***
Пересилив наплыв ненависти к самому себе и зудящую боль в пояснице, Тэхен-таки смог встать с кровати, конечно, не с первой попытки и даже не со второй, но все же. Еле-еле передвигая ноги, он добрался до небольшой ванной комнаты и скрылся под струями ледяной воды. Закрывал глаза, желая того, чтобы все это оказалось самым ужасным сном в его жизни; тёр мочалкой нежную кожу, дабы стереть с себя этот позор и неприятные воспоминания, думал, что маленькие ручейки, стекающиеся вниз по его лицу, заберут все проблемы вместе с собой, но так и не понял, были ли это горькие слезы или же обычная вода. Холодные капли, падающие на обнаженное тело одним потоком струи, отрезвляли, но нисколько не помогали забыть произошедшее этой ночью. Наверное, это все-таки ему не под силу. Факт, что к нему прикасались не по его воле, похоже, навсегда останется в его жизни как грязное пятно, не желающее никак отстирываться, и будет висеть на плечах непосильной ношей, давящей и вечно напоминающей о себе душевной болью. Стоило бы закончить все эти мучения прямо здесь и сейчас, в этой маленькой ванне, до краев наполненной водой с красным оттенком и мертвым телом в ней, да и на это духа не хватало. Запутался, но жить хотел. Несмотря на угнетающие мысли, зародившиеся в уме Тэхена и надежно поселившимися там, какое-то непонятное стремление к жизни осталось. Может, им управляло желание отомстить, расквитаться с тем смельчаком, что посмел использовать его для своих грязных целей, или все же им двигала надежда на светлое и счастливое будущее, только без Чонгука? Нет, жить счастливо с этим грузом на плечах он не сможет, а мстить Чону даже при очень большом желании не будет, опять-таки кишка тонка, слишком уж сильно тот мерзавец приелся. Забыть — постарается, простить — не сможет. По крайней мере, не сейчас. Из душа вышел не сказать, что совершенно новым человеком, но с каким-то облегчением на душе так точно. Всё еще не знал, что делать дальше, но делать, определенно, что-то нужно было. Первым делом шатен собрал все свои вещи в этой квартире, ибо оставаться в этом обители неприятных воспоминаний более чем не хотелось, а затем в какой-то спешке покинул временное убежище, в которое совсем недавно приезжал с надеждой на новую жизнь, более счастливую, чем оказалось на самом деле. Чонгук, как видно, больше не нуждался в Тэхене. Последний уже помог ему, а дальше он как-нибудь сам, большой мальчик, справится.***
Правда, уйти незаметно у Кима не очень-то и получилось. Препятствия в виде нетрезвого Чон Чонгука поджидали его прямо под входной дверью квартиры, потому сдвинуть её на положенное расстояние в сторону, дабы Тэхен поместился в проёме, было немного проблематично. Первым порывом тогда было наброситься на своего обидчика с кулаками полными ненависти к этой твари, но что-то в пьяных глазах блондина, отчетливо читающее, остановило Ви. Быть может, то была явная неприязнь в этих черных омутах, точно такая же, какую испытывал сам шатен по отношению к себе, или сожаление из-за случившегося; хотя, возможно, тому служили и потухшие огоньки в ранее веселых глазах и точное понимание неизбежного, того, чего боялись оба, но иначе не могли. В любом случае, вместо пары болезненных гематом, оставленных бы на красивой мордашке Гука в порыве ненависти, Тэхен лишь бросил на него взгляд, полный неожиданно откуда-то взявшейся жалости, на пару размешенной с липким отвращением, и оставил провонявшую алкоголем лестничную площадку с каким-то облегчением на душе в виде слез в глазах. Уходил без намека на возвращение. А Чонгуку только и оставалось, что давиться алкоголем, безмолвно умоляя остаться, и смотреть заплаканными глазами в спину уходящего Тэхена.***
Честно говоря, Чонгук не представлял, что может быть хуже того, что уже произошло. Еще около полугода назад блондин совершенно не так представлял свою жизнь. Тогда в его планы точно не входило быть подставленным убийцей, сидеть за решеткой два месяца, изнасиловать своего охранника, напиться в хлам, сидя на какой-то обшарпанной лестничной площадке, и уж точно влюбляться в чертова Ким Тэхена. И сейчас, весь грязный, пахнущий каким-то дерьмом, до предела нажравшийся, он сожалел о многом, но больше всего об одном: надо было еще тогда согласиться на предложение своего отца насчет переезда в Америку. Тогда бы всего этого не произошло. Тогда бы его не мучила совесть. Тогда бы его не душило отвращение к себе. Тогда бы он не хотел отрубить себе руки за то, что те смели прикасаться к Тэхену без его согласия. Тогда бы он не успел влюбиться в свою «няньку». Как бы он не старался себя оправдать, ничего не помогало, ибо все это звучало слишком жалко. Он все так же оставался такой мразью, коей был раньше, разве что только мотивы изменились. Внезапные чувства, вызванные Тэхеном, может, и как-то повлияли на него, но это было временно. Собственная извращенная натура, приправленная двумя месяцами тюремного одиночества и самобичевания, снова взяла лидирующую позицию. Конечно, можно было тешиться мыслью, что на недавние действия блондина в большей степени повлияла немалая порция выпитого алкоголя, но кого он собирается обманывать? От правды не убежишь, а тем более от самого себя. Алкоголь, возможно, и придал чувство свободы и смелости, но ведь внутри себя Чонгук и сам желал этого. Ясное дело, не так, но ведь он привык добиваться своих желаний любыми способами. Важно то, что он одновременно и ненавидел себя за произошедшее, и мысленно благодарил. Ведь не случись того, что случилось, неизвестно, сколько бы он пробыл в том состоянии, в котором он находился после тюрьмы. Изнасилование как-то отрезвило его, вернуло в прежнее русло. Правда, теперь он жалел, что сбежал тогда с Тэхеном. Камера — место, предназначенное именно для таких, как Чонгук. Наверное, они больше никогда не встретятся. Неприязнь, стыд, жалость, ненависть не позволят. Блондин жалел о многом, но ему ни чуточку не было жаль, что в один прекрасный момент он полюбил Ким Тэхена. Конечно, Чонгук не заслуживал его, особенно, после того, что Гук сотворил, но Ви был тем, кто заставил его поменяться, хоть и на время. И за это блондин был очень благодарен. Мысли о шатене заставили Чона как-то по-дурацки улыбнуться — как бы это странно в такой ситуации не было. Забавно все-таки получалось: еще несколько месяцев назад он считал, что это его никто не достоин, а оказалось совершенно наоборот. И всё же Чон Чонгук — аморальный урод, разразившейся сейчас истерическим смехом, который больше напоминал отчаянную истерику, и набирающем на телефоне знакомый номер. — Надеюсь, предложение об учебе в Америке всё ещё в силе? — без всяких приветствий начал разговор с отцом Чонгук неожиданно трезвым голосом.***
Все нужные вещи блондина в аэропорт доставили люди Чона старшего, хотя это особо и не требовалось — благодаря кредитным карточкам в кошельке Гука проблему со шмотками можно было запросто решить и в Америке. Чонгук предпочел отправиться в чужую страну первым люксовым рейсом, а отец даже не поинтересовался причиной такой спешки. Наплевав на свой безобразный внешний вид и противный запах дешевого алкоголя изо рта, он прямиком направился в аэропорт. К счастью, все дела в полиции, связанные с именем Гука, были удачно стерты хакерами отца, так что не пришлось использовать поддельные документы, чтобы купить билет, да и разгуливать по городу он мог совершенно спокойно. Единственное, что его беспокоило, когда он уже сидел в достаточно удобном кресле самолета — это то, что он даже не извинился перед Тэхеном за произошедшее. Конечно, это мало, что изменило бы, скорее всего, Ви даже не стал бы слушать его, но попытаться стоило перед тем, как отправляться на другой конец света, подальше от Тэхена, где они уже больше никогда не встретятся. Сбегал, даже не попрощавшись и не извинившись. И всё-таки Чон Чонгук был редкостной тварью.