Everything will be alright

Раньше представления Альфреда о проявлении любви были весьма скромными и простыми, и если в них и закрадывалось что-то странное, то по чистой случайности. Он мог представить себе, как держит кого-то за руку или как прижимает свою любовь к груди, не позволяя ей никуда уйти, мог представить, что кто-то целует его и ласково ерошит его волосы и шепчет что-то очень ласковое. То, что с любовью можно еще и прикладывать кого-то спиной о землю, он и не подозревал. — Может, тебе следовало еще немного потренироваться с papa? — ухмыльнулся Герберт, припадая на одно колено и помогая Альфреду подняться. — Мне больно смотреть на тебя, mon chou, после двадцатого-то раза. Альфред ответил ему сдавленным кряхтением. По ощущениям тренировка тянулась целую вечность. Его рубашка выбилась из-под брюк и разорвалась в двух местах, плечи и затылок недовольно ныли. Если еще недавно юноша думал, что Граф не привык ни с кем церемониться, то теперь он с легкой ностальгией вспоминал эти поистине невероятное терпение, осторожность и обходительность. Крайне непривычно было после пары мягких поцелуев получить такую взбучку от своего же возлюбленного и при этом не удостоиться никаких поблажек. Надо сказать, Альфред был даже немного поражен. Герберт смотрел на него с выражением веселого умиления в глазах. Он-то, конечно, выглядел так, словно только что встал из-за туалетного столика. Ему не нужно было того огромного количества мелких неловких движений, которые требовались Альфреду, он мог расправиться с ним всего одним-двумя и выглядел при этом так грациозно, будто повторял танцевальное па. — Тебе стоит больше смотреть на то, как я двигаюсь, mon chéri, а не только на мои руки, хотя спасибо большое, — кокетливо замурчал Герберт. — Если ты прочувствуешь меня, сможешь определить то, куда я двигаюсь и зачем, полсражения ты уже выиграл. — А когда я выиграю целиком? — поинтересовался Альфред. — Когда достигнешь моего уровня мастерства, — с довольным выражением лица заявил Герберт. Из груди юноши вырвался обреченный стон. — Это будет долго. — Но ведь зато мы вместе, — парировал графский сын, становясь в стойку. — Так, никаких больше разговоров, начнем сначала! Он специально двигался чуть более медленно, чтобы Альфред смог осмыслить его совет и применить его. Так тренируемый и поступил. Юноша быстро окинул Герберта взглядом, особенное внимание обращая на то, как тот шагает, и сам сдвинулся с места. Когда Герберт сделал опор на носок, Альфред стремительно уклонился вбок и, схватив его за запястье, в два счета повалил на землю, придавливая своим весом. — Хорошо, mon chéri! — воскликнул Герберт и довольно улыбнулся, смотря на Альфреда снизу-вверх. — Ты способный ученик. — Спасибо, — отозвался Альфред тихо. — Или, может, ты просто очень хороший учитель. Помедлив пару секунд, они поцеловались, крепко обнимая друг друга. Возможно, это наносило невероятный вред процессу тренировки, но, в конце концов, им самим можно было решить, когда закончить. Альфред думал прикоснуться к губам Герберта быстро, почти мимолетно, но, очевидно, тот не собирался отпускать его так просто. Да никто, впрочем, никуда и не рвался. — Думаю, мы и так хорошо поработали, — шепнул Герберт, проводя рукой по волосам Альфреда. — Давай погуляем, mon chéri? Только сначала нам стоит умыться. — Да, конечно, — отозвался Альфред, улыбаясь. — С удовольствием. Они встали с земли и неспешно пошли ко входу в замок, на ходу сматывая бинты и заталкивая их в карманы брюк. Отряхивая руки от катышков, Альфред плечом толкнул дверь и придержал ее, давая Герберту пройти первым. Тот довольно улыбнулся, оборачиваясь через плечо. — Такой обходительный. А когда я могу ожидать спасения из башни? — Оно было, — тихо рассмеялся Альфред. — И не очень-то давно. Я надеялся быть удостоенным хотя бы платка. — Ах, так значит, ты и правда мой рыцарь! — охнул Герберт и остановился, обвивая шею Альфреда руками. — В таком случае, мне действительно нужно как-то тебя отблагодарить. Может, есть награда серьезнее какого-то платка, какую вы хотели бы получить, сир Альфред? Его хитро прищуренные глаза блеснули озорной искоркой. Альфред слабо улыбнулся и рассеянно потеребил оборки на рубашке Герберта, не прекращая при этом смотреть на него. Ответ напрашивался сам собой. — Разве что поцелуй? — предположил он с напускной неуверенностью. Герберт весело фыркнул. — Это можно, — протянул он. — Ну иди сюда. Герберт потянулся к нему, и Альфред невольно прикрыл глаза, ожидая получить свою награду. Он уже почти почувствовал чужие губы на своих, как голос Магды вернул их обоих с небес на землю. — Фу! — полушутливо скривилась она, выходя из ведущего на кухню коридора. — Какие вы противные! Неужели мне теперь всегда придется повсюду натыкаться на вашу сладкую парочку? — Будто бы мне было приятно даже через две стенки слышать, как в соседнем гробу кто-то занимается абсолютно не теми вещами, — фыркнул Герберт и с готовностью принял девушку в свои объятия, целуя ее в щеку. — Как спалось, Tresor? — Превосходно, спасибо, — улыбнулась Магда и окинула Альфреда испытующим взглядом. — А ты, как я погляжу, уже успел вывалять красавчика в пыли и грязи. Надо пораньше вставать, надо… — И делать что? — нервно хихикнул Альфред. — Если вы собираетесь учить меня вдвоем, я, пожалуй, сразу найду себе надежное пристанище и не выйду оттуда в ближайшие лет сто. Нет, лучше двести. Шутить про ожидающую его вечность до сих пор было непривычно. Часть Альфреда прекрасно все понимала и, более того, смиренно принимала такую участь, другая, та, которую он старательно заталкивал поглубже, грустила и протестовала, а третья все еще удивлялась, недоумевала и все пыталась представить, насколько огромная это величина — вечность. Порой для юноши сие понятие принимало вполне определенную форму, так как перед его глазами постоянно находилось весьма явное воплощение — Граф, но ведь и Граф, по сути, прожил ничтожно мало по сравнению с тем, как далеко уходила история человечества. Наверное, Альфреду стоило с ним об этом побеседовать. — …опять задумался, — хихикнула Магда. Альфред моргнул и вопросительно поглядел на нее. Девушка покачала головой и громко вздохнула, прерывая минутное молчание. — Ну, я пойду. Не для того же тащилась сюда, чтобы поглазеть на ваши приторные нежности. — А куда ты направлялась, если не секрет? — поинтересовался Герберт. — В библиотеку, — отозвалась Магда. — Хочу всласть начитаться стихов и потом, может быть, пойти купаться. — О, звучит просто замечательно! — воодушевленно проворковал Герберт. — Что же, тогда увидимся ближе к утру, Tresor. Я не забыл о своем обещании. — Считаю минуты, мой хороший, — откликнулась девушка и, потрепав Альфреда по волосам, ушла. — О каком обещании идет речь? — поинтересовался Альфред, поднимаясь по ступеням следом за Гербертом. — Сыграть ей на фортепиано, — ответил Герберт и с любопытством посмотрел на своего спутника. — А ты ревнуешь? — К Магде? — вскинул брови Альфред. — И почему ты думаешь, что я ревнивый? — Ну, знаешь, — протянул Герберт, усмехаясь. — Порой у тебя в глазах можно заметить такой… особенный блеск. Уверенный, властный, подкрепленный сильным чувством. Мне даже интересно, куда это может зайти, и я не премину проверить… В этом Альфред не сомневался. Пока они шли до спален, он размышлял о словах Герберта. Конечно, юноша лукавил. Редкий человек может утверждать, что абсолютно не ревнив. Да и вообще, не то чтобы это качество было каким-то особенно ужасным. Разве плохо желать, чтобы кто-то, кто тебе дорог, принадлежал тебе и только тебе? Эгоистично — может быть, но ведь это лишь желание. К Магде Альфред, конечно, не ревновал, потому что было незачем, а вот стал бы он, улыбнись Герберт какому-нибудь загадочному гостю на балу? Альфред почувствовал слабое напряжение где-то внутри и решил, что не будет пока это себе представлять. Герберт, краем глаза наблюдавший за ним все это время, ухмыльнулся себе под нос. Когда они приблизились к дверям, он придержал Альфреда за локоть и заставил его развернуться к себе. — Подожди меня, ладно? Я хочу сам за тобой поухаживать. — Ладно, — ответил Альфред. Они оба все еще пребывали в состоянии легкой эйфории после ночи признания, и потому каждый последующий миг казался им странным и удивительным. Герберт широко улыбнулся, отвел руку и направился к себе, шурша складками на рубашке. Альфред толкнул дверь и вошел в комнату, где на столе уже стоял тазик с водой и лежали полотенце с мылом, приготовленные Куколем. С толикой досады юноша задался вопросом, обнаружит ли он на столике у Герберта такой же набор, или все действительно было настолько предсказуемо. Вздохнув, юноша принялся переодеваться. Сменив брюки, он взял в руки старую рубашку и придирчиво ее оглядел. Дырки были весьма заметны, но не настолько безнадежны, чтобы выбрасывать вещь прочь. Аккуратно сложив одежду на краю кровати, Альфред и сам плюхнулся на мягкую перину, раскидывая руки в стороны. Ноющая боль в теле проходила быстро, но все равно было приятно расслабиться и немного поваляться без дела. Он прикрыл глаза и невольно расплылся в улыбке. Не далее чем вчера они с Гербертом точно так же лежали на прохладном одеяле в окружении ароматических свечей и лениво болтали. Их пальцы были переплетены, и щека Альфреда упиралась Герберту в плечо, пока тот что-то рассказывал. Пожалуй, Альфред никогда еще не чувствовал себя более спокойным и защищенным, и самым прекрасным было то, что это не собиралось прекращаться. — Мечтаешь? — улыбнулся Герберт, склонившись над ним. — Немного, — откликнулся Альфред, приоткрыв один глаз. Герберт хихикнул и отошел к столу, чтобы взять полотенце. Когда он вернулся к кровати, Альфред уже сидел на краю, упираясь ладонями в матрас. Герберт примостился рядом и деловито, но ласково принялся обтирать лицо юноши мокрой шершавой тканью, убирая прочь непослушные завитки волос. Альфред был немало удивлен тому, как нежно Герберту удавалось касаться его даже с заостренными коготками, которые ни разу не поцарапали юношу ненамеренно. Если и было дело, то только когда графский сын находился в особенно шаловливом настроении. Некоторые капли успевали соскользнуть ниже шеи и тонкими струйками стекали дальше. Это ощущение заставило Альфреда немного поежиться, что повлекло за собой заинтересованный взгляд Герберта. Опустив глаза, тот медленно расплылся в легкой ухмылке и остановился. — Встань-ка, mon chéri. Альфред послушно поднялся на ноги и встал напротив Герберта. Тот прикусил губу, окидывая молодого человека взглядом. Альфред невольно вздохнул. Хихикнув на этот неловкий вздох, Герберт подошел ближе и приобнял возлюбленного за талию, удерживая его на месте. Другая его рука неспешно потянулась к плечу, и вскоре мокрое полотенце вновь заскользило по коже Альфреда. Тот перевел взгляд вниз, наблюдая за тем, как капли обволакивают изгибы тела. Герберту это явно было интересно тоже. Он увлеченно водил полотенцем по торсу Альфреда, время от времени задевая кожу пальцами и следя за стекающей к поясу брюк водой. Шершавая ткань приятно щекотала, но теперь Альфред куда большее внимание обращал на совершенно иные вещи. Герберт отложил полотенце в сторону и с игриво-задумчивым видом провел пальцем по влажной коже. — Ты такой красивый, — проворковал он, выводя круги поверх мышц пресса. — Как древнеримская статуя. Как… как Давид у стен Palazzo Vecchio. И вся эта красота моя. Альфред поднял взгляд на Герберта, машинально накрыв руку на талии своей. Герберт сразу же подался вперед и поцеловал его, притягивая ближе. Шелк на коже отозвался приятной нежностью, а пальцы сжались крепче, и вот уже реальность снова стала терять четкие очертания, уступая место блаженному забвению. Руки Альфреда переместились на шею Герберта, и юноша углубил поцелуй. Ему, в принципе, уже было не так важно, пойдут они куда-то или нет. Герберт опять заставил его позабыть обо всем на свете. — Ну хватит, — хихикнул сын Графа, отстраняясь, — пора идти. Если я еще хоть одну секунду посвящу любованию тобой или чему-то подобному, с прогулкой придется основательно подождать. — Так уже посвятил, разве нет? — парировал Альфред, вскидывая бровь. Герберт прищурился, но не злобно, а очень даже наоборот. Ему некоторая дерзость со стороны Альфреда явно приходилась по вкусу. — Осторожно, mon chéri, — мурлыкнул он. — Иногда мне весьма сложно подавлять желание урезонить особенно смелых мальчиков. Альфред с придыханием рассмеялся и сел, надевая на себя свежую рубашку. Легкая дрожь от прикосновений Герберта еще была свежа в его теле, отчего странным казалось больше не чувствовать тонкие пальцы на своей коже. Герберт грациозно вскочил на ноги и изящным жестом снял со спинки стула свой плащ, самостоятельно его закрепляя; Альфред ограничился пиджаком. Вместе они вышли за ворота и потихоньку двинулись в сторону леса. Едва замок был оставлен позади, Герберт накрыл руку Альфреда своей и переплел их пальцы. Несмотря на то что они уже делали так раньше, юноша не смог проигнорировать легкое смущение, шелковой лентой оплетшее его грудь. Почему-то в сравнении с любыми жадными поцелуями, любыми дерзкими прикосновениями этот маленький жест казался ему самым откровенным. Герберт ухмыльнулся себе под нос, подушечкой большого пальца пробежавшись по тыльной стороне ладони Альфреда, и вдруг потянул его направо, в ту часть леса, где они еще никогда не бывали вместе. — Куда мы идем? — удивленно спросил Альфред. — Никуда, — был ответ Герберта. — Мы просто гуляем, mon chéri, я же тебе сказал. Просто приятно иногда сменить маршрут, отдохнуть от знакомых мест, чтобы потом заскучать по ним и вспомнить, как важны они для тебя. — А здесь есть хоть одно незнакомое вам с Графом место? — поинтересовался Альфред, перешагивая через кочку. Графский сын с улыбкой пожал плечами, подбирая подол плаща. — Думаю, есть. Каким бы невероятным долгожителем ты ни был, всегда остается что-то, что тебе непонятно или неизвестно. Меняется природа, облик городов, людей, границы на картах, и все это нужно исследовать и познавать заново, а потом еще и еще. Порой эта обнадеживающая мысль остается единственным, что держит меня в здравом рассудке, — промолвил он. — Но иногда я просто ложусь спать. — Как все эти… с кладбища? — Да, — кивнул Герберт. — Я, правда, сплю не год, а максимум месяц. Не хочу оставлять отца надолго. Делал это раза два или три, когда голову переполняли уж слишком мрачные мысли, а деваться от них было некуда. Однажды мы с отцом заснули оба. Тогда была особенно мерзкая осень: постоянно лил дождь, и все вокруг превратилось в море из грязи… — А как вообще можно заснуть надолго? — спросил Альфред. — Я думал, гости прибывают на ваш Бал издалека, ночуют в гробах и потом выбираются из них, но они действительно остались здесь и просто… не показываются. — Это чем-то напоминает анабиоз, — с удовольствием ответил Герберт, — но у нас не получается войти в подобное состояние естественным путем. На самом деле, даже такой навык нужно наработать. Как известно, в состояние анабиоза живые организмы впадают тогда, когда условия их жизнедеятельности значительно ухудшаются, но вампирам нельзя засыпать под солнцем. Если какое-то время тело еще будет успевать регенерировать, то потом изменения последуют необратимые. Яркий запах чеснока не очень-то способствует скрытности твоего убежища, а обкладывать себя осиной и серебром не осмелится даже самый бесстрашный вампир, потому что это… не очень приятное ощущение. Остается голод. Приходится не один день лежать в своем пристанище, не позволяя себе даже глаза прикрыть и высчитывая подходящий момент. И никто не должен тебя тревожить. — Разве голодание не будет влиять на остальное? — удивился Альфред. — Ты говорил, что в худшем случае можно озвереть. — До этого момента терпеть отнюдь не обязательно, — заверил его Герберт. — Я же сказал, что нужно обладать определенным навыком. Состояние усталости, как ты помнишь, длится весьма долго, и шанс испытать кровавый голод очень мал, но если кому-то не посчастливится тебя спугнуть, его могут и покусать. Как правило, для впадения в состояние долгого сна на месяц требуется ждать дня два, на год — около пяти. — То есть, они все еще бодрствуют после того, как ложатся в свои гробы? — Именно так, mon amour. — Должно быть, это невероятно скучно, — заметил Альфред. — Очень, — признался Герберт. — За такое время успеваешь углубиться на многие века назад и вспомнить, как приятно было в жаркий день пройти через портик, вслушиваясь в шумы своего полиса… Ну, это не мои слова, конечно — я не настолько древний, — но так говорят. А еще ведь нужно потом отойти от сна, и на это уходит еще несколько скучных часов, когда хочешь потянуться и не можешь. Ах, так гадко! Альфред тихо рассмеялся, задумчиво уставившись себе под ноги. Перехватив ладонь Герберта, он обвел драгоценный камень на тяжелом перстне пальцем и вздохнул. Забавная ремарка Герберта о собственном возрасте заставила молодого человека вспомнить еще об одном нюансе, который волновал его уже достаточно долго. — Твой день рождения, — промолвил Альфред и помедлил. — Он через три дня. Я… у меня уже кое-что есть для тебя, но я подумал, не хочется ли тебе чего-то еще, и поэтому хочу спросить, не желаешь ли ты получить от меня что-то конкретное. Понимаю, поздновато, но… Лицо Герберта озарилось новой белозубой улыбкой, и он повел плечами, показательно скосив взгляд в сторону в знак того, что задумался. — Что же, есть кое-что конкретное, чего я от тебя всегда желаю, — прощебетал он, — но нет, у меня нет никаких просьб по поводу подарка. Обожаю сюрпризы. Зря ты сказал мне, что что-то приготовил, mon chéri, я теперь буду сгорать от любопытства. — Полагаю, в этом и состоит прелесть сюрпризов, — с неуверенной ухмылкой отозвался Альфред. — Я очень надеюсь, что тебе понравится. — Мне абсолютно точно понравится, потому что подарок от тебя. А тебе, надеюсь, понравится наряд, который я приготовил! — заметил Герберт. — Papa заказал его по моему личному эскизу еще прошлым летом, но я решил подождать до большого события. Как оказалось, не зря. — Мне тоже понравится, — поспешил сказать Альфред. — Ты здорово одеваешься, и, ну, это же ты. Ты… красивый. Герберт остановился и потянул Альфреда за руку, заставляя его замереть на месте тоже. Альфред оглянулся на своего спутника, чтобы в следующий момент оказаться прижатым к чужой груди. Оставив на его губах быстрый, но чувственный поцелуй, Герберт наклонил голову чуть вбок и улыбнулся. — Спасибо, mon amour, — проворковал он. — Твои слова как музыка для моих ушей. Альфред слегка усмехнулся и, уловив приглашающий жест, поцеловал Герберта в щеку. Тот с радостью подставился под ласковое прикосновение губ. Альфред почувствовал, как раздувается в нем полузабытое чувство вины за покушение на покой двух обитателей замка в склепе. Конечно, потом он узнал, что сон их был все равно нарушен, но это не отменяло того, насколько гнусной оставалась затея ударить исподтишка. Герберт, вероятно, не заметил бы и клинка, направленного на свою грудь, доверься он кому-то, кто был ему небезразличен. Бессознательно погладив спутника по руке, Альфред кивнул в сторону, призывая его идти дальше. Постепенно трава под ногами густела и оплетала щиколотки тонкими, но назойливыми путами. Альфред и Герберт легко шагали сквозь них рука об руку, ничего не говоря и все больше поглядывая по сторонам. Вернее, это Герберт глядел по сторонам, а Альфред то смотрел, то нет, периодически вновь ныряя в водоворот своих мыслей. — Liebling? — Да? — отозвался Альфред, резко поднимая голову и поворачиваясь к Герберту. — Прости, я… я снова отключился? — Нет, нет, почти нет, — ответил тот и немного помолчал. Наконец сын Графа все же нарушил тишину снова. — Я просто надеюсь, что ты не… не обдумываешь, насколько правильным было мне признаваться, — сказал он. — Если все-таки это так, то можно разобраться и решить… — О, нет, нет, — тихо рассмеялся Альфред. — Я не жалею об этом. Нисколько. Просто размышляю о некоторых вещах, которые приходили мне в голову в последнее время. Они не связаны с тобой, честно. — О, а вот это уже обидно, — фыркнул Герберт. — Я вообще-то достоин того, чтобы обо мне думали дни и ночи напролет. — Безусловно, — отозвался Альфред с улыбкой. Он только сейчас обратил внимание на то, какой вид открывался им сбоку. Замок отсюда казался более таинственным и, как ни странно, менее угрожающим. Его шпили и башни терялись в густой листве деревьев, произрастающих на склоне, где юноши решили присесть; камень даже в свете луны был плохо различим под слоем мха. С этой стороны обитель Графа казалась тихой, спящей, покинутой. Она, словно одинокий стражник, несла свой ночной дозор с достоинством, однако отчего-то где-то внутри рождалось чувство искреннего сострадания к такой участи. Альфред вздохнул. Какое-то слишком очеловеченное здание получилось. Вдали раздались первые аккорды какой-то бойкой песни. Герберту понадобилась секунда, чтобы распознать мотив. — В деревне кто-то родился, — сказал он. — Они всегда играют эту песню. На свадьбы вспоминают другие, и на пирушки, и на похороны, но ни разу за эти годы я не услышал новой мелодии. Пока не появились вы с профессором. Знаешь, я ведь был знаком с тобой еще до того, как увидел. — Правда? — удивленно спросил Альфред, посмотрев на него. — Каким же тогда образом? Герберт ухмыльнулся. — Тогда мы с отцом вышли прогуляться вместе, но разделились у деревни. Когда он ушел, я уже хотел углубиться в лес, но тут услышал незнакомый голос. «Странно, — подумалось мне, — я думал, что знаю всех в этом захолустье». Скоро, конечно, стало понятно, что звук донесся со стороны таверны. Этот голос, очевидно, принадлежал молодому юноше откуда-то издалека: говор не деревенский и даже не австрийский, и слог весьма изящный, не резкий. Незнакомец пел песню о любви, и я не услышал ее начала, но она все равно что-то во мне затронула. Так проникновенно мог петь только человек с прекрасной душой и теплым сердцем, и мне так захотелось узнать, кто же это приехал в такую даль, куда он направляется, ради чего. Но голос смолк. Я был так рад, когда услышал его снова… Альфред не смог сдержать улыбки. Ему было лестно, что Герберт подумал о нем так еще до того, как увидел, услышав одну-единственную любовную песенку, над словами которой Альфред даже особо и не работал. Почувствовав нужду ответить на откровенность откровенностью, молодой человек выпалил: — Я… Я не могу сказать, что… Не могу сказать то же самое о тебе, ведь я и правда сначала увидел тебя, а лишь потом услышал, но… Но мне кажется, что для меня такой момент тоже наступил. Когда ты играл мне на скрипке на следующую ночь после первой охоты, помнишь? Тогда я будто вновь узнал тебя, все равно что ты подошел ко мне, протянул руку и сказал: «Привет, я Герберт…» «…совсем скоро я заберу твое сердце», — добавил Альфред про себя. Герберт усмехнулся и гордо тряхнул волосами, склоняя голову набок. — Я был хорош, верно? — проворковал он. — Очень, — честно ответил Альфред. Уголки губ Герберта расползлись шире. Он глубоко вздохнул и положил голову к Альфреду на плечо. — Спасибо, mon chéri. Они еще немного посидели в тишине, облокотившись друг на друга. Приятно было иметь рядом человека, с которым можно просто отдохнуть на мягкой траве и посмотреть на природу. Альфред был рад, что в этом они с Гербертом сходились полностью. Тот обещал ему, что однажды они вместе отправятся в путешествие и повидают такие вещи, про которые не написано еще ни в одной книге, и юноша верил ему, потому что младший фон Кролок, должно быть, знал, что говорил. В своем воображении Альфред рисовал невероятные картины самыми яркими и кричащими красками, которые только мог себе представить, и все равно они не могли передать ему хотя бы толику того, о чем иногда рассказывал Герберт. Он говорил о самых настоящих огромных слонах в цветастых попонах, людях в причудливой одежде и благовониях, запах которых не получится передать даже с помощью самых тонких ароматов, известных в Европе; он говорил о туманном Лондоне, о его угрюмых улочках и возвращающихся из театра чинных леди, беспокойно выглядывающих из окон кэбов; он с нежностью вспоминал любимый Париж, который, увы, мучили революции. «Я думаю, что порой люди обязаны сражаться за свои убеждения, — говорил он, заламывая руки, — но mon Paris… О, ему так идет спокойствие и вечерняя сонливость, которая обволакивает стройный стан Нотр-Дама! Так жаль, так жаль…» — А здорово было бы прямо сейчас прыгнуть и улететь, да? — подал голос Герберт, не поднимая головы с плеча Альфреда. Тот с удивлением вскинул брови. — Улететь? — Ну да, — откликнулся младший фон Кролок, — улететь. Куда хотим, а может, куда не хотим, а может, просто… просто улететь. Ввысь. Далеко-далеко к звездам. Я бы хотел узнать, каково там, наверху. Так жаль, что эта часть историй о вампирах неправдива. Альфред коротко кивнул, и вдруг им самим овладело то же желание. Должно быть, это настроение было заразительно. Вот бы кто-то действительно придумал что-нибудь. Внезапно его осенило, и он широко улыбнулся. — Но мы ведь можем полететь, — сказал Альфред. Герберт поднял голову с его плеча. — И как же ты предлагаешь нам это сделать? — спросил он. — Изобретешь что-нибудь? — Нет, — покачал головой Альфред. — Зачем такие трудности, есть ковер-самолет? Герберт смотрел на него с пару секунд, а затем мягко рассмеялся, качая головой. — Какой же ты глупый, — заявил он. — Даром что забавный… — А что, разве это плохая идея? — воскликнул Альфред, поднимаясь и хватая Герберта за руки. — Мы просто разбежимся, взмоем в небо, и он нас подхватит! Ты мне веришь? Они бросились в неизвестном им обоим направлении, то оказываясь под кронами деревьев, то выныривая под ласковый взгляд звездного неба, и ветер обволакивал их тела, то маня в сторону, то подгоняя. Герберт все пытался спросить, что нашло на Альфреда, но тот не мог дать ему ответа, потому что не знал сам. Попытки расспросов были быстро оставлены. Рассмеявшись снова, Герберт нырнул в древесную галерею, облитую лунным светом, и Альфреду не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним. Таким ли неопределенным было их направление? Спустя несколько секунд Альфред оказался прямо посреди бесконечного моря горных трав, которое тотчас же позвало его вперед, в неизведанную даль, волшебную и таинственную. Предложение было заманчивым, однако одному идти не хотелось. Он оглянулся в поисках Герберта, но тот словно сквозь землю провалился, хотя, кажется, они бежали вровень. Кто-то хлопнул Альфреда за плечо, и он обернулся, чтобы в следующий момент Герберт наградил его тычком под бок спереди. Тихо ойкнув, юноша повернулся обратно. — Нечестно! — смеясь, воскликнул Альфред. — Ты живешь среди вампиров, mon chéri, тут сплошь и рядом сплошная несправедливость, — нарочито сочувственным тоном протянул Герберт и в следующее мгновение кокетливо улыбнулся, откидывая волосы назад. — Так ты идешь или остаешься стоять тут? Альфред в деланном удивлении вскинул брови и громко фыркнул, чтобы его спутник осознал всю абсурдность такого выбора. — Ты меня не знаешь. — В самом деле? Обменявшись дерзкими взглядами, они вновь ринулись вперед, все норовя столкнуть или сбить противника с пути, но, конечно, не преуспевая. Увернувшись от плеча перерезавшего ему дорогу Герберта, Альфред в прыжке оттолкнулся от близлежащей каменной глыбы и приземлился в аккурат перед графским сыном. Не будь ему так весело, он куда больше внимания обращал бы на места, через которые они проносились. Эта местность была ему незнакома, и он искренне не понимал, почему они раньше сюда не ходили. Даже увлеченный шутливым состязанием, Альфред не смог не отметить красоту смешения внушительных каменных громад и сочной живой растительности, которая оплетала все острые углы, превращая каждое природное несовершенство в произведение искусства. Волшебный мир, Чудес немало встретишь ты. Тут мы с тобой летим Куда хотим, И это наше право… Альфред не помнил, как остановился, но вскоре он обнаружил себя кружащимся в объятиях Герберта и смеющимся непонятно над чем. Столкнувшись лбами, они прижались друг к другу и заулыбались пуще прежнего. Герберт щелкнул Альфреда по носу и нахально усмехнулся. Альфред подумал, что просто обязан сделать его праздник незабываемым.