— Вуаля, — Джастин Финч-Флетчли собственноручно повернул зависшие в воздухе карты к наблюдателям. Четыре туза привели соседей по купе если не к восторгу, то уж точно к удовлетворению любопытства. Невилл восхищенно качнул головой, переглянулся с Гермионой, но та лишь пожала плечами.
— Я знаю этот фокус, — фыркнула она, глядя на улыбающегося однокурсника. — Ты специально положил тузы на девятое, десятое, одиннадцатое и двенадцатое места сверху, а все остальное вышло само собой.
Джастин ухмыльнулся.
— Гермиона, вот ты как обычно. Могла бы для приличия притвориться, что тебя это удивило!
— Я тоже знаю этот секрет, — пожал плечами Энтони Гольдштейн. Он сидел ближе всех к двери, привалившись к спинке сидения. — Элементарная арифметика. И с волшебными картами подобное проделывают, фокус называется «четыре домовика».
— И «четыре тролля», — добавил Эрни Макмиллан, сидевший напротив Невилла рядом с Дином. — Смотря кого загадать. А еще такое можно сделать с карточками от «шоколадных лягушек».
— Да ну вас, — снова усмехнулся Джастин, собрав карты в одну колоду, и тряхнул шапкой светлых волос. — Ничем вас не удивишь, волшебнички.
С того момента, как Хогвартс-Экспресс тронулся с заснеженной платформы на станции Хогсмид, прошло меньше часа. Когда студенты садились в поезд, уже стемнело, и теперь за окнами было хорошо видно, как солнце вот-вот зайдет за горизонт. Покрытые снегом вершины Хайлендз молчаливо проглядывали сквозь угасающее закатное марево.
Наблюдая в окно эту красоту, Невилл, как и все остальные, почувствовал укол грусти оттого, что покидает школу, хоть и всего на неделю. Он, Гермиона и Дин с Шеймусом пару минут сидели молча, провожая взглядами заходящее солнце, будучи каждый в своих мыслях. Потом в купе заглянули Джастин и Эрни с предложением сыграть в карты, а затем появилась продавщица сладостей и ребята купили в складчину по большой упаковке лакричных палочек и медовых ирисок. После к ним заглянул Энтони и предложил к обмену карточку с Дервентом Шимплингом, который на спор съел щупальце ядовитой тентакулы. Невилл взял ее в обмен на карточку с изобретателем луноскопа, после чего Энтони остался играть в карты.
Даже после сытного прощального ужина спать никому не хотелось.
— Я знаю, чем можно удивить, — сказал Дин, щелкнув пальцами. — Кто-нибудь из вас, кроме Джастина и Гермионы, хоть раз видел кино?
Невилл покачал головой. О кино он слышал от тети Энид. По ее словам, кинофильм представлял из себя нечто вроде театральной постановки, записанной на пленку. Это как просматривать чье-то воспоминание. В волшебном театре Невилл был не один раз, и даже не только в Англии. Мадам Лонгботтом была большой поклонницей театрального искусства. Поэтому представить себе, как выглядит кино, у Невилла смутно, но все же получилось.
Возможность посещать театры сошла на нет с продажей поместья и переездом в Кенсингтон. Просто подобную роскошь Невилл с бабушкой больше не могли себе позволить. Невилл понимал это, понимал, почему так случилось, но в глубине души скучал по тому времени, когда походы в театр были чем-то вроде посещения кафе Флориана Фортескью.
— Мы с Фергусом и тетей Шивон как-то раз ходили в кинотеатр в Дублине, — сообщил Шеймус. — Это было что-то. Огромный экран и все как на самом деле…
— А у меня дома видак и сони плей-стейшн, — сказал Дин. — И целая куча кассет. Боевики есть, мульты и даже ужастики про вампиров и оборотней, — он цокнул языком. — Знал бы я раньше, что они на самом деле существуют. Интересно, а они настоящих оборотней в кино берут?
— Слишком опасно, — покачал головой Энтони. — Да и вряд ли они вообще о них знают. Сам посуди, у магглов бы такое началось…
— А плей стейшн — это что за штука? — спросил Шеймус, обращаясь к Дину.
— Приедешь летом ко мне — увидишь, — ответил тот, улыбаясь.
— А предки не будут против?
— Да ты что, они только «за»! Они нормальные ребята, для взрослых. Но ужастики смотреть не разрешают, так что приходится ночью тайком тащить к себе видак. Правда, Элисон и Труди заложить могут. Это мои младшие сестры. Я, кстати, живу в Стрэтфорде, это Лондон.
— Я тоже живу в Лондоне, — сказал Джастин, отправляя в рот ириску, и добавил: — В Кенсингтоне.
— Так вы с Невиллом соседи, — сказал Эрни, переводя взгляд на последнего. — Он тоже переехал в Кенсингтон после…
Он осекся под пристальным взглядом Невилла и, судя по всему, едва не поперхнулся куском лакрицы. Но было поздно. Голубые глаза Джастина радостно обратились к Невиллу, который чувствовал себя так, словно сидел на пороховой бочке. На него смотрел каждый в этом треклятом купе.
— Ты живешь в Кенсингтоне? А где именно? Я живу рядом с Корнуолл Гарденс, знаешь, где это?
Невилл отвел взгляд от сконфуженного румяного лица Эрни и облизал губы. Эрни доводился Невиллу кузеном со стороны матери, и потому в свое время часто бывал в Ратленде, а после и в Кенсингтоне. Когда мадам Лонгботтом заподозрила, что ее внук — сквиб, она пресекла все его контакты со сверстниками, в число которых входила и Ханна Эббот, троюродная сестра Невилла по линии отца.
— Невилл, что с тобой? Тебе что, плохо? — спохватилась Гермиона, вглядываясь в лицо одноклассника.
«Гермиона, ты гений», — подумал Невилл и кивнул, взявшись за живот.
— Немного тошнит.
Шеймус и Дин переглянулись. Джастин удивленно нахмурился и взял в руки упаковку ирисок.
— По-моему, тебя укачало, — вынесла вердикт Гермиона и, встав с места, полезла на верхнюю полку за сумкой. — У меня есть мятные конфеты на такой случай.
Внезапно дверь купе снова отползла в сторону. Невилл в этот раз вздрогнул от неожиданности.
— Чего тебе? — нахохлился Шеймус, глядя, как Теодор Нотт подпирает левым предплечьем дверной косяк. Тусклое освещение в коридоре придавало его бледной коже восковой оттенок. В правой руке Нотта была зажата волшебная палочка.
— И тебе привет, Финниган, — ответил он и, пожав протянутую ладонь Энтони, глянул на Невилла.
Тот молча смотрел в ответ, не предчувствуя ничего хорошего. Час от часу не легче. Сначала Эрни чуть было не выложил всю подноготную его семьи, теперь Нотту что-то здесь понадобилось. Слизеринец взмахнул палочкой, произнеся заклинание, и в купе по воздуху вплыло нечто крупное и по очертанием похожее на…
— Тревор! — воскликнул Невилл, когда беглец приземлился ему на колени. Земноводное в ответ издало булькающее кваканье. Почти все соседи Невилла по купе заметно повеселели. На мгновение и Невилл почувствовал, что тревога отпускает его. Он настороженно глянул на Теодора.
— С... спасибо.
— Считай, что это подарок на Рождество, — холодно ответил Нотт, и хотел было развернуться и уйти, как Гермиона ахнула.
— Что ты с ним сделал?!
Невилл глянул на Тревора и сам едва не вскрикнул. Секунду назад его питомец выглядел обычно, теперь же его кожный покров был цвета бабушкиной любимой губной помады.
— Почему он... красный? — спросил Невилл, хмуро глядя в лицо Нотта. Он все еще был не прочь отвести Эрни куда-нибудь, чтобы спросить, что он успел случайно выболтать одноклассникам за семестр. Но не лезть же, в самом деле, драться? Притом, к Нотту. Из всей компании мальчишек в серебристо-зеленых галстуках он, похоже, был самым миролюбивым.
— Ему стыдно за хозяина, — спокойно ответил Нотт и, усмехнувшись, добавил: — Твое счастье, что он мне попался. Кое-кто грозится сдать твоего питомца профессору Снейпу на ингредиенты.
— А ты что, в доброго Санту решил поиграть? — недоверчиво осведомился Шеймус. Теодор на него даже не взглянул.
— Животное не виновато в том, что его хозяин чудом не теряет голову с плеч. У моих друзей мнение на этот счет другое.
— Передай Малфой, что она стерва, — рявкнул Шеймус и добавил: — Скажи, от крутых гриффиндорцев.
Теодор искоса глянул на него и усмехнулся.
— Касси с нами не едет.
— Как это не едет? — холодно переспросила Гермиона, садясь на место.
— Она во Франции.
— Как это? — округлил глаза Дин. — Как она там оказалась так быстро?
— Очень просто, порталом, — ответил Нотт, явно не желая ничего объяснять. Коротко попрощавшись, Нотт ушел, а Дин повернулся к товарищам, как только за ним закрылась дверь купе.
— Скорее всего, по каминной сети она попала домой, а во Францию отправилась министерским порталом, — объяснил Энтони. — Для быстрого перемещения за пределы страны портал заверяется в Департаменте магического транспорта. Та еще тягомотина, но для Люциуса Малфоя наверняка все быстро оформили.
Эрни усмехнулся.
— Мой папа как-то сказал, что Хогвартс — единственное место в магической Британии, где перед Малфоями не расстилаются. Дамблдор никогда не опустится до такого.
Гермиона сердито фыркнула.
— Вот только Малфои так не думают. Ты помнишь, что Малфой говорила перед распределением? Ее отец теперь в совете попечителей. Если Дамблдор сам по себе, почему он допустил это?
— Неважно, что она там говорила, — Эрни махнул рукой. — В школе главный —директор. Дамблдор великий маг, куда до него Малфоям?
Гермиона поджала губы, после чего подняла палочку и нацелила ее на Тревора, который успел сделаться ярко-синим.
— Фините Инкантатем! — спустя мгновение, Гермиона выпрямилась и нахмурила брови. — Не понимаю… почему оно не работает?
— Думаю, действие заклятия само прекратится, — спокойно объяснил Энтони.
— Когда? — с надеждой спросил Невилл. Энтони пожал плечами.
— Зависит от того, какую комбинацию здесь применили. Может, через час, а может, через день.
— А может, никогда, — сказал Шеймус, изучая взглядом сапфировое земноводное, смирно сидящее на коленях Невилла и вряд ли тревожившееся по поводу смены своего окраса. — Был жаб — стал хамелеон.
— Новый зверь, — улыбнулся Дин. — Хамелеоножаба. Или Жаболеон, вот.
— Ну, ты и сказанул! — рассмеялся Джастин.
— Бабушка меня убьет, — на выдохе произнес Невилл, буравя хмурым взглядом питомца, который уже начал менять окрас на фиолетовый.
— Ладно тебе, Нев! — Дин подался вперед и хлопнул его по плечу. — Я тоже думаю, что оно само пройдет. Нотт, конечно, мутный тип, но он не похож на живодера.
— Вряд ли это он сделал, — покачал головой кудрявый рейвенковец. — Скорее всего, кто-то из старших. Это высшая Трансфигурация. Но ты не волнуйся, заклятие спадет рано или поздно.
— Надеюсь, — произнес Невилл, глядя на Тревора. Гермиона хлопнула себя по лбу.
— Энтони, ты прав! — она прикрыла веки и улыбнулась так, будто вспомнила нечто слишком очевидное, чтобы об этом можно было забыть. — Третий закон Трансфигурации — суть стремится вернуться в свою изначальную форму!
— Вот именно.
Невилл вздохнул и поджал губы, думая о том, что от гнева бабушки этот закон его вряд ли спасет. Надо будет поговорить с бабушкой насчет Тревора. Пусть живет дома или отправляется обратно в террариум Элджи. От него одни неприятности.
— Ой, я совсем забыла, — Гермиона снова вскочила на ноги и, достав сумку с верхней полки, извлекла оттуда упаковку мятных конфет. — Вот, — она протянула ему леденец в бумажной обертке. — Должно помочь от тошноты. Меня часто укачивает в самолете, но я везде беру их с собой, на всякий случай.
— Спасибо, — произнес Невилл и, развернув обертку, сунул конфету в рот.
— Я слышал, ты неплохо играешь в шахматы, — сказал Энтони и махнул рукой на дверь. — Могу принести свой набор. У меня нормальные, не как у Нотта, — добавил он, и Невилл согласно кивнул. Он был счастлив больше не возвращаться к разговору о Кенсингтоне.
***
Для него звуки голосов уже десять лет как сливались в непонятный шум. Но Невилл был уверен — отец его слышит. Он видел, как при звуке его голоса, слабого и осторожного, редкие ресницы на постаревших веках вздрагивают, но взгляд карих глаз остается неподвижным. Его глаза светло-карие, говорила бабушка. Как у покойного отца. Теперь они кажутся темными и пустыми, с годами глубже запав в глазницы. Следы пережитых когда-то адских мук уже не сотрет с его лица никакое лечение.
— Фрэнсис…
Ее голос он воспринимает чуть лучше. При звуке собственного имени, еще знакомого, медленно моргает. На мгновение Невиллу показалось, что, сидя в палате среди выбеленных стен и снующих туда-сюда целителей в желтых мантиях, среди хаотичного потока звуков и образов, его отец просто не хочет ни с кем говорить. Глядя в испещренное морщинами лицо, даже не бледное, а землисто-серое, Невилл в который раз думал о том, что Фрэнк Лонгботтом — именно так его теперь многие называют — возможно, понимает, кто перед ним. Голос своей матери он выделяет среди прочих. Сорок шесть лет сознательной жизни он знал этот голос и любил его больше, наверное, самого себя. Потому теперь иногда отзывается еле слышным хриплым мычанием.
Но кто этот мальчишка рядом с ней, он вряд ли способен понять. Этот мальчишка слишком взрослый для того, чтобы быть его годовалым сыном.
«Я не могу сказать, — говорила бабушка, глядя куда-то в пустоту и выпуская клубы табачного дыма. — Может быть… нелегко сейчас объяснить ему, что его сын растет и меняется».
«Они выздоровеют?» — спрашивал Невилл каждый раз, начиная с того момента, как ему стукнуло четыре. Мадам Лонгботтом неопределенно пожимала плечами. Такая растерянность не была ей свойственна, и Невилла это пугало. Он замечал, как она, сидя у камина в кресле, повернутом спинкой к двери, заметно трясущейся рукой подносит к губам пенковую трубку и прикуривает от волшебной палочки. В такие моменты ему хотелось подойти к ней и молча встать у подлокотника кресла. Он догадывался, о чем именно она думала в такие моменты и понимал — ей намного тяжелее, чем ему. Но жалости и даже сочувствия, Невилл знал, его бабушка ни от кого не потерпит.
«Может быть… все может быть», — отвечала она на его вопросы, хотя сказать «я не знаю» было бы вернее. А еще вернее было бы сказать «нет». Невилл продолжал надеяться, хоть и вопросов больше не задавал. Надежда, слабая, как свечение Люмоса в кромешной тьме, не оставляла его. Хоть в глубине души он понимал, насколько абсурдна сама мысль об этом.
— Счастливого Рождества, папа.
Ни разу за всю жизнь Невилл не подходил ближе, чем было позволено. Его отец находился внутри магического щита, преодолеть который было невозможно, если ты не целитель. Его ни в коем случае нельзя трогать, говорили они. Любое прикосновение к себе он воспринимает как попытку нанести увечье. Что за этим может последовать — одному Мерлину известно. Мальчишке ростом едва ли выше его плеча, оказавшемуся внезапно под рукой, бывший майор Аврората свернул бы шею без колебаний, одним резким движением, прежде чем целители успели бы спохватиться. Невилл пытался подавить эмоции, возникающие вслед за страшными картинами. Ведь все, что происходит теперь с его отцом — не его вина и не его воля, говорят они. То, чем он стал — не его истинное лицо.
— Ох, Элис… ты меня напугала.
Невилл обернулся и поправил съехавший на бок колпак Санты. Она подошла тихо, как мышка, и, Мерлин знает, сколько минут стояла позади мадам Лонгботтом, глядя ей в затылок. Бледно-зеленые глаза с чуть опущенными уголками. Холодные глаза, еще способные излучать тусклый свет жизни. У Невилла, смотрящего сейчас на нее снизу вверх, глаза были точно такие же. Уголки бледных растрескавшихся губ дернулись. Она будто не могла решить, стоит ли улыбаться этим незнакомым людям.
— Элис, это Невилл. Ты помнишь Невилла?
Снова этот вопрос, один и тот же, но для нее он снова прозвучал впервые. Элис моргнула и, наклонив голову, завела песню. Снова эта песня, разобрать слова которой было трудно, но мелодия узнавалась безошибочно.
— Жил-был волшебник кривой на мосту.
Прошел он однажды кривую версту.
И вдруг на пути меж камней мостовой
Нашел потускневший сикль кривой.
Купил на сикль кривую он кошку,
А кошка кривую нашла ему мышку.
И так они жили втроем понемножку,
Покуда не рухнул кривой их домишко…*
Невилл тихо подпевал, глядя в болезненно худое лицо с высокими скулами, такими острыми, что о них, казалось, можно было порезаться. Они забрали ее память, почти забрали волю к жизни, но она все еще пела без фальши.
На лице, изможденном не годами безумия — часами страшного давления на сознание, глаза казались неестественно большими и оттого еще более печальными. Элис улыбалась, глядя прямо перед собой в одной ей видимую пустоту, и, закончив петь, захлопала в ладоши. Тонкие руки временами тряслись, как в лихорадке, хоть ей, как и мужу, уже десять лет никто не причинял боли.
— Счастливого Рождества, — произнес Невилл по привычке, как говорил это из года в год. Она не услышала, потому что снова затянула песню.
Он посмотрел на бабушку. Та, стоя рядом, словно часовой на посту, слегка прикрыла веки, и Невилл снова принялся тихо подпевать.
— Красный и желтый, и розовый, и зеленый
Фиолетовый и оранжевый, и синий.
Я могу пропеть радугу
Пропеть радугу.
Ты тоже спой радугу, спой...*
