Everything will be alright

Когда Альфред очнулся от длинного беспокойного сна, которого не запомнил, в первую секунду ему показалось, будто все его конечности затекли. Но нет, то было лишь фантомное ощущение, и скоро юноша с трудом перевернулся на спину, силясь понять, где же он находится. Вокруг царила темнота, и лишь сквозь узкую трещинку лился слабый синеватый свет. Откуда бы взяться трещинам? Воспоминания прошлой ночи было взбудоражили юношу, но почему-то скоро он не почувствовал ничего, кроме уныния. То был первый день, который Альфред провел спящим в гробу, и мысль об этом отнюдь не внушала позитивный настрой. Постаравшись вновь сжаться в маленький комок, новичок попытался заснуть обратно, но со стороны уже раздался звук открываемой крышки саркофага. За ним последовал сладкий зевок. — Ах… Добрый вечер, papa! Как тебе спалось? Странно, но голос сонного Герберта звучал очень мягко и, может, даже ласкал слух: с ноткой улыбки, тягучий, чуть подрагивающий. Именно такой хочется услышать, когда будишь или просто приветствуешь кого-то ранним утром. Голос же Графа, напротив, и вовсе не казался сонным: — Здравствуй, Герберт. Я спал чудесно, а ты? — О, прекрасно, благодарю! Мне снился такой волшебный сон! Альфред невольно нахмурился. Такое начало диалога казалось ему слишком обыденным, слишком нормальным для двух древних существ, которые внушали всем вокруг такой страх. Разве не должна ночь вампира начинаться с чего-то вроде «сколько людей сегодня планируешь съесть?» или «погода сегодня хорошая, как раз для злодейских дел»? Теперь, когда юноша представил, как эти же слова проговаривают его «соседи», с его уст сорвался нервный смешок. Именно он заставил разговаривающих примолкнуть. — И тебе доброй ночи, Альфред, — пожелал Граф. Со стороны Герберта раздалось приглушенное хихиканье. Новообращенный вампир мысленно представил, как его щеки покрываются румянцем стыда, вздохнул и постарался открыть гроб. Нынче это уже не казалось такой непосильной задачей, как прошлым утром… Употребление столь привычных слов в ином значении несколько сбивало Альфреда с толку. — Доброй… Доброй ночи, — поздоровался он, потирая глаза. Зрение ему удалось сфокусировать практически сразу, но как же приятно было чувствовать такие сладкие отголоски человечности, как привычки! — Ты такой очаровательный, mon chéri, — мурлыкнул Герберт, с широкой улыбкой поглядывая на юношу. Кажется, сын Графа никогда не смывал свою косметику, да в том и не было нужды: за день едва ли что-то смазалось, и Герберт выглядел так же жутковато великолепно. — Такой сонный и словно бы теплый, что так бы тебя и сцапал! Подавив в себе желание испуганно зажмуриться, Альфред быстро кивнул и принялся осторожно подниматься. В его голове так и крутились возможные варианты того, как он может опозорить себя, не покидая место своего ночлега, но в итоге он все же смог спокойно перебраться за бортик и теперь снова стоял на твердой земле. Граф не спешил, а вот Герберт легко перемахнул перегородку (стоит сказать, очень грациозно) и направился прямиком к юноше, на ходу откидывая пышную копну волос за плечи. Приглядевшись, Альфред успел заметить, что часть прядок была заплетена в косы и закреплена синими бантиками. В следующий момент на его плечи опустились сильные руки, и юноша невольно сделал несколько шагов назад. Это не помешало светловолосому вампиру удержать хватку. — Сегодня будет замечательная ночь, ты так не думаешь? — практически пропел Герберт, широко улыбаясь. — Сначала с тобой будет заниматься papa. Немного поговорите о том о сем, ты задашь интересующие тебя вопросы — ничего необычного. Ну, а потом мы снимем мерки, чтобы ты мог носить что-то приличное. И поболтаем тоже! «Поболтать». Кажется, это было первым, что Герберт хотел сделать с Альфредом, и такая болтовня юноше определенно доверия не внушала. Но разве мог этот странный любитель… фиолетового что-то сделать с ним теперь, когда они принадлежали к одному виду? В конце концов, сработали же его инстинкты при пробуждении! Часть со столкновением лица с полом можно было и опустить… — Д-да, конечно, — пробормотал Альфред, нерешительно поднимая взгляд. Светловолосый вампир выглядел как нельзя довольным, и, что поразительно, Граф теперь ухмылялся тоже, наблюдая за ними из своего саркофага. Когда вдали раздалось торопливое шарканье Куколя, старший фон Кролок поднялся и с изяществом ступил на пол, расправляя стоячий воротник, декорированный черным кружевом. Опустив глаза вниз, Альфред с тоской оглядел смятый камзол. Должно быть, он пытался ворочаться. И почему тогда два других вампира выглядели так, будто последний час только и делали, что расправляли свои одежды? Разве не должен был он, обратившись, стать таким идеальным тоже? Вампиров, как правило, описывали двумя разными способами. Либо это были уродливые кровожадные твари, имеющие мало схожего с обычными людьми, либо ночные создания, обладающие совершенной темной красотой и грацией. И, судя по тому, что даже спящие, несмотря на диковатый вид, явно когда-то являлись людьми, он должен был попасть во вторую категорию. Так почему же Альфред чувствовал себя все тем же не особенно ловким простофилей? Простофилей с жаждой кро… — О, а вот и ты, Куколь! — воскликнул Граф. Горбун приближался к ним с подносом, на котором стояли три полных кубка. Это было немного странно, учитывая его шатающуюся походку, но ни одной капли не пролилось мимо. Должно быть, годы практики. Куколь был гораздо ближе к Герберту, но тот не притронулся к кубкам, позволяя слуге дошлепать до Графа и передать первый ему. Похоже, это считалось негласным законом. Что ж, резонно. Альфред не был уверен, стоит ли ему брать свой кубок сейчас или так же подождать самого Герберта: в конце концов, тот находился на порядок выше. Едва ли не втянув голову в плечи, юноша пронаблюдал за тем, как горбун разворачивается. Куколь подобрался к нему слишком быстро и в обычной своей резковатой манере что-то промычал — похоже, предлагал взять кровь, — однако Альфред, не успев оправиться, замотал головой и невольно кинул взгляд в сторону сына Графа. Тот, явно приняв это за галантный жест, улыбнулся еще более лучезарно, хоть это могло показаться невозможным, и схватил сразу два кубка, тут же подходя к новообращенному и протягивая ему последний. То, что молодой человек не выронил сосуд, едва их пальцы соприкоснулись, было самым настоящим чудом. Прежде чем приступить к трапезе, он невольно принюхался. От бокалов Графа и Герберта шел чуть более приятный запах — похоже, то была овечья кровь, которую он попробовал вчера в кабинете, — а ему, как и прошлым вечером, досталась свиная. Слегка скривившись, Альфред поспешил осушить кубок и чуть не подавился. — Так, эм… — протянул он, не уверенный в том, что имеет право прерывать их ужин-завтрак, —…кровь различных животных и… и людей имеет разные свойства? — Ну конечно, глупенький! — рассмеялся Герберт, и его рука легла к Альфреду на макушку, поглаживая его взъерошенные волосы. Юноша был готов поклясться, что никогда еще по его телу не проходилась такая мощная волна мурашек. — В крови разных видов содержатся разные белки, а также различно строение эритроцитов, хотя по виду любая кровь примерно одинакова… О, ну неужели в университете тебе об этом не рассказывали? Альфред не стал спрашивать, откуда Герберт знает о его учебе: все было довольно очевидно — однако ему все равно стало немного не по себе. Это было странным: юноша всегда гордился тем, что является студентом, и говорил об этом с неподдельным восторгом. Возможно, неудобно было даже пытаться блеснуть этим перед существами, которые за свои долгую жизнь наверняка узнали больше его раз в пять. Нет, в десять. К тому же, глупо спрашивать это у человека, который никак не мог запомнить, между чем шестым и чем седьмым нужно загонять осиновый кол. — Я, признаться, никогда не был силен… во всех этих вещах, — тихо ответил молодой человек, сглотнув. — Мне куда больше были интересны науки, связанные со словесностью. Я хочу… хотел стать филологом. Прежде, чем Альфред успел вновь начать погружаться в хандру по поводу того, что в университет ему уже никогда не вернуться, Граф заговорил вновь. — Что ж, в какой-то степени ты все еще можешь им стать: в нашей библиотеке множество книг, и, если захочешь, Герберт или я с радостью покажем тебе несколько особенно ценных. Но как же так вышло, что ты, будущий филолог, отправился сюда, в Трансильванию, в компании профессора-вампиролога? — О, это долгая история, — неловко рассмеялся юноша, потирая затылок. — Вообще-то, моей главной страстью является классическая филология, однако мне нравится изучать и другие культуры и их литературное наследие, а не только Древнюю Грецию и Рим. Мне казалось, здесь, в краю, где издавна ходили легенды о различных существах, можно собрать неплохой материал, а профессор Абронзиус как раз собирался отправиться в путешествие. Мне немного… опостылело находиться на одном и том же месте, так что я ухватился за эту возможность. Правда в итоге я либо очень уставал в дороге и засыпал, стоило мне лечь, либо профессор учил меня… своему делу. Сказав это, Альфред невольно почувствовал, как грудь сдавливает тоска. Еще несколько месяцев назад он и профессор практически не знали друг друга. О, как часто на него ворчали! Хотя, конечно, ворчали на него часто от начала и до конца, но тогда юный студент очень боялся, что в порыве недовольства старик отошлет его прочь. Когда они останавливались в очередном трактире, профессор, бывало, садился в кресло у закопченного очага, сам он — на ковер рядом, и тогда его начинали учить уму-разуму. Порой это становилось даже забавно: старик приводил в пример какие-то совершенно несуразные вещи, и его ассистент смеялся. И пусть профессор Абронзиус сначала обвинял его в несерьезности, всякий раз на морщинистом лице невольно проступала улыбка. В такие моменты Альфред чувствовал себя как никогда уютно, и печаль и страх уходили из его сердца. Из его небьющегося сердца… Встрепенувшись, юноша огляделся. Он стоял в темном склепе, Куколь уже куда-то скрылся, а Граф и Герберт смотрели на него. Даже светловолосый вампир не улыбался, а глядел с каким-то сочувствием и словно бы пытался что-то сказать. Тиски никуда не ушли. — Что же, — промолвил хозяин замка, хлопнув в ладоши. — Думается мне, мой дорогой Альфред, нам стоит подняться ко мне в кабинет. Герберт, ты можешь дойти до крыла прислуги и проверить, как там идут дела? Пару дней назад Куколь жаловался мне, что Шагал и Магда мешают ему: то ссоры, то… кхм. Как бы они не начали конфликтовать всерьез. — Конечно, papa! — оживился Герберт. — Мне нужно только прихорошиться! Bonsoir! Послав Альфреду очередную ослепительную улыбку и подмигнув, вампир устремился в темноту, легко взбегая под узким ступеням. Взметнулись волной светлые волосы, и вот, теперь они с Графом находились здесь одни. — Магда и Шагал теперь тоже здесь? — неуверенно спросил Альфред, покосившись в сторону старшего вампира, все еще неподвижно стоящего возле саркофага. — Вы позволили им остаться? Едва произнеся последние слова, он испугался того, как грубо, должно быть, они прозвучали. — Почему бы нет? — пожал плечами фон Кролок, наконец делая шаг вперед. Колыхнулись складки плаща. — Пойти им особенно некуда, а так я хотя бы смогу следить за тем, чтобы не было ненужных жертв. В моих погребах достаточно крови животных, чтобы прокормить кучку бодрствующих круглогодично вампиров и… гостей бала. Я, кхм, хотел бы извиниться за тот эпизод, если уж о нем зашла речь. Вы, какими бы забавными ни были, все же представляли для моего замка некоторую угрозу, и потому, признаюсь, я без особого сожаления позволил гостям выпить вашей крови. Этого, конечно, не произошло, но все же. Альфред невольно поежился при мысли о нескольких десятках голодных вампиров, обступающих их с профессором. Жутко было уже находиться в их танцующей толпе, но чувствовать себя добычей в плотном кольце… О-о-о, какое счастье, что он не испытал этого на собственной шкуре. Граф выжидающе смотрел на него, явно желая получить хоть какой-то ответ. — Ну, я… прощаю вас, наверное? — сказал юноша, слегка съежившись. — Я, кхм… в общем, да, ничего… ничего личного. Понимаю. Любой бы встал на защиту своего дома. — Хорошо, — отозвался мужчина, соединяя кончики пальцев и вздыхая. — Я рад, что мы это прояснили. А теперь следуй за мной. Альфреду казалось, что со вчерашней ночи он успел хотя бы немного запомнить дорогу от кабинета к склепу, но это было вовсе не так. Теперь, когда они шли в обратном направлении, он снова путался в поворотах и пару раз чуть не споткнулся о плащ Графа. Тот не подавал виду, но, думается, в глубине души уже успел от души посмеяться. Войдя в кабинет и опустившись в кресло, Альфред решил немного осмотреться. Помимо двух столов, камина и кресел в помещении располагалось еще и несколько шкафов с книгами. В отличие от библиотечных на этих не было ни пылинки, да и вообще не присутствовало никакого ощущения затхлости, запущенности. В кабинете было даже… уютно? По стенам были развешаны портреты древних философов и писателей, а также небольшие графические миниатюры. Их Альфред нашел особенно занимательными: каждая изображала крохотный кусочек замка, деревца, горстки морских ракушек, и было в этом что-то притягательное, не отпускающее от себя взгляд. — Это Герберт нарисовал. Молодой человек резко вынырнул из очередного транса и виновато поглядел на сидящего напротив Графа. — Простите… — Ничего, — ответил мужчина, — у нас есть время. Не стесняйся. Так значит, их нарисовал Герберт? Альфред снова осторожно обернулся назад. На последней миниатюре был нарисован фрагмент какой-то карты со всеми значками, черточками и мелкими названиями. Должно быть, даже над такой маленькой работой нужно было корпеть по меньшей мере несколько часов. Сказать по-честному, он не мог представить себе графского сына сидящим хоть над чем-то так долго. Тому, казалось, всегда требовалось как-то менять свою деятельность. Когда юноша наконец уселся поудобнее, Граф глубоко вздохнул. — Полагаю, для начала тебе стоит задать вопросы, которые тебя волнуют или интересуют, и я постараюсь ответить на них. Сейчас для нас не существует уместного и неуместного любопытства, Альфред, если ты хочешь что-то узнать, спрашивай немедленно. Юноша с трудом подавил легкую улыбку. Нечто подобное когда-то сказал ему и профессор, призывая ничего не смущаться во имя знаний. Ему и тогда-то было довольно сложно подобрать нужные слова, что уж говорить о настоящем моменте, когда вместо забавного старичка перед ним сидел статный могущественный вампир с самым завораживающим и одновременно пугающим на свете взглядом. Поерзав на сиденье, Альфред прочистил горло. — Я… Что действует и что не действует на вампиров? — выпалил он. — Что убивает их? Как долго можно обходиться без крови? Что происходит с душой, когда обращаешься? Как… как вообще функционирует организм вампира? — Молодой человек замер, ожидая ответа. Граф, приятно удивленный нарушением молчания, на какое-то время задумался, глядя куда-то в пол. Альфред невольно сравнил его с теми же портретами на заднем фоне, где почти все люди были изображены размышляющими о чем-то. — Я не берусь объяснять тебе причину, по которой вампиры могут жить без воздуха и сердца, — промолвил хозяин замка наконец, — потому что не знаю, темная ли это магия или какой-то сбой в биохимических процессах. Вкратце — помимо небьющегося сердца и отсутствия потребности в дыхании, мы обладаем улучшенными физическими качествами, будь то зрение и обоняние или сила и скорость. У нас обострена интуиция, улучшена реакция, даже структура нашего мышления будто становится более совершенной. Температура становится незначительной. Мы все еще способны ее ощущать, но действия на нас она никакого не оказывает. Практически то же самое можно сказать и о человеческой еде, но с небольшими исправлениями. Если ты голоден — по-настоящему голоден, — даже самое изысканное блюдо на вкус покажется золой. Мало кто делает это, но если уж хочется вспомнить вкус любимого пирога, лучше пробовать его сразу после того, как выпьешь крови: чем позже ешь, тем меньше ощущаешь. И такого насыщения еда уже, к сожалению, не приносит… Кхм. Что до каких-то… физиологических способностей, они сохраняются, если тебе интересно. Альфред почувствовал, как щекам становится жарко. Да, ему было немножечко интересно. А еще интересно, мог ли он краснеть. Теперь-то в зеркало не посмотришь, чтобы проверить… — На вопрос о крови точно ответить нельзя, — продолжал мужчина. — Новичкам она нужна часто, а кто-то, кто тренирует себя, может неделями обходиться без нее. Если ты спишь, то хоть год можешь не питаться, вот только и голод у тебя, когда проснешься, будет зверским. Первые два вопроса… Вспомни все то, что люди якобы знают о вампирах, и приготовься ставить крестики и галочки в уме. Освященные вещи не действуют на нас никоим образом, кол действительно убивает, серебро бесполезно, чеснок может остановить, но лишь на время, это дело привычки; мы, как ты успел, надеюсь, заметить, вполне разумные существа, в упырей не превращаемся, в землю не уходим, с Сатаной сговора не имеем. Солнце убивает нас постепенно. Здесь все очень непостоянно. Кому-то достаточно нескольких часов, чтобы не выдержать этих ожогов, а кого-то таким образом пытают месяцами. Я бы не рекомендовал проверять. Ну и наконец душа… А ничего с ней не происходит. Ты удивлен? Просто становится все равно на какие-то рамки, приличия, моральные устои. Кто-то позволяет себе быть жестоким и развратным, кто-то все равно старается делать то, что правильно, кто-то мечется из крайности в крайность. Вампиры обладают той же душой, что и люди, Альфред, просто у них появляется возможность не подавлять некоторые качества. Воспользоваться этим или нет — решаешь сам. В этом замке, тем не менее, не принято убивать людей без причины, трогать их скот, воровать, и ты должен очень хорошо это усвоить. Помимо этого в мире вампиров есть множество других правил и законов, но не думаю, что будет целесообразно вываливать их на тебя разом. По ходу ты и сам узнаешь, как все устроено… Граф невесело усмехнулся. Альфред глубоко вздохнул. На то, чтобы переварить такой объем информации, ему потребовалось некоторое время, и он был благодарен старшему фон Кролоку за то, что тот не торопил его и не спешил переходить к следующей части их разговора. Все это напоминало странный сон, перемешанный с реальностью: юноша ощущал себя на лекции, посвященной, правда, не обычным предметам, а искусству быть древним темным существом с жаждой крови. Теперь он невольно начинал задумываться о том, не написал ли кто-то что-то вроде пособия для таких целей. Если такая личность на свете существовала, Альфред бы дорого отдал за подобный учебник. — Ну что, ты готов продолжать? — поинтересовался мужчина. — Я? Да, — кивнул молодой человек и внутренне поразился своей неожиданной уверенности в голосе. Звучало как-то слишком инородно для него. — Отлично, — улыбнулся Граф. — В таком случае обсудим, какие вещи может вытворять твой разум… Альфред и представить себе не мог, как играет обращение с сознанием нечеловека. За пару часов он, пожалуй, узнал даже больше, чем мог бы на обычной лекции: фон Кролок оказался весьма талантливым учителем, который охотно отвечал на любые вопросы и объяснял снова, если что-то было непонятно. Сначала молодой человек стеснялся даже просить об этом, но к середине так называемого урока разошелся. Чем-то Граф и профессор все же были похожи. Заканчивал свое занятие юноша в противоречивых чувствах: восторг от новых знаний и страх всевозможных кошмаров и панических атак смешались в нем воедино. Куколь проковылял к ним в комнату и любезно предложил господам по кубку. Альфред вновь взглянул на темно-красную жидкость и не смог подавить образующийся в горле ком. Все это было весьма занимательным, пока не приходилось вспоминать о своей новой личине на практике. Попрощавшись с Графом, он вышел из кабинета и… На самом деле, юноша понятия не имел, куда бы ему пойти. Для книг настроения у него не было, да и так, пожалуй, на сегодня он узнал достаточно, а поговорить все равно было не с кем. Альфред понятия не имел, как бы теперь завести беседу с Магдой или с Шагалом, да и не знал, где находится то самое крыло прислуги, о котором Граф говорил Герберту. Герберт. Он был наиболее подходящим кандидатом на роль собеседника, но молодой человек не совсем понимал, чего ему ожидать. Он три раза полноценно общался с графским сыном, и при каждой встрече дела обстояли по-разному. В библиотеке Герберт чуть не укусил его (Альфред определенно не хотел думать о другом возможном развитии событий), прошлая ночь закончилась не самым приятным образом, а этим вечером светловолосый вампир вновь был приветлив и вполне мил, если не считать того, что снова пытался прикасаться к нему. Что ж, по крайней мере, они уже не валялись на полу, это уже был прогресс. Тут Альфреду на ум пришла замечательная идея. Почему бы ему не принять ванну? Сара делала так всегда и, кажется, была всем вполне довольна. Конечно, ее бегство заставляло его грустить, но не настолько, чтобы отказываться от соблюдения гигиены. Раз температура еще может им ощущаться, что же расслабляет лучше, как не душистая горячая вода? Оставалось лишь надеяться, что ему посчастливится еще раз наткнуться на нее. Альфред побрел вперед по мрачному коридору, стараясь на ходу вспоминать все свои последние маршруты. Слава всему на свете, что-то действительно отложилось у него в памяти, и какие-то элементы декора были для юноши узнаваемы. Когда он наконец выбрел в самый знакомый на данный момент ему коридор, новообращенный вампир выдохнул с облегчением и позволил своим мыслям вновь отвлечь себя от действительности. Не замечая ничего вокруг, молодой человек вошел внутрь освещенной комнаты, вымощенной гладкой плиткой. Вошел и чуть не завопил от неожиданности, когда наконец поднял глаза. — П-п-прости, — выдавил Альфред, пятясь назад к двери. Герберт, сидящий в облаках пены, вытянул руку вперед. — Постой! Только не болтать! Он лежал в ванной так, как и должен, наверное, лежать в ней истинный соблазнитель: стройные ноги расположились на тонком бортике, почти до середины бедра высовываясь из-под воды. На фоне белоснежной пены бледная кожа казалась нежно-розовой. Волосы вампир аккуратно закрутил в узел и закрепил лентой, чтобы не мочить. Впервые на нем не было никакого макияжа, но мало что изменилось: ресницы у Герберта оказались все такими же пушистыми, скулы очерчивались столь же резко, и лишь губы и брови приобрели чуть более мягкий оттенок. Во взгляде графского сына плясали чертенята. — Прости, ты, должно быть, так сильно хотел принять ванну, — протянул вампир. — А я тут ее занял. В конце концов, тебе и правда стоит хорошенько вымыться. Сейчас мы это исправим. Он быстро переменил положение и начал подниматься из воды. Альфред ойкнул и закрыл глаза, вслушиваясь лишь в плеск, а затем в стук редких капель по плитке. Судя по звуку, Герберт уже одевался. И почему он, дурак, не ушел сразу же? Не пришлось бы сейчас стоять истуканом, жмуриться и надеяться, что Герберт не выкинет ничего странного. — Эй, я уже готов, — мурлыкнул тот прямо над его ухом. — Ты можешь смотреть. Неуверенно приоткрыв один глаз, Альфред обнаружил, что Герберт стоял перед ним в одном лишь шелковом халате и туфлях, смотря на свою жертву с откровенным радостным восторгом. Кажется, он не собирался нападать… или еще что похуже. Стоило светловолосому вампиру двинуться в сторону, новичок тут же выставил руки перед собой и вжался спиной в закрытую теперь дверь. — Прекрати ты шугаться! — возмутился Герберт и надул губы, складывая руки на груди. — Невежливо вот так вот обращаться с тем, кто сейчас будет за тобой ухаживать! — З-за мной у-ухаживать? — неуверенно переспросил Альфред. «Нет, лучше не отвечай», — подумал он. — Ну конечно! — восторженно отозвался вампир и хлопнул в ладоши. — У тебя волосы настолько спутаны, что сам ты с ними не справишься. Я помогу. Раздевайся! Альфреда затрясло. Нет. Нет, нет, нет и еще раз нет, ни за что он этого не сделает, и никакая сила, даже такая, какой обладает Герберт, его не заставит. —Я, пожалуй… позже… — Возражения не принимаются! — хмыкнул Герберт и, оттолкнув Альфреда от двери, сам встал около нее. — Я могу отвернуться, пока ты снимешь с себя одежду и залезешь. Честно-честно! Альфред с сомнением покосился на него. Ему совершенно не импонировала идея оказаться голым в одном помещении с тем, кто явно проявлял к нему такой интерес, но, видимо, отсюда его уже не выпустят. Кивнув, юноша пронаблюдал за тем, как вампир отворачивается. Сам он раздевался невероятно медленно, дрожа при каждом шорохе, но Герберт, кажется, и правда не был намерен беспокоить его (если не считать того, что сын Графа собрался его мыть, конечно). Вместо этого блондин напевал какую-то французскую песенку, рассматривая свои ногти (Альфред трижды проверял, оборачиваясь назад) и периодически нетерпеливо притоптывая ногой. Подойдя к ванной, Альфред стремительно набрал воды снова и развел пену. Усевшись, он поспешил подтянуть колени к груди и обхватить их руками, чтобы не провоцировать Герберта, и только затем тихонько выдохнул: «Все». — Все? — обрадованно спросил Герберт и развернулся, стремительно подлетая к ванной. — Отлично! Взяв с края ванны жестяной ковшик, он зачерпнул воды и, заставив Альфреда отклонить голову назад, намочил его волосы. Только сейчас молодой человек действительно почувствовал, насколько спутанными и грязными они были, и ему немедленно захотелось почесаться, что он и сделал. Герберт тихонько хихикнул, потянувшись за мылом. — Ты что? — испуганно спросил Альфред. — Ничего, дурачок. Намылив руки как следует, Герберт принялся за мокрые волосы. Поначалу было немного больно: свалявшиеся пряди никак не хотели распутываться, но затем пальцы вампира почти что запорхали, ловко управляясь с оставшимися колтунами. Самыми кончиками он к тому же массировал кожу головы, и вот уже от неприятного покалывания не осталось и следа. Позволив себе тихий вздох, Альфред немного расслабился, прикрывая глаза. Коготки Герберта слегка царапали его, но особой боли это не приносило, а значит, можно было и потерпеть. Его сердце до сих пор уходило в пятки при мысли о том, что сейчас он находится так близко с другим мужчиной, однако то, что за ним ухаживали, было сейчас как-то важнее. Альфред невольно представил, как могла бы делать это Сара. Ее маленькие нежные руки, должно быть, не были бы столь проворны, но уж точно так же легки. Понравилось бы ей перебирать его пряди, играть с ними, как делал это сейчас Герберт? Ладонь светловолосого вампира легла на влажное плечо юноши, и тот снова вздрогнул, оглядываясь. Герберт довольно ухмыльнулся, пальцем прочерчивая линию от его шеи до лопатки, и вновь заставил новичка откинуться назад, чтобы смыть пену. Он выглядел так, словно не было для него на свете лучшего развлечения, чем мыть Альфреду голову, и это показалось молодому человеку несколько странным, однако, в конце концов, чему он удивлялся? Когда он сам вымылся до конца (Герберт снова развернулся к двери и принялся что-то болтать о солях и маслах для ванной), стоило ему перешагнуть бортик и слегка попятиться, его тут же поймали в захват белоснежного мягкого полотенца, которое закрыло практически все его тело и голову. Прикоснувшись к слегка шершавой на ощупь ткани, юноша невольно вспомнил те грубые тряпки, которыми ему приходилось довольствоваться последние месяцы, и чуть не пискнул от восторга. Профессор Абронзиус, верно, упрекнул бы его за излишнюю привязанность к подобного рода вещам, но что поделать: большую часть своей жизни Альфред пробыл домашним мальчиком, и хоть ему никогда не приходилось жить в такой роскоши, чистые полотенца и сухие подушки в их с мамой доме были всегда. Вздохнув с облегчением, он почти почувствовал себя человеком. — Ты это что, с полотенцем милуешься? — хохотнул Герберт. — Вот умора! Альфред, mon chou, ну почему же даже этому жалкому куску ткани твоей ласки достается больше, чем мне? Прежде чем Альфред принялся открывать и закрывать рот, слишком смущенный, чтобы по-настоящему заговорить, сын Графа рассмеялся снова и, махнув рукой, принялся вытирать ему голову, активно тормоша мокрые пряди, которые теперь вились кольцами. Вцепившись в края полотенца изо всех сил, чтобы оно ненароком не упало, юноша недовольно шикнул, когда Герберт оттянул его локоны чуть сильнее, чем было нужно; этим он лишь вызвал новую волну веселья. Хоть присутствие другого вампира здесь и несколько щекотало нервы, стоило признать, что к концу действа Альфред уже почти успокоился, а ванна придала ему сил. Стараясь не выпутываться из полотенца, он осторожно оделся. Застегивая рубашку, юноша оглянулся. Светловолосый вампир быстро отвернулся к двери — только взметнулись длинные локоны — и хихикнул. — Ну ты ведь уже совсем не голый! — объяснил он, вновь оглядываясь на Альфреда через плечо. — Только не говори, что без верхнего одеяния тебе все равно неспокойно. Новичок недовольно скривился, заканчивая с пуговицами на камзоле. Да что он вообще себе позволяет? Как только они вышли из ванной, Герберт кликнул Куколя и потащил их обоих в другую часть замка. Они вошли в круглое помещение, стены которого представляли пыльные зеркала. Сделав шаг за порог, Альфред вздрогнул. В мутном стекле отразился лишь силуэт горбуна, что заставило юношу лишний раз заинтересоваться тем, что же он такое, но также стало немного тоскливо: ни Герберта, ни Альфреда не было видно. Знай молодой человек о своей участи, не преминул бы лишний раз посмотреть на себя где-то в дороге, в комнате одного из трактиров, а теперь… увидит ли он себя когда-нибудь еще? Герберт подтолкнул его в возвышению посередине комнаты. — Снимай камзол, — сказал он. — Как, опять? — невольно вырвалось у Альфреда, и сын Графа рассмеялся, уткнувшись лицом в ладонь. Куколь весело заухал рядом с ним. — Глупенький, я же говорил, что нам нужно снять с тебя мерки, — выдохнул светловолосый блондин между смешками. — Раздеваться полностью тебе не нужно, но раз уж ты уже приготовился… Альфред гневно надулся. Рядом с этим… этим Гербертом его состояние успевало поменяться по нескольку раз, и бедному новообращенному это совсем не нравилось. Камзол он все-таки снял. После этого Альфреду велели раскинуть руки в стороны. Достав из сундука неподалеку две свернутые в моток полоски, Герберт протянул одну Куколю и размотал вторую, а затем вынул на свет клочок бумаги, стальное перо и чернильницу, которые положил на старый деревянный столик на колесиках. — Что это? — поинтересовался Альфред, когда Герберт подошел к нему с лентой. — Сантиметровая лента, — с гордостью отозвался тот. — Отличная вещь! Знаешь, у французской королевы есть мастер-портной, Алексис Лавинь. Он не так давно основал первую в мире школу моды, а теперь вот придумал такой удобный инструмент. Мне это работу очень облегчило. — Ты шьешь? Герберт кивнул, оборачивая ленту вокруг груди Альфреда. — Надо же чем-то занимать себя. Я не очень люблю сидеть сложа руки. Конечно, что-то шьется и на заказ, как платье юной Шагал, но ты видел мантии и костюмы отца? Это я их сшил. Альфред удивленно охнул. Он и подумать не мог, что знатный человек способен заниматься чем-то таким. Нет, конечно, всем было известно, что светские дамы маялись вышиванием платков, мешочков и прочих безделиц, однако пошив одежды для них, как правило, являлся чем-то далеким и ненужным, что уж говорить о мужчинах. Невольно юноша представил себе, как Герберт сидит над ворохом ткани и старательно отмеряет нужный кусок, высунув кончик языка от усердия. Картина была довольно забавной и, может, даже немного милой, и новичок позволил себе улыбнуться. Куколь, подскакивая, измерял его бедра, обхват ноги и прочее, а затем, не размыкая громадных ручищ, показывал графскому сыну, и тот аккуратно записывал все на бумажку. Почерк у него оказался мелким и витиеватым, как Альфред и ожидал. Герберт практически не трогал его сейчас, однако даже из-за легчайших случайных касаний юноша почему-то вздрагивал, сам не понимая, была ли это реакция на недавнее купание или просто прежний защитный инстинкт. За небольшой отрезок времени у него, казалось, измерили все что можно вплоть до расстояния от грудной клетки до шеи и так далее, и молодой человек даже почувствовал некоторую усталость. Схватив его за руку, светловолосый вампир подвел парня к другому сундуку, побольше, и велел слуге достать оттуда все имеющиеся у них ткани, которых оказалось невероятное количество. Забавно, но невозможно было не определить, на кого и на что шел тот или иной материал. Слева расположились всевозможные оттенки розового, фиолетового, синего и даже зеленого, и по большей части они были либо яркими, либо светлыми, либо блестящими, а иногда и все вместе. Ткань явно была весьма дорогой и почти вся казалась легкой, почти летящей. С другой частью содержимого дела обстояли не так. Темные тона все тех же цветов, но с добавлением красного, большая тяжесть — Граф, сомнений нет. Много черных материй различных фактур. В уголке ютились грубые коричневые лоскутки, по-видимому, предназначающиеся Куколю. (Альфреду стало немного его жаль, хоть он и осознавал, что это нормальное для слуги положение. Могли все же присмотреть для него и что-то получше.) Еще рядом валялись всевозможные элементы декора: бисер, ленточки, блестки, золотые и серебряные нити, явно используемые с большой аккуратностью и хранимые в идеальном порядке. Невольно молодой человек залюбовался этим набором. Ему тоже нравилось, когда все держалось в чистоте. — Что тебе нравится? Выбирай, а я что-нибудь подскажу! — с энтузиазмом воскликнул Герберт, взмахнув полами своего огромного плаща, который снова был на нем сегодня. — По-моему, та твоя куртка тебе действительно шла, так что красный — твой цвет. Синий на тебе смотрится неплохо, но все же я бы сделал акцент на теплые цвета. Ты же просто кудрявое солнышко, Альфред! Сравнение заставило юношу смутиться, и он невольно прикусил губу, тихо вздыхая, а затем тут же чертыхнулся: клыки, точно! Герберт рядом с ним тихо хихикнул. Скосив взгляд на него, молодой человек постарался все же сосредоточиться на задаче, поставленной перед ним его потенциальным портным, хотя тот, наверное, и сам бы чудесно справился. — Я не уверен, что смогу сделать правильный выбор, — сказал юноша тихо, теребя рукав своей рубашки. — Я не знаю ни фасонов, ни правильных сочетаний цветов — ничего из того, что помогло бы мне сказать тебе хоть что-то толковое. Может, ты сам придумаешь? Только не надо блестящего! — предупредил он поспешно. — И слишком темного тоже! И, наверное, я никогда не смогу носить такую мантию, как у Графа… И пошлого ничего не надо! Идеально подкрашенные брови Герберта поползли вверх, и на лице его появилось совершенно умиленное выражение, которое, впрочем, сменилось озорным. — А вот сошью я тебе платье, что тогда? — ехидно спросил он. — Ты же сам сказал, что платье С-Сары сделали на заказ. — А я специально научусь! Выкройки у меня есть, ткани — тоже, корсет Куколь купит… — Не надо! — пискнул молодой человек, и светловолосый вампир опять расхохотался. — Как же хорошо, что ты теперь здесь живешь! — заметил он, всплеснув руками. — С тобой так весело! Ты такой пугливый, и стеснительный, и доверчивый, и… О, а не пора ли нам выпить крови? Так и быть, mon chéri, я выберу для тебя самый лучший материал и самый модный покрой, и ты лишний раз подтвердишь свое звание самого очаровательного юноши на всем белом свете, а пока предлагаю оставить все это и пойти в библиотеку. Вчера у нас не заладилось, ну да ничего, значит, сегодня поболтаем подольше. Куколь! Отнесешь это в мою мастерскую, а затем принесешь нам с chéri крови, хорошо? Повозившись у ног Герберта, Куколь утвердительно загоготал. Удовлетворенно кивнув, сын Графа вздохнул и откинул волосы за плечи, а затем махнул рукой: — Идем, liebling, у нас много времени впереди! И снова они сели в кресла друг напротив друга, но на этот раз Герберт взял в руки книгу и раскрыл ее на середине, оставляя закладку на стеклянном столике. Альфред пригляделся. Платон. Издание, должно быть, очень старое, редкое. Он бы все отдал за возможность подержать нечто подобное в руках. — Хочешь? — Герберт, перехватив голодный взгляд Альфреда, протянул ему том, улыбаясь так, словно это было еще одним самым веселым событием в его не-жизни. — Держи, я все равно перечитываю. Здесь осталось не так много книг, с которыми бы я не был знаком, да и те мне просто не нравятся. Альфред благоговейно выдохнул, принимая драгоценный предмет. — Спасибо. Уж теперь-то он понимал, что не так давно ему пытался втолковать профессор. Книги в этой библиотеке и правда были сокровищем, с пожелтевшими от времени страницами и стершимися в некоторых местах буквами. В эту, к тому же, была вложена свернутая в несколько раз бумажка. С краю выглядывали буковки, выведенные тем же аккуратным мелким почерком. Листок явно лежал тут давно и без ведома хозяина. Воспользовавшись тем, что Герберт потянулся за другой книгой со столика, Альфред, не отдавая себе отчета, засунул клочок в карман. Ему было до жути стыдно, но почему-то он ничего не смог с собой поделать. Вздохнув, юноша снова уткнулся взглядом в книгу. Шершавый переплет чудесно ощущался под пальцами. Перевернув страницу, юноша обнаружил древнегреческий текст и от восторга чуть не ахнул на все помещение. — Трепет перед культурным наследием, как я погляжу? Альфред поднял голову. Герберт безотрывно наблюдал за ним, чуть ухмыляясь. На его колене лежала новая книга, которую он придерживал рукой. — Да, что-то вроде того, — ответил новообращенный, слабо улыбнувшись в ответ. — У нас в университете эта книга есть только на немецком, и я всегда мечтал хотя бы увидеть оригинал. Мое знание древнегреческого неидеально, но, думаю, что-то осилить я смогу. — Это простой язык, — пожал плечами Герберт. — Но мне больше нравятся кельтские. Они жестче и хуже поддаются изучению, но тем лучше. Нет ничего увлекательнее, чем чтение кельтских песен и баллад. Такая богатая культура! Ты ведь хотел собирать легенды и мифы, верно, Альфред? Пожалуй, я могу отыскать для тебя несколько замечательных сборников! Фольклора здесь тоже много. Хочешь? — Д-да, да, пожалуй, — спохватился молодой человек, сжимая книжку в руках и шумно втягивая воздух носом. — Спа…спасибо тебе большое. Герберт довольно хмыкнул и, вздохнув, опустил глаза на страницы своего чтива, хотя любому было понятно, что он не особенно настроен читать. Его явно так и подмывало что-то сказать или задать какой-то вопрос, и только страх какой-нибудь неуместной смущающей фразочки останавливал Альфреда от того, чтобы поинтересоваться, о чем думает сидящий напротив него. Благо скоро дверь скрипнула. Это был не Куколь: звука шагов не последовало. Это была Магда. Альфред увидел ее впервые с того момента, когда, еще чуть теплая, она лежала на столе, а по шее у нее ползла струйка крови, которая тогда еще не представляла для него источник живительной силы. Сказать, что юношу удивили перемены в ней — не сказать ничего. Видимо, Магда только и ждала того, чтобы избавиться от такой проблемы, как соблюдение хоть какого-то приличия во внешнем виде: ее пышная прическа по эффектности ничуть не уступала вызывающе яркой косметике, а черное платье облегало талию и грудь. Почему-то это Альфреда не впечатлило. Он даже не почувствовал радость при виде знакомого лица. Специфический дикий шарм Магды его скорее припугнул. — А, здравствуй, Альфред! — воскликнула девушка, и молодой человек едва не зажмурился: таким неестественно резким ему показался ее пусть и мелодичный, но громкий голос. — Доброй ночи, господин Герберт! Меня вот послали вам крови принести, чтобы без дела не сидеть. Его Сиятельство сказал, что мне необязательно оставаться на правах прислуги и я могу делать что захочу, но не могу же я так сразу ко всему привыкнуть! Решила вот помочь вашему горбуну, а то он что-то, — она хихикнула, — в обиде на меня. Герберт столь иронично изогнул бровь, что Альфред невольно тихонько хихикнул, покосившись на него. Взгляд светловолосого вампира тут же метнулся обратно к нему, и бывший студент поспешил отвернуться к Магде, которая уже ставила графин и бокалы на столик. — Рад, что, кхм, тебе позволили остаться, — сказал он медленно, словно по пять секунд думал над каждым словом. — Наверное, вампирам, которые не живут в подобных местах, очень сложно найти приют в дневное время. — Почему же? — подал голос Герберт, для развлечения заплетая один из светлых локонов в косичку. — Думаете, вампиры только в замках да по захолустьям живут? Как бы не так. Вы можете всю жизнь прожить рядом с вампиром и не узнать этого. Самое надежное убежище для любого из нас — это среди людей. — А как же жажда, соблазн, ну… укусить? — неуверенно спросил Альфред. Сын Графа нарочито громко фыркнул и махнул рукой. — Все-то мы в их понимании безголовые кровососы, которым законы не писаны, — сказал он недовольно. — На охоту, если ты способный охотник, можно несколько ночей подряд бегать в лес, а выдержку — papa не сказал? — можно выработать. Если вампир селится неподалеку от людей, а потом убивает их штабелями, то он либо непроходимо глуп, либо до ужаса жесток, а оба этих варианта, как правило, ведут к одному исходу. — Истребление всего города? — вставила девушка. — Кол в сердце и на вилы, — лаконично отозвался Герберт и все же наконец уделил внимание своей книге. Альфред с Магдой в унисон испустили нервные смешки. Ну конечно.