Солнце в его руках

Между ними ничего не изменилось. Не было странных, неуверенных взглядов и стыдливых укоров. Только возникло, зародилось что-то пока еще неуловимое, совсем призрачное, но очень правильное. Даже на утро они молча встали, собрались, спокойно позавтракав, и, негромко переговариваясь, вышли из палатки под все еще хмурое, неприветливое небо. Макс, мокрый, но на удивление бодрый, выбрался откуда-то из кустов рядом, и с явным удовольствием отряхнулся, обдавая Магнуса целым водопадом грязных брызг. — Зря, — доверительно сказал тот псу, стирая капли с щеки. — Очень зря ты так. Не так ли, Александр? Алек не ответил, сонно щуря глаза. Пальцы, все еще неловкие, отказывающиеся сгибаться, никак не помогали ему расправиться с узкой молнией на куртке. Ее и давно пора было бы выкинуть, да что-то удерживало, цеплялось острыми краями за островки памяти, пусть и старался он забыться — ни к чему было помнить то, что спустя столько времени причиняет глухую, словно ноющую где-то под ребрами, боль. Но оставить ее дома он так и не смог. Возможно, потому что куртка была подарком, когда-то желанным и от того особенно важным, но спустя время ставшим почти невыносимым. От отца. — Давай помогу. Магнус не спрашивал. Аккуратно отвел чужие руки в сторону и ловко потянул язычок вверх. Довел до конца, но к удивлению Алека не отстранился. Посмотрел только, запрокинув голову — ясно, без сомнений, и коснулся теплыми шершавыми губами приоткрытых алековых губ. Целуя неторопливо, уверенно, вдумчиво оглаживая при этом раскрытую, такую большую по сравнению с его собственной, ладонь с трогательным шрамом у большого пальца. В нем, в Магнусе, не было не единой ноты сомнения и намека на раздражение от чужой неумелости — одно лишь сытое довольство от каждого, даже едва заметного отклика. Он и тянулся сам, впечатывался всем телом в Алека, впаиваясь разгоряченным металлом, совсем не обращая внимания на пронизывающий до костей ветер. И от этого было хорошо. Просто хорошо. Их снова прервал Макс. Тявкнул громко, цепляясь в штанину. Алек отстранился первым, укоризненно взглянув на Магнуса, мол, чего ты меня отвлекаешь, и опустился на корточки, взлохматив торчащую во все стороны шерсть. — Сегодня уже никуда не пойдем? — спросил он, почесывая пса за ухом. Магнус, взглянув на свинцовые тучи, покачал головой. — Не вижу никакого смысла, — протянул, улыбаясь одними лишь уголками губ. — В такую погоду опасно идти дальше, да и стадо тащить в такую грязь — одна лишь морока. — Тогда... чем займемся? — О, Александр, есть у меня одна прекрасная идея. Алек прищурился, оглядел недоверчиво безмятежного Магнуса. — Какая? — Пить. Мы будем пить. — И почему я не удивлен? — Потому что ты уже вкусил всю прелесть моего хереса, — наставительно произнес Магнус, до странности спокойно переплетая их пальцы.— Но сначала я научу тебя всей прелести рыбалки под дождем. — Господи, надеюсь, хуже уже не будет. .....к вечеру следующего дня на место их стоянки приехал мистер Росс и Алек, вышедший ему навстречу, вмиг отступил назад, наткнувшись на полный сожаления взгляд. ***** Изабель смеялась. Изабель заливисто хохотала, раскинув руки в стороны, будто бы обнимая так залитый рассветным заревом горизонт. — Я люблю это место, — сказала она, когда качели остановились. И обернулась на Алека, мягко улыбаясь. — Знаешь, мне было бы жаль, если бы нам пришлось все это продать. — И мне, — согласно кивнул Алек. Изабель подошла к нему, взяла за руку. Обручальное кольцо — непривычное, неудобное, сверкнуло под лучами солнца, заставив ее поджать губы. — За это, — сказала негромко. — Мне тоже жаль.