Вообрази: пока мы тут, гуляя, С тобой беседовали, дорогая, За нашею спиной Ползли две тени, вроде привидений; Но полдень воссиял над головой Мы попираем эти тени! Вот так, пока любовь еще росла, Она невольно за собой влекла Оглядку, страх; а ныне — тень ушла. То чувство не достигло апогея, Что кроется, чужих очей робея. Но если вдруг любовь с таких высот, Не удержавшись, к западу сойдет, От нас потянутся иные тени, Склоняющие душу к перемене. Те, прежние, других Морочили, а эти, как туманом Сгустившимся, нас облекут самих Взаимной ложью и обманом. Когда любовь клонится на закат, Все дальше тени от нее скользят — И скоро, слишком скоро день затмят. Любовь растет, пока в зенит не станет, Но минет полдень — сразу ночь нагрянет. *
Это было настолько просто, звучно и понятно, настолько не то, чего можно было ожидать от Герберта, что Альфред зааплодировал и сам. Разве не должен был тот выбрать что-то о вечной любви, или о ее прелести, или о ее важности? Он всегда вел себя так, словно хотел расплескать свои эмоции и чувства повсюду, ведь лишь это могло обладать хоть какой-то важностью, но разнообразие его вкусов все еще оставалось для Альфреда загадкой. — Благодарю, — прощебетал Герберт, откидывая волосы за спину. — Но сейчас я хочу прочитать вам свое самое любимое стихотворение. Оно заставляет меня трепетать каждый раз, когда я пробегаюсь глазами по строчкам. Каждая буковка напоминает мне о событии, совершенно изменившем мою жизнь… Герберт многозначительно откашлялся. Альфред затаил дыхание. Из этих уст он, честно говоря, мог слушать что угодно. — Как нежная скрипка, — начал Герберт и стрельнул глазами в сторону новичка, — в душе поет любовь… Альфред ощутил в себе жуткое желание закричать. Нет, он же несерьезно, правда? В глазах Герберта плясали озорные чертенята, когда он, послав юноше воздушный поцелуй, произнес следующую строчку: — Но счастье так зыбко, оно боится слов. Альфред обернулся на Графа. Судя по всему, тот знал обо всей этой истории: мужчина уткнулся в ладонь и теперь беззвучно трясся, укрывшись своим темным плащом. Ему выходки сына явно доставляли колоссальное удовольствие. Магда с любопытством переводила взгляд то туда, то сюда. — И порою глаза способны сказать, о чем мы молчим с тобою в ночи!.. — воскликнул Герберт и звонко рассмеялся. Идея пришла в голову Альфреда практически мгновенно. Он поднялся с пола и подошел к Герберту, который все еще хихикал в кулак, но чуть притих, когда юноша оказался рядом. Альфред осторожно отнял его руку от лица и прижал к своей груди. — Мир затихает, когда любовь звучит, — пропел он и выдохнул: — Иногда один поцелуй может сказать больше, чем тысяча слов… О, да, эффект был достигнут. Не ожидавший ответного удара, Герберт пораженно уставился на собственную руку, затем на Альфреда, затем снова на руку, затем снова на Альфреда. Довольный произведенным впечатлением и несколько распаленный своим маленьким успехом, молодой человек решил пойти до конца. Он опустил взгляд на книжку, зажатую сыном Графа в другой руке, и быстро выхватил ее. — Ах, что в этой книге? Стихи? О, mon chéri! — воскликнул Альфред, почти копируя интонацию. — Да, ты очевидно влюблен, держу пари! Он быстро обошел Герберта кругом. — Нет, я не удивлен: я тоже влюблен; в кого — угадай, в тебя, так и знай. Я полон любовью! Лети со мной… — Он обхватил Герберта за талию, —…вместе… — и резко заставил откинуться на свою руку, —…в рай! Герберт инстинктивно обхватил его шею руками. Альфред удивленно посмотрел на него, словно не он сам секунду назад все это провернул. Фактически сейчас они вполне могли закончить начавшееся той ночью, стоит только сделать совсем небольшое движение вперед. — И вот так Герберт пострадал от зонтика профессора, — выдал Альфред, повернувшись к Магде, которая все еще сидела на полу. — Ой, а продолжение было? — будто в трансе спросила девушка, подперев щеку рукой. — Я бы еще посмотрела. — Я спас его из снегов и дал выпить своей крови, — подал слабый голос Герберт, лишь крепче вцепившись в Альфреда, когда тот попробовал выпрямиться. — А потом принес в замок на руках. О, ты бы видела, какой он тогда был миленький и беззащитный! — Подожди, что? — нахмурился Альфред, посмотрев обратно на Герберта. — Ты дал мне своей крови, когда… — Когда ты лежал почти без памяти в сугробе? — довольно улыбнулся Герберт. — Да. Ты, видимо, себя не помнил от голода: вцепился в мое запястье так, что я даже немного испугался. — Я… спасибо, наверное? — неуверенно протянул Альфред. — Пожалуйста, наверное? — хихикнул Герберт. — Давай-ка я провожу тебя, — сказал Граф Магде, поднимаясь и подавая ей руку. — Молодежь в эти годы… — И не говорите, — довольно отозвалась девушка. — Все время друг на друга отвлекаются. Не забудьте, что скоро рассвет***
Герберт не пас его, как Граф, а наоборот стремился перегнать, так что их занятие вскоре переросло в гонку по ночному лесу. Никто не желал упускать победу просто так. Альфред ловко зацепился за какую-то корягу и перескочил вперед, пуская сопернику снег в лицо. Воздух наполнился звонким мелодичным смехом. Они неслись дальше, дразня друг друга то язвительными словечками, то дурацкими, никому не нужными трюками. В какой-то момент лес кончился, а впереди развернулась огромная снежная долина. Пушистые сугробы тянулись к небу, и казалось, что-то ли звезды, как снег, устилали землю, то ли снежинки теперь весело мерцали свысока, отбрасывая причудливые отблески на волосы Герберта, который вдруг резко остановился, схватил Альфреда за руку, и они рухнули вниз. Юношу окутал свежий яблочный аромат. Он открыл глаза. Герберт лежал прямо под ним, на его ресницы и светлые локоны налипли снежинки, а яркие губы были соблазнительно приоткрыты. Альфред не раздумывал. Их губы соприкоснулись.***
Альфред резко выдохнул и распахнул глаза по-настоящему. Он лежал в своем гробу и пялился на каменную крышку, слегка потрескавшуюся после последнего раза, когда он откинул ее подальше, очнувшись после очередного кошмара. Тогда, по крайней мере, ему уже не пришло в голову куда-то бежать, и он ограничился вялым кивком на вопрос Герберта о том, все ли с ним нормально, а затем провалился обратно в сон. Кошмары о матери ему снились и раньше. Этот сон, впрочем, кошмаром не был. Этот сон вообще был ерундой какой-то! Альфред поморщился и сдвинул крышку вбок, осторожно садясь. Подняв голову, он встретился взглядом с вылезающим из своего гроба Графом. Кажется, стоило мужчине посмотреть ему в глаза, тот понял абсолютно все, ну, или почти все. Альфред не был уверен в этом до конца, однако знающая ухмылка старшего фон Кролока говорила о многом. — Доброй ночи, Альфред, — поздоровался он. — Полагаю, спал ты хорошо? О, черт. — Д-да, — выдавил из себя юноша. — Как спали вы? — Неплохо, благодарю, — кивнул Граф. — Без сновидений. Когда со стороны гроба Герберта раздался характерный скрежет, Альфред неожиданно понял, что есть вещи и посложнее. Например, столкнуться с графским сыном взглядом: тот наверняка заметит неладное сразу же и любыми силами постарается добиться от него внятного ответа. Что внятный, что невнятный ответ в данной ситуации были бесполезны. — А, доброй ночи, papa, привет, mon chéri! — протянул Герберт, потягиваясь и улыбаясь им. — Как вы спали в этот день? — Отлично, — отозвался Альфред, пожалуй, слишком высоко. — Прошу меня извинить! Он быстро обогнул Герберта и устремился к лестнице, прикрывая лицо рукой. Это, наверное, было слишком явным показателем его состояния, но зато, во-первых, Альфред мог скрыть свой бегающий взгляд, а во-вторых, так было куда хуже видно губы, что он так просто поцеловал во сне и что так ласково коснулись его лба накануне. Выходя в коридор под вопросительный возглас, юноша невольно задумался, какими бы они были на вкус. Должно быть, помада не слишком приятна, подумал он, минуя узкую галерею с картинами и устремляясь вниз. Куда лучше было бы, сотри ее Герберт с лица вообще, ведь губы у него и так чудесные: яркие, четко очерченные, слегка пухлые. Пожалуй, ими можно было любоваться даже чуть дольше, чем губами Сары… — Привет, Альфред, о чем думаешь? — с приветливой улыбкой спросила Магда, когда Альфред вошел на кухню. — Не о губах Герберта, это точно! — воскликнул он и замер, вытаращившись на нее. Девушка вскинула бровь и перелистнула страницу отданной ей книги. — Очень интересно… Куколь уже пошел в склеп с кровью, ты разве его не встретил? — Не встретил, — покачал головой Альфред, присаживаясь рядом. — Я, должно быть, шел другим путем. Поймав на себе любопытный взгляд, он стушевался. — Я… мне приснился довольно странный сон, — пояснил молодой человек. — Дай угадаю, точно не с губами Герберта, — хихикнула Магда, болтая ногами. — Ты от него прячешься? — Не прячусь, — на автомате отмахнулся Альфред. — Дурацкий сон, совершенно дурацкий. Я же… Я же скучаю по Саре! Ради нее я сюда пришел, да и потом собирался убегать с ней, да и… это же грех! Я не мог назвать себя набожным человеком, но разве нормально даже думать о том, чтобы целовать кого-то… Герберта? — Милый, мы существуем благодаря тому, что сосем кровь, тебя серьезно волнует это? — хихикнула Магда, откидывая голову назад. — Только не прикидывайся, будто не знал, что существуют мужчины, которые веселятся с другими мужчинами, и есть женщины, которые веселятся с другими женщинами, до того, как попал в этот замок. Готова поспорить, в этих ваших университетах такие тоже есть. — Ты же говорила, что горишь желанием учиться, — прищурился Альфред. — Я и не осуждаю, — пожала плечами девушка. — Знаешь, я еще очень давно для себя поняла, что нужно по-доброму относиться к любым хорошим людям, а чем там они занимаются в кровати или на сеновале — не мое дело. Мне куда противнее смотреть на то, как пьяные мужики тискают таких же пьяных жен, чем на ваше вчерашнее представление. Вы, вообще-то, были довольно очаровательными, — фыркнула она. — Да и Герберт сам по себе очень милый: всегда восторженный такой, ну вылитый щеночек! Альфред с трудом подавил в себе желание улыбнуться. Да, сравнение было очень точным. Каждый раз, когда Герберт щебетал о чем-то своем, его глаза зажигались неподдельной радостью, и за это ему можно было простить даже излишнюю болтливость. — Обидишься ли ты на меня, если я скажу, что для деревенской девушки ты удивительно умная? — спросил он. Магда ткнула его в плечо: — Обижусь и тут же прощу. Ты, поди, голодный. Раз уж не остался в склепе, сейчас налью тебе еще кубок. Придержи страницу, пожалуйста. Кивнув, юноша взял книгу в руки и поднял глаза, наблюдая за тем, как Магда роется в пыльном шкафу в поисках еще одного бокала. А ведь еще недавно она тоже была ему весьма симпатична, хотя он несколько стыдился того, с чего эта симпатия началась. Когда они разговаривали во дворе, он заглядывался на нее, на то, как ловко она работала, слушал ее приветливый голос, и это было здорово. Приятно было болтать и сейчас, вот только теперь Альфред пил кровь и твердо знал, что Магде нравятся мужчины постарше. — Я давно не видел Шагала, — заметил он вдруг. — Где он? Губы Магды едва заметно дрогнули, когда она взяла с полки кубок и поставила его перед собой, открывая бутылку с кровью. — Наверное, у деревни, — ответила она. — Он туда уже несколько ночей подряд бегает: жену жалко. И с каждой ночью жальче: говорит, она еще плачет, ему-то теперь все слышно. Мне тоже жалко, только его. Он, может, и гуляка, но сердце у него где надо. Я бы и Ребекку жалела, да есть мне что припомнить. Рада была бы забыть, но… Она помотала головой и подала Альфреду кубок, снова садясь рядом. Осушив сосуд, юноша отставил его в сторону и покосился обратно. Магда явно выглядела расстроенной. — Хочешь поговорить об этом? — спросил он неуверенно. — Сказать особенно и нечего: я только начинала тогда работать у них, и было мне лет пятнадцать. Ко мне никогда еще не приставали, и я всегда этого очень боялась: я вообще не переношу пьяных людей, а пришлось среди них жить. В общем, ко мне пристали. Я прибежала к Ребекке, а она в это время злилась на мужа за что-то еще, так что я попалась под горячую руку. Слово за слово, мне посоветовали не жаловаться при моем-то происхождении. Мой отец был большим пьяницей. Не то чтобы редкость, но для меня это имеет значение, всегда имело. Моя мама никогда не повышала на нас голос, и бабушка тоже была такая; та вообще повысила голос только один раз, да и то мы с сестрой ее довели. — У тебя есть сестра? — улыбнулся Альфред. — Она тоже в деревне? — У меня была сестра, — мягко поправила его Магда. — Нас было пятеро: я, отец, мать, бабушка и младшая сестра. Осталась только я. Альфред коротко кивнул и опустил взгляд. Он возненавидел себя практически сразу же, как задал вопрос, потому что не любил выслушивать ответы на него. Он слишком хорошо знал, каково это — лишний раз напоминать себе, что ты сирота. Может, Альфред почти не помнил отца, зато потеря мамы заставила его очень хорошо понять, что такое настоящее одиночество. — Прости, — сказал он тихо. — У меня тоже никого нет. — Все в порядке, — покачала головой Магда. — Я уже примирилась с этой болью. Но зато четко помню, как плохо мне было, когда, проведя весь день с такими ласковыми матерью и бабушкой, вечером я сталкивалась с пьяным чудищем. Ладно я, но бедная Аннет! И бабушка! Их он доводил до слез. Все вокруг твердили мне о покорности главе семьи, о покорности мужу, но как я могла подчиниться этому, когда в сказках, что читала мама, мне уже повстречались по-настоящему достойные мужчины? Я была уже достаточно толковая, чтобы понять: мой отец не похож на них. Я любила его, как могла, но однажды он разошелся, толкнул маму, напугал бабушку с сестрой. Я… схватила со стола только что вымытую крынку, забралась на стол и шмякнула ей его по голове. Мне было лет восемь… Они оба не сумели удержаться от смешков. — Ты была бесстрашной, — заметил Альфред. — Неудивительно, что тебя дернуло пойти смотреть на мертвого Шагала именно ночью и именно тогда, когда ты уже знала, что он был укушен. — Ты тоже бесстрашный. Неудивительно, что тебя дернуло последовать за твоим профессором прямо в логово самых лютых вампиров, — передразнила его Магда. — Я говорю не о Графе, конечно. Мне теперь удивительно, что его считают чудовищем, он ведь такой вежливый и обходительный… Альфред мысленно обратился к зловещему смеху Графа им в спины и его впечатляющему появлению на кладбище, к его зловещей тени, к холодному взгляду темных очей, к его фигуре в каменных стенах коридора. Он до сих пор помнил, как из укрытия наблюдал за хозяином замка среди могил. Тени от каменных скульптур падали ему на лицо, и когда он замирал, то сам начинал походить на них, а стоило Графу сорваться с места и выкрикнуть что-то в пустоту ночи, по спине Альфреда пробегали мурашки. — В общем, отец плюхнулся на пол и провалялся без памяти до утра, — продолжила Магда. — Я за ним и ухаживала, но когда он проснулся, поняла, насколько же все это мне противно. Я так не хотела идти работать в трактир… В общем, да, не люблю вспоминать, грустно все это. И уж точно ненавижу, когда мне об этом напоминают другие. А вот однажды, кстати, от таких вот пьяниц меня спас Куколь. — Да ну? — вскинул брови Альфред. О Куколе ему было интересно послушать хоть что-нибудь, потому что пока горбун оставался чуть ли не самой таинственной фигурой замка. Сам он был неразговорчив, да и вряд ли бы из его речи удалось много разобрать. Иногда Альфреду казалось, что Граф так хорошо понимает своего слугу лишь потому, что они когда-то изобрели новый секретный язык и общались исключительно на нем. Вопросы о Куколе сам юноша задавать либо не решался, либо забывал. Порой он себе поражался: у него хватало дерзости чуть ли не заигрывать с Гербертом, но вот спрашивать что-то все еще не получалось. — Да! Дело было поздней ночью, а я должна была еще забежать к сапожнику, он обещал подождать меня. Вышла через заднюю дверь, пошла, а там стоят трое ребят. Молодые парни — заходят нечасто, зато пьют много и напористости в них больше. Ну, задержали меня, пытаются обнять, приласкать, а кричать-то бесполезно: все в трактире орут, смеются, поют. А Куколь тогда за чем-то прибежал, вот и увидел меня. Я там уже чуть ли не ревела, так он подлетел туда, помахал кулачищами, они и разбежались. Я стою, смотрю на него, а он поднял на меня глаза и улыбается во весь кривозубый рот. Жутковато, конечно, но в тот момент почему-то в груди потеплело. Я, к сожалению, не улыбнулась в ответ, пропищала что-то и дальше ринулась, но потом уж старалась ему что-то подложить вместе со свечами или еще с чем-нибудь. Он довольно добрый, на самом деле, просто к нему подход нужен. Все его побаивались, кроме, пожалуй, детворы: эти дразнили, смеялись, окружали. А он не может их ударить или оскалиться даже, жалко малюток-то неразумных! Так я на них однажды, ух!.. Вмиг бросились врассыпную, только пятки сверкают. Вот, считай, мы и в расчете. Альфред тихонько рассмеялся, представляя воинственный вид Магды, когда та, держа какую-нибудь поварешку в руке, надвигалась на деревенскую ребятню, ругая их на чем свет стоит, и настроение его снова улучшилось. — Мне всегда было боязно, но все же жалко его, — горько заметила Магда. — Я не знала, нечисть он какая-то или просто уродец, но все равно стремилась дать ему какую-то корку или объедки, чтобы хоть как-то питался. У меня бабушка и сестра в неурожайный год-то и умерли, не могла я спокойно на него смотреть. — А сейчас ты узнала, кто Куколь такой? — осторожно поинтересовался Альфред. — Я давно задался этим вопросом. — Да черт знает! — хихикнула Магда. — Поняла только, что живет он точно больше обычного и не стареет, а остальное — сплошная загадка. Ну, лет за двести зато я его точно готовить научу. Они замолчали. Альфред отвернулся и постарался окинуть взглядом всю кухню, Магда же снова уткнулась носом в книжку, дав ему время обдумать все ее слова. Скользнув на пол, юноша принялся мерить помещение шагами. Он был здесь несколько раз, но никогда не рассматривал кухню в подробностях. Сейчас здесь стояло пять или шесть бутылок с кровью, каждая со своей надписью, будто содержалось там не что иное, как варенье. Почему-то это было забавно. В баночках поменьше находились какие-то специи, от которых в носу сразу защипало. Поморщившись, Альфред поспешил отойти подальше. Услышав под собой лязг и шуршание, он опустил взгляд. Его нога наткнулась на большую плетеную корзину, предварительно задев кочергу, но это не было главным. Присев на корточки, Альфред осторожно поднял с сена, которым была выстлана корзина, хлеб. Он был горячим, вкусно пах и дышал свежестью. Золотистая корочка приятно хрустела под пальцами, и даже при том, что от аппетитного вида рот юноши не наполнялся слюной, он не смог удержаться и облизнулся. — Магда, — тихонько позвал Альфред. — Можно мне немного оторвать? — Что? — встрепенулась девушка. — А, это? Конечно. Я встала пораньше и показывала Куколю, как печь хлеб. Он там немного подгорел, но вроде вышло ничего. — По крайней мере, не сгорел, как тот пирог, — отозвался Альфред. — Это хороший знак. — Не осуждай его, он же учится! — рассмеялась Магда. — Мы еще приготовим какой-нибудь пирог, выйдет замечательно, я уверена. Вот когда у тебя день рождения? — Семнадцатого марта, но я не думаю, что мы теперь должны отмечать, — заметил молодой человек. — Мы больше не растем. — Ой, ну и пусть! — фыркнула девушка, скрестив руки на груди. — Я просто поражаюсь вашему отношению к этому празднику. Это же день рождения, а не день, когда ты постарел на еще один год. Разве смысл не в том, чтобы праздновать именно появление человека на свет, а не то, сколько лет он прожил? Альфред ухмыльнулся себе под нос. Наверное, она была права. Кусочек хлеба в его руке казался ему чужеродным теперь, когда он настроил себя на то, что никогда не прикоснется ни к чему человеческому. До этого юноша лишь пил вино, но не брал в рот никакой людской еды, так что не знал, чего ему ожидать. Он мог бы спросить Магду, которая уже пробовала хлеб, но это звучало слишком глупо даже в его голове, и потому идея была отброшена сразу же. Вздохнув, юноша отщипнул немного мякиша и отправил его к себе в рот. Результат его даже несколько удивил. Это было довольно сложно описать словами. Не было больше удовлетворения от утоления голода, как Граф и говорил, но Альфред все еще мог получать удовольствие от того, каким хлеб получился вкусным. Прикрыв глаза, он слабо улыбнулся. Скрипнула дверь, и со спины его обхватили уже знакомые руки. — Попался! — воскликнул Герберт, чуть не оглушив Альфреда: удар пришелся на его правое ухо. — Мы снова играем в догонялки? Я опять победил. — Мы не играем… ладно, ты победил, — фыркнул Альфред. — Твой приз… — Мой приз — это ты, mon chéri, это даже не обсуждается, — мурлыкнул младший фон Кролок, прижимаясь к нему грудью. — Или ты сам хотел предложить мне себя? — Я не… — начал было Альфред и осекся, когда до него наконец дошел истинный смысл сказанных слов. Ну как можно было жить с этим вампиром под одной крышей? — Я никому себя не предлагаю! Я хотел предложить тебе хлеб. Только не вздумай говорить, что он такой же мягкий и вкусный, как я. — Ты это сказал, не я. И вообще, странно сравнивать себя с выпечкой, — хмыкнул Герберт, забирая хлеб у Альфреда из рук. — Но если тебе это нравится, то ты будешь моим пирожочком. — Ради всего св… Ради всего что угодно, Герберт! — Тише, ты мешаешь мне наслаждаться, — протянул Герберт, отправляя остатки корочки в рот. — Ммм, милочка, ты точно остаешься у нас в замке. Я обожаю пирожные, ты умеешь готовить пирожные? Впрочем, умеющий готовить человек научится чему угодно с рецептом, они у нас есть. К тому же, твоя помощь может понадобиться, если мой пирожочек, пожелав порадовать меня, попросит подать себя под кремом с вишенкой… — Что?! — пискнул Альфред и вырвался из кольца рук, вытаращившись на Герберта, как на умалишенного. — Я п-под к-кремом с виш-ш-шенкой? Графский сын лишь рассмеялся, качая головой. — Тебя так легко задразнить, mon ami, — сказал он. — И смутить тоже. А вот понять трудно. Мы вчера так хорошо общались, с чего бы тебе сбегать от меня с вечера пораньше? Я даже немного обиделся. — Я знал, что Магда печет хлеб, и загорелся желанием проверить, какой на вкус будет человеческая еда, — соврал Альфред не моргнув глазом. — Я еще… привыкаю. — Откуда ты знал? — удивилась Магда. — Я не знала! — А у меня дар провидца, может быть, — ответил Альфред. — И вообще, не путайте меня, мне скоро на занятие с Графом, и я должен быть собран. — О-о-о, так я тебя отвлекаю? — кокетливо мурлыкнул Герберт, садясь на стол прямо перед ним и закидывая ногу на ногу так, чтобы ткань на бедрах натянулась. И черт возьми, это сработало. Альфред замотал головой, отправляя в рот крошки. — С вами невозможно разговаривать! — пожаловался он и опустил взгляд вниз, осматривая одежду на предмет пятен. Как и ожидалось, ткань осталась безукоризненно чистой, и лишь к рубашке прицепилась маленькая бусинка от рукава Герберта. Ее Альфред смахивать не стал. Герберт ухмыльнулся и опустился на пол, подходя к юноше и обхватывая его шею руками. Альфред замер, глядя ему в глаза. Надув губы, графский сын внимательно оглядел его, затем осторожно поправил воротник и, наклонившись, поцеловал в щеку. — Хорошего занятия, mon chéri, — хихикнул Герберт и летящей походкой направился к выходу. — А ты, trésor, приходи в библиотеку где-то через полчаса, мы с тобой займемся письмом! Au revoir! Альфред, прислонив ладонь к щеке, молча пронаблюдал за тем, как за Гербертом закрывается дверь. После случившегося тот явно пребывал в приподнятом настроении. Магда рассмеялась, смотря на него. — Надо будет взять у Герберта пару уроков соблазнения, — заметила она, — они действительно работают. И ты слышал? Он дал мне прозвище! —Je dois rever…** — отозвался Альфред. — По-моему, у меня кружится голова.