неисчислимый промежуток времени — жуткий и бесконечный, как кома. И вдруг Миа так ярко увидела себя со стороны — раздавленную, разбитую, с раскуроченным от горя сердцем и слезами на глазах, — что поморщилась от презрения. Боже, неужели она стала такой жалкой? В ней ведь всегда кипела жизнь, Долан упорно шла к цели, несмотря на любые препятствия. А стоило только жизни приостановиться, как она превратилась в бледную копию себя двухлетней давности. Никто из окружающих наверняка не заметил эти изменения, ведь это город звёзд — здесь все бегут, чтобы хотя бы оставаться на месте. Никому нет дела до стоящей на обочине одинокой девушки, которая вдруг осознала, что пора жить дальше. Жить по-настоящему. Отбросив прошлое, насколько это вообще возможно. Миа в последний раз посмотрела через дорогу: Себастиана и его девушки уже не было, она даже не заметила их ухода. У Себа всё хорошо, как Миа и предполагала. Он нашёл в себе силы что-то изменить, так почему она не может? Миа резко развернулась и уверенно открыла дверь кофейни, движимая исключительно эмоциональным порывом. — Примите меня снова, — выпалила она у стойки. Мисс Кропс молча подняла бровь. Миа заставила себя выдержать этот внимательный взгляд, проникающий как будто в самую суть души. — Вы сказали, что я была неплохой баристой, когда не сбегала на прослушивания. Я не буду сбегать. Я буду работать у вас, как прежде. Лучше, чем прежде, — последние слова были добавлены с такой поспешной, неестественной уверенностью, что у мисс Кропс снова дрогнули уголки губ. — А не хочешь для начала объясниться? — хозяйка кофейни бросила многозначительный взгляд на дверь. — Нет, — Миа замотала головой. «Ну же», — взмолилась она. Да, это был самый лёгкий путь — устроиться в ту же кофейню, но пока это единственный способ вернуться и сразу начать зарабатывать. Неизвестно ещё, какую работу она смогла бы найти в противном случае. И смогла бы. Да, Долан уже решила. Той страшной минуты, полной гнетущего одиночества, ей хватило, чтобы понять — она больше не хочет опускать руки. Взгляд мисс Кропс скользнул по левой руке Мии, и теперь она уже не стала скрывать довольную усмешку. Долан чертыхнулась про себя. «Всё потом», — как бы говорил её взгляд. — Ладно. Я впишу тебя в расписание. Когда ты сможешь начать? — За… послезавтра. Мне надо привезти кое-какие вещи. Да, послезавтра. — Договорились. Позвони, чтобы узнать время своей смены. И не опаздывай, — мисс Кропс развернулась и, не попрощавшись, скрылась на кухне. Долан охватило ликование: неужели ей хоть в чём-то повезло? И можно ли считать победой возвращение в исходную точку?.. Всю дорогу обратно Миа накручивала себя по поводу Себа. Умом-то она понимала, что никто не виноват — просто так вышло, просто судьба иногда бывает жестока. Она не имеет права винить его. В конце концов, она и не думала, что Себастиан будет хранить ей верность всю жизнь, тем более, узнав о замужестве. Но, столкнувшись с реальностью, увидев, как другая женщина целует её любимого, Миа почему-то испытала такую страшную ярость, что с трудом сдержалась и не накричала на продавца газет, который слишком долго, как ей показалось, отсчитывал сдачу. Она купила на всякий случай газету с объявлениями, потому что хотела посмотреть цены на аренду. Чуда не ждала, была уверена, что ей это не по карману и придётся проситься назад к подругам, но ей почему-то до смерти хотелось казаться самостоятельной — теперь, когда прошлое было разрушено, и её любовь покоилась где-то под этими жалкими руинами. С девочками всё прошло отлично. Она думала, будет долгий и неприятный разговор по поводу Себа, но, как оказалось, Миа не в состоянии говорить о нём, потому не сказала об истинной причине своего возвращения в ЛА. Трейси, кажется, что-то заподозрила, но ничего не спросила. И слава Богу. Большинство не умеют молчать вовремя, это ведь целое искусство — не раскрыть рта, когда от тебя что-то скрывают. Трейси владела этим искусством в совершенстве. У неё была прекрасная, очень удобная для них обеих политика: она знала, что Миа рано или поздно поделится проблемой, просто сначала нужно её переварить, осмыслить, разложить на мелкие кусочки пазла и сложить заново. Единственное, с чем Долан придётся мириться — подруги подыскивают ещё одну квартирантку, поскольку неделю назад Алексис съехала, и они остались вдвоём. Да, теперь с ними будет Миа, но они уже подали объявление, морально настроились на меньшую арендную плату, и она, конечно, не стала возмущаться. В конце концов, это было меньшее из возможных зол. *** — Мне это нужно, мама! Я не могу киснуть здесь! Я отвыкла от такой жизни! — она даже не замечала, как с каждым словом повышала тон — неосознанно, как любой другой человек во время спора, уверенный в своей правоте. — От какой «такой»? Ты ведь... Кларисса осеклась, и в воздухе повисло напряжённое молчание. Миа, как всегда, попыталась мысленно устранить недосказанность. Она любила додумывать за других, приписывая им реакцию, которая, как она думала, была бы логичной и правильной. «...ты ведь два года лежала в коме». «...ты ведь всё равно ничего не делала все эти дни — по своему желанию». «...ты ведь теперь такая беззащитная, я боюсь за тебя». — Что бы ты не имела в виду, мам, — осторожно начала Миа, подходя ближе и стискивая ладони Клариссы в своих. — Я всё понимаю. И я люблю тебя. Я знаю, что ты не хочешь оставаться одна, а в Лос-Анджелес со мной не поедешь. Но я не могу. Прости, не могу. Я буду звонить, приезжать почаще. Я буду рядом, насколько это возможно. Но если я здесь останусь, я навеки погрязну в жизни, которую терпеть не могу. — Тебе не нравится здесь? Это ведь твой… — ...родной дом, да. Я знаю, мам. И я люблю этот дом. Мне нравится здесь бывать. Но ты знаешь, что я всегда мечтала о другом. Такая тихая жизнь не по мне. — Ты вернёшься к актёрской карьере? — Миа усмехнулась. Это было сказано таким тоном, как будто у Мии действительно был какой-то шанс вернуться в кино, как будто продюсеры ждали с распростёртыми объятиями, пока она вытащит свою задницу из Невады. Два непрожитых года выбросили её из этого общества, и о ней давно забыли. Любому другому актёру двухлетняя кома добавила бы популярности, особенно после пробуждения: папарацци не оставляли бы его в покое, репортёры осаждали бы телефон и обивали пороги — но только не для Мии. Она не успела перешагнуть через заветный порог популярности, где стал бы возможен такой мерзкий способ пиара. — Скорее всего, нет. Я не уверена, что смогу, — призналась Миа, по-детски шмыгнув носом. — Но попробую. Наверное… Это было единственное, в чём она сомневалась: больно снова получать отказы. Но страсть возвращения к жизни после встречи с Себом была сильна, как никогда прежде. Может быть, этого хватит, чтобы решиться на прослушивания? *** Около двух часов спустя за ней приехала Кейтлин. Трейси не смогла: должны были прийти аж три квартирантки подряд, и ей нужно было выбрать из них лучшую, которая сможет вписаться в их уютный женский коллектив. Сложно, конечно, принимать к себе новенькую, ведь их связь уже устоялась, а тут ещё один, совсем чужой человек. Когда они поселились вчетвером, толком не зная друг друга, было сложно. Только Алексис была шапочно знакома с Трейси, но это мало что значило, когда видишь друг друга каждый день. А тут новенькая… Впрочем, у каждой из них есть своя комната. Да и, если что-то не понравится, они просто устроят выскочке бойкот. Раньше они так делали в качестве воспитательных мер друг для друга. Миа улыбнулась воспоминаниям, убирая с лица волосы, которые трепал ветер из приоткрытого окна «Хонды» Кейтлин. С мамой она попрощалась полюбовно, хотя, конечно, напряжение между ними ещё ощущалось. Кларисса считала, что её дочь поступает неправильно, возвращаясь в то же общество, тот же город, что едва не привёл её к погибели. Логика здесь была такая — дома целее будешь. Что в теории было правдой: если никогда не выходить из дома, риск погибнуть от руки грабителя существенно снижается. Зато есть риск умереть со скуки, но кому какое дело? Миа с облегчением выдохнула, закрыв за собой дверь привычной квартиры и прижавшись к ней спиной. Впервые с того момента, как она очнулась от комы, в груди возникло какое-то странное ощущение, словно предвкушение — теперь всё наладится. Потихоньку она вновь привыкнет к ритму большого города, перестанет чураться вопросов о прошлом и сможет полноценно мечтать о будущем. Может, даже начнёт ходить на пробы. Но в любом случае та встреча с Себастианом и его новой девушкой была для неё свежим воздухом: оттолкнув эти воспоминания от себя, ощутив прилив злобного вдохновения, она наконец смогла что-то изменить. И хотя бы за это она была благодарна их с Себом прошлому. Раздался стук — ей как будто постучали в спину. Миа всё ещё прислонялась к двери, наблюдая за снующими туда-сюда подругами, которые то ли накрывали на стол, то ли готовились к вечеринке — она не вслушивалась в их разговор, полностью сосредоточившись на своей радости. Стук повторился. Миа вздрогнула и обернулась, нажав на ручку всё с той же идиотской улыбкой на лице. Улыбка тут же погасла. — Добрый вечер! Вы… вы ищете нового жильца? Я по объявлению, звонила сегодня утром, — спросила она робко, сжимая в руках зелёный берет.