Развод Артура и Имса

Имс       Первым делом надо было валить из Бельгии. В этом пришлось долго и мучительно убеждать Артура, который разглагольствовал, что их дети всё ещё могут быть где-то здесь и как же они их бросят. В качестве контраргумента Имс привёл два пункта: во-первых, за месяц, что он с детьми тут прожил, семья иностранцев из одинокого отца, красивой девушки и шебутного пацана не могла не примелькаться соседям, а потому продолжительное отсутствие отпрысков непременно бросится в глаза, а допускать вмешательство посторонних было никак нельзя.       Ну и во-вторых, Имс достаточно хорошо знал методы их противника, чтобы смело утверждать, что похититель ни за что не остался бы со своими жертвами на территории того государства, где было совершено преступление, и поскольку за ночь он мог добраться почти куда угодно, такое ли имеет значение, где развернут свой штаб Артур и Имс? Артур был вынужден согласиться, но прежде, чем сниматься с места, было необходимо решить, куда направиться, а для этого требовалось составить план действий.       — Честно говоря, я не вполне понимаю, какое Зелинскому дело до немецкой верхушки власти, — признался Артур, уже во всю колотя по несчастным хлипким клавишам старого, но верного ноутбука Имса. — Кстати, ты меня очень обяжешь, если притащишь из отеля мои вещи.       — Я всегда знал, что ты сумеешь найти наилучшее применение моим навыкам и талантам, Артур милый, — проворчал Имс, но всё же рефлекторно словил на лету ключ от Артурового отельного номера и отправился за его вещами.       В пути Имс решил заняться очень важным делом, в которое никак нельзя было посвящать Артура во избежание лишних нервов и ненужных помех. Имс слишком привык палить с двух рук, так сказать, чтобы теперь подойти к столь серьёзной проблеме, как похищение детей и шантаж, всего с одной стороны. А убедить Артура, что Имс не собирается подбираться к Зелинскому обходными путями было проще простого: в его ложь Артур всегда верил легче, чем в правду.       Вернувшись в бизнес на постоянную основу, Имс и его несколько друзей разработали приложение типа «Фейсбука» для «своих». Искали профессионалов в той или иной сфере, предлагали работу, обучение, давали ссылки на заказчиков, просто делились информацией любого рода или просили о помощи. Имс обычно наблюдал за этим культурным обменом со стороны, но теперь у него не было выбора, кроме как самому обратиться за помощью. На стартовой странице Имс вывесил объявление: «Кто сталкивался со Славомиром Зелинским? Где он может держать заложников?»       Тут же высветились несколько ответов — видимо, труженикам сферы мыслепреступлений было сильно нечем заняться, раз они толпами сидели в социальных сетях вместо того, чтобы заниматься делом. Среди кучи бесполезных советов набежало множество вопросов типа «кто в заложниках». Имс хорошо знал, что приложение надёжно защищено от взлома (ещё бы, ведь программу писал настоящий маэстро от IT), поэтому решил поделиться информацией — ну, а вдруг кто-нибудь в самом деле сможет помочь? «Двое детей, — написал Имс, — девочка 17 лет, парень 11. Кое-кого из наших».       К удивлению Имса, после этого ему пришло личное сообщение от некоего пользователя с ником «Филеас». (Аллюзия на Жюль Верна ему понравилась, но Имс знал всех участников группы наизусть, и никакого Филеаса до сегодняшнего дня среди них не было. Но попытка не пытка.) Сообщение было довольно нахальным, но прямолинейным и деловым: «Удали объявление, не поднимай шум. Я этим займусь». Имс удалил, а в ответ написал: «Ты кто?» Следующее сообщение его окончательно добило: «Тот кто знает, о каких детях идёт речь. Назовусь — и ты будешь мешать их спасти. Расскажи всё, времени терять нельзя».       Имс так и замер как вкопанный посреди улицы, пялясь в экран. В него врезались несколько прохожих, и только истеричный звон велосипедного колокольчика привёл его в чувства. Имс отскочил на тротуар, убрал телефон, огляделся, пытаясь сориентироваться (вслепую он зашёл чёрт-те знает куда), и направил свои стопы в сторону отеля, на ходу пытаясь сообразить, кто, ну кто мог знать про его детей. Ариадна? Она не стала бы шифроваться. Юсуф? Он давно бросил бизнес, теперь владелец фармакологической фирмы. А Сайто давно покойник. Сам Артур не настолько изобретателен, чтобы разыгрывать такой спектакль, да и смысла ему нет — две головы лучше одной, при всём Артуровом тщеславии он это всё же понимает. Разве что… Нет, не может быть. Во всяком случае, Имс отказывался верить, что это именно оно — оно должно, обязано было произойти по-другому, не так прозаично. Ну и чёрт с ним, а то так можно все мозги сломать, не начав ещё заниматься делом.       Имс дошёл до отеля, по-хозяйски прошествовал до номера, не обращая внимания на горничную, убиравшуюся там — лишь помахал ключом на изумлённые вопросы, кто он есть, побросал в рюкзак Артура все документы, деньги, гаджеты, забрал из ванной гигиенические принадлежности и великодушно кинул в общую кучу пару рубашек, но больше для вида, потому как прекрасно знал, насколько Артур любит, ворча и обвиняя Имса по всех своих бедах, воровать его одежду.       Покончив с этим, Имс послал на прощание горничной воздушный поцелуй, спустился в лобби и рухнул там на мягкое кресло, снова выхватил телефон и стал писать Филеасу во всех подробностях о постигших их с Артуром несчастьях в лице Зелинского и не подверженного цензуре прямого эфира на бельгийском телевидении. (Ну вот кто, кто на канале решил, что обыденной аудитории будет интересно, не говоря о приятно, смотреть на двух целующихся мужиков на гей-параде?)       Имс изложил обстоятельства достаточно подробно — по итогу Филеас задал всего пару уточняющих вопросов. Покончив с этим, Имс обнаружил, что потратил больше получаса, а значит к его возвращению время будет уже почти час дня и неплохо будет перекусить. Но Артур, конечно, поглощённый работой, даже не подумает дойти до холодильника, значит кормить его придётся Имсу, но готовить в такой ситуации было лишь тратой времени, так что на обратном пути Имс ещё заскочил в свою любимую китайскую забегаловку и взял лапшу навынос.       Дома ждал совершенно загипнотизированный экраном Артур, он даже не обернулся, когда Имс, входя, хлопнул дверью, и едва повёл бровью, когда на диван рядом с ним плюхнулся его рюкзак. Только допечатав, видимо, мысль, Артур наконец осознал, что ему доставили вещи и с бормотанием «тебя только за смертью посылать, слава богу, на этой колымаге невозможно работать, клавиатуру надо чистить, Имс» расстегнул молнию, достал свой новомодный лэптоп, открыл его и уже через мгновение продолжил работать, как будто ни на секунду не переставал. Имс, наблюдая за ним, только вздохнул и пошёл разогревать остывшую в дороге лапшу, а из холодильника достал пару бутылок пива.       Запах еды Артура всё-таки оживил. Не отрываясь от экрана, он начал принюхиваться, а стоило Имсу приблизиться к нему с подносом с едой, Артур, как будто только этого и ждав, захлопнул крышку ноутбука и бережно отставил его на диван, освобождая место на столе. Имс припарковал свою ношу и устроился рядом с Артуром, сразу взял пиво и как следует отхлебнул. Несмотря на хороший завтрак и насыщенное утро, его всё ещё мучил сушняк после вчерашнего, и вот теперь наконец в голове наступила хоть какая ясность.       Артур тоже выпил, а потом взялся за еду. Первый же укус привёл Артура в экстатическое состояние — он прикрыл глаза и удовлетворённо промычал. А прожевав, пробормотал, будто сам себе:       — Моя любимая, надо же. Уж не думал, что тут её найду. — А потом Артур поднял взгляд на Имса и как-то совершенно бесцветно, но очень приятно улыбнулся. — Спасибо.       Они поели в тишине, осушили по бутылке пива, и тогда Имс убрал со стола, взял им ещё по одной и объявил:       — Ну, Артур, вещай, что успел найти?       — На самом деле не так много, пока, — признался Артур и вернул ноутбук на прежнее место. — В Бундестаге в этом году настоящий раскол из-за грядущего заседания Совбеза. Основная тема на повестке — национализация военной промышленности. Многие страны — не самые экономически успешные — считают, что развелось слишком много частных фирм, производящих оружие и технику. В условиях накалившихся международных отношений и обилия независимых наёмных группировок это опасно. Поэтому уже на нескольких экстренных собраниях Совбеза в этом году раздавались предложения перевести всю военную промышленность под эгиду государств и поставить на жёсткий контроль. Угадай, кто был среди стран, высказавшихся против. Облегчу тебе задачу: это одна из стран — непостоянных членов.       И только тут, когда Артур сделал паузу и посмотрел прямо на Имса, ожидая ответа, Имс поймал себя на том, что, не отрываясь, как заворожённый, следил за каждым жестом и движением губ Артура, пока он говорил. Придя в себя, Имс заставил себя переварить полученную информацию (честно, ему было совершенно всё равно, что рассказывал Артур, будь то хоть пересказ справочника по квантовой физике — лишь бы слушать его голос) и, прокашлявшись, ответил:       — Польша?       — Теперь ты понимаешь, какое дело до этого Зелинскому, — подытожил Артур и выпил.       Польша невероятно раздулась в своих амбициях. Несколько лет назад она наконец выбила себе право самостоятельно представлять себя в Большой Двадцатке, но на фоне мастодонтов, входивших в группу с самого основания, только тщетно пыжилась доказать свою важность и сделать что-либо судьбоносное. Прошлогодний конфуз, когда на общей фотографии кто-то загородил президента, видимо, окончательно добил гордость поляков, тем более что они были принимающей стороной. Да и в ООН к ним относились не с большим пиететом. А Зелинский, несмотря на все гадкие черты характера, к сожалению, был патриотом, к тому же патриотом, располагавшим властью и ресурсами.       — Но чего он хочет добиться, вмешиваясь во внутренние государственные дела Германии? — поинтересовался Имс, глядя на Артура и приглашая его блеснуть интеллектом.       Артур выпил ещё, жестом попросил подождать, тяжело сглотнул, отставил бутылку и снова начал колотить по клавишам.       — Канцлер — Вильгельм Херцог, от христианско-демократической партии, ярый сторонник национализации, — начал бормотать Артур, не прерывая занятия, но слова его никак не были связаны с происходившим тем временем на экране. — Социал-демократы, разумеется, против, остальные партии колеблются. Президент сохраняет нейтралитет, позволяя им разобраться самим и поступить, как сочтут нужным. Но если вдруг президент передумает и отстранит канцлера от должности, к партии возникнет недоверие, и новым канцлером, скорее всего, станет кто-то из социал-демократов.       — А кто у них там сейчас председатель? — предположил Имс.       — Агнесс Мунк, — протянул Артур, кликая по гиперссылкам, — Из семьи польских эмигрантов, какая-то очень туманная история прихода в партию, одно известно: влиятельность там она приобрела мгновенно, стала самым молодым лидером. Большая сторонница Польши: поддерживала её включение в Большую Двадцатку, предлагала различные проекты сотрудничества, лоббировала проект упрощения натурализации польских эмигрантов и — ты не поверишь! — неоднократно был замечен папарацци с Зелинским.       — А Германия три года назад получила место постоянного члена Совбеза и право вето, — продолжил мысль Имс, — в связи с чем был изменён порядок голосования, и для наложения вето нужно большинство голосов, а при равном распределении решает результат голосования по общему количеству членов.       — А если будет наложено вето, проект уберут в дальний ящик, в лучшем случае вынесут на обсуждение на будущий год, — подытожил Артур.       — Учитывая, кто в этом году в непостоянных членах, можно легко предположить, что большинство проголосует против…       — А из постоянных членов уже объявили о намерении ветировать проект США, Россия и Китай.       Артур откинулся на спинку кресла и закрыл лицо ладонями.       — Во что бы мы с тобой ввязались, Имс? — пробормотал Артур.       — В спасение своих детей, — Имс развёл руками.       — Я с трудом могу свою жизнь распланировать на неделю вперёд, а что случится с миром за год? — продолжал причитать Артур. — Если за это время развяжут войну — я не говорю конкретно про противников национализации, а так, вообще, это ведь сейчас признак власти и силы — так вот, если её развяжут, оружие будет нужно во всём возможном количестве, и национализация потеряет актуальность. Если это решение не будет принято сейчас, оно может быть не принято уже никогда. А если его не примут, поток неконтролируемых оружейных излишков потопит хрупкую мировую гармонию.       Артур вдруг сел ровно и страдальчески посмотрел в окно. За ним была мирная жизнь воскресного Антверпена.       — Бедная наша планета, — задумчиво произнёс Артур, а потом перевёл взгляд на Имса. — Почему, кстати, тебя так долго не было? Отсюда до отеля не так далеко идти.       — Останавливался по дороге, чтобы созвониться с архитектором, — лихо соврал Имс, впрочем, это было недалеко от правды.       — Мы ещё не придумали план действий, а ты уже собираешь команду? — воскликнул Артур, вскочил на ноги, сверля Имса испепеляющим взглядом.       — Нельзя терять времени, тем более две головы хорошо, а три — Цербер.       Артур закатил глаза, покачал головой, и принялся убирать со столика. Имс сидел смирно, старался лишний раз не смотреть на суетящегося Артура и терзался мыслями, а правильно ли он сделал, что втянул в это дело постороннего да ещё и доверил им спасение своих детей. В конце концов, он пришёл к выводу, что самоедство его ни к чему не приведёт и поднял взгляд на Артура. Тот мыл посуду, вместо фартука обернувшись полотенцем поверх светлых брюк. Имс невольно улыбнулся. Брюзга, зануда, нытик, подлец, — а всё-таки какой замечательный человек.       — Ты вроде как собирался не терять время, — снова вывел его из раздумий Артур, отставляя последнюю тарелку в сушку и вытирая руки.       — Извини, я просто боюсь что-либо делать без твоих указаний: вдруг начну, а ты опять скажешь, что не то? И вообще, ты у нас кооридинатор или кто? Вот и координируй!       — Собери информацию на Агнес Мунк, — распорядился Артур, — подумай, где можно её перехватить, изучи биографию, найди, что можно использовать против неё — помимо сношений с Зелинским — в том числе на подсознательном уровне.       — Что-то мне подсказывает, что у тебя созрел план? — предположил Имс.       — План строится на основе информации, а не информация подбирается под план, Имс, — строго заметил Артур. — Как ты и сказал, я здесь кооридинатор.       Имс хмыкнул, ещё раз подумал, как же обожает этого ворчуна и как ему будет тяжело без него в своей жизни, а потом забрал свой старенький ноутбук и погрузился в дебри поисковых сервисов. Артур       Только не паниковать. Артур твердил это про себя, как мантру, погружённый в работу, уже чувствуя, как немеют кончики пальцев, которыми он с нечеловеческой скоростью стучит по клавишам. Несколько раз браузер уже перегружался и выключался из-за количества одновременно открытых вкладок. Собранная информация покрывала уже несколько десятков страниц в «ворде», но она была разрозненная, и Артур, вопреки обыкновению, понятия не имел как её структурировать во что-либо полезное делу. Главное не паниковать! Если сейчас дать себе волю, только на борьбу с панической атакой уйдёт не меньше получаса.       Артур отогнал эти мысли и принялся по второму разу перечитывать убежавший от его внимания абзац. У него уже пух мозг от имён немецких политиков, предпринимателей, юристов, учёных и прочих влиятельных людей, а также от названий немецких фирм, компаний, учреждений… Так недолго и немецкий было бы выучить, если бы Артур уже не знал его на уровне беглого чтения с интуитивным пониманием незнакомых слов. С речью хуже, а она может пригодиться, когда они выйдут на дело.       И да, Артур бравировал, когда говорил Имсу, что надо сначала собрать информацию, а потом составлять план. На самом деле Артур понятия не имел, что надеялся найти в этом потоке сведений, и уж подавно не знал, что с этим чем-то делать. Но показать эту слабость было нельзя. Вообще, больше всего хотелось всю вину свалить на Имса, но Артур понимал, что это будет неправомерно. Он и сам оплошал не меньше, не сказать больше. Ведь Имс был прав, когда говорил, что Артур всегда первым нарушает собственные правила. Вот и посмотрите на него теперь! Переспал с бывшим мужем (дважды), потерял детей и ввязался в международную политическую игру.       Только когда у Артура начало двоиться в глаза, он наконец проморгался и отвлёкся от экрана, осоловелым взглядом окинув комнату. Кажется, прошло уже несколько часов, но он мог ошибаться: за работой Артур терял счёт времени. Но в любом случае, они потеряли уже полдня от отведённого им срока, и пора было ускоряться. «Движемся в темпе вальса», — как говорил юный секретарь Артура. (Господи, а ведь там в Штатах была нормальная жизнь, спокойная работа, обыденные дела… И ни в какой понедельник Артур на службу не выйдет, как собирался. Хорошо ещё, если вообще ещё раз ступит на родную почву.)       Артур отыскал взглядом Имса. Тот всё так же сидел сбоку, вдумчиво изучал открытое на экране окно (со своей точки зрения Артур не мог разобрать, что на нём), неспешно прокручивал страницу и жевал лакричную палочку. Видимо, почувствовав на себе взгляд Артура, Имс перестал жевать, посмотрел на него в ответ и виновато протянул пакет со сладостью. Артур без особой охоты вытянул пару палочек, тут же откусил от одной и, жуя, откинулся на спинку дивана, снова уставившись на экран своего ноутбука. Дело дрянь.       — Есть идеи? — безнадёжно спросил Артур.       — Предлагаю грохнуть Зелинского, — тут же вызвался Имс.       — Ага, а детей как отыскивать будем? — фыркнул Артур. — И вообще это ты настоял, чтобы мы взялись за дело. Уже могли давно сбросить всё на плечи полиции, а там и международные службы подключились бы…       — Ага, а мы получали бы детей по частям — каждая из нового места, — буркнул Имс и тоже откинулся на спинку дивана. Артуру в этот момент ужасно хотелось перерезать ему горло, но тогда он вообще остался бы один в поле воин, а это уже была бы операция высшего пилотажа. Кажется, только однажды такое провернули — Артур не помнил, кто.       — Ладно, сидеть на месте в любом случае нельзя, — подытожил Артур, отряхивая друг о друга руки и вставая. — Предлагаю отправиться в Германию, чтобы быть поближе к цели. Попробуем что-нибудь придумать в соответствии с обстоятельствами. Что там насчёт команды?       Команды, как оказалось, не было, так как все, к кому Имс обращался, отвергали предложение, так как либо уже знали, на что способен Зелинский, либо, подобно Артуру, не хотели ввязываться в политику, либо, на худой конец, трезво оценивали свои силы и не пытались прыгнуть выше головы. Закончилось тем, что Артур всё-таки сорвался, обругал коллег последними словами и велел Имсу бросать заниматься хернёй и собирать вещи. Имс, видимо, испугался Артурова гнева и, почти не глядя, в мгновение ока собрал сумку.        — Как будем добираться? — поинтересовался Артур, когда они уже вышли из дома и Имс запирал за ними дверь.       — Уж если что полезное я и сделал за это время, так это нашёл нам перевозчика, — сообщил Имс. — В аэропорту в Брюссели нас ждёт частный самолёт. Сайто-кун расстарался.       Артур, с одной стороны, закатил глаза и покачал головой, потому что его раздражало, когда Имс так называл отпрыска их благодетеля, с другой, был неимоверно счастлив, поскольку его вмешательство сразу же снимало кучу проблем. Сайто-младший, собственно, был внебрачным сыном того самого Сайто, и на смертном одре предприниматель всё-таки решил признать хоть одного из наверняка многочисленных потомков, и до того обычный парень в одночасье стал миллиардером. Каким-то образом выведал про Внедрение, проникся, разыскал команду, наладил контакт с теми, кто пожелал на него пойти, и с тех пор всячески их облагодетельствовал. В частности организовывал международные транзиты, благо к нему же перешла и пресловутая авиакомпания.       До аэропорта добрались с ветерком, а на лётном поле их уже в самом деле ждал готовый самолёт и экипаж. Пилот с нескрываемым интересом посмотрел на симметричные фингалы под глазами Имса, которые очки-авиаторы даже не попытались скрыть, но, разумеется, встретил пассажиров с улыбками и почестями. Едва же Артур и Имс оказались в салоне, тут же попросили их не беспокоить и, как только самолёт набрал высоту, снова погрузились в работу.       — Давай пойдём от противного, — предложил Артур, — если бы мы действительно собирались сделать внедрение президенту — Фридриху Лангу, что бы мы сделали?       — Идею смещения с должности любимого народом канцлера? — Имс откинулся на спинку кресла и, глядя в потолок почесал подбородок. — А что мы знаем о них обоих? Семья? Болезни? Увлечения?       — У Херцога дед был писателем, во время войны отсидел в концлагере, чудом выжил, Херцог неоднократно упоминал в интервью, что занялся политикой, чтобы не допустить повторения воцарения фашизма в Германии или новые войны как таковые, — прочитал Артур из своих заметок. — Президент до сих пор был всячески к нему расположен.       — В таком случае самым очевидным было бы «он не справился, и я вынужден его отстранить, несмотря на личную симпатию, пока ситуация окончательно не накалилась», но мы уяснили себе, что усвоению новых мыслей способствуют…       — Положительные эмоции, — договорил Артур хором с ним. — Так, хорошо, жена Херцога — лингвист, путешествует по миру, чтобы задокументировать исчезающие языки.       — А при чём тут президент?       — Согласен, не пришей кобыле хвост. Мда, нам нужно что-нибудь наверняка. Ух-ты… Имс, я нашёл. У Херцога старший сын увлекался живописью, но Херцог подначивал его заняться чем-нибудь серьёзным, в результате сын покончил с собой, а Херцог отказывается показывать его картины и твердит, что, если бы мог повернуть жизнь вспять, вёл бы себя иначе. Ланг об этом, конечно же, знает.       — Так, хорошо, как тебе идея: «наш канцлер достаточно служил народу, пусть теперь послужит семье и исправит, пока не поздно, новые ошибки», — предложил концепцию Имс.       — Может сработать, — согласился Артур. — Тогда будет удобно столкнуть президента и канцлера на какой-нибудь выставке, вывести их на разговор о картинах сына Херцога, а потом как-нибудь выманить оттуда президента и провести внедрение. Хватило бы двух уровней?       — Возможно, но для этого их надо правильно спроектировать и начинить. Впрочем, у нас всё равно нет достаточно сильного вещества для стабилизации трёх уровней. Кстати, четыре никогда не пробовал?       Артур пробовал. Но при воспоминании об этом кошмаре в горле встал ком тошноты, и Артур с большим трудом его проглотил.       — Было дело, — сдавленно ответил он и прокашлялся. — Так или иначе, мы всё равно не собираемся ему это внедрять. Нам нужно, наоборот, превознести Херцога в глазах президента, укрепить его положение. Что, если действовать через Мунк?       — О, это тот ещё овощ, — огласил Имс, пробегая взглядом по своим заметкам. — Типичная обиженная эмигрантка и оголтелая феминистка: она одна роза среди навоза, мужики-политиканы козлы, запад загнивает, народ зажрался, и вообще давно никакой встряски не было. К слову, рьяная гомофобка, расистка и атеистка.       — Странно, истовая религиозность для такой фигуры была бы более характерна, — фыркнул Артур.       — Не вызывает желания внедрять ей приятные эмоции, что скажешь? — усмехнулся Имс и подмигнул в той привычной и до боли родной манере. Артур поспешил себя одёрнуть и заново настроить на рабочий лад.       — Почему, кстати, нам дали только два дня? — поинтересовался он.       — Скорее всего, потому что послезавтра Херцог встречается с президентом Польши, вероятно, там они должны договориться, как они будут голосовать на заседании. Подобный переворот отодвинет вопрос национализации на второй план. Вот почему бы им было не включить в основные члены, скажем, Индию вместо Германии? — в сердцах воскликнул Имс. — Они бы вышли, станцевали, и работать бы уже никому не хотелось, а тут бубнят-бубнят.       Имс даже не договорил толком — как-то странно посмотрел на Артура и сжевал последние слова. Только тогда Артур осознал, что, должно быть, у него было выражение лица строже, чем у директора школы, которому разбили окно мячом. Артур тут же попытался принять более нейтральный вид и слегка расслабил осанку.       — Как тебе такой вариант: «пускай сейчас мой противник одержит маленькую победу, а я воспользуюсь дополнительным временем, чтобы подготовить себе победу окончательную»? — предложил Артур, но Имс в ответ только скорчил рожу и сделал жест «так себе». Артур в ответ обессиленно уронил голову в ладонь.       — Ну, послушай, — вмешался Имс, — давай про неё вообще забудем. Нет её — пух! — исчезла. Остаются Ланг и Херцог. Надо убедить Ланга, что Херцог ему необходим. Что если сделать многоходовочку: извлечь у Мунк её совместные с Зелинским планы, а потом внедрить это Лангу?       — Внедрять-то зачем? — Артур посмотрел на Имса сквозь пальцы. — Этак можно просто взломать парочку электронных почт и засекреченных сайтов, скачать оттуда всё и поднести на блюдечке.       — Во-первых, — возразил Имс, — какие доказательства, что это не подделки? Во-вторых, ты умеешь взламывать электронные почты?       Артур в ответ только поджал губы. У него начинала болеть голова, и снова разыгрывалась паника. Главное не забыть, что нельзя её душить алкоголем и не попросить виски. Воистину от головы только топор.       — Итак, к чёрту Мунк, — заключил Имс, не дождавшись ответа, видимо, слишком хорошо зная Артура, чтобы, видя его состояние, рассчитывать на внятный диалог. — А если сыграть на возрасте? Херцог уже сильно немолод, к тому же уже почти десять лет у власти — как тебе такая концепция: «я не знаю, сколько осталось нашему канцлеру, необходимо, чтобы он довёл до конца всё начатое, так как это ключ с сохранению мира в… мире», — Имс запнулся, кашлянул и отвернулся, видимо, идея ему самому не понравилась, но Артур что-то в ней этакое расслышал.       — А это может сработать, кстати, — сказал он, садясь ровно и потирая загривок, снова глядя в экран. — Даже знаешь, можно упростить: «я не знаю, сколько осталось канцлеру, но его последние деяния оставят мне твёрдую почву для дальнейшей деятельности».       Имс немного задумался, Артур буквально видел в каждой чёрточке его лица, как в мозгу бегают мысли. Наконец Имс одобрительно хмыкнул, кивнул сперва самому себе, а потом Артуру.       — Я впечатлён, — сообщил он, и Артур не сдержался.       — Твоё снисхождение, Имс, как всегда бесценно, — пропел Артур, и оба они расплылись в глупых радостных улыбках, даром что оба полностью отдавали себе отчёт в том, что происходит вокруг и что их может поджидать в конце пути.       Имс первым вышел из этого состояния абстрагированного счастья.       — Самое простое позади, теперь осталось продумать, как мы будем это делать, — огласил он следующий вопрос на повестке дня.       Артуру достаточно было представить долгие часы проектирования уровней сна, разбиения концепции на биты, пробные пробеги и прочее, что он воздал руки к небу, застонал и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Он слишком стар для этого дерьма. Столько лет успешно скрываться от всех потенциальных злопамятных врагов, и вот под пенсию так облажаться, да к тому же влипнуть в это вместе с Имсом и втянуть детей. Артуру было жизненно необходимо выпить и закурить, но сейчас было не до того — им оставалось меньше часа до прибытия в Берлин, и к приземлению у них уже должен был быть готов план работы. Так что Артур только сходил умыться, как следует обматерил своё отражение за безобразное поведение и вернулся к работе, стараясь не смотреть на Имса, в глазах которого было слишком много раскаяния и сострадания. Шаина       Сказать, что Шаина была в бешенстве — ничего не сказать, как бы клишировано это ни прозвучало. Однако в данный момент ей было не до изысканных оборотов речи.       Она готова была смириться с тем, что родители разводятся и устраивают при детях скандалы, с тем, что каждый год их отправляют на лето на другой конец света, да даже с тем, что по милости уже упомянутых родителей (нет, ну почему же взрослые такие эгоисты?!) их с братом похитили международные преступники, но не могла смириться с тем, что всё те же родители — поддержка, опора, пример для подражания, — нагло лгали им с Патриком на протяжении всех их жизней.       Нет, конечно, Шаина была не дура и всегда понимала, что что-то нелегальное в бизнесе родителей нет-нет да присутствовало, но промышленный шпионаж на уровне подсознания! Всемирная известность в этом деле! Регулярные риски самого разного толка, — и всё ради чего? Не может быть, чтобы ради денег, ведь есть куда более прибыльные и менее опасные способы заработать. И вряд ли ради адреналина — есть куда более простые и доступные способы пощекотать нервы. Остаётся идеология — но какая к чёрту может быть идеология в том, чтобы влезать в голову всяким мерзавцам, чтобы потом продать информацию оттуда другим мерзавцам? (Утешало хотя бы, что родители никогда не работали против положительных общественных фигур.)       Нет, определённо, это было худшее предательство, которое Шаине доводилось пережить. Бывало, лучшие друзья в приюте воровали её компот, бывало, в школе сваливали на неё вину за проступок, а недавно вроде бы единственная подруга взяла и влюбила в себя парня, который был симпатичен Шаине, в чём она имела неосторожность подруге признаться. Самое смешное, что свой поступок девица оправдывала аргументом «ты не представляешь, какой он на самом деле козёл, я тебя считай спасла от ужасной ошибки», однако в этом случае было непонятно, чего это она сама с ним счастливо встречалась последние три месяца учёбы.       А ещё смешнее, что, возможно, Шаина уже ни одного из них снова не увидит, как и всех прочих своих однокашников. Правда, при воспоминании о некоторых это даже к лучшему.       Нет, но каковы родители! И так ловко всё скрывать столько лет, ни одного прокола, ни словом не обмолвится о былых делах. Зато теперь понятно, почему они при детях не показывали свои документы — ведь там стояли имена совершенно иные, чем те, которыми они называли друг друга изо дня в день. Удивительно, и как умудрились договориться, чью фамилию детям присвоить.       Столько лет прожить по инерции, ощущая себя в полной безопасности, целиком доверяя родителям себя и свою жизнь, считая их самой гармоничной и счастливой семьёй на планете, а они взяли и подложили такую свинью. Интересно, а если бы какие-нибудь враги из прошлого решили прийти по их души на свадьбе Шаины или выпускном Патрика? Весь сбалансированный и благодатный мир, который с такой любовью выстроила в своём воображении с подачи родителей Шаина по их же недосмотру в одночасье рухнул. И Шаина тщетно пыталась найти в этом свою вину: всё, что она сделала, устроила родителям встречу в Антверпене искренне надеясь, что они залатают ту трещину в хрустальном шаре, окружавшем её мир, которая поползла по нему после их разрыва. А теперь вообще было ясно, как белый день, что развод — лишь вопрос времени.       Шаина так погрузилась в негодование, что всё происходящее вокруг и мысли о сложившейся ситуации отошли на второй план. Она как-то упустила, что комната, в которой их с братом держали, опустела, и только Патрик вывел её из состояния транса.       — Охренеть! — воскликнул он, и Шаина уже собиралась рефлекторно отвесить ему подзатыльник за ругательства, да только руки были крепко связаны.       — Не выражаться, — бросила она и вдруг, сама от себя такого не ожидая, принялась ёрзать на стуле, как если бы это помогло выпутаться из верёвок. В кино иногда показывали, как от трения о спинки стульев они лопались, но нельзя было верить всему, что показывали в кино. Впрочем, события последних нескольких часов доказали, что некоторые вещи продемонстрированы довольно близко к реальности. Например, чёртовы похищения важных персон ради шантажа.       — Да чёрт с ними выражениями! Это же охренительно круто! — настаивал Патрик. — Всю жизнь не понимать, чем занимаются предки и считать их скучным офисным планктоном, а потом оказывается, что они как Джеймс Бонд или даже круче!       — Патрик, ты идиот, — простонала Шаина. — Ты понимаешь, что они всю жизнь нас обманывали? Они нам не доверяли даже достаточно, чтобы назвать свои настоящие имена — мы выросли, зная их только по позывным. А между тем, не раскрывая правды о своих прошлых занятиях, они подвергали нас невероятной опасности — мы были элементарно не готовы к тому, что может нагрянуть к нам из прошлого. И вот, пожалуйста! Нагрянуло, и мы сидим тут взаперти совершенно беспомощные, а родители вынуждены выбирать, идти ли ради нашего спасения на преступление или…       — Ты дура, что ли? — вдруг с неожиданной серьёзностью осведомился Патрик, и Шаина от такой наглости даже потеряла дар речи. — Ты правда думаешь, что они будут выбирать? В крайнем случае они придумают, как обойти ультиматум и убить двух зайцев. Но я уверен, что они уже на пути сюда, чтобы нас вытащить. Ну или же на пути куда-нибудь ещё, чтобы что-то там намутить в ООН, я так и не понял, что этот мужик хочет.       — Развязать войну он хочет, вот что, — буркнула Шаина. — Нет, всё же, если мы отсюда выберемся, я им устрою воспитательный момент. Нет, только подумать! И они на меня ругались, что я им не всё рассказываю, когда я решила скрыть, что после школы хожу на французский — они, видите ли, думали, что я связалась с плохой компанией! А то, что сами они, по сути, международные преступники, но при это взяли на себя ответственность воспитать двоих детей, это их не смущает!       — Но ведь мы из-за этого не выросли плохими людьми, — возразил Патрик. — Я бы даже сказал, мы с тобой куда лучше, чем многие наши сверстники и даже некоторые взрослые. И вообще, ты слишком остро реагируешь. Посмотрю я на тебя, когда нас отсюда вызволят — ещё на шею им кидаться будешь и верещать «папочка».       — Да из дома уйду! — воскликнула Шаина.       — Ага, сначала домой бы попасть, — хихикнул Патрик.       Шаина хотела было парировать какой-нибудь колкостью и уже даже открыла рот, но тут поняла, что все мысли её покинули. Рот пришлось закрыть, и Шаина снова погрузилась в тягостные размышления, но Патрик повторно нагло вырвал её из обители разума.       — Как думаешь, а нас кормить будут? — поинтересовался он. — А то, не знаю, как ты, а я голодный — с того самого ужина с родителями ничего не ел, а нас всё-таки усыпляли, да и сам по себе стресс.       — Ой, тебе лишь бы пожрать, — бросила Шаина, и тут её посетила мысль. — Хорошо бы выяснить, сколько мы уже здесь.       — Этот мужик, сказал, что дал нашим родителям на выполнение задачи два дня, — вспомнил Патрик. — Скорее всего, с нашего похищения ещё не прошло суток, иначе он сказал бы что-нибудь типа «им осталось два дня».       — Хочется верить, — вздохнула Шаина, и тут почувствовала себя страшно усталой. Не хотелось больше ни спорить, ни сердиться, ни даже продумывать план побега. А вот есть хотелось, и это было самое мерзкое. Оставалось только радоваться, что похищение случилось не во время «критических дней», а то пришлось бы унижаться и просить гигиенические принадлежности. Шаине аж дурно стало, стоило представить с похитителями разговор на эту тему.       В какой-то момент Шаина, видимо, задремала, потому как вдруг её буквально заставил подпрыгнуть скрип двери, и Шаина обнаружила, что руки у неё развязаны, а в комнате находится тот мужчина в очках, похожий на учёного, и в руках у него большой поднос, на котором стоят две тарелки с чем-то отдалённо напоминающим еду. Шаина перевела взгляд на Патрика — у него тоже были развязаны руки, но у них обоих всё ещё были привязаны ноги.       — Вашим родителям было обещано, что на время заключения вам будет оказан полноценный уход, так что ешьте, — на корявом английском объявил мужчина и протянул им поднос. На тарелках оказалось какое-то подобие рагу. Выглядело не слишком аппетитно, смущало отсутствие запаха. Также были два стакана с какой-то жидкостью, по цвету напоминавшей раствор марганцовки. Его Шаина взяла и с осторожностью понюхала содержимое. Пахло на удивление вкусно, как будто даже фруктами.       — Кисель, — сообщил мужчина, как будто поняв немой вопрос Шаины. — Из фруктов и ягод. Еда не отравлена, если вы об этом думаете.       Шаина кинула на него взгляд, как ей хотелось верить, полный презрения, но всё же она взяла с подноса тарелку и поставила её себе на колени, взяла вилку, отпила этого «киселя», и он оказался даже вкусный. Тогда Шаина попробовала «рагу» — тоже съедобно, хотя мяса явно пожалели.       Шаина посмотрела на Патрика, который всё это время вопросительно таращился на неё, и кивнула. Тогда Патрик тоже взял тарелку и стакан и почти сходу принялся за еду.       — Тарелки у вас потом заберут, — оповестил принесший еду мужчина, не вполне деликатно напомнив о своём присутствии, а потом несколько раз стукнул по двери, и его выпустили. Шаина едва успела различить, что происходит в коридоре (ровным счётом ничего — пустое, слабо освещённое помещение с такими же обшарпанными, как в комнате стенами, и двое охранников у двери), когда их снова заперли. Снаружи протяжно лязгнула тяжёлая щеколда.       — Как думаешь, нас точно не отравят? — осторожно спросил Патрик, уже с меньшим аппетитом пережёвывая еду.       — На самом деле, вполне могут, — цинично признала Шаина. — Им невыгодно нас возвращать, раз уж на то пошло: получить желаемое и избавиться от свидетелей. Не удивлюсь, если и родителей самих устранят, как только они выполнят работу.       — Ничего они выполнять не будут, — решительно заявил Патрик. — Они нас спасут. А если не они, то кто-нибудь из их друзей, пока они будут отвлекать внимание. У них наверняка есть друзья, обязаны быть — в таком бизнесе в одиночку никуда.       — Вряд ли многие захотят рисковать своей жизнью ради чьих-то чужих детей, — произнесла Шаина и отставила пустую тарелку на пол, отпила компота и призадумалась. Сглотнула и закончила мысль: — Одно утешение, они никогда не останутся одни.       — Это как? — переспросил Патрик.       — Они есть друг у друга, — сама от себя такого не ожидая, Шаина тепло улыбнулась Патрику. — Кое-что мы из этой ситуации в любом случае вынесем: они снова будут вместе. Хоть бы и ненадолго.       Сказав так, Шаина снова встретилась взглядами с Патриком, и к своему облегчению увидела в его глазах надежду и решимость. Неуклюже потянувшись, Шаина стукнулась стаканами с Патриком, они отсалютовали друг другу в немом тосте и выпили до дна. Очень хотелось верить, что, если в еде и был яд, смерть будет безболезненной. А впрочем, остаётся открытым вопрос: если их с самого начала собирались умертвить, зачем было заморачиваться с усыплением, транспортировкой (уж навряд ли они всё ещё в Антверпене), срывом покровов и пропитанием. Разве что для того, чтобы в последние минуты доставить побольше страданий, но Шаине почему-то казалось, что преступникам такого уровня, как их похититель, нет времени на психологические пытки. Так что, возможно, им всё-так ещё доведётся увидеть родителей и сказать им пару ласковых. Патрик       Патрик был в восторге. Столько лет сожалеть, что его родители — самые обычные, скучные люди, которых пруд пруди, и мечтать о приключениях, и вдруг оказаться в самой их гуще и узнать, что папашки-то — не лыком шиты и им тоже есть, что порассказать. Странно, что они скрывали своё захватывающее прошлое. Пытались детей защитить, разумеется, вот только это не очень помогло, но да ничего, зато теперь пойдёт совсем другая жизнь! А вот интересно ещё, как родители на самом деле познакомились? Наверняка это было что-нибудь более интересное, чем встреча в офисе после перевода по службе, которую они описывали, с последующими свиданиями и скучными ритуалами ухаживания от первого поцелуя до обмена кольцами. (А имена-то, имена! До чего интересно узнать, как на самом деле зовут родителей.)       Словом, Патрик был на седьмом небе от счастья, чертовски возбуждён и не мог дождаться, когда снова увидит родителей и сможет всё как следует у них выспросить и наслушается захватывающих историй об их похождениях. Теперь-то Патрик не сомневался, что очень скоро папашки их отсюда вытащат и надают тумаков плохим парням. Как бы круты ни были эти ребята, Патрик точно знал, что родители круче — с таким послужным списком! В таком бизнесе! Вот только нытьё Шаины и её рассуждения о том, почему всё плохо, сильно портили настроение и угнетали. Патрик только силой воли сохранял спокойствие и тщетно старался передать свой оптимизм сестре и как-то её поддержать и утешить.       После обеда, который, хотелось верить, всё же не был отравлен (на вкус, правда, дрянь была та ещё, особенно этот ваш кисель), делать особенно было нечего. Сильно давило на психику, конечно, отсутствие часов. Патрик мог предположить, что их похитили ночью, но который был теперь час, да и где они находились территориально? Патрик тщетно попытался развязать сложнейший узел на верёвках на ногах, а поскольку похитили их в чём мать родила и только великодушно прямо поверх пижам надели на них спортивные комбинезоны, любимый перочинный нож остался далеко и освободиться не представлялось возможным. Разве что разбить стакан…       Казалось, едва Патрик так подумал, вернулся очкастый, снова привязал им с Шаиной руки и унёс посуду. Теперь оставалось либо играть в слова, либо спать. Без особой надежды на успех Патрик предложил первый вариант Шаине, в ответ получил уничижительный взгляд и попытался поудобнее устроиться на стуле. Казалось бы, после успешного спанья на уроках в самых невероятных позах, ничто не должно быть невозможно, но похитители постарались, и вряд ли Патрик смог бы заснуть без ещё одной дозы снотворного.       — Интересно, а вот такие погружения в осознанный сон, должно быть, недёшево стоят, — пробормотал Патрик, — иначе им было бы надёжнее всю дорогу держать нас в отключке.       — Я вообще не понимаю, зачем они нам это всё показали, — проворчала Шаина. — У них явно есть план.       — А что, если они надеятся, что им удастся обдурить родителей — получить от них желаемое, а потом их грохнуть, а нас оставить при себе, как рабов, обучить всему и пользовать бесплатно, пока не окочуримся от передоза этой дрянью — как он её назвал? Которая в этом устройстве.       — Сомнацин, — на автомате буркнула Шаина и, судя по её отстранённому взгляду и замогильному голосу, она явно была слишком глубоко погружена в собственные безрадостные мысли, и Патрик решил её не отвлекать, тем более что внятного диалога с ней бы сейчас всё равно не вышло — всё равно что пытаться вести беседу с одной из картин в доме этого Рубенса-Шмубенса. Таким образом ничего не оставалось, кроме как петь про себя «99 бутылок пива» и надеяться, что всё-таки удастся заснуть. Патрик не хотел признаваться себе, что после невероятных опытов осознанных сноведений спать обычным способом ему было по меньшей мере некомфортно, не сказать страшно.       Но заснуть, видимо, всё-таки удалось, и, похоже, без снов, поскольку Патрику показалось, что его словно монтажной склейкой бросили из момента, где он перевалил в песне за восьмидесятую бутылку, в момент, когда из темноты и тишины он нырнул в слабое освещение комнаты и лязг отодвигаемой щеколды; слышались какие-то разъярённые голоса, и один — явно женский.       Патрик неистово затряс головой, пытаясь сбросить с себя остатки сна, а потом во все глаза уставился на Шаину. Она напряжённо таращилась на дверь, напряжённая, как кошка перед прыжком, и Патрик даже побоялся спрашивать её мнения на предмет того, что происходит. Впрочем, догадаться было нетрудно: либо пришёл босс, ещё важнее пузатого, и возмущается чем-то в связи с пленниками, либо, что более вероятно, у них сейчас появится сосед.       Дверь распахнулась, на фоне чуть более яркой коридорной лампы вырисовались смутные силуэты охранников, и они втолкнули кого-то в комнату. Несчастный кто-то что-то бормотал, и в речи то и дело проскакивали знакомые английские (или же просто похожие на них) слова, но падение на пол с высоты среднего человеческого роста будто бы выбило воздух из лёгких нового пленника и он (или она) замолк (ла), только болезненно простонав, встретившись плечом с бетоном. А дверь тем временем со скрежетом закрылась, и лязгнула снаружи щеколда. Патрик перевёл взгляд на Шаину — она тяжело дышала, не сводя глаз с их нового гостя.       А гость, в свою очередь, резко сел, повернувшись спиной к Патрику и Шаине, видимо, не успев даже зафиксировать их присутствие, попав в комнату, и крикнул крепко поставленным голосом:       — Спасибо хоть, что не раздели! К вам человек добровольно пришёл сдаваться, и такое обращение! При Сталине такого не было!       По голосу сразу стало ясно, что новый сокамерник — девушка. Если чёрные джинсы и кожаная куртка, в которые она была одета, ещё скрывали фигуру, а в пучок волосы нынче зачёсывали оба пола, то вот голос выдавал обладательницу с потрохами.       Патрик кинул беглый вопросительный взгляд на Шаину, мол, что делать, но Шаина по-прежнему смотрела, не отрываясь, но вновь прибывшую девушку, и Патрик даже приревновал. Впрочем, чего греха таить — она была первым реальным изменением в обстановке и худо-бедным развлечением с того момента, как ушёл после демонстрации техники совместных снов пузатый. Интересно, может, эта девушка согласится поиграть с Патриком в слова?       Девушка между тем неуклюже обернулась — у неё тоже были связаны ноги и руки за спиной. Первым делом в глаза бросился строгий и внимательный взгляд, как будто она изучала обстановку. Затем только сфокусировались остальные черты лица — самые обыкновенные, такое лицо растворилось бы в толпе и мгновенно забылось, возраста она была тоже неопределённого: вроде подросток, а вроде взрослая женщина. Но потом девушка остановила взгляд на Патрике и Шаине, причём так не сразу, как будто долго и с большим трудом выискивала их на огромном пространстве, заполненном людьми, и так широко и задорно улыбнулась, что Патрик едва не улыбнулся в ответ.       — Да что б мне пусто было, Шай! — воскликнула девушка, глядя теперь уже только на Шаину. — Ну ты и вымахала. Последний раз, когда мы виделись, ещё даже лифчик не носила. А Патрик пешком под стол ходил. На улице бы увидела — не узнала. Родители, должно быть, гордятся.       — Простите, вы кто? — перебила этот поток сознания Шаина, глядя на девушку с подозрением. Варианта, на самом деле было два: либо чокнутая, либо засланная.       — А, ну конечно, — девушка посмотрела на потолок и покачала головой самой себе. — Последний раз мы виделись, когда мне было столько же, сколько тебе сейчас. А я похудела к тому же. Каково, а? Ни жиринки на боках. Но такая уж у нас работа — отъедаться нельзя, а то от пешей погони не уйдёшь.       — Кто вы такая? — настойчивее спросила Шаина, а Патрик аж трясся от предвкушения узнать, кого к ним в копанию занесла судьба.       — Да, да, пардон, — девушка села по-турецки лицом к Патрику и Шаине, прокашлялась, снова приняла серьёзное выражение лица, лишь немного тронутое улыбкой. — Шаина, Патрик, меня зовут Филиппа Кобб и я пришла вас спасать.       И если Патрик недоумение переживал молча, то Шаина без тени стеснения прямо спросила:       — Кто?