Искристый воздух

В этом чёртовом мире всё устроено до безобразия просто и жестоко. Сердце в груди крошется и рассеивается пеплом по ветру. Потому что плевать давно стало. Плевать на чужие улыбки и наигранно заинтересованные взгляды. И дело не в самооценке, а в тупом осознании — что устали многие. Интерес и правда настоящий, но так обычно в лица заглядывают, когда ищут кого-то. Ищут осознание и незнакомца, что чуть ближе тысяч. Ищут предвестника смерти. Ищут саму эту смерть в лице напротив. Магнус искал. Искал так долго, что забросил это дело и гвоздём к стене напоминание "забыть нахер, не думать даже ещё раз пытаться" прибил. Чтобы знать, каким идиотом доверчивым был. Почти четыреста лет. Триста девяносто восемь, если уточнять. Бессмертие ему всю душу выпотрошило и станцевало ни один концерт уже на этом месеве, в грязь втаптывая. И пустота в глазах, которую в зеркале каждый грёбанный день видит — это привычно. Это нормально. Это часть этого проклятого и сошедшего с ума изначально мира. Потому что пока ты не встретишь своего соулмейта — умереть не можешь. А встретишь лишь тогда, когда до этой самой смерти всего-ничего осталось.

***

Магнус не может ни замёрзнуть насмерть, ни отравиться какой-либо выпивкой. Но снег в этом году выпал раньше и надежда в груди всё же голову поднимает упрямо, горечью на языке ощущаясь. От виски горло жжёт. От холода мелко подрагивают руки. Возможно, снова до грани дойдёт, хотя она уже родной стала. Та самая грань, когда ты не сдох из-за бессмертия лишь потому, что мир этот странный и мучающий до самой смерти. Без шанса на счастье. Без шанса на счастье после первого столетия, когда жить невыносимым становится. Снег падает медленно. Издевается будто. Свет фонаря разгоняет ночную темноту. Не лучшей идеей было на эти старые качели сесть, но кому какое дело?.. Правильно, давно уже нет. Магнус снова прикладывается к бутылке, но глоток так и не делает, задержав горлышко у губ. — Не боишься замёрзнуть? — голос приятный и доброжелательный. Улыбка у парня приветливая и радостная. В груди сердце сжимается предательски, потому что не так оно быть должно было. Бейн кивает на вторые качели и бутылку протягивает. Парень без вопросов берёт её и отпивает, сразу же закашлявшись. Ком к горлу подкатывает, тяжестью в груди осядая. — Сколько тебе? — Двадцать. Кричать в голос хочется, но Магнус лишь язык прикусывает. Двадцать. Да он ещё жизни поведать не успел. Смотреть на парня сложно, но иначе не получается. — А тебе? — Триста девяносто восемь, — на языке слова оседают, и тихо так получается. Хрипло до ломоты за рёбрами. — Я Магнус. — Александр, — и снова эта улыбка. Искренняя и тёплая, будто солнце. Слёзы к глазам подкатывают, но Бейн лишь бутылку забирает и всё же отпивает. Алек грусть в своих глазах скрыть не может, хоть и считает неправильной. Если так быть должно, то пусть и будет. Парень осторожно к руке Магнуса тянется, за ладонь цепляясь и с нежностью улыбается, когда Бейн их пальцы переплетает. От этого немного легче. Самую каплю. Но горько вдвойне.

***

Утром их нашли на той самой площадке. Они лежали на земле, недалеко от качелей, припорошенные снегом, так и не отпустив рук друг друга.