My rich boy

В тот момент, когда два разных взгляда все же встретились, земля словно ушла из-под ног, причем сразу у обоих парней. Дышать стало как-то по-особенному тяжело, потому это дело и осталось забытым на несколько минут, безумно долгих и мучительных. Тэхен не понимал, что чувствует, Чонгук же и не старался понять. Между ними — временная пропасть в четыре года, на деле же — всего лишь несколько метров, абсолютно не имеющих смысла, а также легко преодолимых, хоть и нежеланных. Что делать в такой ситуации — ни один не представлял. Тогда появилось по-детски глупое желание ущипнуть себя за руку, чтобы в итоге проснуться на влажных от пота простынях и вздохнуть с облегчением, потому что это был сон. Всего лишь кошмарный сон, которому не суждено сбыться. Правда, глаза напротив всё равно свидетельствовали об обратном. И сколько бы раз Тэхен не моргал, пытаясь снять свое наваждение, сколько бы не мотал головой, стараясь восстановить настоящую картинку перед глазами, всё было тщетно, потому что Чон Чонгук, вполне реальный и чертовски сексуальный Чон Чонгук в этом своём черном костюме, продолжал стоять на другом конце зала в оцепенении, застыв как статуя в одной позе и, кажется, даже забывая вовремя моргать. Эмоции сменялись одна за другой, и Ким совсем не мог определиться, какая эмоция в этот момент преобладала в нем больше всего. Страх, радость, ненависть, какое-то странное желание, обида, предвкушение перед чем-то очень важным — всё это смешалось в один по-особенному невкусный коктейль, не предоставляя возможности выбрать одну позицию для следующих действий. Поборов невыносимое желание подойти и врезать этому подонку за все четыре года, Тэхен смог отвести взгляд в другую сторону, позволяя Чонгуку ответить на вопрос какой-то с особой страстью добивающейся его внимания женщины. Ким не хотел продолжения этих переглядываний и уж точно не горел желанием подойти и завести совершенно нормальный, без каких-либо подтекстов светский разговор. Не хотел, но глубоко внутри себя отчаянно желал, чтобы Чон сам сделал первый шаг к нему. В конце концов, это не Ви виноват во всей этой сложившейся ситуации, не ему и начинать разговор. Снова натянув на лицо маску равнодушия, он притворился, что ничего особенного не произошло. Минута, пять, десять, а Тэхен всё так же продолжал стоять на своем месте в полном одиночестве. Нужного мужчину он отыскал с большим усердием, учитывая своё состояние, толпу народа и факт, что он ни разу не видел его в жизни, и сейчас очень сильно старался сосредочить все свое внимание на одном человеке, правда, получилось совершенно не на том, на каком нужно. Глаза нет-нет, да невольно возвращались к необыкновенно красивому блондину, исподлобья ловили каждое его движение и никак не могли понять, что именно в нем изменилось. И дело здесь было не в яркой улыбке, красующейся весь вечер на его лице, хотя в свое время она была редкостным гостем на по-детски молодом лице. Что-то другое, невидимое, почти неуловимое, но вполне ощутимое где-то на подсознательном уровне, в коем давно засел совершенно другой и более привычный образ Чонгука, людей, которые знали Гука другим. Тэхен продолжал исподтишка наблюдать за Чоном, отыскивал, что говорится, «десять отличий» с тем Чонгуком, что был четыре года назад и сейчашним и внутри себя чуть ли в ладоши не хлопал, думая, что Чон совсем ничего не замечает, и в запасе у него есть энное время для лучшего изучения знакомой фигуры в лице Гука. Не замечал, но не сказать, что не нарочно. Чонгук прекрасно чувствовал изучающий и в какой-то степени даже жадный взгляд шатена на себе, но не подавал вида, просто не хотел снова вгонять обоих в неловкое положение. Искусно притворялся очень заинтересованным в беседе с другими совершенно незнакомыми ему людьми, когда сам сгорал от желания взглянуть хотя бы еще на секунду на одного единственного, кто действительно интересовал его в этом зале. Нарочито не поднимал глаз со своих собеседников и ни на миллиметр в сторону не отводил взгляд, чтоб, не дай Бог, не встретиться вдруг с шоколадными глазами Тэхена. Специально выбирал себе очередного собеседника подальше от другого конца зала, надеясь как-нибудь незаметно слиться с толпой. Думал, что строит из себя героя, но шоколадных глаз избегал как трус, поджав хвост и трясясь от страху. Не пытался исправить положения, заговорить, извиниться за эти четыре года не потому, что не хотел, а потому, что боялся. Боялся быть отвергнутым. Боялся так, что совсем забыл про свой долг. И утешал себя мыслью, что так лучше, так правильно. Лучше притвориться незнакомцами друг для друга, чем медленно сгорать под тяжелым уничтожающим взглядом и понимать, что нет, нет тебе прощения. А когда Тэхен дольше обычного задержался на своем задании, Чон затерялся в толпе. Ким мог, на что угодно поклясться, что сожаление в нем тогда пересилило бурную радость, отчего невыносимо захотелось закричать во всю голосину, хотя на деле же шатен отправился в уборную комнату, освежиться. Когда холодные брызги воды достигли напряженного лица, Ви более-менее пришёл в себя. Как ритуал простоял еще несколько секунд перед зеркалом, впитывая в себя до мельчайших деталей свой усталый вид, глубоко и тяжело вдыхал и выдыхал, а затем еле как удержал себя, чтобы не врезать по этому самому зеркалу кулаком. Мазнув влажной ладонью по волосам в попытках привести прическу в более стоящий вид, Ким уже потянулся к ручке двери, как вдруг кто-то опередил его с другой стороны стены. Дверь распахнулась, и прежде чем Ви смог хорошенько разглядеть человека напротив, он почувствовал смутно знакомый сладкий запах, размешенный с алкоголем. А затем перед глазами вырос Чонгук.

***

Попытки снова притвориться, что вообще-то кроме него в проеме двери никого нет, проваливаются на корне, даже не успев полностью реализоваться. Секунда на обдумывания мыслей или, лучше, на более детальное рассмотрение черных глаз, а после немного стыдливо опущенная голова, притупленный взгляд в пол и старания протиснуться в проем двери с минимальными шансами коснуться чужого тела. Впрочем, это тоже не увенчивается большим успехом. Все пути выхода — а точнее один единственный, не считая маленького окошка где-то около потолка — наглым образом перекрывает довольно массивное тело, полностью не давая возможности мирно капитулировать, а слова для возмущения застревают посередине глотки, чуть ли не заставляя давиться ими, когда чужая ладонь цепляется за локоть и какими-то особо нежными силками — наверное, боясь ненароком повредить столь хрупкого парня, коим является Тэхен — затаскивает обратно внутрь комнаты. Хлопок двери, щелчок замка и запоздалое понимание полного пиздеца. Пьяный Чонгук, как бы обиженный на всю жизнь Тэхен и слишком крошечное пространство между ними. Единственное, что Ким не мог понять, за какие это заслуги Бог решил наградить его таким вот «подарком». Ви уже приготовился защищаться, если вдруг блондин из-за своего пьяного состояния полезет своими руками в его сторону, но тот лишь поднимает ладони вверх в примирительном жесте и как-то по-детски нелепо улыбается. — Привет? — не приветствие, а скорее вопрос, как бы спрашивающий: «эй, ты ведь помнишь меня, это же я, Чон Чонгук». А от одного только этого бархатного голоса, который он не слышал слишком долго, чтобы отвыкнуть, глаза готовы налиться слезами… счастья? и стремительно политься вниз по щеке. Но вместо этого они душат горло, перекрывая весь кислород и не позволяя что-либо ответить. Да не очень-то и хочется. На молчание Чонгук лишь вопросительно выгибает бровь, отпускает свои руки и делает неуверенный шаг к Ви, но тут же замирает на месте и не может отвести взгляда с еле заметно дрожащей ладони, выставленной перед ним, как бы запрещающей приближаться хоть на миллиметр. Повисает тишина. Оба не знают, что сказать и сделать в сложившейся ситуации. Но оба нуждаются хоть в чём-то. И это «что-то» капает на грязный пол вместе с первыми слезинками Тэхена. Ким и припомнить не может, когда в последний раз плакал вот так, без причины, не отдает себе отчета и сейчас, когда с какой-то нервозностью в движениях стирает с лица позорные дорожки и шумно выдыхает на грани истерики. А затем он полностью берет себя в руки после минутной слабости и вновь натягивает на лицо маску безразличия, пряча за ней свои истинные намерения разорвать этому уроду глотку прямо здесь и сейчас. — Сволочь, — в одном единственном слове скрыто больше боли, гнева и отчаяния, чем в целой тираде. Тэхену с большим трудом удается сдержать себя, чтобы не врезать этому ублюдку по челюсти. Вместо этого он снова предпринимает попытку без каких-либо неприятных происшествий выбраться из этой невыносимо душной и маленькой комнаты, молча и с особым спазмом на сердце обходит застывшего Чонгука и замирает на долю секунды, когда его локтя вновь касаются в грубой хватке, затем остервенело дергается в попытке выбраться, но поздно понимает, что не получится. От чужих, но настолько родных и любимых губ, как ни крути, ему не выбраться, даже при очень большом желании, особенно, когда его нет. Чонгук целует так, словно вообще боится прикоснуться к Тэхену, сделать лишнее движение, ибо, не дай Бог, тот рассыплется на мелкие песчинки воспаленной фантазии или, что еще хуже, окажется очередным мокрым сном. Слишком целомудренно, невесомо, но с особым чувством. Тэхен не отвечает. Стоит истуканом. Не шевелится. Смотрит на прикрытые в наслаждение глаза Гука и не может поверить, что всё это — правда. Не хочет, либо боится. А может и всё сразу. Не может позволить Чонгуку вот так просто контролировать собой, потому и не желает отвечать. Но и не отталкивает. И, наверное, это единственное, что заставляет Гука продолжать поцелуй без особого участия со стороны напарника. А когда Чонгук чуть ли не насильно проникает языком в чужой рот, Тэхен сдается. Посылает все к черту и вешается на чужую шею, ибо слишком слаб для сопротивления перед блондином, да и смысла в этом не видит абсолютно никакого. Шатен ощущает себя предателям, когда вот так сидит на столешнице раковины, раздвинув ноги, чтобы Чон был максимально близок, и целуясь пошло, с каким-то особым рвением, глубоко и мокро. Так некстати перед глазами появляется Чимин, но большую вину Ви ощущает именно перед собой. Обещал, клялся, что в его жизни больше нет никакого Чон Чонгука, а в итоге еле сдерживает сладкие вздохи непомерного наслаждения, когда чужие губы нежно прикусывают мягкую кожу где-то на шее, нежно очерчивает мокрой дорожкой ключицы, иногда покусывая их, а затем вновь возвращается к губам. От этих незамысловатых прикосновений Тэхена кроет снова и снова, в который раз перекрывает и снова кроет лучше любой наркоты — Ким уверен — и вообще всё это слишком. Так откровенно хорошо Ви не было уже очень давно. Он уже и не вспомнит, когда именно. Его крошит в порошок, раздрабливает на атомы; он прекрасно ощущает как низ живота наливается чем-то тяжелым и горячим, а веки сами собой закрываются от наслаждения. Неприязнь и к себе, и к Чонгуку откладывается куда-то в глубины сознания вместе с остатками здравого ума, когда Ким обхватывает своими тонкими лодыжками чужую талию, приближая к себе еще ближе. Тэхен плавится как кубик льда, брошенный в горячую воду, под натиском чужих рук, таких теплых и родных. Шатен наслаждается буквальном всем в Гуке: начиная с алкогольного запаха и заканчивая лаской, с коей блондин прикасается к нему. Ви кажется всё мало, и он не дает себе отчета, когда берёт инициативу в свои руки. Чон продолжает зарываться в шелковистые волосы, жадно вдыхать запах мятного шампуня, сжимать своими крепкими руками слишком тонкую талию партнера, когда Тэхен дрожащими руками нервно пытается расстегивать пуговицы на накрахмаленной рубашке, заранее откидывая на предплечья пиджак. — Ты просто не представляешь, как долго я об этом мечтал, — шепчет куда-то в шею Гук, чувствуя в штанах больно пульсирующее доказательство вышесказанного. — Прости, пожалуйста, прости меня. Я так виноват перед тобой… — Просто заткнись, — не выдерживает Тэхен и закрывает его рот в требовательном поцелуе. Сминает губы, рвет нежную кожу с пухлых половинок, очерчивает шершавым языком чужие зубы, целует как в последний раз и все продолжает убеждать себя, что ему просто надо снять стресс, что эта слабость не значит ровным счетом ничего. Правда, калейдоскопные пятна вместо привычной черноты под веками, взрывающиеся фейерверки в голове и звездочки перед глазами — говорят об обратном. Полностью осознаёт всю степень своего фиаско, но капитулировать не спешит. Нарочито оттягивает момент, смакуя на кончике языка чужой вкус, наслаждается каждым подаренным мгновением и откладывает на подкорке сознания малейшую деталь, чтобы потом, в особо херовые минуты, в тысячный раз прокручивать у себя в голове эти минуты. Поддался намеренно, но кто же знал, что останавливаться будет так трудно и не особо охотно. Использовал? Нет, Тэхен больше предпочитает «подарил маленькую и никчемную надежду», чтобы потом, спрыгивая со столешницы и не очень аккуратно приводя себя в порядок, под непонимающий взгляд Чонгука выйти из уборной комнаты и уже на лестничной площадке здания под прохладный ветерок пролить пару слезинок.