Искристый воздух

Даддарио иногда позволяет себе курить. Сидит, слушает, а после молча встаёт и выходит. Прерывает этим разговор, вынуждая смотреть ему в спину и подолгу сверлить точку между лопаток. Он вряд ли об этом знает, может и догадывается, но виду не подаёт. Этим лишний раз проводит черту, топчется на ней, усиливая. Тихо усмехается и поворачивается спиной. Начинает снова эту игру в "говори, добивай, но о главном молчи". Гарри не понимает, как Мэтт умудряется побеждать раз за разом. Он не до конца понимает смысл игры, а в правилах и подавно запутался. Знает только, что игра эта в обе стороны, но ведёт Мэттью, равняя счёт каждый новый раунд, выступая за обоих игроков. Шум уже привык к его перепадам. То он смеётся, дурачится и весь такой яркий, что улыбка против воли растягивает губы и от смеха уже щёки болят. То серьёзный, или милый. До боли в пальцах милый, потому что нельзя. Нельзя ни притронуться, проведя ладонью по щеке, зарыться в эти волосы, сжимая сильно, но не слишком. А иногда такой. И это всегда внезапно. Однажды Гарри увидел как он курит. Мэтт прислонился к трейлеру, поднёс к губам сигарету и затянулся. Огонёк отражался в глазах, а после из его рта вырвался дым. Такой плотный и удушающий даже на вид. Но Даддарио лишь прикрыл глаза, закидывая голову к небу и неспешно выдыхая. Это было так греховно. Порочно, даже с двадцати шагов, что их разделяли. — Не знал, что ты куришь. — Гарри прочистил горло и легко улыбнулся, подходя ближе. Ему было неловко, будто увидел и узнал то, что не стоило. Что не должен был. — Теперь знаешь, — звучало безлико. Мэтту не было дела. Он лишь снова затянулся, так и не смотря на Шума, и всё так же закинув голову к небу, выдыхая. Гарри тяжело сглотнул. Почему он чувствует себя лишним? Наверное, именно тогда он и увидел эту черту впервые. Впервые так чётко. С тех пор они начали играть. Мэтт играл. Гарри был озадачен, взволнован, если честно, когда увидел одним утром разбитые костяшки на руках Даддарио. — Всё в порядке? — он присел на краешек стола в трейлере парня, когда тот готовил себе кофе сразу после совместного прогона сценария. — Да, в порядке. А разве тебе есть дело? — Мэттью на него не смотрит, сосредоточившись на кружке. Его слова противоречат друг другу. Врёт, даже не задумываясь. Отделывается общими фразами. — Будь иначе, не стал бы спрашивать, — роняет, выпрямляясь и направляясь на выход. Мэтт становится невыносим. Тяжело с ним рядом находиться. Особенно наедине. Все разговоры в простые и бессмысленные споры и обмен ничего не значащими фразами. — Поколотил грушу без перчаток, — застало Шума у самого выхода. Он обернулся, натыкаясь на прямой взгляд, и остановился. Мэтт отпил из кружки. — Не знал, что ты увлекаешься боксом. Во всяком случае, будь осторожней. Грех такие руки уродовать, — с дружеской усмешкой и попыткой разрядить обстановку. Хоть немного сдвинуть черту и растопить лёд. Но ореховые глаза вопреки желанию покрываются изморозью, снова обжигая этим безразличием. — Ага, — пусто и в никуда. Мэтт отворачивается, а Гарри уходит, излишне громко хлопнув дверью. Он снова проиграл в этой игре, в которой нет никакой логики и правил. — Что произошло? — Кэтрин собирает осколки с пола, когда Гарри входит. Она вскидывает голову и качает головой, немного нервно улыбаясь. — Всё в порядке, я сама виновата. Не стоило мне этого говорить… — она всё так же качает головой, улыбаясь явно через силу. Шум подходит ближе и садится на корточки, хватая её за руки и заставляя посмотреть на себя. — Что произошло, Кэт? — Она не хочет говорить. Гарри несильно сжимает её руки, настаивая, и МакНамара сдаётся. — Правда, я и сама виновата. Видела же, что что-то случилось. Не стоило настаивать, не подумала даже, что это может быть настолько личным. Мэтт и так сам не свой последнее время, а тут я с расспросами… Гарри молча встаёт. Кэтрин хватает его за руки, стараясь остановить, но он смотрит так, что ей становится не по себе. — Гарри… — Не переживай, я лишь поговорю с ним. Шум выбегает на улицу и попадает под дождь. Промокает практически мгновенно, но возвращаться за зонтом нет желания. Он быстрым шагом направляется к трейлеру Даддарио, прекрасно зная, что тот там. И именно поэтому останавливается в десяти шагах, когда застаёт Мэтта на улице. Он прислонился к трейлеру и курит. Дождь практически гасит огонёк, но парню до этого, кажется, дела нет совершенно. Насквозь мокрый, с прилипшими к лицу волосами и безразлично смотрящий в небо, выпуская очередную порцию дыма. Гарри физически невыносимо смотреть на это. Смотреть и не понимать, почему внутри, за рёбрами и где-то в сердце всё гудит, желая выбить это дерьмо из Мэттью. Вернуть его улыбку и смех. Снова чтобы был тем беззаботным и весёлым парнем, который даже дурачится серьёзно. Вернуть того, кто не курит. Потому что этот дым, похоже, травит в нём что-то. — Что, чёрт возьми, с тобой случилось? — голос звучит непривычно, слова скребут изнутри горло, и стеклом ощущаются во рту. Мэтт поворачивает в его сторону голову, и Шум видит только его глаза. Нет ничего, все краски дождём смыты, только эти огромные глаза на практически белом лице. Такие тёплые обычно, но пустые и пугающие сейчас. Усталый загнанный зверь, уже смирившийся со своей участью. Ответа так и нет. Именно поэтому Гарри подходит и встаёт практически вплотную, закидывает голову, чтобы не разрывать зрительного контакта. Ждёт. Но чего ждёт? Рассматривает внимательно и ищет причины, которые изменили Мэттью. — Почему ты смотришь так, будто я с луны свалился? — Мэтт выдыхает на грани слышимости, напряженно замирая и стараясь не шевелиться. — Потому что я не понимаю. — Это похоже на всхлип. Гарри не верит, что способен на такое, но весь он сейчас в этой боли, что неожиданно вырвалась наружу и нашла воплощение в этих словах. Мэттью откидывает сигарету и тянется к нему, Гарри поддаётся вперёд, навстречу губам со вкусом дыма и дождя. Это холодно и как-то чересчур. Но в тоже время правильно и привычно. Горько, потому что они не должны, но это нужно. Так необходимо, что ноги подгибаются, и Мэтт обвивает руки вокруг талии, прижимая к себе, удерживая и не давая упасть. — Всё просто, как видишь, — выдыхает в самые губы, разорвав поцелуй, и не в силах открыть глаза. Зажмуривается лишь сильнее. — Мэтт, ты же… — Знаю, — следует ответ, а после он распахивает глаза, еле сдерживая слёзы и прижимаясь лбом ко лбу. Сколько бы Мэтт ни выигрывал в этой непонятной игре, войну за право быть вместе он проиграл.