Inside out

      — Здравствуй, мой хороший.       Он сипло промычал, глядя в лицо, которое при всем желании не мог спутать с тем, другим. Черты которого, если бы не события десятилетней давности, могли бы быть идентичными до последней морщинки в углах маленького, полуоткрытого, обнажающего дефект передних зубов, рта.       — Нет-нет, не вставай. Не надо.       Это лицо Невилл знал прекрасно. Спокойное и нежное, моложавое, хоть возраст его обладательницы и неумолимо подбирался к пятидесяти годам, а работа предусматривала круглосуточное нахождение в стенах Госпиталя Святого Мунго.       Он чувствовал желание приподняться с подушки, но не чувствовал в расслабленных мышцах достаточных для этого сил. Разбитый нос, раздробленная левая скула и вывихнутая челюсть по ощущениям полностью восстановились и не причиняли боли, которая застилала разум, когда его волоком тащили в Больничное крыло и после вливали в него одно зелье за другим.       — Как ты себя чувствуешь?       — Нормально, — просипел он, осознав, что по-прежнему находится в хогвартской больничной палате, а снаружи наверняка успело стемнеть.       У противоположной стены он заметил еще одну занятую койку, но смотреть в ее сторону не стал. Взгляд скользнул по лимонно-желтого цвета мантии с вышитой на груди эмблемой Госпиталя. Бледно-зеленые глаза — выразительные, прозрачные, с чуть опущенными внешними уголками — с профессиональным спокойствием изучали его лицо. Синяки на нем благодаря бадьяну в считанные часы пожелтели и теперь почти сливались цветом с кожей.       — Мне редко везет на свободные часы, — с грустью улыбнулась Энид, прочитав на лице племянника немой вопрос о том, что она здесь делает, и присела на край его постели. — Я получила Патронус-извещение и воспользовалась рабочим порталом. Шел обеденный перерыв, когда передо мной возник гигантский орел и голосом твоей бабушки сообщил, что с тобой стряслось.       — Бабушка… была здесь?       Энид на мгновение опустила взгляд.       — С ее слов все выглядело гораздо хуже. По крайней мере, предъявлять претензии к мадам Помфри мне уж точно не стоило. Она прекрасно знает свое дело.       Невилл еле слышно вздохнул.       — Бабушка еще здесь.       Энид спокойно кивнула.       — В кабинете директора. Не переживай, — сказала она, легким касанием дотронувшись до его лежащей вдоль тела правой руки, одетой в рукав пижамной рубахи. Ладони Энид были сухими и теплыми. — Думаю, она понимает, что сейчас не время для выяснения отношений.       Невилл вздохнул и поджал губы, думая о том, что его переодели в пижаму, пока он находился под воздействием Усыпляющего зелья. Это означало, что в Больничном крыле ему придется, как минимум, заночевать.       Слегка приподняв голову, Невилл рассеянно оглядел палату.       — Все хорошо, Невилл? — участливо спросила Энид.       Он облизал губы.       — Да… конечно.       Картина драки на стадионе возникала в его голове отрывками, словно ее, как едва успевший впитать краски холст, порвали на лоскуты, пока Невилл спал. Первое, что он вспомнил, были попытки освободиться от стальной хватки Гойла. Сам Гойл, словно живой таран, расчищал путь в конец ряда. Казалось, только овладевшая Невиллом ярость поспособствовала тому, что, упав спиной в грязь, он смог вскочить на ноги и, налетев на Гойла с яростным криком, сбить его грузную тушу с ног и вновь повалиться на землю вместе с ним.       Он не помнил, сколько прошло времени, прежде чем Крэбб оттащил его в сторону и несколько раз ударил лицом о металлическое крепление трибун. Помнил лишь то, что больно ему было в тот момент как никогда в жизни. Когда хватка Крэбба резко ослабла, Невилл с трудом поднялся на ноги. С трудом, но все же сфокусировал взгляд на цели, в поисках которой долго блуждать не пришлось. Ни скользкая сырость под ногами, ни чувство, что ткани вокруг сломанных костей немеют, не помешали ему сорваться с места следом за Пайком, который дал деру, как только обнаружил, что Невилла больше никто и ничто не удерживает.       «Где твоя мамочка, Лонгботтом? Иди, расскажи ей, как тебя здесь обижают…»       Точность, с которой память воспроизводила каждую деталь с момента, как он настиг Пайка и, толкнув его в спину, повалил на землю, пугала не меньше мысли, что тот мог заранее знать цель, в которую метил. Невилл не видел его лица, видел лишь размытые очертания скрючившегося на земле щуплого тела, одетого в мантию и факультетский шарф. Казалось, жажда мести породила в нем звериный инстинкт, безошибочно указывающий, что нужно делать. В глазах двоилось, голова шла кругом, но это не помешало Невиллу рывком развернуть Пайка лицом к себе, лишив возможности двигаться, затем замахнуться и ударить.       Еще. Третий. Четвертый…       — Думаю, тебе уже можно поесть.       — М? Ах… да. Н-наверное, можно.       Энид не без грусти наблюдала, как племянник проваливается в бездонную пучину мыслей. В этом он скорее напоминал Фрэнка. У Элис до того момента всегда все было написано на лице.       Энид часто жалела о многом в своей жизни. О собственной, третьей по счету, попытке создать нормальную семью, о работе, которой необходимо было отдавать себя без остатка, о невозможности противостоять принципам Августы Лонгботтом, этой стальной женщины, уверенной, что никто, кроме нее самой, не в силах воспитать из Невилла мужчину... обо всем, что помешало когда-то и мешает до сих пор оградить этого ребенка от всех несчастий мира.       «Что еще я могу для тебя сделать, Элис? Что я могу сделать для твоего сына?»       — Чего бы тебе хотелось на ужин?       Мгновение темные брови мальчика задумчиво хмурились, а затем, посмотрев в лицо напротив, Невилл произнес:       — Сколько у тебя еще времени?       Энид улыбнулась.       — Семь минут есть точно.       — Хорошо, — произнес он чуть тише.       «Ненавижу! Убью! Подонок!»       Сразу несколько рук схватили его и попытались поднять. Сгусток боли и гнева, в который превратилось к тому моменту все его существо, бил по всему, до чего мог дотянуться. Голоса тех, кто пытался оттащить его от распластавшегося на земле Пайка, слились в раздражающий гвалт, и Невилл, найдя в себе силы оставить слизеринца, сделал попытку подняться на ноги. От этого в голове будто взорвалось несколько пороховых бочек одновременно. Обессилев, Невилл сдался, наконец, в чужие руки. Глаза еще были способны различать неясные очертания происходящего возле трибун. Он видел высокую темную фигуру Снейпа, яростно размахивающего руками перед его лицом. Профессора окликнул один из тех старшекурсников, что удерживал Невилла, и тот, развернувшись, еще несколько мгновений слушал рапорт.       Касси Малфой стояла возле трибун. Солнце освещало ее жемчужно-белые волосы. Ее лицо виделось Невиллу неясным стертым пятном. Он смотрел в ее сторону всего пару мгновений, после чего его крепко взяли под руки и поволокли в сторону замка. По дороге в больничное крыло его несколько раз стошнило. Два раза он терял сознание.       — Найджел выздоровел?       Энид вздохнула.       — Еще нет. Обычно золотуха в его возрасте быстро проходит. У него она что-то затянулась. Я бы дольше пробыла с ним, но меня, к сожалению, не отпускают. Работа у меня такая.       Невилл понимающе кивнул. Энид снова извинялась за то, что не могла быть хорошей матерью собственному сыну, будучи прикованной к постели страдающих магическими недугами.       Невилл молча кивнул. Энид еле слышно вздохнула.       — Мне рассказали о том, что случилось, но, может быть, ты мне об этом напишешь? — ее голос прозвучал устало. После секундной паузы она, слегка сжав его ладонь своими теплыми пальцами, добавила: — Хотелось бы знать, как все было на самом деле.       Невилл взглянул на Энид. В ее хризолитовых глазах снова мелькнуло отражение тех, других. Таких же, как и его собственные. За годы сознательной жизни он привык к этому ощущению и не желал его отпускать.       Он хотел сказать ей пару слов, как внезапно дверь в больничное крыло распахнулась. Невилл почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Он инстинктивно приподнялся и сел на постели, чувствуя, как от резкого движения кружится голова.       — Мне плевать, что вы там считаете. Можете подавать иск в Визенгамот, если вам больше заняться нечем! Я выиграю это дело на первом же заседании, вы — впустую потеряете уйму времени и денег! Здравствуй, Невилл.       Он негромко ответил на приветствие. Наблюдая, как его бабушка, облаченная в зеленое платье с лисьим воротником, громко стуча каблуками, врывается в палату, Невилл с досадой подумал о том, что она и сегодня не забыла про свою любимую шляпу. Следом за мадам Лонгботтом в палате появились еще двое — худой мужчина с остроносым птичьим лицом, увенчанным тонкими светлыми усиками, и невысокая женщина в маленькой декоративной шляпке и мантии цвета морской волны. Водянистые серые глаза мужчины с раздражением покосились на громоздящееся поверх чужой шляпы чучело стервятника. Запавший подбородок нервно дернулся. Невиллу хватило одного взгляда на этого человека, чтобы понять, как примерно будет выглядеть Саймон Пайк лет через двадцать пять.       — Энид, тебе не пора возвращаться в Госпиталь? — осведомилась мадам Лонгботтом таким тоном, словно говорила с засидевшейся за играми дочерью, напоминая ей о домашних обязанностях. Невилл заметил, как взгляд ее выцветших от старости светло-серых глаз скользнул вниз и остановился на ладони Энид, лежащей поверх его собственной. Под этим взглядом Энид не только не отняла ладони, но и не шевельнула пальцем.       — У меня еще есть время, мадам, — сказала она ровным голосом, который, подумал Невилл, выработался с годами морально изнуряющей и требующей колоссальной выдержки работы. — С вашего позволения я побуду здесь немного.       Мадам Лонгботтом только моргнула и, мгновенно потеряв интерес к родной сестре невестки, снова обратилась к внуку.       — Вижу, тебе стало лучше, — произнесла она со знанием дела, обходя койку с другой стороны и, приблизившись к Невиллу, взяла его сухими когтистыми пальцами за подбородок. Невилл вдохнул тяжеловатый запах бабушкиных любимых духов. — Да уж, в сравнению с тем, что было в полдень, когда я сюда телепортировалась, это определенно прогресс, — она покачала головой и, медленно опустившись на табурет в самом изголовье постели, сложила морщинистые, с множеством золотых перстней на пальцах, руки на коленях. Невилл не без тревоги обнаружил, что руки бабушки, в отличие от голоса, заметно трясутся. — Ну-с, я слушаю вас, молодой человек.       Невилл проглотил слюну, чувствуя себя так, словно он сам вдруг случайным образом перенесся в зал заседания суда. Он успел почувствовать, как пальцы Энид невесомо сжимают его собственные, и в следующее мгновение обернулся, потому что входная дверь снова открылась.       — Нет-нет, Гриффиндор, всех вас я не пущу. Кроме него, здесь есть еще пострадавший, которому нужен покой! Я пущу в палату троих, но не сейчас!       Из-за форменной коричневой мантии мадам Помфри выглянула маленькая всклокоченная голова. Ее обладатель, наткнувшись взглядом на Невилла, расплылся в улыбке и радостно помахал ему рукой. Невилл вытянул шею и, слегка улыбнувшись, поднял ладонь в ответ. Едва мадам Помфри успела пригрозить Шеймусу, как по другую сторону от него выглянула другая голова — черноволосая, кучерявая, с подбитым глазом.       — Ой... здрасьте, — стушевался Дин, явно не ожидавший увидеть возле постели Невилла целительницу из Лондона и грозную пожилую даму в шляпе с чучелом птицы. Он хотел добавить еще что-то, но мадам Помфри сердито нажала ладонью на его макушку.       — Мерлиново наказание, — проворчала она, выпроводив первокурсников за дверь, и молча прошествовала мимо койки Невилла, держа в руках прозрачную туго закупоренную колбу из темного стекла.       Невилл повернул голову и заметил мистера и миссис Пайк, которые сидели в изголовье другой занятой постели. Невилл искоса глянул в сторону. На сомкнутых губах Энид играла улыбка, так похожая на ту, что время от времени появлялась на лице ее сестры. Улыбка, которая словно намекала, что ее обладательнице известен какой-то секрет.       — Мне пора возвращаться, — произнесла она и, наклонившись к нему, добавила. — Я буду ждать письма, ты меня понял?       Он кивнул, и Энид, подавшись вперед, поцеловала его в щеку. Невилл моргнул и, подняв голову, заметил, что накрашенные губы бабушки сжаты в тонкую линию.       Поднявшись на ноги, Энид вынула из кармана небольшой прозрачно-розовый камень с изображением герба Святого Мунго и, попрощавшись, подкинула его вверх, поймала и растворилась в воздухе. Невилл еле слышно вздохнул.       — Она будет ждать письма, — мрачным эхом отозвалась мадам Лонгботтом, выпрямляя и без того ровную прямую спину. — Можно подумать, она единственная, кого волнует твое состояние.       Невилл замотал головой, но бабушка этого жеста, казалось, не заметила. На ее старческом лице ходили желваки.       — Ба…       — Не нужно ничего мне говорить. Извини, но лобызать тебя я не стану, по крайней мере сегодня. Любовь, дорогой, это далеко не то, что многие себе представляют. Да, настоящая любовь — это... совсем не то.       С этими словами она неспешно, словно боясь разогнуться, поднялась с табурета. Невилл наблюдал за ней, разрываясь между чувством тревоги за ее душевное состояние, ожиданием встречи с толпящимися у двери одноклассниками и напряжением от того, что драматичную сцену его семьи исподтишка наблюдали родители Пайка.       — Ты хотела, чтобы я рассказал, — начал он, но бабушка остановила неуверенный поток его слов властным жестом руки.       — Позже. Я неважно себя чувствую. Тем более я уже пообщалась с твоим преподавателем Зелий. Этот юноша рассказал мне достаточно, чтобы я составила картину произошедшего.       Невилл моргнул, думая о том, как странно звучит слово «юноша» в отношении Снейпа, которому…       «А сколько лет Снейпу?»       — И... что он сказал?       — Он настоятельно рекомендует тебе взять факультатив по его предмету. Разумеется, это будет стоить денег, хоть он и обещал, что в крайнем случае сделает нам небольшую скидку.       Невилл моргнул, пытаясь осознать услышанное.       — Он... профессор Снейп хочет, чтобы я взял его факультатив?       Седые брови мадам Лонгботтом поползли вверх.       — Этого должен хотеть ты, в первую очередь. Аврорат требует превосходный балл ЖАБА по Зельям. Не делай вид, что ты в первый раз об этом слышишь.       — Да, но… — начал Невилл и осекся, мысленно представив лицо Снейпа, которому сказали, что Невилл Лонгботтом надеется поступить в Академию при Аврорате. Невилл готов был поспорить на что угодно, Снейп упомянул про факультатив в качестве банальной вежливости. Он не удивился бы, узнав, что профессор едва сдерживал смех, когда мадам Лонгботтом рассказывала ему о грандиозных планах на своего внука.       Бабушка издала звук, похожий на презрительное фырканье.       — Тот, кто ищет способ избежать трудных путей в достижении целей, выдумывает множество различных «но». Конечно, довольствоваться тем, что имеешь, проще, но это, дорогой мой, удел слабаков и лентяев. Я говорила это много раз и буду повторять до тех пор, пока в твоей голове это однажды не отложится.       Невилл поджал губы. Бабушка не в первый раз отчитывала его при посторонних, но сейчас... ему совершенно не нравилось то, что этими посторонними были Пайки.       — Вот оно, истинно гриффиндорское благородство, — услышал Невилл негромкий женский голос, принадлежавший, как можно было догадаться, миссис Пайк, которая обращалась к своему мужу. — До полусмерти избить ровесника, который гораздо слабее и потому не может дать отпор.       Мадам Лонгботтом повернула голову, а затем развернулась к ним всем телом. Стервятник на ее шляпе угрожающе покачнулся.       — Слабость, — прокаркала она таким тоном, что Невилл едва не вжал голову в плечи, — судя по всему, распространяется на все тело этого юноши, включая его мозг. Потому и язык у него работает как помело, пользуясь полнейшим отсутствием контроля.       — Я бы попросил вас, мадам, не оскорблять моего сына, — произнес мистер Пайк. Из-за спины бабушки Невиллу было видно, как он приподнялся со своего табурета. Мадам Лонгботтом презрительно усмехнулась, всем своим видом показывая, что задерживаться здесь ради препираний с ним не собирается.       — Его оскорбляю не я, а его собственная безответственность.       — Безответственность? — неровный тон миссис Пайк говорил о том, что ее хрупкая нервная система не выдерживает ни этого разговора, ни стука металлических каблуков по ровному дощатому полу. — Вы хотите сказать, что ваш внук поступил ответственно? Да распускать руки на кого угодно — это... последнее дело!       — Не надо, Сильвия, — глухо произнес ее супруг. — Это бесполезно.       Невилл видел, как бабушка обернулась почти у выхода из палаты.       — Милейшая, за все в этой жизни нужно платить по счетам. Ваш сын весь семестр вел себя с моим внуком как подлец, и в итоге расплатился за это, — отчеканила она и, кинув взгляд в сторону наблюдавшего за ней внука, произнесла: — Я права, Невилл?       Он буквально ощущал на себе недоброжелательные взгляды мистера и миссис Пайк, но нашел в себе силы глянуть в их сторону и утвердительно кивнуть. Миссис Пайк тихо фыркнула, а ее муж, хмуро глядя на Невилла, молча покачал головой.       — Я, как и Энид, жду от тебя письма. Пожалуйста, не забудь об этом, — отчеканила мадам Лонгботтом прежде чем попрощаться. Как только она открыла дверь, ведущую в коридор, Невилл услышал, как голоса его одноклассников мгновенно смолкли.       — Добрый вечер, молодые люди, — донеслось из коридора громкое эхо ее голоса. И когда всего двое мальчишек хором ответили: «Здрасьте, мэм!», Невилл не смог сдержать улыбку.

***

      — Отпадная у тебя бабуся, — весело сказал Дин Томас, покачиваясь на том же самом табурете, где каких-то двадцать минут назад восседала мадам Лонгботтом. Фингал, оставленный под его правым глазом кулаком Гойла, еще не до конца сошел, но чувствовал себя Дин явно так, словно только что искупался в Фонтане Феи Фортуны. — Я не шучу. Если бы она была главой Совета попечителей, уверен, Малфой от одного вида птички на ее шляпе подавился бы своим золотишком.       Шеймус, сидя на постели Невилла, согласно промычал, откусывая от ревеневого пирога, который, хоть и выглядел не слишком аппетитно, показался Невиллу самым отменным лакомством в его жизни.       Шеймус полностью отвлек на себя внимание Крэбба, видя, как тот колотит Невилла лицом о металлические крепления трибун, и в итоге выбил Крэббу два передних зуба и вырвал клок волос из челки, а сам, единственный из всех участников драки, остался без единой царапины. Его и Дина отпустили из больничного крыла сразу, как только провели необходимые манипуляции, и после отправили в кабинет декана. К вечеру все говорили не столько о матче, сколько об этой драке, а Невилл, по словам одноклассников, был публично признан героем дня. Правда, из всех пришедших навестить героя дня разрешения мадам Помфри войти в палату дождались только Дин и Шеймус. Которых Невилл был рад видеть сейчас гораздо больше, чем весь класс целиком.       — Я и сам, как только увидел этого грифа, чуть не обделался.       — Это стервятник, — отозвался Невилл, который к тому времени уже расправился с принесенным одноклассниками пирогом с ужина и теперь запивал его ягодным морсом.       — Офигеть, — восхитился Дин. — У твоей бабули все шляпы в таком стиле?       Шеймус хохотнул и отправил в рот остатки пирога. Невилл усмехнулся и отпил из бутыли морс. То, что других шляп с чучелами птиц в гардеробе его бабушки не водится, он говорить не стал. Пускай себе фантазируют.       Он скосил глаза на койку у противоположной стены. Родители Пайка ушли сразу, как только в палате появились посетители. Перед этим они несколько минут беседовали с мадам Помфри. Все это время Саймон спал или притворялся, что спит. Этого Невилл понять не мог.       — Кстати, ты не говорил, что твоя мама в Мунго работает, — буднично произнес Дин. За те несколько секунд, что звучала эта фраза, сердце Невилла успело сделать пару кульбитов и скатиться в пятки.       Шеймус, наклонившись к Невиллу, добавил:        — Дин не знал, что такое Госпиталь Мунго, это я ему объяснил.       — Это... была моя тетя, — сказал Невилл, моля Небеса, чтобы его голос звучал ровно. Ровно не получилось, и брови Шеймуса поползли вверх.       — Ой, извини. Мы подумали... — он смущенно почесал затылок, и Невилл, опережая неудобные вопросы, пробормотал:       — Их с мамой раньше часто путали, прямо как Фреда с Джорджем, так что... все нормально.       Он вздохнул, испытав некоторое облегчение, но напряжение ушло не полностью. Ведь сейчас начнутся самые каверзные вопросы. Вопреки его ожиданиям, Шеймус повернул голову и глянул на занятую Пайком койку.       — Он там дрыхнет, что ли? — он вытянул шею. — Эй, чепушила!       — Не надо, — произнес Невилл полушепотом, подавшись вперед. — Пусть спит, ну его на фиг!       — Ничего не «ну»! — отмахнулся ирландец. — Знает пущай, как связываться с гриффиндорской бандой. И тебя, и тупых жирдяев еще не так отделаем, слышал?!       — Гриффиндорской бандой? — улыбаясь, переспросил Невилл. Дин повернул к нему голову и усмехнулся.       — Именно. Давай пять, босс.       Перед самым носом Невилла возникла смуглая ладонь. Глянув в улыбчивое лицо Дина, Невилл усмехнулся и опустил свою ладонь сверху.       — А ты чего? — подтолкнул Дин Шеймуса. Тот, спохватившись, со шлепающим звуком опустил ладонь поверх руки Невилла.       — Теперь Непреложный обет, — сказал Финниган и, видя, как Невилл вытаращил глаза, рассмеялся. — Шутка, без него обойдемся.       — А что такое этот обет? — непринужденно спросил Дин, когда дружеский жест завершился. — Какая-то супермагическая клятва?       Невилл и Шеймус посмотрели на него одновременно.       — Еще какая клятва, — Невилл покачал головой. — Нарушив ее, ты умрешь.       — Ну так чего мы ждем? — улыбнулся Дин. В этот момент дверь кабинета мадам Помфри отворилась, и из него, переговариваясь, вышла главная целительница вместе с молодой помощницей. Последняя, держа в руках небольшую резную бутыль цвета слоновой кости, направилась в сторону кровати Пайка.       — Марш отсюда, Гриффиндор, — сказала мадам Помфри, для пущей убедительности махнув рукой в сторону выхода. — Вам мало одного инцидента? Еще, не дай Мерлин, попадетесь мистеру Филчу. Марш, кому говорят! Ему еще лекарство принимать!       Дин и Шеймус удалились, на прощание воодушевленно помахав Невиллу и пообещав навестить его завтра. Мадам Помфри сообщила, что в больничном крыле Невилл останется до понедельника. Спустя несколько минут молодая целительница вновь подошла к постели Пайка. Тот, судя по движению, пришел в себя.       — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила она. Пайк ответил сонным голосом и с ее помощью с трудом сел на постели. Увидев его впервые после всего случившегося, Невилл с трудом проглотил слюну. Пайк был мертвенно бледен и еще очень слаб. Когда он расстегнул пижамную кофту, чтобы помощница осмотрела его, Невилл с ужасом заметил на его боках заживающие и бледнеющие, все еще кошмарного фиолетового цвета следы побоев. Когда помощница ощупывала его грудную клетку, он морщился от боли. Пайк выпил содержимое бутыли, и его острое лицо скривилось в гримасе отвращения.       «Костерост», — подумал Невилл, с ужасом осознавая, что натворил. На ум невольно пришли слова миссис Пайк. Буравя взглядом песочного цвета стену, на которую мягко отбрасывал тень один из круглых светильников на потолке, он думал о том, что миссис Пайк права. Кинуться на самого слабого из троих слизеринцев, предоставив крохотному, похожему на воробья, Шеймусу бороться в одиночку с такой массивной тушей как Крэбб, который при менее удачном стечении обстоятельств мог обеспечить ему участь похуже, чем та, которой удостоился Пайк...       И после этого Дин и Шеймус назвали его другом и боссом, когда как настоящий друг — и тем более, настоящий командир — не побежал бы догонять того, с кем легко справиться в одиночку, и не бросил бы своих подчиненных в беде.       «Но... я не подозревал, что Шеймус вмешался! Я не знал, почему Крэбб меня отпустил! Я хотел наказать Пайка за все, что он говорил и делал! Он заслужил это!»       «Вот оно, истинно гриффиндорское благородство. До полусмерти избить своего ровесника, который гораздо слабее и потому не может дать отпор…»       «Они ничего не знают! Они не слышали! Не видели, как он меня преследовал! Он нарвался! Он сам виноват!»       — Невилл Лонгботтом?       Он вздрогнул и поднял голову. Над ним стояла другая помощница мадам Помфри — на вид ей можно было дать лет тридцать или чуть больше, — и протягивала флакон с зельем.       — Выпей.       — Что это? — спросил он, недоверчиво глядя на содержимое флакона.       — Сонное зелье, — удивленно произнесла целительница, вскидывая слегка кустистые черные брови. — Насколько я помню, его изучают на первом курсе.       Невилл только вздохнул и, приготовившись отпить из фляжки, искоса глянул в сторону, повинуясь неведомому инстинкту. Сделал он это вовремя, чтобы заметить, как Пайк, лежа на постели, внимательно наблюдает за ним из-под прикрытых век. Возле его кровати никого не было. В голову Невилла буквально ворвалась мысль — он и Пайк останутся здесь на ночь одни, и сейчас ему предстоит выпить сонное зелье, которое Пайку, очевидно, не приносили!       — Пей, — целительница легонько и нетерпеливо подтолкнула его, но Невилл мешкал. Он готов был поклясться, что Пайк в этот момент беззвучно усмехнулся.       «Если я выпью зелье и усну... вдруг он устроит мне какую-нибудь пакость, а то и задушит во сне? Нет, он все-таки еще слаб... он не притворяется. Но если я откажусь пить, он подумает, что я боюсь возмездия».       С этой мыслью Невилл взял из рук целительницы флакон и выпил зелье до дна.       — Молодец. Зелье начнет действовать через час, а пока можешь что-нибудь почитать.       С этими словами она удалилась, и Невилл, моргнув, задумчиво облизал губы. Усыпляющее зелье они проходили в прошлом семестре и писали в начале этого проверочную работу. Всего за два с небольшим месяца он успел забыть не только время действия зелья, но и даже как оно выглядит.       «Вот тебе, бабушка, и Академия Аврората…»       Почувствовав желание облегчиться, Невилл нехотя сбросил укрывавшее ноги одеяло и, сунув ноги в тапки, побрел в сторону двери, ведущей в туалетные комнаты больничного крыла.       — Поздравляю, — услышал он глухой голос Пайка и замер на полпути. — Теперь ты настолько крутой, что я боюсь даже произносить твое имя.       Невилл повернул голову и встретил его взгляд.       — Это ты хотел услышать, да? Псих.       Невилл нахмурил брови, глядя в его бледное лицо, стараясь выкинуть из головы картину его переломанных ребер.       Пайк болезненно осклабился, не меняя жуткой позы тряпичной куклы.       — Ты за это заплатишь, боттом.       Невилл напрягся, но мгновение спустя отвернулся и продолжил путь.       — Думаешь, ты крутой? Толстозадый кретин, любитель гребаных цветочков, — бросил Пайк ему в спину. — Лузер — твое почетное звание.       Невилл покачал головой.       — Пошел ты, — буркнул он полушепотом, не оборачиваясь, и захлопнул дверь в туалет.