Everything will be alright

— Ну-ну, я же ненадолго уезжаю, не волнуйся, — усмехнулся Граф, ласково обнимая Герберта и поглаживая его по голове. Его сын решительно не желал верить этим словам и потому лишь крепче прижимался к отцу, бормоча что-то ему в плечо. Альфред наблюдал за этой сцены от дверей, толком не зная, что делать с собой. Он не был уверен, обрадуется ли Граф какому-то шагу с его стороны, но Герберт потянул его провожать родителя, так что отказать юноша не смог. — Будь осторожен, — попросил Герберт, наконец делая шаг назад и вздыхая, — и помни о нашем уговоре. И не делай глупостей. — Ты же знаешь, я не делаю глупостей, — заметил Граф с легкой ухмылкой. — Знаю, — кивнул его сын. — Именно поэтому меня ужасает мысль, что ты можешь совершить нечто дурацкое. Граф тихо рассмеялся и поцеловал Герберта в лоб, после чего повернулся к Альфреду и, к огромному удивлению последнего, поманил его рукой. — Подойди. Альфред растерянно переглянулся с Гербертом и, сцепив руки в замок за спиной, сошел со ступеней, стараясь не выказывать своего волнения. Оказавшись лицом к лицу с хозяином замка, юноша замер в ожидании какого-нибудь напутственного слова. Смерив его пристальным взглядом, Граф усмехнулся. В следующее мгновение он поцеловал в лоб и Альфреда тоже. — Приглядывайте друг за другом, — сказал Граф. — Не думаю, что мне нужно объяснять вам, что можно делать, а чего не стоит, как малым детям. Выйдите на прогулку два-три раза. Пригласите Магду, ей тоже не стоит скучать. Если Шагал захочет отправиться с вами, не отказывайте ему в компании, но, отправляясь гулять все вместе, старайтесь не удаляться от замка. Вряд ли кто-то придет сюда что-то красть или захватывать наше жилище, но все же не стоит оставлять его без присмотра. Я вернусь довольно скоро, так что насладитесь самостоятельностью. — Наслаждаться ответственностью, — фыркнул Герберт. — Нет ничего лучше. — Не ворчи, — наказал ему мужчина и притянул сына к себе в последний раз. — Ti voglio bene, gioia mia. — Anch’io ti voglio tanto bene, papa*, — отозвался Герберт. — Я буду скучать. Кивнув, Граф слабо улыбнулся и развернулся к воротам. Его темная фигура быстро исчезла за воротами. Герберт глубоко вздохнул, обхватывая себя руками. — Пойдем, — сказал он Альфреду. — Посидишь со мной, пока я подкрашусь. Альфред молча кивнул и последовал за графским сыном. Он никогда бы не подумал, что два вампира могут так нежно относиться друг к другу, будь они хоть сто раз отцом и сыном, но только что это произошло у него на глазах. Герберт выглядел немного грустным из-за отъезда Графа, и юноше невольно захотелось чем-то развеселить его, вот только он пока не знал, чем. Они быстро миновали холл и лестницу и углубились в спальное крыло замка. Спальня, в которой хранил свои вещи Альфред, располагалась ближе всего к другим коридорам и помещениям, господские же комнаты находились куда дальше. Раньше молодой человек не был там, так что его невольно захватило любопытство. Он примерно представлял себе, какой будет спальня Герберта: всевозможные оттенки фиолетового, разнообразные баночки и склянки на столе, несколько лент для волос, которые практически никогда не повторялись, если сын Графа решал походить с хвостом или еще как-то. Так и оказалось. Стены комнаты были очень приятного теплого сиреневого оттенка, в то время как многочисленные подушки на большой кровати имели цвет, который можно было определить как фиалковый. Естественно, постель закрывал тяжелый балдахин, но, к сожалению, Альфред знал слишком мало наименований, чтобы назвать этот тон фиолетового. Но были здесь и интересные вещи, например: стройные статуэтки из слоновой кости, изображающие людей в разных танцевальных позах, забавной формы флаконы духов, стопка карт, нарисованных не иначе как от руки. Все это держалось в идеальном порядке: ни одной стоящей как-то криво вещи, ни пылинки на столах или предметах. Герберт сел за столик, придвигая к себе несколько баночек, а Альфред приземлился на пуфик сбоку, наблюдая за тем, как молодой человек поочередно откручивает маленькие крышечки, а затем начинает мягкими движениями наносить на лицо неизвестные ему средства. Он никогда особенно не интересовался, чем себя украшают придворные красавицы и красавцы, так что не совсем понимал сей ритуал, но следить за этим оказалось даже забавно. — Что это? — спросил Альфред, когда Герберт нанес на палец немного порошка темно-малинового цвета. — Это для губ? — Совершенно верно, — кивнул тот и улыбнулся. — Не очень стойкое средство, но мне нравится цвет. Есть и более… вязкие, но они бывают такими противными, что я лучше несколько раз за ночь нанесу это. По крайней мере, оно не так опасно, как то, чем красят ресницы. Знаешь, в Древнем Риме многие красавицы слепли или даже умирали от постоянного ношения некоторых косметических средств. — А ты? — тут же боязливо спросил Альфред. Герберт подарил ему насмешливый взгляд. Ах, точно. — Ну, умереть я точно не могу, да и ослепнуть тоже: тело само этого не допустит. Для меня это безопасно. Да и глаза я крашу не так часто. У фон Кролоков и без того чудесные ресницы, если ты видел некоторые портреты. Такая дикость, что еще некоторое время назад от людей требовали все это удалять. — Почему ты вообще это делаешь? — поинтересовался Альфред, склонив голову набок. — Я не осуждаю, не подумай, мне просто действительно не очень понятно. Тебя же не обязывают никакие правила или что-то вроде того… или обязывают? Герберт тихо рассмеялся, откидывая голову назад. — Нет, не обязывают, mon chéri, можешь не беспокоиться. Мне это просто нравится. Это весело! Вот, попробуй. — Он протянул Альфреду баночку и наклонился вперед. — Порошок тебя не укусит, давай же. Просто аккуратно похлопываешь подушечкой пальца и следишь за тем, чтобы нанести все более-менее равномерно. Я тебя тоже не укушу, если что. Альфред не сдержал смешка и аккуратно перехватил коробочку четырьмя пальцами. На ощупь это оказалось… обычным порошком. А чего еще он ожидал? После средства на коже оставался розоватый след. Юноша немного поглядел на него, а затем встрепенулся. Так, ему же доверили нанести это на… ох, черт. Он осторожно поднес палец к губам Герберта, не решаясь их коснуться. Графский сын наградил его испытующим взглядом, а затем вдруг клацнул зубами, и Альфред коротко вскрикнул, отдергивая руку. Герберт рассмеялся снова и покачал головой. — Нет, ты все еще пугливый, как кролик. Это так уморительно! Альфред обиженно фыркнул. — Не мешай! — воскликнул он сердито. — Я не пугливый, просто ты все время делаешь всякие… вещи неожиданно. — Ну да, — усмехнулся Герберт. — Ладно, прекращаю. Давай уже. Он снова подался вперед и с тех пор уже сидел смирно. Сглотнув, Альфред снова зачерпнул красящий порошок и аккуратно принялся наносить его. Делать это было довольно неудобно: он осыпался, ложился не слишком-то ровно, так что приходилось добавлять его снова и снова, — но и правда весьма занимательно. Все это время Альфред старался не смотреть Герберту в глаза, чтобы тот не вздумал его смущать, однако чувствовал взгляд молодого человека на себе. Он не стал рисковать, так что закрашивать уголки предоставил самому вампиру. Отряхнув руки и поглазев на розовые пятна на пальцах еще немного, Альфред посмотрел на Герберта. У него на языке так и крутился не совсем уместный для ситуации вопрос. — Ты правда так сильно волнуешься за отца? — Ммм? — удивленно промычал Герберт, отрываясь от своего занятия. — Что? — Я имею в виду, — сконфуженно объяснил Альфред, — Граф же такой… грозный и… опытный. Он-то точно не пропадет в случае чего. Но ты беспокоишься за него так, словно он кто-то вроде меня. — Все мы когда-то были вроде тебя, без обид, — усмехнулся Герберт, закрывая баночку и отставляя ее на прежнее место. — Не знаю, просто отец всегда был самым близким мне человеком, и я очень тяжело переживаю разлуку с ним. Каждый раз. Наверное, поэтому я и продолжаю скучать в замке, хотя меня никто не держит, а не пускаюсь по миру, как эта Сара. К тому же, сколь бы ты ни любил одиночество, в какой-то момент тебе все равно хочется повернуться к кому-то и сказать: «Посмотри, как здорово». Мы иногда выбираемся за пределы Трансильвании, но не так часто, как хотелось бы. Упоминание о Саре заставило Альфреда несколько напрячься. Он вдруг понял, что она никогда, никогда не выбиралась за пределы своей деревни. Юноша не мог знать, как это ощущается для вампира, но даже ему во время путешествия порой становилось сложно чисто психологически, что уж говорить о таком доморощенном цветке, как Сара. Как там они поживают с профессором? Хотят ли вернуться? Боятся ли вернуться? Куда отправились и где бродят сейчас? Может ли Граф встретить их на своем пути? — Эй, — позвал Герберт, — с тобой все хорошо? — А? — встрепенулся Альфред. — Да, извини. Просто я тут думал… эм… а почему Куколь отправился с Графом? Да еще выехал с утра? Он тоже может развивать нашу скорость? — Нет, не может, — покачал головой молодой человек. — Куколь будет везти кое-какие вещи, возьмет пару лошадей. Все-таки бежать с сумками наперевес отцу будет не очень удобно, согласись. Куколю не нужен отдых, так что он всегда идет вперед и периодически встречается с отцом в обговоренных местах. Papa потратил достаточно много времени, вместе с ним изучая различные карты, чтобы наметить точки встречи. Кивнув, Альфред вздохнул и опустил взгляд, предаваясь своим мыслям вновь. Герберт все равно отвлекся от него, чтобы закончить с волосами, а значит, можно было еще немного побыть в спокойствии. Он пробежался по комнате глазами. Тут явно чувствовалась рука самого Герберта, но будто и чья-то еще. Того, кого он сам никогда не встречал раньше, но кто абсолютно точно повлиял на его собеседника. Возможно, это была его мать. Герберт ничего о ней не рассказывал, ни о том, как она жила, ни тем более о том, почему умерла, так что об этом невозможно было судить. Если это действительно была она, то у нее явно был утонченный вкус, но без особых изысков. Герберт, должно быть, перенял эту тягу к изящной простоте, но совместил ее с графской привычкой к чему-то торжественному. — Так, ну прекрати, — фыркнул Герберт наконец и поднялся с места. — Ты то и дело уносишься мыслями куда-то в далекие дали, а у нас еще очень много дел. — Например? — вскинул брови Альфред. — Насладиться самостоятельностью, — отозвался сын Графа и забрал волосы в хвост. — Вы в своем университете когда-нибудь играли в волан? ** — Ну, да, — кивнул молодой человек, проводя рукой по своим слегка спутанным вихрам. — Это когда мячик с перьями перекидывают ногами? — Да, только мы с тобой будем играть ракетками, а не ногами, — заявил Герберт. — Прямо в холле. Переучиться легко, тут большого ума не надо. Все равно делать больше нечего. Не торопись перечитать всю библиотеку, иначе потом тебе станет скучно. — Да всю вашу библиотеку за десять лет не перечитаешь! — хмыкнул Альфред, следом за юношей выходя из спальни. — Именно. А так ты перечитаешь ее за одиннадцать и скрасишь себе еще один год своей вечной жизни, может, за это время книг как раз прибавится. А завтра пойдем гулять, пока день активно не начал прибавляться. Я очень люблю весну и лето, но мне не нравится осознавать, что приходится просыпаться еще до полного заката. Я принципиально сплю хотя бы до сумерек. — Аристократично, — с серьезной миной кивнул Альфред. — Уважаю. Герберт недовольно клацнул зубами снова, но теперь Альфред широко улыбнулся, довольный собой. Ему нравилось время от времени дразнить графского сына: тот никогда не реагировал на такие шуточки слишком серьезно и они оба могли изрядно повеселиться, перебрасываясь колкостями. Иногда к ним даже присоединялась Магда. Взяв ракетки и волан из подсобки, которых по замку было распихано бесчисленное множество, молодые люди спустились в холл и разошлись по разным сторонам. Поначалу Альфред не совершал больших успехов: волан ударялся о край ракетки и тут же падал вниз, но потом дело пошло на лад. Играть так оказалось проще и веселее. Звук ударяющегося о туго натянутую сетку волана отдавался эхом в каменных сводах; они носились по всему залу и то стремились друг друга одолеть, то старались продержаться как можно дольше. Альфред невольно вспомнил то чудесное время, когда в перерыве все высыпали наружу и играли во что-то, хотя, по сути, для студентов это было несолидно. Но что они могли с собой поделать? Совсем еще юнцы, молодые парни воинственно кричали и пинали что под ногу попадет: плоский камешек, мяч, тот же волан. Несмотря на свою стеснительность, Альфред тоже иногда принимал участие в играх и вместе со всеми с хохотом улепетывал от сердитых педагогов, которые выходили на шум. Вот это была настоящая жизнь, и он по ней, пожалуй, немного скучал. — Что это вы тут делаете? — спросила Магда, спускаясь к ним по лестнице. — Вас из дальнего коридора слышно. — Играем, — невинно отозвался Герберт. — Хочешь попробовать? Мы можем выставить против тебя Альфреда, чтобы уравнять шансы. — Эй! — Да я и так, — усмехнулась девушка, засучив рукава. — Давайте сюда эту вашу игру. Она приспособилась куда быстрее Альфреда и уже скоро ловко отбивала волан, куда бы Герберт его ни послал. Сидя на ступеньках и наблюдая за игрой, молодой человек невольно заулыбался: оба соперника распалились и начали на ходу перебрасываться саркастичными фразочками. — Отличный удар, ваша Светлость! — Благодарю, я долго готовился к моменту, когда смогу продемонстрировать его Вам, миледи. — Ах, я польщена! Как там у вас это говорится? C’est genial? — О, неужто papa занялся с Вами и французским? Я, право, смущен богатством Ваших знаний! Через некоторое время к ним пришел и Шагал. Он начал было причитать, что узнай Граф об этом, им мало не покажется, но затем утих и присоединился к Альфреду, который в конце концов стал вести счет, раз уж игроки вошли в азарт. Игра продлилась до так называемого обеденного времени. Выиграл все-таки Герберт ввиду своего опыта, но он признал Магду достойным соперником, так что недовольным не остался никто. Когда компания вошла на кухню, девушка неожиданно встала на пути к бутылям и вскинула руку вверх. — А знаете, — сказала она, осмелев, — мне кажется, нам стоит хоть раз поесть нормально. — Предлагаешь приготовить обед из пяти блюд? — вскинул брови Герберт. — Чур на десерт будет пирожок под взбитыми сливками. — Я протестую! — пискнул Альфред. Магда закатила глаза. — Да нет же. Мы все питаемся здесь и по отдельности, а можно… Эй, — окликнула она Шагала, — подтверди! Мы, когда сами обедали, садились за стол все вместе: я, Шагал, Ребекка и Сара. Это было довольно… приятно. — О, — выдал Герберт. — Мы давно такого не делали. Не то чтобы у нас было с кем садиться за стол… Что ж, я думаю, это неплохая идея. Chéri? — Я? О-о-о, н-ну, я не против, — отозвался молодой человек. — Разве тут важно мое мнение? — Конечно, важно! — протянул Герберт, заключив его в объятия. — Оно всегда важно, mon ami, как ты до сих пор этого не понял? Альфред смущенно улыбнулся и пожал плечами. С некоторых пор телесный контакт с Гербертом больше не доставлял ему особых неудобств, так что объятие его почти не стеснило. — Ну, я человек сговорчивый, — протянул Шагал в своей обычной манере. — Я как все. Почему бы и нет? Магда скорчила рожицу и хлопнула в ладоши. — Значит, решено! Только в столовой жутко пыльно, нужно все там вытереть… — Тут есть столовая? — удивленно спросил Альфред и в следующий момент уже стушевался. — Ой, да что я такое говорю. — Не волнуйся, liebling, даже я не знаю назначения всех комнат, которыми мы не пользуемся, — фыркнул Герберт. — Их здесь чересчур много. Мои предки, похоже, рассчитывали на огромное количество слуг, гостей и детей каждый день. — Так это все-таки ваш фамильный замок? — спросила Магда, ставя на стол несколько бутылей и вынимая из корзины кое-какие специи. — А Граф говорил, что вы прибыли сюда уже после того, как оба прошли обращение. — Так и есть, — кивнул молодой человек. — У фон Кролоков несколько резиденций: этот замок, особняк во Франции и еще один замок в королевстве Бавария, которое тогда еще принадлежало Священной Римской Империи. Последний, кстати, является главной: наш род происходит из этого государства. Это же место довольно долго пустовало, тут жили лишь кое-какие слуги. Баварская резиденция находилась в сердце города, там общество, развлечения, возможности; во Франции особняк расположился в чудесном пригороде, где в период цветения будто открывается совершенно новый прекрасный мир. Сюда же давно перестали приезжать гости, да и вообще тут тоскливо. Когда отец приезжал в Трансильванию маленьким, ему становилось не по себе, а потому он выбрал место сообразно своему характеру: относительно уединенное, тихое, пригодное для размышлений, — то есть переехал во Францию. Там он встретил мою мать, там на свет появился я… ну и там же мы с ним оба стали теми, кем являемся сейчас. Вот вам небольшой экскурс в историю династии фон Кролоков. — Но ни один из вас не рассказал, когда и почему вы приехали сюда, — заметила Магда. — А это не очевидно? — вскинул брови Герберт. — Еще более уединенное место, куда мало кто заглядывает, вокруг леса и горы, людей почти нет, так что не придется изворачиваться ради поиска пропитания. — А те резиденции? — спросил Альфред. — Они еще считаются вашими? — Ты что? — рассмеялся Герберт. — Столько лет прошло! У отца не было ни братьев, ни сестер, как и у меня, так что после нашего таинственного исчезновения все перешло в руки других владельцев. Насколько я знаю, баварский замок попросту растащили по камешку. Но знаешь, каким бы захолустьем ни было это место, каким бы захолустьем мы его ни называли, на самом деле, здесь не так уж плохо. Природа уж точно потрясающая. Я покажу тебе любимые места, когда пойдем на прогулку. — Здорово, — заулыбался Альфред, а затем спохватился. — Ох, Магда! Тебе же нужно помочь со столовой, да? Я могу! — Спасибо, мой милый, — улыбнулась девушка и с готовностью всучила ему тряпку. — Особенно не надрывайся, там работы на целую ночь. Просто пройдись тряпкой по столу и спинкам стульев, уже будет отлично. Тебе сейчас прямо и направо в самую большую дверь. — Я с тобой! — спохватился Герберт и оттолкнулся руками от столешницы, следуя за Альфредом. Что играть, что вытирать пыль в пиджаке было неудобно, так что Альфред повесил его на спинку наименее замызганного стула и принялся за работу. Герберт, наблюдая за ним, остановился во главе стола. В уборке он участия не принимал, но пристально смотрел за каждым движением, словно это для него было в новинку. — Почему люди вообще соглашаются помогать друг другу с уборкой? — фыркнул он наконец. — Это же так грязно и скучно! — Ну, не хочется, чтобы кто-то слишком много на себя взваливал, — улыбнулся Альфред, отвлекаясь от занятия. — И это весело. Ты же убираешь свою комнату. — Да, но она ведь моя, — пожал плечами графский сын и сел на очищенный угол стола. — И мне помогает Куколь. И это отнюдь не весело. — Не знаю, — пожал плечами Альфред, — мама приучила меня убирать не только за собой, но и весь дом, ведь так приятно находиться в чистоте. Мне посчастливилось… ну, вернее, не посчастливилось, конечно… попасть в дом сирот, в котором с детьми обращались довольно хорошо. У нас была очень милая воспитательница, ласковая, но она требовала, чтобы мы убирались и помогали друг другу. Разве что полы мальчишкам мыть не доверяли: они начинали озорничать и в итоге не только оказывались грязными, но и умудрялись замочить половину помещения. При рассказе об уборке Герберт слегка наморщился, но быстро растерял свой запал. Повернувшись к нему, Альфред уловил сочувственное выражение и тут же замотал головой. — Нет-нет-нет, все нормально, — сказал он, подходя к молодому человеку и поднимая на него взгляд. — Это дела минувших дней. Я тоскую, конечно, но не чувствую себя каким-то несчастным. У меня куча других причин для этого, — добавил юноша и неловко рассмеялся. — Но ты был совсем один, — возразил Герберт, хмурясь и надувая губы. — Я представить себе не могу, каково это. Чтобы ни случилось, отец был рядом. — Я не был один. У меня были мои книги, — пожал плечами Альфред. — Я всегда обладал хорошей фантазией и в основном проводил время в своих выдуманных мирах. Мне нравилось думать, что я знаю что-то такое, чего не знает никто вокруг. А потом был университет, там-то уж точно не соскучишься. Последние пару лет перед ним я без устали работал, лишь бы меня приняли, не было времени грустить. — Но я все равно хочу больше узнать о твоей семье, — покачал головой Герберт и пальцем ткнул Альфреду в грудь. — И ты не отвяжешься от меня. — Хорошо, — улыбнулся тот. — Как-нибудь я расскажу. Их прервал звук открывающейся двери. Шагал, напевая что-то себе под нос, разложил по столу салфетки с вышивкой, разгладил их, а затем выдвинул четыре стула и для верности отряхнул сиденья рукой. Кажется, в течение нескольких ночей он растерял свой мрачный настрой или же просто умело его скрыл, так что теперь вернулся к своему привычному (насколько Альфред мог судить) поведению. Удостоверившись в том, что все готово, Шагал рысцой убежал назад и вернулся уже с подносом, на котором стояли бутылка вина, графин с водой и четыре бокала. Мужчина достаточно долго раздумывал над тем, как лучше расставить все это на столе, пока не пришла Магда. Девушка на своем подносе несла еще четыре бокала, наполненных кровью, и корзинку с оставшимся хлебом, посыпанным специями. Расположив все должным образом, она убрала подносы на сервант и села, раскладывая на коленях салфетку. — Господа, позвольте налить вам вина, — промолвил Шагал, который еще стоял. — Альфред? Герберт? — Благодарю, — кивнул Герберт, выпрямив спину. — Будьте добры. — А вы? — удивленно спросил Альфред. — А разве нам можно? — удивленно спросила Магда. Молодой человек уже собирался ответить, но тут вспомнил, что вообще-то не является хозяином замка, и повернулся к Герберту. Тот, явно довольный своим авторитетным положением, кивнул. — Ну что вы, вы можете делать все что хотите. Магда, tresor, ты позволишь? — Конечно, — хихикнула девушка. — Это очень мило с твоей стороны. Не помню, чтобы за мной когда-нибудь так ухаживали. — А как же я? — возмущенно подал голос Шагал. — Приходить по ночам и прижиматься ко мне не считается за ухаживания, — фыркнула Магда. — Все-то у вас, мужчин, через пень-колоду. Будем. Кровь была подогрета и словно бы тоже приправлена какими-то специями, так что вскоре травяной запах заполонил нос Альфреда окончательно, но он не возражал. Хлеб, даже подсохший, тоже оказался вкусным, хоть и странно было сочетать его с изысканным вином. — Надеюсь, papa не забудет о шоколаде, — заметил Герберт, задумчиво покачивая полупустой бокал в руке. — Вообще-то, его можно купить и в ближайшем городе, но почему-то шоколад из путешествий кажется мне гораздо вкуснее. — Любишь шоколад? — поинтересовался Альфред. — Обожаю, — выдохнул Герберт, блаженно прикрывая глаза. — Я пробовала шоколад один раз в жизни, — заметила Магда. — В Рождество. Плитка очень дорого стоит, но мы все же купили ее, разломали и решили, что будем есть потихоньку. Каждый кусочек так и таял во рту… Никогда не забуду это ощущение. — А по-моему, ничего особенного! — вмешался Шагал. — Пару раз и я его покупал. Сара была в восторге — мне не понравилось. Хлеб с орехами куда вкуснее. — Вы просто не пробовали по-настоящему вкусный шоколад, — хмыкнул Герберт, скрестив руки на груди. — Существует невероятное множество вкусов, и подмешать туда можно что угодно! Не спорю, хлеб с орехами тоже неплох, но шоколад… — Вот-вот! — согласилась Магда. — Хлеб с орехами я тебе и здесь испечь могу, а вот приготовление шоколада — долгий процесс! Тут особое чутье требуется. Альфред слушал эту глупую дискуссию и не мог не улыбаться: три вампира спорили о том, какое сладкое лакомство вкуснее, сидя за полуночным обедом. Какое еще зрелище могло быть более странным и забавным, чем это? Интересно, что в данной ситуации сказал бы Граф? Наверное, он бы выбрал пирог с яблоками, который им так и не довелось попробовать. — А ты, liebling? — спросил Герберт. — Что тебе больше нравится? — Я даже не знаю, — честно признался Альфред, пожимая плечами. — Мне все нравится. Но, наверное, больше всего мне запомнился шоколадный торт. Мы тоже не могли позволить себе покупать шоколад часто, но на мой десятый день рождения мама принесла его домой и приготовила невероятно вкусный… А через несколько месяцев она заболела и умерла, и шоколадный привкус во рту маленького Альфреда стал горечью, ведь это был последний праздник, что он провел с матерью. Молодой человек невольно замолчал, прикусив губу. Клыки неприятно впились в кожу, но он не придал этому большого значения. И все-таки упоминание о маме заставило его загрустить. Наверное, потому, что сейчас они сидели все вместе и спорили о какой-то ерунде, и все это казалось слишком обыденным, слишком человеческим. Подобные моменты всегда резко выхватывали Альфреда из его нового мира и возвращали в старый, где он был уязвим чуть ли не каждую секунду своего существования. Подавив поднимающийся в горле ком, юноша поднял взгляд на остальных. Те смотрели на него с ожиданием. Конечно, Граф им не сказал, и лишь Герберт конечно же догадался, почему Альфред так резко замолчал. — Шоколадный торт, в общем, — выдавил из себя молодой человек. — Думаю, тебе, Магда, он понравился бы: там и шоколадная начинка, и шоколадные коржи. — Ясно, — мягко прервал его Герберт. — Только пусть сначала печет не Куколь. Я ценю его стремление к учебе, но шоколад все-таки действительно дело тонкое. — Он просто посмотрит, — кивнула Магда. — Я и сама должна буду разобраться, но звучит и правда соблазнительно. Ну и хлеб с орехами, конечно, тоже будет. Они продолжили болтать о чем-то, но Альфред уже не особо вслушивался. Устроив подбородок на сложенных руках, юноша глядел на своих собеседников и думал о том, как же все-таки странно устроен мир, что человеческий, что вампирский. Люди разговаривали, не ведая о прошлом друг друга ровным счетом ничего, и делали бессчетное количество ошибок, но почему-то именно такие ошибки порой сближали их. Что он, по сути, знал о тех, кто сейчас сидел рядом с ним? Немного о нелегкой судьбе Магды, немного о переживаниях Шагала, немного о любви Герберта к отцу — и все. Если подумать, он и профессора-то не успел узнать вполовину так хорошо, как желал бы. Рука Герберта накрыла его плечо. — Chéri, — позвал тот, — ты хочешь еще вина? Или, может быть, крови? — Нет, — покачал головой Альфред. — Нет, спасибо. — Все хорошо, — добавил он, посмотрев на Герберта. Тот сжал губы в тонкую линию: не поверил. Его укоризненный взгляд заставил Альфреда вжать голову в плечи. И угораздило же его связаться с фон Кролоками… После трапезы, однако, юноше удалось ускользнуть от Герберта: Магда напомнила тому о занятии письмом, и он нехотя кивнул ей, маня за собой. Альфред и Шагал остались в столовой убирать. Мужчину нельзя было назвать молчуном, но он не особенно требовал ответов, так что все что нужно было делать — это посмеиваться и продолжать сметать крошки со стола. Собрав пустую посуду, они отнесли ее на кухню, где Шагал все вымыл, а Альфред протер и расставил на прежние места. Пожелав мужчине приятного остатка ночи, он отправился в музыкальную комнату. Но рыться в нотах хотелось не очень. Немного побаловавшись с клавишами, Альфред оставил фортепиано в покое и вышел на балкон, садясь на каменный выступ. Взгляд его обратился к горизонту. Не то чтобы Альфреду было так уж грустно, просто он хотел немного поразмышлять и иногда ему требовалось побыть в одиночестве, и выбранное им место было просто идеальным. Облокотившись на перила, юноша посмотрел вниз. Эта часть замка практически нависала над крутым склоном, подножие которого утопало в соснах и елях. Там наверняка были и другие деревья, просто они пока оставались голыми, не очень заметными глазу. Зелени было достаточно, чтобы укрыть низовья легкой дымкой. Еще издали до Альфреда доносился вкусный запах хвои. Он втянул его носом и умиротворенно вздохнул. Ему было интересно, как другим удавалось примирить между собой две свои сущности; они ведь были такими разными. Люди все-таки тянулись к солнцу, вампирам покровительствовала ночь. Люди подвергались влиянию любой мелочи, вампиры проявляли гибкость и твердость. Люди были наполнены множеством страхов и сомнений, вампиры отлично знали, как все это в себе подавлять. Люди бежали от своей животной части, вампиры принимали ее. И подобных различий можно было найти еще черт знает сколько. Альфреду довелось увидеть Магду и Шагала людьми, но он ничего не знал ни о Графе, ни о Герберте. Менялись ли они под воздействием обращения хоть немного? Он точно менялся. Альфред задумчиво провел пальцем по кромке зубов и остановился на клыке. Сейчас зубы мешались не так сильно, как в состоянии голода, но они всегда, всегда оставались острыми, как нож. Надави молодой человек сильнее, он бы точно поранился. Представив, как течет по бледной коже кровь, Альфред невольно сглотнул. Он был удивлен тому факту, что все еще мог думать о крови не как о пище. Что ж, по крайней мере, это роднило его с человеческим собой: вне зависимости от сущности, в мире было столько всего, чего он еще не понимал… Альфред вспоминал долгие полуденные часы, проведенные им в библиотеке в стремлении узнать как можно больше. Солнце пробивалось сквозь мутноватые окна, и под его лучами танцевали сотни тысяч пылинок. Тем не менее, в помещении сохранялся приятный полумрак. Народу было достаточно, но каким-то образом люди умудрялись разместиться так, что оставались практически незаметными глазу, и Альфред будто был один в своем книжном мире. Он возводил замки, крепости из книг, иногда делая заметки из нескольких сразу; в некоторые уходил с головой, некоторые просто пролистывал, в каких-то даже просто смотрел картинки. У него в детстве никогда не было книжек с картинками, и мама рисовала их сама в уголках страничек. Теперь эти книжки никогда не вернутся к нему в руки: он оставил их в доме сирот. Это было одним из самых трудных решений в жизни Альфреда: ему тяжело давалось расставание с дорогими сердцу вещами, но он хотел помочь приюту и знал, что мать поступила бы точно так же. Ладно, это становилось вечером слишком печальных воспоминаний. Альфред сморгнул выступившие на глазах слезы и мотнул головой. Он же сказал Герберту, что все в порядке, а значит, все будет в порядке. У Альфреда было много недостатков, но он никогда не бросал слов на ветер. Лучше было переключиться на что-нибудь другое или… Молодой человек перегнулся через перила, оценивая степень своего безумия и свои шансы остаться без увечий. Первый показатель стремительно улетал вверх, второй упорно стремился к нулю, но идея почему-то засела в его голове. Разве ему не хвалили то, какие вампиры непробиваемые, какая быстрая у них регенерация? Альфреду срочно требовалось взбодриться, и он не знал способа лучше, чем вновь задействовать вампирские способности. Юноша мог бы просто побежать, но сейчас им овладело то, что профессор называл юношеским авантюризмом, а точнее, что тот назвал бы юношеским вампирским авантюризмом: будь Альфред все еще человеком, он бы, конечно, не стал делать того, что сделал в следующий момент. Встав на перила, Альфред глянул вниз снова. Его колени слабо дрожали, но скорее из предвкушения, чем из страха. Глубоко вздохнув, он сделал шаг в пустоту. В ушах засвистел ветер, а тело обхватило морозным воздухом, который вскоре пробрался и внутрь, наполняя его. Будь Альфред все еще живым, его дыхание перехватило бы, теперь же это ощущение было лишь моральным. Приземлившись на башенку и крепко обхватив шпиль руками, он резко замер и отклонился вбок, практически нависая над пропастью. Ладони жгло от трения, но Альфреду было все равно. Он осторожно оттолкнулся и прыгнул снова. Второй полет был еще короче первого, но таким же захватывающим. Зацепившись за выступ под одним из окон, Альфред повис на нем. Где-то внизу он услышал голос Магды. —…так пойди и скажи ему! Если уж тебе это так важно, нужно озвучивать свои мысли, а не убиваться, словно ничего не исправишь! — Но он подумает, что я капризный! — обидчиво ответил ей Герберт. — А я совсем не капризный, я просто хочу, чтобы он понял… — Альфред! — воскликнула Магда, высовываясь из окна. — Ты что там делаешь? От неожиданности Альфред разжал руки и сиганул вниз, но вовремя ухватился за решетки, заставив Магду отпрянуть от окна библиотеки. За ней с кресла вскочил ошеломленный Герберт. — Я? — отозвался Альфред. — Иду на прогулку, привет! Пожалуй, ничего больше он объяснять не хотел и потому, прежде чем графский сын успел подлететь к окну, спрыгнул на землю. Несмотря на то, что летел Альфред с высоты второго этажа замка, он действительно ничего не сломал, хоть и тряхнуло его будь здоров. До нового полета оставалось пройти лишь небольшую полоску сада и перелезть через ограду. Перед глазами слегка двоилось, но Альфред чувствовал себя в состоянии осуществить задуманное до конца. Теперь перемахнуть через забор не составляло труда, он выполнил это действие секунд за десять и остановился на краю каменного выступа. Как оказалось, склон был даже более пологим, чем казалось, и его покрывала жухлая трава, но обычный человек бы точно сгинул. На этот раз Альфред раздумывал недолго. Он продержался на ногах ровно пару мгновений, а затем с приглушенным криком заскользил вниз. Днем прошел дождь, и только поэтому съезжать было проще, но Альфред не взял в расчет неровности и в следующий момент уже катился, сгруппировавшись по мере своих возможностей. В тот момент, когда его тело вновь столкнулось с более-менее горизонтальной поверхностью, ему стало очень-очень больно, но почему-то и очень-очень весело. Раскинув руки в стороны, юноша откинулся на спину и сдавленно рассмеялся. Его зрение было слегка размыто, но он мог видеть свои окровавленные ладони. Впрочем, все царапины на них уже затягивались, боль утихала. Ради этого стоило становиться ночной тварью. Сколько раз Альфред, даже понимая всю абсурдность своих мыслей, мечтал без опаски влезть на какую-нибудь крышу и сигануть с нее, чтобы хотя бы на секунду почувствовать полную свободу, и вот, он действительно сделал это, вот только третий этаж замка был явно выше, чем крыша в его фантазиях. Но времени на сравнения больше не было. Взглянув в сторону, Альфред заметил на другом склоне, находящемся у леса, какое-то движение, куда быстрее, чем у какого-либо зверя, и тут же вскочил на ноги. Набрать скорость было легко и просто, и он бросился под сень сосен, позволяя окрепшему запаху заполнить легкие. Влажная почва слегка скользила под ногами, но юноша был уверен, что не упадет. Приближение кого-то другого угадывалось легко, и этот кто-то явно не уступал ему в скорости. Очень скоро некто уже наступал Альфреду на пятки, а затем его резко толкнули, и он рухнул на мох, по инерции переворачиваясь на спину. Преследователь упал прямо на него и придавил к земле своим телом. Герберт находился непозволительно близко к нему, а точнее, к его губам: их лица были в сантиметрах друг от друга, когда они оба замерли, смотря друг другу в глаза. Руки Альфреда находились у него над головой, так что он при всем желании не мог бы оттолкнуть его, да в тот миг ему этого не очень-то и хотелось. Достаточно было просто приподняться… — Ты что, совсем спятил?! — воскликнул Герберт и больно ударил его в грудь. — Ты просто… просто… я не знаю, что с тобой, но это ненормально! Впервые Альфред видел его таким взъерошенным, грязным (охота не в счет) и сердитым. Герберт гневно хмурился, а его губы были сжаты в плотную линию, но это был не холодный гнев, это было даже… мило? Он откинул голову назад и рассмеялся. Впервые с поры обращения ему удалось рассмеяться так искренне. Его просто разбирало от хохота, пускай вокруг была ночь, и лес, и чертово эхо. Это было смешно, и Альфред рассмеялся. Что в этом такого? Герберт поглядел на него, как на умалишенного. — Ты успел найти где-то деревенского пьяницу и укусить его? — спросил он, опуская руку к Альфреду на лоб. — Ч-что ты делаешь? — выдавил из себя Альфред и рассмеялся пуще прежнего. — У м-меня больше не буд-дет жара! — Кто тебя знает, — отозвался Герберт. — Ты только что спрыгнул с третьего этажа и прокатился по чуть ли не отвесному склону, и ты Альфред! Даже я такого никогда не делал! Ну, из окна, может, и прыгал, но не суть. Ты… ты там не сбежать пытался? Вот тут Альфред прекратил смеяться и нахмурился тоже, приподнимаясь на локте. Герберт сел на колени рядом с ним, выжидающе глядя ему в глаза. — Сбежать? — переспросил Альфред. — Да у меня и в мыслях не было! Куда мне, по-твоему, идти? — Что-то не помню, чтобы твоя Сара задавалась этим вопросом! — фыркнул Герберт, надув губы. — И ты… ты вспоминал мать! Может, тебе захотелось навестить родные края, а ты без присмотра, и неопытный, и чувствительный, и мне не доверяешь, и… — Она не моя Сара, — отмахнулся юноша. — И с чего ты решил, что я тебе не доверяю? — Ты о серьезных вещах говоришь только с отцом, — отозвался графский сын, — а со мной… только когда тебе становится плохо или стыдно. Я бы мог ответить на все твои вопросы не хуже его, между прочим, я тоже проходил через это, и я, к тому же, почти твоих лет… постой, а сколько тебе было? — Двадцать один… — Вот видишь! Я даже этого о тебе не знал, а мы знакомы уже почти два с половиной месяца! — Тебя это правда огорчает? — удивился Альфред. — Ну, то, что я в основном говорю о всяких серьезных вещах с Графом, а не с тобой? — Теперь ты думаешь, что я капризничаю, да? — недовольно хмыкнул Герберт. — Да, огорчает. Ты даже сегодня отмахивался от меня этим своим «все хорошо». Я точно знаю, что отцу известно о твоей маме, но как же еще мне догадаться о том, как рано ты ее потерял, кроме как по твоему взгляду, когда ты упомянул этот чертов торт? Так вот о чем они говорили с Магдой. Альфред не совсем понимал, как именно ему реагировать. С одной стороны, его учили, что для установления полного доверия нужно общаться с кем-то не один год, но с другой, сам он этому не верил. К тому же, за те самые два с половиной месяца они уже успели уснуть в обнимку, что, черт возьми, являлось чуть ли не одной из самых интимных вещей в мире, и сын Графа не сделал ничего такого, что могло бы заставить Альфреда засомневаться в нем. Герберт выглядел выведенным из себя и в то же время встревоженным. Альфред покачал головой и сел напротив. — Эй, — позвал он, — если хочешь, я постараюсь говорить побольше. И не волнуйся. Иногда мне нужно не столько погрустить, сколько подумать в одиночестве, остудить голову хотя бы на пару секунд. А что до сегодняшнего поступка… ну, я не знаю, что со мной приключилось, я просто решил, что это неплохая идея. Герберт фыркнул, откидывая волосы за спину. — Эти внезапные одинокие размышления, влекущие за собой непонятно что, ужасны. Ненавижу это в вас, — сказал он. — В нас? — не понял Альфред. — Возможно, ты не заметил, но мой отец любит поступать точно так же. Сначала он думает, потом начинает вспоминать все свое темное прошлое, или наоборот, затем мрачнеет, закрывается, не разговаривает со мной и… — Я же разговариваю, — осторожно вставил молодой человек. — А ты лазаешь по стенам и прыгаешь с огромной высоты! Как ты вообще до этого додумался? — Ну… я всегда мечтал летать, — слабо улыбнулся Альфред, проводя рукой по волосам, в которых застряли травинки. Выражение лица Герберта несколько смягчилось, и он закатил глаза: — Ну конечно. Действительно пора выводить тебя на прогулки, пока ты не решил подраться с медведем. — А… — Даже не думай. И не спрашивай. Они поднялись на ноги. Голова все еще немного кружилась, и Альфред осторожно опустил руку к себе на затылок. Он ожидал, что Герберт повернется обратно к замку, но тот, придирчиво осмотрев себя и удрученно вздохнув, направился в противоположную сторону, маня юношу за собой. — Идем. Раз уж ты так хочешь проветриться, дойдем до речки, а завтра с вечера отправимся в место подальше. Альфред открыл было рот для ответа, но решил ничего не говорить и поспешил нагнать Герберта, с улыбкой шагая рядом с ним. Графский сын скосил на него взгляд и лишь покачал головой, на ходу начиная поправлять волосы. Из них тоже торчало несколько травинок, которые он раздраженно выдергивал и кидал на землю, бормоча себе под нос что-то о сумасшедших мальчишках и опрометчивых поступках. Альфред мог бы удивиться тому, каким правильным Герберт вдруг стал, но вовремя понял, что, скорее всего, тот лишь переволновался, думая о другом: о его возможном побеге. Даже мысль об этом казалась юноше смешной. У него не было никого, кто мог бы его приютить, не было каких-то целей, которых его новая сущность помогла бы ему достичь, не было чувства, будто в замке его держат насильно. Это, пожалуй, являлось главным: он не был пленником, чтобы сбегать откуда-то. Неожиданно осознание такой простой истины заставило Альфреда почувствовать себя лучше и даже свободнее, и он расправил плечи, уверенно шагая вперед. Это было похоже на момент, когда к нему пришло понимание того, что он не является жертвой. Пройдя еще некоторое время, юноши выбрались к узкой лесной речушке, еще не до конца очнувшейся ото сна. Ее журчание пока что было совсем тихим и слабым, но в нем чувствовалась скрытая сила. Герберт, приподняв полы своего одеяния, сел на мох по-турецки и потянулся. Повременив немного, Альфред опустился на колени рядом с ним и в конце концов просто лег на спину, закидывая руки за голову. — Я прервал ваше с Магдой занятие? — спросил он. — Простите. — Нет, мы к тому времени уже закончили, — покачал головой Герберт. — Молчи и предавайся своим мыслям, mon chéri, тут на тебя не будут давить каменные стены. Альфред вскинул бровь, косясь в сторону собеседника. — Ты приходишь подумать сюда? — Редко, — пожал плечами Герберт. — Но да, прихожу. Если уж у меня настроение поразмышлять, я иду гулять: замок и кладбище слишком стесняют мои мысли. Понимаешь, о чем я говорю? — Думаю, да, — кивнул Альфред. — Мне тоже нравится на открытом воздухе. Там, где я вырос, тоже была речка. Мы жили не в центре города, так что я мог спокойно добраться туда. На берегу росло одинокое дерево, прямо как в книжке, и днем под сенью его кроны можно было укрыться от зноя. Иногда мы приходили к нему с мамой, устраивали там обед и играли, иногда я прибегал один. Я мог читать, думать, вертеть что-то из травинок, а порой просто ложился и засыпал. Там было безопасно: город неподалеку, дорога тоже, так что никто меня не трогал. Я чувствовал себя в безопасности. Наверное, именно из-за таких мелочей меня берет тоска по дню. Жара, яркий солнечный свет, чистое голубое небо… Неужели вампиры действительно приучились не скучать по этому? — Не приучились, просто не хотят признаваться, — отозвался Герберт. Вскоре он лег рядом с Альфредом, устремляя взор к небу. — Я тоже скучаю по дню. Не все время, конечно, но иногда. Я любил закаты во Франции, когда воздух наполнялся тысячей цветочных ароматов, и жаркие послеобеденные часы в Неаполитанском королевстве со стрекотанием цикад и запахом нагретых листьев самшита. Ты знаешь, как пахнет нагретый самшит? — Нет, не доводилось узнать, — ответил Альфред. — Стоит того? — Да, — кивнул Герберт. — Это один из лучших ароматов на свете, такой теплый и мягкий… И еще я скучаю по легкому загару. Вообще-то, у меня всегда была очень нежная кожа, но я все равно умудрялся побыть под солнцем достаточно, чтобы потом некоторое время не ходить как призрак. Альфред тихо рассмеялся на это заявление. — Я, конечно, не загорал так, как многие соседские мальчишки, но к концу лета все равно ходил смуглым и чумазым. Каким бы тихим трусишкой ты ни был, не можешь удержаться от соблазна погонять мяч или искупаться. — Ты не трусишка, — нахмурился Герберт. — Спасибо, — усмехнулся Альфред, — но тогда был. Меня пугало все: громкие звуки, грозного вида люди, темнота… и рассказы о вампирах, кстати тоже. — И я боялся темноты, — фыркнул его собеседник, — и вампиров тоже. Редкий человек этого не боится. Мы всегда будем страшиться того, что нам неизвестно, liebling. Трусость проявляется лишь в выборе между тем, чтобы поддаться страху, и тем, чтобы постараться ему противостоять. Это общеизвестная истина. — Да… Между делом, этот разговор достаточно серьезен для тебя? — хихикнул Альфред. — Мы могли бы обсудить основные вопросы мироздания, однако, боюсь, в этом я не очень силен. — Опять ты по-дурацки шутишь! — Герберт цокнул языком и перекатился на живот. — Но… спасибо. Они оба замолчали, вслушиваясь в журчание воды. Альфред сдвинул голову чуть влево и почувствовал, что виском упирается в руку Герберта. Тот запустил пальцы в его спутанные волосы и осторожно принялся их гладить. Юноша решил ничего не говорить, позволил себе расслабиться. Он практически заснул, поддавшись уюту момента, но вскоре Герберт потрепал его за плечо. — Ветер крепчает. Скорее всего, надвигается буря. Вставай, нам нужно возвращаться. Когда к концу ночи Альфред уже собрался идти в склеп, Герберт остановил его. — Я пойду спать к себе, — заявил он. — Не люблю бывать внизу, когда papa нет. Если хочешь, можешь тоже пойти наверх. — К тебе в спальню? — удивился Альфред. На лице Герберта появилась широкая улыбка. — У тебя, на моей памяти, тоже была своя спальня, но если ты так настаиваешь… — Нет-нет, я просто немного ударился головой, когда падал, прости, несу всякую чушь, — мгновенно отмахнулся Альфред. — Да, конечно, пошли наверх, в наши разные… спальни. Да. Идем. Под тихое хихиканье он, мечтая куда-нибудь исчезнуть, побежал вверх по лестнице. У двери его спальни они и разошлись, пожелав друг другу спокойного дня. Зайдя в комнату, Альфред скинул с себя всю грязную одежду и в нерешительности остановился перед ворохом чистого белья. В склепе он спал в обычных брюках и рубашках, а в ночь охоты его не особенно волновал его вид, но сейчас стоило все же как-то одеться. И помыться. В ванную идти не хотелось, но на столике стоял таз с водой, а рядом лежала губка. Видимо, их принес сюда тот же человек, который сложил его одежду, пока он спал тут в прошлый раз. Вода, конечно, успела остыть, но выбирать не приходилось. Наскоро вытерев себя, Альфред выбрал самые простые штаны и рубашку и юркнул под одеяло. После многочисленных ночей в каменном ложе ощущения были странными, но неплохими. Опустив голову на подушку, Альфред вслушивался в звуки снаружи. Герберт не ошибся: ветер теперь завывал громко и протяжно, отчего становилось немного неуютно. Что-то ударилось о стекло и отлетело прочь. Юноша со вздохом перевернулся на спину и потянулся. Бури не причиняли ему особого беспокойства, но с обостренным слухом к ним нужно было привыкнуть. Ветер проникал и в щели в камне, эхом отдаваясь в стенах и в коридорах. Альфред поплотнее укутался в одеяло. Не хотел бы он, как пару месяцев назад, оказаться заблудившимся странником и бороться со стихией, продираясь сквозь неприятно колющиеся ветки. — Альфред? Молодой человек повернулся на бок и посмотрел в сторону двери. В комнату заглядывал Герберт. — Не люблю бури и грозы, — наморщился он. — Ладно бы это был дождь, его звуки мне нравятся, но это… Могу я лечь с тобой? Или ты все еще переживаешь последствия удара головой? — Не переживаю, — буркнул Альфред, приподнимая край одеяла. — О чем речь? Радостно улыбнувшись, Герберт пулей залез в кровать и плюхнулся напротив него, тут же забирая вторую подушку себе. Он был одет в тот самый фиолетовый костюм, в котором встретил Альфреда в ночь бала. Юноша невольно протянул руку вперед и осторожно потрогал рукав. Настоящий… — Навевает столько воспоминаний, верно? — хихикнул Герберт. — «Сборник советов для влюбленных» теперь находится в моем личном архиве. — У тебя есть личный архив? — вскинул брови Альфред. — Ну да. Небольшой. Там всякие памятные письма, заметки, выписки и… ну, теперь одна книжка. На вкус она была не очень. — Прости, в следующий раз выберу обложку из натуральной кожи, — фыркнул Альфред. — Слышал, при желании ее можно есть. — А почему ты думаешь, что я захочу тебя укусить? — ухмыльнулся Герберт. — Такую честь еще нужно заслужить, а ты ведешь себя совершенно несносно. Не думал, что ты такой самоуверенный, mon ami. — Да я и сам уже не знаю, что о себе думать, — отозвался молодой человек, вздыхая. — До какого-то момента мне казалось, что я прежний, но потом я понял: это не так. И когда же я пойму, каким стал? — Не знаю, — откликнулся сын Графа, устраиваясь поудобнее. — Может, и никогда. Знаешь, отец говорит, что мы навечно застыли во времени, но это не значит, что мы не меняемся. Изменения происходят с миром, изменения происходят с нами. А так как живем мы непомерно долго, изменения эти могут быть… бесконечны. — Звучит страшновато, но здорово, — улыбнулся Альфред. — Профессору это, правда, не очень понравится. Он любит определенность. Может, он сразу попытается установить закономерность с максимальной точностью, чтобы предугадать все и вся. — А ты? — спросил Герберт. — Тебе нравится определенность? Или ты сторонник абстрактности? — Ни то ни другое. — Юноша придвинулся чуть поближе, чтобы было удобнее разговаривать. — Мне нравится знать какие-то определенные вещи и в то же время оставлять место для фантазий и размышлений. — Да, мне тоже… По стеклу вновь что-то ударило, и Герберт сморщился. — Это просто невозможно, — пожаловался он. — Не то чтобы я боюсь бурь, просто они слишком громкие. Мне из-за этого неуютно. Альфред опустил взгляд, задумываясь над чем-то. Было же, определенно было у него средство от тоски во время непогоды, и работало оно просто отлично, и придумала его мама, и… — Я открою тебе секрет, как бороться с этим чувством, — шепнул он с улыбкой, и Герберт встрепенулся. — Когда я был маленьким… Да, похоже, сегодня мне никуда не деться от детских воспоминаний. Когда я был маленьким, я тоже не мог спать в бурю. Не потому, что она была какой-то страшной, просто это природное беспокойство передавалось и мне, и я долго ворочался, пока она не заканчивалась. И мама придумала забавную штуку. Она предложила мне в такие ночи возводить на кровати крепость, которая защитит меня, если что. У меня не было балдахина, так что мы вбили гвоздь и вещали на него старое покрывало, а колонны строили, конечно же, из подушек. Эта крепость не была очень устойчивой, но я сворачивался калачиком внутри и правда засыпал. Мне было хорошо. — Отлично, — беззлобно хмыкнул Герберт. — И это ты мне сейчас предлагаешь? Построить крепость из подушек и балдахина? Альфред подавил в себе смешок и кивнул, наблюдая за тем, как тот постепенно меняется в лице. Вздохнув, Герберт оттолкнулся от матраса и соскользнул с кровати, направляясь к шкафу. Открыв его, он кинул Альфреду старое покрывало, несколько подушек и даже простыню, а затем обвел все это благолепие рукой. — Ну давай, показывай. Усмехнувшись, Альфред слез с кровати тоже и оглядел подушки. На счастье, они оказались довольно рыхлыми, так что юноши быстро соорудили две колонны. К сожалению, конструкция постели здесь не предусматривала наличие балдахина, но не было ничего проще, чем прицепить к верхним перекладинам покрывало и простыню. В спальне и так царила темнота, а в их самодельной крепости стало еще темнее, но это было даже к лучшему. Альфред лег обратно и снова повернулся к Герберту. Тот окинул взглядом новое сооружение и тихо рассмеялся, уткнувшись лицом в подушку. Это был один из самых приятных звуков смеха, какой Альфреду приходилось слышать. — Это так глупо, — сказал Герберт, — но мило. Хорошее средство. — Надеюсь, те, кого я видел в своем кошмаре, не будут над нами смеяться, — отозвался Альфред. — Ну, эти странные вампиры, которых видишь только во сне. — Ты до сих пор считаешь это кошмаром? — удивился Герберт. Вот здесь нужно было минутку подумать. Если тогда чудные лица и дикие танцы заставили Альфреда ужаснуться, то теперь он не был уверен в том, как бы отреагировал. Вспоминая миг, когда та песня раздавалась в его голове второй раз, юноша неопределенно пожал плечами. — Они приходят далеко не каждую ночь, — заметил Герберт. — Вернее, далеко не всегда на границе ночи и утра. Обычно это происходит тогда, когда все охвачены каким-то особым сильным настроением, как перед балом. А так… кем бы эти существа на самом деле ни были, им нравится играть с яркими чувствами и эмоциями, ведь они, по сути, ими и питаются. Не только страхом, но и волнением, восторгом, возбуждением… — Наверное, поэтому там были вы с Магдой, но не было профессора, Куколя, Шагала и Графа, — вдруг осенило Альфреда. — Да, тяжелые или слабые чувства им не по нраву… — Герберт протянул руку и потрепал Альфреда по щеке. — Так, а ну-ка спи. Сейчас мы с тобой заговоримся и проголодаемся снова, а мне совершенно не хочется куда-то идти или кого-то звать. К тому же, завтра достаточно рано вставать. — Идти настолько далеко? — поинтересовался юноша. — Нет, просто я хочу успеть вернуться и позаниматься с Магдой. Мы подошли к довольно интересной теме… — По письму? — И каллиграфии, — с укоризной добавил графский сын. — Мне можно присутствовать? — Нет, это очень секретная тема. Но, может, когда-нибудь ты созреешь, чтобы ее постичь. — Приятно слышать, — с улыбкой отозвался Альфред, закрывая глаза. Уже перед самым забытьем он почувствовал, как Герберт берет его за руку и переплетает их пальцы. Буря за окном не утихала, а лишь набирала силу. Внутри крепости сохранялся уютный мрак. Альфред сжал руку Герберта крепче.