Everything will be alright

Этим днем Альфреду ничего не снилось. Сквозь пелену чуткого сна он ощущал лишь мягкость под своей щекой и гибкое тело в своих объятиях. Когда вечером юноша открыл глаза, то обнаружил, что ничто из этого не имеет отношения к его фантазиям. Герберт мирно спал у него под боком, доверчиво прижавшись к нему всем телом. Его слезы успели высохнуть, и теперь он выглядел расслабленным и лишь немного печальным, но спокойным. Его рука так и не отпустила руку Альфреда и, казалось, лишь укрепила хватку, когда молодой человек попытался принять более удобное положение. Альфред не мог не улыбнуться: Герберт снова был тут, не злой, не угрюмый, не чужой, а вполне себе свой, с его безмятежным сном, особой любовью к любого рода прикосновениям и без всякого уважения к личному пространству. Трепеща перед этой умиротворенной красотой, юноша осторожно отнял руку от спины Герберта и провел ей по его волосам, убирая их назад. Альфреду хотелось нашептать ему на ухо обо всех своих чувствах, но он приберег это до более подходящего момента. Сейчас было время безмолвно любоваться. Теперь, когда он наконец-то был честен с собой, Герберт представлялся ему в новом, особенном свете, еще более прекрасный и близкий как никогда. Его мягкие губы, длинные ресницы, доверительное выражение лица — все в нем умиляло Альфреда и заставляло его улыбаться пуще прежнего, словно какой-то особенно замечательный праздник в этом году наступил раньше обычного. И в то же время Герберту все еще было грустно, и Альфред пообещал себе, что сделает все возможное, чтобы привести его в прежнее веселое расположение, если оно, конечно, хоть когда-нибудь существовало. Прежде всего он должен был выгадать все так, чтобы одновременно дать Герберту пространство и не оставлять его одного, и предупредить об этом других, чтобы они постарались тоже. Почему-то он не сомневался в своих друзьях: они точно будут рады помочь. Затем ему, наверное, стоило почаще смешить Герберта, потому что, во-первых, смех вообще служил лишь во благо, а во-вторых, Альфреду хотелось поскорее услышать, как тот смеется, снова. Потом им, конечно, не стоило разлучаться на время сна. Это целиком и полностью была его прихоть: слишком уж хорошо Альфреду было лежать вот так, обнимаясь, не будучи потревоженными никем и ничем. Он не успел продумать четвертое действие, потому что Герберт на его плече зашевелился. Его длинные ресницы затрепетали, как крохотные крылышки, и вскоре в серо-зеленые глаза Альфреда смотрели серо-голубые. Сонная поволока довольно быстро сошла с них, однако оставила свой след, и Герберт будто бы не понимал, где находится и как здесь оказался. Через пару секунд, однако, в его взгляде проскользнуло узнавание, и он удивленно моргнул, рассматривая лицо Альфреда, что находилось так близко к его. — Доброй ночи, — с неловкой улыбкой поздоровался Альфред. Его бесстрашная нежность немного поутихла и сосредоточилась на кончиках пальцев, которыми он осторожно гладил Герберта по голове. Герберт взмахнул ресницами еще раз, словно не понимая сказанное им, а затем прочистил горло и ответил: — Доброй. Его голос был тихим и виноватым, и он все еще смотрел на Альфреда с долей боязни. Молодой человек даже не успел сказать слова утешения, когда Герберт подал голос снова. — Альфред, прости меня. Я правда никогда не хотел бы разговаривать с тобой в таком тоне; в такие моменты я чувствую, будто весь мир против меня, и начинаю злиться, и мне кажется, что меня пытаются в чем-то обвинить, и… — Эй, — столь же тихо ответил ему Альфред, — все в порядке. Я знаю, как это бывает, и, более того, знаю, как ты ко мне относишься, так что все в прошлом. Я не обижен, правда. Как ты себя чувствуешь? — Легче, — отозвался Герберт, — но все еще… грустно. — Хорошо, что ты честен со мной. Я рад, — промолвил Альфред и все же отодвинулся, ложась набок так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. — Это пройдет со временем, только больше не уходи, ладно? Разве что в случае крайней необходимости. А если он не наступит, давай просто… проводить время вместе. Гулять, играть на музыкальных инструментах, читать в библиотеке. Мы можем снова построить крепость, если захочешь. — А можно сейчас? — Конечно. Альфред рывком сел на кровати и зашипел, щурясь. И все-таки голова немного зудела. Вытащив из шкафа все необходимое, он повернулся к Герберту и обнаружил его сидящим. На щеке графского сына красовался след от подушки, и он перевязывал волосы лентой, отчего Альфред заулыбался вновь, едва не роняя покрывала на пол. Пока он возводил «стены», Герберт строил «колонны», и их взгляды несколько раз пересекались, мешая Альфреду быстро отвечать на робкие вопросы Герберта о том, как идут дела в замке. Когда они оба легли в прежнее положение, Герберт глубоко вздохнул и приподнялся, подпирая щеку рукой. — Я до того момента и не думал, что поступаю так же, как отец, — заметил он, слегка нахмурившись. — Знаешь, все рассказы о том, что дети порой становятся копиями своих родителей, казались мне чушью, и я говорил себе, что никогда таким не буду. Похоже, я ошибался. — Но ведь до тебя еще можно достучаться, — возразил Альфред. — Да, но до него ведь, на самом деле, тоже. — Герберт вздохнул снова. — Думаю, я и вполовину так сильно не злюсь, как наговорил вчера, потому что он ведь все-таки… такой же человек. Вот уже более трех сотен лет мы с ним стараемся полностью принять друг друга, и он в этом преуспел куда больше меня. Я так боялся сказать отцу о своих переживаниях, но когда рассказал, он меня понял. И знаешь, в тот момент оказалось, что куда больше всех этих «отклонений» отец презирает общество, которое их таковыми называет. И, может быть, вся моя злость — это своего рода грусть от того, что его просто нет рядом. — Конечно, — кивнул Альфред и неловко (лишь потому, что положение было не очень удобным) погладил Герберта по щеке. — Все в этой ситуации правы и неправы по-своему, но ведь мы готовы простить друг другу ошибки, верно? — Да, — хрипло ответил Герберт и улыбнулся. — Спасибо… Подумав, он прибавил: —…mon chéri. — О, слава тьме, он вернулся! — Уйди, — фыркнул Герберт и в противовес своим словам прижал Альфреда к своей груди, заставляя его обнять себя. Альфред тихо рассмеялся, лбом утыкаясь в шелковую рубашку. Он был готов пролежать в кровати хоть всю ночь, но все-таки счел нужным спросить у Герберта, не хочет ли он повидать всех остальных после двухнедельного отсутствия. Хватка на его талии слегка сжалась, однако за этим последовал кивок. — Только я должен привести себя в порядок, — предупредил Герберт и скоро скрылся за дверью. Буквально через полчаса в нее протиснулся Куколь и со счастливой миной поднес Альфреду больший, чем обычно, кубок с оленьей кровью. Позволено ли ему было так распоряжаться общими запасами, юноша не знал, но горбун на вопрос о том, что они празднуют, лишь покачал головой и погладил молодого человека по волосам. Кажется, он хотел сказать, что Альфред заслужил. Когда юноша все же принял этот скромный дар, Куколь бросился убирать комнату. Осторожно отставив в сторону столбы из подушек и не тронув покрывала, горбун быстро застелил постель, подал Альфреду чистую рубашку, достал ему другую одежду, стоило юноше только открыть рот, сложил и забрал старую, начистил его ботинки и принес ему гребень. Удостоверившись в том, что Альфред больше ни в чем не нуждается, Куколь раздвинул в стороны темные шторы и открыл окна для проветривания. Заметив на столике пыльную вазу, он торжественно вскрикнул и поставил ее на поднос вместе с опустошенным кубком. Протянув Альфреду чистую салфетку, горбун поспешил прочь, но сделал знак, чтобы тот немного его подождал. Минут через пятнадцать вернулся Герберт. Он был одет в довольно простую, но свежую одежду сливового оттенка, и от него пахло духами и пеной: по-видимому, молодой человек успел принять ванну. — Что? — спросил он, вскинув бровь, поймав на себе взгляд Альфреда, который заканчивал укладывать свои непослушные волосы. — Ничего, — фыркнул Альфред. — Подумал, что, должно быть, тебе теперь непривычно добираться до ванной дольше минуты. Ты ведь жил практически по соседству! Герберт цокнул языком и закатил глаза, складывая руки на груди. — Я имею в виду, серьезно? Ванная? Кому вообще нужен потайной коридор между ванной и библиотекой, да еще с выходом в башню? — Фон Кролоки издавна были весьма… эксцентричными личностями, — ответил Герберт. — Но этот ход существовал не с самой постройки замка. Раньше он вел сразу в башню, и потайная дверь была в коридоре, но моя… прабабушка, которая очень любила принимать ванну, потребовала замуровать ее и изменить план потайных ходов под себя. Так как на это захолустье никогда никто не нападал и тайными коридорами все равно не пользовались, ее прихоть была исполнена. И вот… — Как звали твою прабабушку? — прищурился Альфред. — О, ее звали… О, нет, — выдохнул Герберт. — Шутишь! — Нет же! — Я видел ее портрет? — Думаю, да, даже два. Первый, на котором у нее роскошные прямые темные волосы и жемчужная нить, трижды опоясанная вокруг шеи, и второй, где она уже в летах, но так же красива. Там у нее еще фамильная диадема с рубинами… — Только не говори, что та самая. — О-о-о, как бы я желал этого не говорить. — Просто беда с этими Сарами, — сказал Альфред. Герберт тихонько рассмеялся. — Ты совершенно прав, liebling. Его слабый смешок лишь подкрепил в Альфреде веру в себя, и юноша приосанился, вслушиваясь в эти робкие звуки. Он не успел толком насладиться ими: снова явился Куколь. Счастливо улыбнувшись во весь рот, горбун гордо водрузил на стол вычищенную вазу с тем самым Черным принцем, который Альфред облюбовал в саду. Роза еще не распустилась до конца, но от нее шел очень тонкий и свежий аромат мокрых лепестков. Герберт удивленно вскинул брови. Куколь подбежал к Альфреду, рывком потянул его вниз и расцеловал в обе щеки. Эти поцелуи ощущались немного странно, но не плохо. Закончив, горбун приблизился к Герберту, смотря на него с неподдельным обожанием и ласково потерся о его руку. Графский сын с удовольствием погладил слугу по спутанным лохмам и, заставив того задержаться, расцепил самые неприятные колтуны. — Ну вот, теперь ты у него в любимчиках, — протянул Герберт и покачал головой. — Обычно сперва ставят цветы мне. — Я заслужил, разве нет? — ухмыльнулся Альфред, подходя к своему спутнику и, к удивлению последнего, предлагая ему свою руку. — А не слишком ли много спеси для такого маленького мальчика? — прищурился Герберт. — Вообще-то, я вечное грозное хищное существо, — заметил молодой человек, смело ловя его взгляд и вскидывая бровь в ответ. — О, да, теперь я это вижу, — закатил глаза графский сын, но благосклонно, хоть и после недолгой заминки, взял Альфреда под руку. Чувствовать, как Герберт снова идет с ним плечом к плечу, было приятно. Альфред пытался и никак не мог стереть с лица легкую счастливую улыбку, которая невольно появилась на его лице еще тогда, когда они оказались рядом у дверей. Единственным, что омрачало их шествие, было то, что в моменты молчания Герберт уходил в раздумья, и на его лице снова отражались грусть и беспокойство. Они не были настолько явными, как еще недавно, но Альфреду в принципе не нравилось видеть своего спутника таким. Он знал, что ничего не наладится в мгновение ока, но по-детски искренне надеялся на это в глубине души, и оттого ему было немного тяжко. Подходя к кухне, они услышали голоса Магды и Шагала. Вопреки всем ожиданиям, те не ругались; Магда что-то встревоженно доказывала, а мужчина ее успокаивал, хоть и без особого успеха. —…и что я ему скажу?! Я зла, и рада, и мне страшно, и… Черт! — Магда выругалась еще, но гораздо грубее. — Милая моя, ты ни на того, ни на другого не умеешь злиться по-настоящему, в отличие от меня. Просто… не нанеси никому увечий, и все будет хорошо. — Нарвешься сейчас! — Молчу-молчу. Альфред счастливо вздохнул — они общались! — и тут же кинул обеспокоенный взгляд на Герберта. Тот нервно поправлял кружево на рукавах и то и дело хмурил брови, смотря на дверь. Сколько же новых эмоций Альфреду довелось наблюдать за эти две недели! Сомнений быть не могло: говорили про Герберта: Куколь наверняка им все рассказал, и теперь решался вопрос о том, как реагировать. Учитывая вспыльчивую и в то же время заботливую натуру Магды, ожидать можно было чего угодно. Герберт, казалось, был готов убежать в ту же секунду, но храбро устроил руку на ручке двери. Беззвучно посчитав до десяти, он прикрыл глаза и надавил, делая первый шаг и так и останавливаясь. Проход в помещение был достаточно узким, но это не помешало Альфреду увидеть растерянное лицо Магды через плечо Герберта. Девушка стояла между ящиками с утварью, держа в руках льняное полотенце; ее волосы выглядели чуть более всклокоченными, чем обычно, а в глазах отражалось искреннее изумление вперемешку с непониманием. Альфред осторожно протиснулся поближе к проходу и попытался прочитать выражение лица Герберта. Тот выглядел удивленным тоже, удивленным и виноватым. Шагал стоял в самом дальнем углу кухни и настороженно переводил взгляд с одного лица на другое. Магда сглотнула и стиснула полотенце покрепче. — Наигрался в прятки? — спросила она железным тоном. — Да, — тихо ответил Герберт. — Отлично, — хмыкнула девушка и отошла к дальнему столу, делая вид, что читает старую книгу с рецептами. Повисла напряженная тишина. Все ожидали скорее взрыва, ругани, упреков, но ничто из вышеперечисленного за этим лаконичным «отлично» не последовало. Герберт растерянно оглянулся на Альфреда, посмотрел на Шагала и затем снова на Магду. Она нависла над раскрытой книгой и не обращала внимание ни на кого, вперившись глазами в пожелтевшие страницы. Ее взгляд выражал угрюмое безразличие, но Альфред знал, что за ним кроется куда больше. Присмотревшись, он понял, что девушку слегка потряхивает и что она изо всех сил сжимает руками край стола, чтобы скрыть это. Никто не решался двигаться с места, даже Шагал. Герберт сделал еще один маленький шаг вперед. — Tresor? — позвал он взволнованно. Тишина. — Что? Герберт прикусил губу. — Прости меня, — сказал он. — Я не должен был оставлять вас здесь, но мне… Мне было очень грустно, и я не знал, как с этим справиться, но теперь думаю, что знаю, и поэтому я здесь, и, может… может, ты сможешь приготовить для меня те яблочные пирожные? Пожалуйста? Дрожь в руках Магды усилилась и стала заметной, но она все равно держалась на месте, не отрывая взгляда от книги. В ней шла какая-то невероятная внутренняя борьба, и когда она закончилась, девушка шумно втянула воздух носом и оттолкнулась от стола. — Да конечно, куда я денусь? — всхлипнула она, проносясь через всю кухню и падая в объятия Герберта. Они оба тесно прижались друг к другу и осели на пол. Шагал, довольно ухмыляясь, похлопал Альфреда по плечу и был таков, скрываясь в темноте поворота. Магда бормотала что-то о том, что Герберт не посмеет больше так ее пугать, что она с него глаз не спустит и что задаст трепку Графу, как только он появится, а Герберт все соглашался, гладя девушку по голове. «Беспокойся тут из-за вас, дураков», — пробурчала Магда, отстраняясь. Она всхлипнула снова, протерла глаза, размазывая тушь, моргнула пару раз, убрала волосы за уши и наконец улыбнулась. Герберт кротко улыбнулся в ответ. Альфред вздохнул с облегчением. — А ты! — Магда ткнула в Альфреда пальцем. — Ты мог бы и сказать мне о том, что додумался, где его искать! — Да я как-то… и не думал ни о чем, — признался Альфред, почесывая в затылке. — Я решил проверить сразу, побежал и… вот. На лице Магды снова появилась ее широкая знающая ухмылка, и Герберт даже вскинул бровь ей в тон. Смущенный двумя этими взглядами, Альфред что-то пробормотал и отмахнулся, переходя за стол и устраивая голову на сложенных руках. Магда хихикнула и, ласково потрепав Герберта по щеке, поднялась на ноги, отряхивая юбку. — Ладно, разбойники, садитесь, сейчас я буду месить тесто. Тут она начала болтать без умолку. Пока Магда рассказывала обо всем произошедшем в замке за последние две недели (рассказывать было особо нечего, но она, удивительным образом, умудрилась запомнить все в мельчайших подробностях) и периодически подкалывала Герберта его затворничеством, чтобы разрядить обстановку. Герберт лишь рассеянно улыбался, смотря куда-то в стол, и отвечал немного невпопад, но в остальном все было хорошо. Когда Магда не знала что сказать, она переводила взгляд на Альфреда в поисках помощи, и тот тоже вбрасывал несколько фраз со своего взгляда на произошедшее, и длинное повествование шло дальше. Оно закончилось как раз к тому моменту, когда тесто было готово, и, звонко шлепнув ложкой об стол, Магда с гордостью махнула рукой. — Свободны! — А ты не хочешь с нами? — спросил Альфред. — Я имею в виду, мы ведь совсем не возражаем против твоей компании, верно? — Конечно, вы не возражаете, — фыркнула девушка. — Если бы возражали, я бы вам врезала, чтобы вправить мозги. Просто мне нужно заняться кремом. Поймав глазами взгляд Альфреда, она придала своему лицу многозначительный вид. — А чтобы крем получился лучше, ему нужно быть наедине со мной, — добавила Магда, делая акцент на каждом слове. — Он не потерпит никаких посторонних вибраций. Идите же. — Кажется, я и правда снова здесь, — с ухмылкой заметил Герберт, поднимаясь со стула. — Куда мы? — В би-и-и… давай погуляем? — предложил Альфред, столкнувшись с еще одним испытующим взглядом со стороны Магды. — Например, выйдем в сад, посмотрим на цветы. — Я к вам потом присоединюсь, — пообещала девушка. — Ну, хорошо, — протянул Герберт и с подозрением перевел взгляд с нее на Альфреда. — А вы уже понимаете друг друга без слов, как я погляжу. Есть повод для беспокойства? — Только если боишься, что я начну эксплуатировать красавчика в своих грязных целях, — подмигнула Магда. Они вышли в сад, и Герберт с энтузиазмом принялся исследовать его небольшие просторы, так как доселе мог делать это лишь с высоты своей башни. Деловито прохаживаясь вдоль ровно высаженных кустов и окидывая взглядом отдельные растения, молодой человек рассказывал Альфреду истории появления того или иного цветка в их «скромной обители» и сетовал на то, что некоторые сорта зиму все-таки не пережили. Куколь, который заканчивал обрезку, практически неотступно следовал за ними, с благоговением глядя на хозяина. Обернувшись на горбуна через плечо, Альфред улыбнулся одним уголком рта. Ему вдруг стало интересно, как выглядел он, когда смотрел на Герберта и не следил за собой. Магда нашла их лишь двумя часами позже, когда они, перед этим все же отправившись в библиотеку, сидели в малой гостиной и обсуждали «К теории цвета»*. Не удосужившись даже снять ботинки, девушка плюхнулась на диван и закинула ногу на ногу, руку подкладывая под голову. Она не говорила ничего, но внимательно слушала юношей, и ей, по-видимому, было хорошо и так. Альфред с удивлением обнаружил, что беседа с Гербертом даже после этих двух недель складывалась на удивление легко. Ничего будто и не менялось. Чуть позже их нашел Шагал и тоже сел в круг, перетягивая внимание на себя. Дополняя речь ловкими шутками, он принялся рассказывать о событиях в деревне и о том, как идут дела у Ребекки. Это было скорее интересно Магде, и Альфред понимал, что, в сущности, мужчина для нее и говорит, но ему и самому хотелось узнать, как поживает мадам Шагал теперь, когда два совершенно разных мира для нее находились совсем рядом. Судя по рассказам Шагала, Ребекка привыкла довольно быстро и даже научилась использовать новое положение в своих целях: муж у нее теперь выполнял в два раза больше физической работы. — Деревенским мужикам-то платить надо, — пояснил Шагал и с гордостью добавил: — Хорошо я ее научил! — Вот уж точно, — усмехнулась Магда, подпирая щеку рукой. — Сейчас вот еще пообвыкнется и привлечет к делу нас. Я ей ничего делать не стану: отработала свое. — А что вы сказали ей про Сару? — спросил Альфред вдруг. — Правду? — В каком-то роде, — кивнул Шагал. — Сказал, что наша девочка путешествует. Не хватало еще и ей задаваться вопросом, где наша Сара сейчас и что с ней… Он грустно вздохнул, качая головой. Герберт глянул в сторону Альфреда и, чтобы не заострять на грустной теме внимание, задал еще один вопрос. — Ну, а как… мадам Шагал справляется с нравственной стороной вопроса? Я хочу сказать, мы весьма далеки от святости. Альфред ответил ему благодарным взглядом и улыбнулся. Да, этого ему тоже не хватало. Герберт вел беседы гораздо лучше и умел выкрутиться куда искуснее, чем он сам. Графский сын быстро улыбнулся и вновь посмотрел на Шагала. Тот откашлялся и задумался. — Хм-м-м… не спрашивал, друг мой. С моей точки зрения, неплохо справляется, но я могу у нее спросить. — Спросите, — кивнул Герберт, сцепив руки в замок на коленях. — В конце концов, мне тоже очень интересно. И отцу будет тоже, — добавил он и хмыкнул себе под нос. Магда покинула их снова и вскоре вернулась с большим подносом, на котором красовались маленькие аккуратные пирожные, от которых восхитительно пахло. Шлепнув Шагала по руке и наградив его сердитым взглядом, она опустила поднос на столик и поманила рукой Куколя. Тот пожаловал к ним с чашками и очень красивым чайничком с нарисованными на нем цветами. Это был первый раз на памяти Альфреда, когда они пили чай. Как и ожидалось, пирожные оказались очень вкусными. Магда разложила их по тарелкам и раздала каждому. Герберту она положила одно лишнее, выбирая самые красивые и с наибольшим количеством крема. Чай немного горчил из-за ненадлежащих условий хранения, но Куколь хрипло пообещал купить новый при первой же вылазке в город. Герберт взялся рассказывать о сортах чая, коллекционированием которых увлекался некоторое время назад. Глядя на то, как его изящные руки сжимают чашку с дымящимся напитком, Альфред захотел дотронуться до них и почувствовать, какими они были тогда, когда кожа Герберта еще была теплой. Перед сном Герберт еще раз обнял Магду и поцеловал ее в висок. Все это было настолько обыденно, что тихие всхлипы, возобновившиеся в безопасном пространстве спальни, немного выбили Альфреда из колеи. Герберт покачал головой, когда он присел к нему, обнимая за плечи. — Нет, ничего, я просто… расчувствовался. Случается со мной после таких вот напряженных деньков, — пояснил он. — Я еще некоторое время побуду таким, а затем все снова станет как прежде, обещаю. Альфред кивнул и позволил Герберту вновь поплакаться у себя на плече. В конце концов, ему было все равно, намокнет рубашка или нет. В этот раз Герберт плакал не так горько и по большей части лишь всхлипывал, позволяя Альфреду гладить себя по волосам, так что заснули они вполне мирно. Крепость вновь защитила их ото всего мира. Понемногу жизнь возвращалась в свой привычный ритм. Магда с возвращением Герберта стала чуть менее строга к Шагалу, видимо на радостях, и вскоре количество ее шуточек по отношению к друзьям выросло где-то до привычного. Альфред и Герберт снова проводили друг с другом почти все время с той лишь разницей, что теперь именно Альфред больше проявлял инициативу. Очень скоро Герберт смягчился еще больше и попросил Куколя отнести отцу ароматного хлеба со специями. Магда сразу поняла, что он намерен делать, и на следующую же ночь испекла целый пирог. Отрезав самый большой кусок, она велела Куколю принести его к кабинету вместе с полуночной порцией крови. В ту же ночь Альфред, собравшись на прогулку, зашел в комнату Герберта и застал его примеряющим летящую накидку с капюшоном, украшенную полупрозрачными цветами и бисером. — Ах, я так давно ждал, чтобы снова ее надеть! — поделился с ним графский сын. — Ты же не чувствуешь холода, — заметил Альфред. — Можешь носить ее круглый год. — Но эта ткань считается летней, mon chéri, — с укоризной сказал Герберт. — Нельзя просто взять и надеть ее без всякой причины. — О, да, конечно, — закатил глаза Альфред, и в него полетела подушка. Наконец-то Герберт смог показать Альфреду ту поляну в цвету, и это, к его чести, действительно было потрясающее зрелище. Луг казался усыпанным снегом или даже звездами, которые покрывали его целыми синевато-фиолетовыми в ночном свете сугробами, и юноша невольно вспомнил свой сон о погоне и поцелуе. Он не решался говорить с Гербертом о чувствах, но не потому, что боялся, а потому, что решил дать ему время оправиться, и это было непомерно сложно. Нежная и в то же время чувственная натура Альфреда упрямо требовала от него криков на весь мир, серенад и од, в то время как он старался вести себя как можно менее подозрительно и не трогать Герберта, пока тот приходит в себя. В ночь, когда Герберт проснулся после первого сна без слез и когда Магда нарисовала на пироге грустное лицо с клыками и целиком отослала его Графу, они снова пришли на поле. Альфред, как и было обещано, заплел Герберту косу с цветами, а тот в свою очередь делал для него венок, выбирая самые крупные и свежие цветы. Герберт категорически отказался использовать свою накидку в качестве подстилки, так что они сидели прямо на голой земле, которая пока не успевала прогреться достаточно. — Неправда, — фыркнул графский сын, — я тебе не верю. Ты тихий и кроткий, ты просто не мог быть наказан, mon chéri. Врать нехорошо. — Но я не вру, Герберт! — отозвался Альфред, терпеливо ожидая, пока Герберт проверит длину венка. — Просто тот пес был несчастным и мокрым, и я не мог оставить его на улице, так что привел в приют. Кто-то перепугался, кто-то сразу захотел поиграть, так что в итоге в комнатах царил ужасный беспорядок, а на кухне от одного из шкафов отвалилась дверца, вот за все это меня и наказали. Но пес остался, между прочим. Сторож приютил его у себя. — Так и представляю, как ты прижимаешь к груди это мокрое лохматое чудовище и под ливнем тащишь его к дверям. — Герберт опустил руки и вновь принялся за плетение. — Ты слишком добр ко всем, liebling. Как ты вообще выжил в этом мире? — Я и не выжил, — усмехнулся Альфред. — Лишь физически. Ты продолжаешь быть непомерно добрым. У тебя есть причины злиться на каждого из нас, но ты ни разу даже не упрекнул никого. Ну, меня-то упрекнул, но этим все и закончилось. — У меня нет причин злиться ни на кого, — пожал плечами Альфред. — В смысле, злиться по-настоящему. И я порой очень сержусь, просто про себя. — И ругаешься всякими нехорошими словами? — хихикнул Герберт, взглянув на него. — Да, в такие моменты ты покрываешься красными пятнами. — Герберт, я не могу покрыться красными пятнами. — Не можешь, но выглядишь так, словно покрываешься! И знаешь, я заметил, что ты стал чаще обращаться ко мне по имени. Я в чем-то провинился? Альфред едва заметно дернулся и отвел взгляд в сторону. Он надеялся, что сейчас не выглядел так, будто краснеет. Ответ был прост: ему нравилось произносить это имя, он хотел его произносить, но признаться в этом сейчас… — А твое имя прочит тебе наказание? — вскинул брови юноша. О, ладно, это прозвучало двусмысленно. — Нет, просто papa, — Герберт снова называл отца по-французски, — любит обращаться ко мне по имени, если решает прочесть нравоучение или поделиться какой-то высокой мыслью. «Герберт, посмотри. Что ты видишь?» «Герберт, нет на свете силы страшнее, чем страсть». «Герберт, если носишься по комнате, то носись так, чтобы не упали книги…» — Последнее он тебе говорил, когда тебе было лет пять? Или когда уже перевалило за двести? — с улыбкой прищурился Альфред. — Очень смешно. Итак… Voila! Mais charmant, — довольно улыбнулся Герберт, вновь примеряя венок и быстро скрепляя два его конца. — Держи, mon chéri. Он протянул Альфреду законченное украшение и осторожно положил его к нему на руки, поправляя немного выбившийся из сплетения стеблей цветок. Альфред восхищенно воззрился на венок, не смея пока его надевать. — Он очень красивый, — промолвил он, — спасибо. Они немного посидели в тишине. Герберт деловито поправлял свою косу, а Альфред — венок у себя на голове, то и дело проверяя, не торчат ли его немного отросшие волосы во все стороны. Про себя отметив, что пора бы постричься и стоит попросить о помощи Магду, молодой человек скользнул взглядом по руке Герберта. В его голове всплыла еще одна картинка из детства. — Дай-ка руку, — сказал Альфред, мягко перехватывая запястье Герберта и опуская его ближе к себе. — Пожалуйста. Спасибо. Не дожидаясь никаких расспросов, он огляделся в поисках подходящей травинки. Заприметив особенно длинную, юноша с торжествующим видом сорвал ее и, затянув первый узелок, принялся обматывать вокруг мизинца Герберта. Тот с непониманием во взгляде вскинул бровь. — А это что? — Ну, я подумал, что для завершения растительной темы тебе потребуется травяное колечко, — пожал плечами Альфред. — Девочки из моего дома сирот всегда делали такие мальчикам в знак своего расположения… — О-о-о, — протянул Герберт и тихонько рассмеялся. — Судя по твоим отношениям с девчонками, у тебя таких было немало, юный ловелас. — Вообще-то, ни одного, — пожал плечами Альфред, качая головой. — Даже маленькие девочки влюбляются в шумных сорванцов, которые орут на них и дергают за волосы, так что тихому и кроткому мне ничего не доставалось, пока краснеющие хулиганы ворчали о девчачьей ерунде, позволяя моим приятельницам делать для себя такие вот колечки. Но я особенно и не горевал об этом. — Как это вообще возможно? — фыркнул Герберт. — Ты уже двадцать два года живешь на этом свете, и что, неужели за это время не нашлось ни одного человека, у которого бы были глаза и все прочее? А впрочем, их потеря. Протягивай руку, сейчас ты получишь от меня знак моего расположения. — Почту за честь, — сказал Альфред. Герберт поднял глаза, и их взгляды снова встретились. На лице Альфреда вновь невольно расцвела улыбка, которая тут же нашла отклик на чужом лице. Они смотрели друг на друга долгие несколько секунд, прежде чем одновременно опустить лица и сосредоточиться на своем занятии. Это был пустяковый детский жест, но неожиданно он заставил Альфреда волноваться, как ненормального, пока он наблюдал за тем, как старательно Герберт обматывает его палец травинкой. Они, должно быть, выглядели так нелепо… — Можно мне кое-что у тебя спросить, mon chéri? — как бы невзначай поинтересовался Герберт, уже готовясь завязать последний узелок. Что-то в его тоне заставило волну мурашек пронестись по спине Альфреда. — К-конечно, — ответил он. — Как ты ко мне относишься? Что? Герберт поднял взгляд снова, и по нему можно было понять, что он не шутит и не кокетничает. Его выражение вмиг стало абсолютно серьезным, но в нем не было той твердости, которая могла бы отпугнуть. Альфред замер, пытаясь осознать, что у него только что спросили. Момент, на самом деле, был очень подходящий, но он не ожидал услышать этот вопрос так скоро. Разве для него не нужна была какая-то подготовка, особенный разговор? Ох, Альфред все еще немного продолжал жить по книжкам. — Как отношусь? То есть… — То есть нравлюсь я тебе или нет. Да, в книгах определенно не задавали таких вопросов. Альфред почувствовал, как все пылкие слова, что возникали в его голове каждый раз, когда он уходил в себя, разлетаются в стороны. Герберт смотрел на него все так же серьезно, но с легкой смешинкой во взгляде, словно понимал, что творится у юноши на душе, и умилялся этому. Это был какой-то совершенно новый вид напряжения, давящий на легкие, заставляющий тело дрожать; он овладел Альфредом легко и стремительно, вновь заставляя его теряться и путаться в мыслях. Сглотнув, молодой человек сделал глубокий вдох. Достаточно было просто сказать «да», и все бы было решено, но найти в себе смелость и произнести это вслух… — Я… — Герберт! Альфред! Они оба оглянулись на Магду, приближающуюся к ним со стороны замка, Альфред — с легким испугом, Герберт — с раздражением. Отмахнувшись от его едкого замечания, девушка остановилась перед ними и уперла руки в бока, откидывая прядь волос за плечо. — Простите, что прервала ваш милый вечерок на двоих, — начала Магда, — но поверьте, у меня были на то причины. Куколь сказал, что Граф покинул кабинет, и я сразу решила сообщить это вам. Герберт изменился в лице. С беспокойством и одновременно облегчением в глазах он поднялся и кивнул, отряхивая брюки. С плохо скрытым разочарованием Альфред встал на ноги тоже, одергивая пиджак. Он смотрел себе под ноги. — Идем, — сказал Герберт. Они добрались до замка в считанные минуты, и все это время Герберт с Магдой двигались впереди, в то время как Альфред держался за ними и старался по возможности смотреть исключительно по сторонам. Он все думал о том, как разрешится ситуация с Графом и как они с Гербертом потом вернутся к поднятой теме. Да, в последнее время все действительно к этому шло: они практически ни минуты не расставались, спали вместе, у них за плечами было множество откровенных разговоров и щекотливых моментов, от которых у Альфреда до сих пор были мурашки по коже. Если подумать, то все шло к этому вообще с самого, черт возьми, начала: симпатия Герберта не была секретом ни для кого. Но тогда обстановка была другой, и проблемы были другими, и Альфред был другим, а сейчас все изменилось, и нужно было что-то решать. Конечно, он ни за что бы не ответил отрицательно: это было бы неправдой, и врал Альфред отвратительно. Но как нужно было сформулировать свои мысли так, чтобы Герберт понял, насколько серьезно он к этому относится и насколько сильны его чувства? И как вообще юноша мог заставить себя говорить, когда его губы еще недавно дрожали и немели от волнения? Впрочем, сейчас ему стоило печься немного о другом. — Где он? — тихо спросил Герберт у Куколя, вышедшего им навстречу. — В ойшой остин-н-ной, — ответил тот. — Мы пойдем вместе, — предупредил графский сын. — Не бойтесь, отец не будет злиться. Мне кажется, он даже обрадуется, но будем осторожны. Альфред переглянулся с Магдой, и она взяла его за руку, крепко ее сжимая. Несмотря на то, что кости Альфреда снова затрещали, он был ей благодарен. Поднявшись на второй этаж, компания подошла к дверям гостиной и остановилась перед ними, Герберт впереди всех. Граф сидел в кресле спиной к ним, пламя из камина отбрасывало оранжевые отблески на его кожу, волосы и одежду. Его пальцы крепко вцепились в подлокотники, постукивая по ним и тем самым выдавая его взволнованное состояние. Герберт тут же напрягся, глядя отцу в затылок. Внутри него сейчас, должно быть, бушевали смешанные чувства. Наконец плечи Герберта все же опустились, и он вздохнул, делая шаг в залу. — Papa? — робко позвал Герберт. Граф резко повернулся на своем месте, заставляя Альфреда вздрогнуть от неожиданности, а затем стремительно встал и заключил сына в крепкие объятия. Тот удивленно охнул, но уже вскоре прижался к отцу и спрятал лицо у него на плече, обнимая мужчину в ответ. Граф прерывисто вздохнул и поцеловал Герберта в висок, гладя по голове. — Я опять это сделал, да? — спросил он почти неслышно. — Прости меня. Герберт ничего не ответил и лишь с большим рвением прильнул к отцовской груди. Альфред не мог видеть его лица, но почему-то знал, что сейчас он улыбается. Сам Граф не улыбался, но в его позе чувствовалось такое же облегчение. Та тяжесть, что засела в нем на две недели, теперь оставила его. — Я все обещаю, что это не повторится, и всякий раз нарушаю свое слово, — сказал мужчина, смотря куда-то вниз. — Ты удивительный сын, раз всякий раз меня прощаешь. — Это ерунда, — хихикнул Герберт. — Ты миришься с моими недостатками каждый день. — Нет, не ерунда! — вскинулась Магда. Альфред, который, к своему счастью, успел высвободить руку из ее хватки, покосился на нее и на всякий случай сделал шаг в сторону. Отец и сын удивленно оглянулись на девушку и расцепили объятия. Магда деловым шагом прошествовала в гостиную, остановилась перед Графом и с обвинением ткнула в его грудь пальцем. — Вы, ваше Сиятельство, мужчина великолепный во всех отношениях, но даже вам непозволительно вести себя, как капризная девица. Право на одиночество есть у всех, но вы хотя бы предупреждайте и объясняйте хоть что-то! А то, значит, ушли, закрылись, а нам самим разбираться? А? Не сочтите за грубость, я говорю так только потому, что вы отнюдь не чужой человек, а отнюдь не чужие друг другу люди должны говорить откровенно! Вы нас напугали! Граф уже собирался что-то сказать, но Магда властно вскинула палец вверх, показывая, что не закончила. — О-о-о, и даже не начинайте оправдываться! Знаете, где большинство ваших проблем? В голове! И вы еще продолжаете их себе выдумывать! Все, можете говорить. — Она махнула рукой и встряхнула волосами, видимо для пущей выразительности. И Граф, и Герберт, и Альфред вытаращились на нее, а девушке это было словно бы нипочем. Она даже зарделась от того эффекта, который произвела. В этот момент Альфред твердо решил, что Магда самая невероятная на свете, после его матери, женщина, которую он встречал. — Спасибо, — вдруг мягко сказал ей Граф. — Ты абсолютно права. Магда недоверчиво поглядела на него, вскинув бровь. Цокнув языком, она беззлобно усмехнулась и покачала головой: — Не стоит благодарности. Зачем я здесь, по-вашему? — Чтобы ворчать на то, как неправильно мы все живем, — пошутил Герберт и со смешком увернулся от ее коготков. — Ай-ай-ай, нехорошо! — Смотри мне, — погрозила ему Магда. — Ты не видел, а у Альфреда за такие выкрутасы все руки были расцарапаны. Герберт тут же растерял веселость и нахмурился, оглядываясь на Альфреда. Смекнув, юноша постарался максимально натурально изобразить на лице боязнь и неловкость, прижимая запястья к своему животу. Граф, прищурившись, следил за реакцией сына. Герберт медленно повернулся к Магде, явно собираясь задать ей несколько вопросов, но тут девушка расхохоталась. Вместе с ней прыснули Альфред и, что удивительно, Граф. Впрочем, юноша уже давно успел заметить, что с хозяином замка его связывало немного странное чувство юмора. Герберт возмущенно охнул и гневно нахмурился. —Вы… Вы… Да как вы вообще смеете?! — воскликнул он. — Пользуетесь моим доверием, вы, бесстыдники! — Ой, прекрати! — воскликнула Магда и залилась новым приступом смеха. — А какое лицо, какое лицо! Альфред, отсмеявшись раньше всех, покачал головой и с немного виноватой улыбкой обнял насупившегося Герберта за плечи. Граф, скрыв остатки смеха своей привычной таинственной ухмылкой, положил руку к сыну на плечо. — Полагаю, я задолжал тебе совместно проведенное время, — сказал он. — Если это тебе все еще нужно. Герберт удивленно посмотрел на родителя. Кажется, такое тот предлагал впервые. — Всегда, — тихонько ответил он и повернул голову к Альфреду. — Извини, mon chéri, но нам с papa нужно какое-то время провести вдвоем. Думаю, ты понимаешь, как это важно для меня, и ты, Tresor, тоже. — Конечно, — серьезно кивнула Магда. — Я присматривала за красавчиком все это время, могу присмотреть еще. Мы почитаем книжки с красивыми картинками и поиграем в куколок, да, красавчик? — Да, я как раз собирался переходить к анатомии, — фыркнув, отозвался Альфред и улыбнулся Герберту. — Конечно, я все понимаю… Подумав, он добавил: — А что до того вопроса… мы поговорим об этом позже. Обязательно. Я обещаю. Герберт просиял. — Хорошо, — мурлыкнул он и пальцем провел по подбородку Альфреда, заставляя его приподнять голову и посмотреть себе в глаза. — Я буду считать минуты. — А я секунды, — не отдавая себе отчета выпалил Альфред и сделал шаг по направлению к Магде, которая уже едва ли не руки потирала. — Я… В общем, желаю вам удачи. — Спасибо, mon chéri, — сказал Герберт, провожая их взглядом до двери. — Не теряйте нас, мои дорогие! Альфред и Магда вновь оказались в коридоре одни, но на этот раз той тяжелой тишины уже не было. Стремительно шагая вперед, юноша тревожно косился на свою спутницу, которая явно не собиралась оставлять его в покое просто так. На лице ее так и читалось множество вопросов. — И о чем это вы поговорите позже? — с улыбкой протянула Магда, стоило им зайти за поворот, и обхватила Альфреда за руку. — Так значит, я помешала чему-то важному? Трепетному? А может, страстному? С вами просто не выгадаешь момент, когда можно вмешаться: вы все время занимаетесь чем-то эдаким, негодники. — Ни о чем, — отмахнулся молодой человек. — Пока что это… секрет. — М-м-м, секреты? — хихикнула Магда. — Я люблю секреты, но, так и быть, подожду. Надеюсь, это будет того стоить. — О, думаю, будет, — ответил Альфред.