Жираф и Булочка

У вас бывало чувство, будто вы парите на крыльях? Вы легкий, воздушный, стремящийся ввысь. Ой, блядь, да у всех бывало. Вот и Хенрика Холма настигло это ощущение. К обеду понедельника у него разболелись щеки. Он улыбался всем. Поставщику мяса, продавцу цветов, Ханне, которая хитро улыбалась, явно что-то зная, маме, фанатам, которые вновь устроили шествия к груди Хенрика, как к стене Плача. Он и сам не понимал, что с ним творилось. Ведь на ровном же месте. У них с Тарьяй все было отлично и до вчерашнего дня. Но что-то словно неуловимо изменилось. Они стали ближе друг другу. Открылась еще одна дверка в Тарьяй, куда никому больше не было хода. Памятуя о последствиях его прошлой расслабленности, Холм тщательно следил за тем, что отдавал в руки фанатам. Но сегодня сам больше получал от них. Сувениры сыпались как из рога изобилия. - Мы собираемся в Ниссен, - призналась симпатичная рыженькая девчушка лет тринадцати. Она приехала со старшей сестрой и подругой. - Надеемся увидеть Тарьяй и передать подарки ему тоже. Но боимся не застать. Занятия уже подходят к концу. - Если хотите, я передам, - с улыбкой предложил Хенрик. Невинная фраза, но она так обрадовала фанаток, что Холм невольно внутренне рассмеялся. Снова он облажался. Как обычно. Горящие сердечками глаза девчонок стоили очередного нагоняя от Тарьяй. Тот, к слову, все утро не давал о себе знать. И очнулся только к обеду. - Привет, - он явно куда-то бежал. Опять гонки по коридорам устроили, идиоты. - Что звонишь? - Любимый, ты охуел? - ласково спросил Хенрик, подавляя смех. Сегодня ничего не могло испортить ему настроения. - Это ты охуел, Холм. - Он закатил глаза. Он, сто процентов, закатил глаза. Хенрик мог поклясться. На библии, на коране, на своем члене. - Я тут занят немного, вообще-то. - У тебя занятия закончились, не вешай мне, - Хенрик рассматривал в окне уходящих фанаток. Смеющихся и что-то печатающих в телефонах. Уже, наверняка, делились его словами. - Хватит за мной следить, - пробурчал Тарьяй. - Тебе Давид докладывает? Ты ему приплачиваешь? - Ага, - согласился Хенрик. - Пятьсот крон в неделю. - Тарьяй рассмеялся, оттаивая. - Я и правда занят, - признался он. - Тороплюсь на тренировку. Ее перенесли, надо успеть, я и так много пропустил. - Давид с тобой? - занервничал Хенрик. Его сердце сделало кульбит. Он весь сам дернулся вперед, будто мог сейчас оказаться рядом с Тарьяй. - Тащится следом, - фыркнул Тарьяй. - Слабак! Послышался какой-то обиженный возглас. Видимо, Давид решил отстоять свою честь. - Я уже освободился, - Хенрик расслабленно сел на стул. - Могу приехать. - Что интересного наблюдать, как я бегаю в трусах по полю? - спросил Тарьяй без всякого кокетства. Вот так у него получалось. Невинное создание. - Действительно, - расхохотался Хенрик. - Ладно, скоро увидимся. - Увидимся, - хмыкнул Тарьяй и передразнил, кривляясь: - Любимый. Не успел Хенрик положить трубку, как телефон завибрировал вновь. Сондре писал о вечеринке в среду. Холм давно не виделся с друзьями. Подумав минуту, он ответил, что придет. И добавил, что не один. Друзья тут же закидали вопросами, Хенрик троллил их как только мог, но правды не сказал. Сюрприз будет. Ладно, они и так все были в курсе его нездоровой привязанности к Тарьяй. Теперь подъебов станет еще больше. Но за все своя цена. До крытого стадиона, где тренировался Тарьяй, Хенрик добрался довольно быстро. Он уже бывал тут пару раз, Му как-то просил его встретить. Забавно. Хенрик только сейчас стал понимать, что при всем том, что Тарьяй старательно не подпускал его к себе, Холм часто присутствовал в его жизни. И с родителями был знаком, и с друзьями, и из школы встречал, и с тренировок. Лучшие, мать его, друзья. Как когда-то они кому-то сказали. Друзья, ага. Не в смену Хенке. Не тратя времени на раздевалку, Хенрик пошел сразу на поле. Оперевшись о заграждение, он стал высматривать среди снующих туда-сюда парней свой двадцать четвертый номер. Тарьяй нашелся быстро. Он выделялся ростом и копной светлых волос. Хенрик не к месту вспомнил детские фотографии Му, где тот рассекал по полю словно Рапунцель. Вот же ирония. Парень с такими стальными яйцами выглядел как девчонка. Сейчас в Тарьяй осталось мало чего девчачьего. Конечно, он был миловидным, даже красивым, наверное, но не более того. Женственным уж точно нет. Высокий, широкоплечий, стройный — он совершенно определенно не походил на девушку. Разве что попка у него была уж больно аппетитная. Личная слабость Хенрика Холма. И коленки. Иисус, дорогой, прости по-братски, но эти коленки достойны преклонения не меньше, чем ты. Ноги Тарьяй в гольфах смотрелись просто развратно. Гольфы, шорты, коленки. Кто, блядь, вообще назвал эту порнуху спортом? Хенрик кайфовал и получал чисто эстетическое наслаждение, наблюдая за Тарьяй, бегающим по полю. Тот бегал, лениво перебирая длинным ногами, словно нехотя. Но при этом походил на сидящую в засаде пантеру. Стоило кому-то дать слабину, бросался на жертву стрелой. Истинное удовольствие — видеть человека, отдающегося своей страсти. Футбол был страстью Тарьяй. А Тарьяй стал страстью Хенрика. Залюбовавшись Му, Холм не сразу заметил, что игра ужесточилась. Они уже не просто разминались, а именно играли. Парни толкались, подрезали друг друга. Агрессия являлась частью стратегии. В беге такого не было. Там все было просто, четко и прямо. Здесь же имелось слишком много нюансов, подводных камней. Прямо как в самом Тарьяй. Му явно что-то задумал, он выжидал и хитрил. Хенрик пытался разгадать его маневры, но куда там. В футболе он смыслил не многим больше, чем в квантовой механике. Тарьяй сделал резкий выпад, подрезая другого игрока и выбивая мяч, а сам проехался по искусственному газону пару метров вперед по инерции, потом его ноги неестественно подогнулись, и он замер. Время тоже замерло. У Хенрика остановилось сердце. Он даже дышать перестал. Ноги. Сломал. Мысли бились в голове, как птица в клетке. Наконец мгновение закончилось, и все завертелось. Хенрик дернулся в сторону поля, но Тарьяй и сам сумел подняться. Он отряхнулся и рассмеялся так, словно это было обычным дело — выворачиваться под нечеловеческим углом на глазах у Хенрика. Тарьяй заметил его и, прихрамывая, пошел навстречу. Он улыбался во все тридцать два зуба и светился так, словно выиграл кубок УЕФА, как минимум. - Круто я его подрезал, да? - Тарьяй взъерошил взмокшие волосы и, оттянув ворот футболки, подул на разгоряченную кожу. - Угу, - мрачно ответил Хенрик, понимая, что если скажет еще хоть слово, то разразится бранью. Он еле держал себя в руках. Тарьяй быстро поймал его состояние и посерьезнел. - Эу, большой парень, со мной все отлично, - он ухватил в свою ладонь руку Хенрика, которой тот сжимал куртку. - У тебя кровь, - заторможено ответил Холм, переведя взгляд на сбитые колени Тарьяй. - А у тебя такое лицо, будто там открытый перелом, - Му закатил глаза. - Пошли в раздевалку, я уже все равно бегать сегодня не смогу. Хенрик медленно побрел в указанную сторону, наблюдая, как Тарьяй хромает в метре впереди него. Он скрипел зубами и играл желваками, чувствуя, как внутри копится раздражение. Даже любимая попа в шортах перед глазами не радовала. Хенрик был зол. Они вошли в пустую раздевалку, и Тарьяй сразу упал на скамейку, вытянув ноги и поморщившись. Засранец, держал лицо, пока они были не одни. - Болит? - сухо поинтересовался Хенрик. Смотреть на эти ссадины ему было физически больно. Какого хуя он стал таким чувствительным? Трясется, как мамочка. - Терпимо, - Тарьяй криво улыбнулся. - Мне надо в душ. Воняю, как недельные носки. Он стянул футболку и бросил ее на скамью, потом разулся и осторожно снял шорты, стараясь не задевать пораненную кожу. Хенрик был настолько зол и нервирован произошедшим, что даже вид обнаженного Тарьяй не мог сбить его с мысли, что тому больно. Ебаническое состояние. Вот за такие моменты вселенского страха за другого человека Хенрик ненавидел любить. Любовь, бессердечная ты сука. Тарьяй быстро принял душ и, обернув полотенце вокруг бедер, вернулся в раздевалку. Хенрик так и сидел на скамье, сжимая в руках мокрую от пота футболку Му. Он смерил Тарьяй тяжелым взглядом, когда тот снова уселся рядом. Его красивые, идеальные колени были содраны в кровь. Отвратительное зрелище. Но Холм не мог отвести взгляда от содранной кожи и алых капель, выступивших на ней. Словно в дурмане, он сполз на пол и оказался между разведенными коленями Тарьяй. - Хен… - начал было Му, но Холм перебил его: - Что ты сделал с моими любимыми близняшками, засранец. - Хенрик мягко, одними губами, поцеловал правое колено, смахнув попутно пару капель крови. Ее было мало, но она остро ощутилась на языке солоноватым вкусом, когда Холм облизнулся. - Сука ты, Му. У тебя даже кровь вкусная. - Прекрасно, - пробормотал Тарьяй, понимая, что Хенрик поймал какой-то приход. А сам Хенрик уже не смог бы остановиться. Он целовал сбитые колени Тарьяй. То одно, то другое. Слизывал языком капли крови, приглаживал содранную кожу. Мягко касался губами, будто хотел забрать боль себе. Вкус крови Тарьяй пьянил. Хенрик чувствовал, что возбуждается. Это было, мать его, ненормально. - Больной ты ублюдок, Холм, - пораженно и как-то ласково пробормотал Му. Что ж, не один Хенрик так считал. Но самым прекрасным было то, что Тарьяй все равно позволял. Позволял Хенрику все и даже больше. Перед глазами то и дело вспыхивали сцены их первой ночи. Когда Тарьяй вот так же сидел, раскинув ноги, раскрасневшийся, возбужденный, смущенный и счастливый. А Хенрик целовал его колени, бедра. Водил языком по бархатистой коже, оставлял засосы на внутренней стороне бедра у самого паха. Там, где никто кроме него не смог бы увидеть. И как и тогда он сдвинул в сторону махровую ткань и провел носом по полувозбужденному члену Тарьяй, свисающему между ног. Потом обхватил головку губами, плотно сжал их и стал посасывать, прикрывая от удовольствия глаза. Тарьяй глухо застонал. Тогда он совсем не сдерживался. В свой первый раз. Теперь паразит научился более-менее себя контролировать. Но сейчас это было выше его сил. Хенрик отсасывал с такой нежностью, будто и тут боялся сделать больно. Эта херова нежность переполняла его изнутри, ком в горле стоял и пытался вырваться наружу сдавленными сухими рыданиями. От этого он только судорожно сглатывал, позволяя члену Тарьяй войти еще глубже. Так глубоко, как тому хотелось. А хотелось жадному засранцу до конца. До самого корня. Так чтобы Хенрик давился его членом, чтобы терся носом о волосы в паху, чтобы у него слезы из глаз текли. Холм и сам был жадиной. Он ненасытно сосал, как ебаный пылесос. Забери у него сейчас кто-то этот охуенный, божественный, сочащийся смазкой член, он бы пошел убивать. Тарьяй гладил пальцами его втянувшиеся щеки, заставляя вздрагивать будто от удара током. Он и сам выглядел сейчас не лучше Хенрика. Таким же обдолбанным и пьяным. Ох уж этот знаменитый пьяный-от-любви взгляд Му. За него душу можно было продать. Ну или отсосать. Хенрик выпустил изо рта мокрый от слюны и окончательно ставший твердым член и подул на него, посылая волну дрожи по телу Тарьяй. - Пизде-ец, - протянул тот, запрокидывая голову. Он зарылся пальцами в волосы Холма и настойчиво потянул на себя, намекая, что пора бы и продолжить. Ненасытный маленький ублюдок. Хенрик обвел головку языком, облизал весь член, делая его еще более влажным от слюны. Приподнял рукой и провел одним длинным движением языка по низу, там кожа была особенно чувствительной. Тарьяй тяжело дышал и вздрагивал словно от судорог. Холм прекрасно понимал это предоргазменное состояние. Когда все тело замирало в огромнейшем напряжении, мечтая лишь обо одном, чтобы развязка наступила сию секунду, чтобы это никогда не кончалось. Пережав пальцами член Тарьяй у основания, он буквально насадился на него ртом и принялся остервенело сосать, все увеличивая скоростью. У него болели щеки, губы, челюсть. Хуй тоже болел от возбуждения. Но дрожащее бедро Тарьяй под его ладонью с лихвой компенсировало все. Умирая от неудобства, чувствуя, как затекло все тело, Хенрик получал неимоверное удовлетворение от тихих стонов и мата сквозь зубы от Тарьяй. - Блядь, Холм, ублюдок чертов, - бормотал тот, всхлипывая от каждого движения Хенрика. - Ненавижу тебя, блядина ты такая. Дай мне уже кончить. Хенрик рассмеялся, завибрировав всем горлом, и Тарьяй не выдержал. Резко выдернув с порнушным влажным звуком член изо рта Холма, он, придерживая его у основания, буквально залил нахрен все лицо Хенрика своей спермой. Сучонок. Смотрел при этом, как ебаный наркоман, словивший передоз. - Охуенно, - выдохнул наконец Тарьяй, немного придя в себя. - Знаешь, я определенно люблю, когда ты заглядываешь между праздниками. Хенрик затрясся от смеха и, схватив футболку Тарьяй, вытер ею сперму со своего лица. - Слышал бы тебя Юлениссен, - продолжая ржать, ответил он.