Everything will be alright

— Этот фасон устарел уже лет сто назад, я тому свидетель, — фыркнул Герберт, взглядом уткнувшись в толстый модный журнал. — Не представляю, какая уважающая себя леди наденет такое в свет. — Вот уж точно, — со всей серьезностью отозвался Альфред и толкнул снова. Буквально на следующую ночь после дня рождения Герберта Куколь установил в саду качели на легких потершихся от времени цепях, и графский сын почти перестал проводить время где-либо еще. Конечно, это было преувеличением, но качаться он действительно любил, а уж теперь, когда у него появился тот, кто готов был раскачивать, особенно. Это превратилось в своеобразный вечерний ритуал: Герберт брал книжку или журнал, садился на качели, Альфред становился сбоку и начинал их толкать, а его спутник развлекал юношу разговорами или вслух читал ему стихи. Иногда Герберт пел. Он знал песни более чем на двадцати языках и охотно исполнял их перед Альфредом, благосклонно принимая слова восторга и восхищения. Он научил Альфреда немного говорить по-неаполитански и помог ему улучшить французский, а еще они вместе принялись за чтение «Дон Жуана» в оригинале. Чтением и раскачиванием их времяпрепровождение не заканчивалось. Они могли сходить искупаться, или побродить по окрестностям, или помузицировать, или поиграть во что-нибудь с Магдой, или просто посидеть у камина в тишине, наслаждаясь обществом друг друга. Несмотря на то что молодые люди сошлись совсем недавно, Альфред не мог сосчитать, сколько раз они уединялись в одной из комнат или в сени розовых кустов и самозабвенно целовались, крепко обнимаясь. Никто еще не окружал юношу такой заботой и любовью, и порой он даже ловил себя на мысли о том, что беззастенчиво это принимает и дает слишком мало взамен. Но Герберт, кажется, был иного мнения: едва его взгляд падал на Альфреда, глаза графского сына загорались такой искренней радостью, будто он только что достал звезду с неба. Альфред звал это сказкой наяву. Магда звала это крайней степенью сумасшествия и шутливо кривилась. Жизнь (а это была именно она) была хороша. — Знаешь, что я думаю? — спросил Герберт, закрывая журнал. — Что? — поинтересовался Альфред. Графский сын прямо на лету соскочил с качелей и грациозно приземлился, откидывая волосы за плечи. — Нам нужно устроить пикник. Тебе, мне, papa и Магде. Куколь бы отдохнул хоть одну ночь, а мы могли бы выбраться на какую-нибудь симпатичную лужайку, — улыбнулся он Альфреду. — Как бы мне ни нравилось все время проводить только с тобой, mon chéri, я боюсь, что все остальные чувствуют себя покинутыми, а я не люблю бывать в этом виноватым, ты знаешь. Papa еще и заработался. Он издалека руководит доставкой груза из Англии, а это дело нервное. Я люблю корабли, но они такие ненадежные… — Я никогда не плавал на корабле, — выдохнул Альфред, во все глаза смотря на Герберта. — Должно быть, это здорово. — Как, никогда? — удивился Герберт. — Это так печально, mon chou! Ветер в волосах, свежий морской запах, рев волн, сражающихся с берегом — что может быть лучше для беспокойной горячей души? Когда-нибудь мы с тобой обязательно куда-нибудь поплывем! — Да… заманчиво… — вздохнул Альфред. — Я всегда мечтал попасть в Ирландию. Мой отец родом оттуда. — Из Ирландии? — оживился графский сын. — Тогда неудивительно, что ты такой симпатичный. Я встречал ирландцев, они очень интересные люди. Жаль, очень жаль, что англичане ни во что их не ставят. Люди из высшего света в Англии, конечно, необычайно хорошо воспитаны и начитанны, но так кичатся своими корнями, что я бы не отдал за разговор с ними и половины крейцера. Они поразительно скучны, когда начинают говорить о своих родах и их возвышении над всеми прочими, mon amour, ты бы знал. Но не позволяй годам вражды раз и навсегда отвратить тебя от англичан, и среди них есть милейшие персоны! — Я и… не думал, — отозвался юноша с легкой улыбкой. — Конечно, нет, — ласково улыбнулся Герберт и ласково потеребил его за щеку. — Ты слишком чистое и невинное создание для того, чтобы кого-то ненавидеть. Хотя… я бы не назвал тебя «чистым и невинным созданием» минувшим днем, — ухмыльнулся он и, легонько щелкнув Альфреда по носу, проскользнул мимо него. — Идем, mon chéri, Магда ждет нас в библиотеке! Стараясь не отходить друг от друга слишком далеко, они покинули сад и поднялись на второй этаж. Окна в библиотеке, как и повсюду в замке, были распахнуты настежь и впускали сладкие цветочные запахи, принесенные отовсюду ласковыми теплыми ветрами. Магда лежала на кушетке и читала, подперев щеку рукой. Ее легкие темно-синие одежды то и дело колыхались от порывов летнего ветерка, и она раздраженно фыркала, одергивая широкие рукава, заслонявшие ей обзор. Подняв глаза на вошедших юношей, девушка довольно заулыбалась и села, расправляя юбку платья. — Ну что, что мы читаем сегодня? — спросила она. — Красавчик еще не созрел для взрослых книжек? — Пока нет, — хихикнул Герберт и, пробежавшись пальцами по корешкам, выудил с полки красивую книгу в плотном темно-красном переплете. — Думаю, было бы неплохо познакомить вас с легендами моей любимой Франции. Мне кажется, вы получите от их прочтения такое же удовольствие, какое в свое время испытал я. Раскрыв книгу примерно на середине, графский сын опустился в кресло и, удостоверившись, что Альфред удобно разместился на ковре перед ними, начал читать вслух. Это тоже успело стать своеобразной традицией: молодые люди приходили в библиотеку, устраивались рядышком и по очереди читали разные стихи и рассказы, когда просто так, а когда и разыгрывая целые сценки. Особенно хорошо это получалось, как ни странно, у Альфреда; во время его импровизированных выступлений Герберт и Магда хохотали до упаду. Сегодня, правда, молодой человек больше делал пометки в своем ежедневнике, чем читал: услышав слово «легенды», он обычно весь обращался в слух и внимание. Магде понравились сказания о Звере из Жеводана и о тайнах острова Лох, а Герберт с удовольствием прочитал легенду о подводном городе. Едва закончив читать, он с восторгом принялся рассказывать о Бретани и о ее чудесных маленьких поселениях, позволив Альфреду забрать книгу у себя из рук. Юноша задумчиво провел рукой по побледневшей от времени иллюстрации, на которой Мальзевильский волк яростно бросался на гнусного Армана де Дьелуара. Волков во французских легендах было на удивление много: тот же Зверь оказался огромным лохматым волком, чья пасть отчего-то напоминала кабанью. Волки выступали как плохими, так и хорошими персонажами и непременно появлялись из чащи в самый неожиданный момент. Невольно вспомнив единственного волка, которого ему довелось повидать вживую и вблизи, Альфред не смог сдержать печального вздоха. Эта грустная и никому не нужная смерть все еще заставляла его небьющееся сердце ныть. Он мог лишь надеяться на то, что успел чему-то научиться и в таких обстоятельствах смог бы обуздать ту темную могучую силу, что овладела им в ночь первой охоты. Едва заметно покачав головой, юноша закрыл книгу и снова открыл ее на произвольной странице. — «Барон-оборотень»? — оживленно спросил Герберт, склонившись над Альфредом. — Мне нравится эта история. Почитай ее нам, mon chéri. Слабо улыбнувшись, Альфред прочистил горло. Легенда рассказывала о рыцаре-оборотне, чья жена обрекла его на вечное пребывание в волчьем обличье, выкрав одежду несчастного. Волк долго бродил по лесу, пока однажды все не решилось довольно простым образом. Кроткий и спокойный зверь так полюбился королю, выехавшему на охоту, что тот решил оставить его у себя и с тех пор держал животное во дворце. Всегда мирный, волк как-то раз укусил одного из вельмож, а вскоре и вовсе оставил некую даму без носа, после чего появились некоторые подозрения. Когда пострадавшая женщина призналась в своем злодеянии, зверю быстро принесли одежду, а через некоторое время он вновь стал собой. «Так и было сделано. Когда чуть позже король открыл дверь, он увидел своего рыцаря… спящего в королевской кровати! — прочитал Альфред. — Что касается коварной супруги, она была изгнана из страны, и все ее дочери рождались безносыми». — Неплохо! — хохотнула Магда. — Начал волком, а закончил «в королевской кровати». — Ах ты испорченная негодница! — погрозил ей пальцем Герберт. — Кто бы занялся твоим воспитанием… — Премного благодарю, я уже умею различать все ножи и вилки, а еще знаю, как и в каком месте какое животное кусать, — фыркнула девушка, пальцами ероша свои и без того распушенные волосы. — Что дальше? На балу, когда приведут человека, перед укусом ему нужно сказать «простите, любезный господин»? — До нас и очередь-то не всегда доходит, — отозвался Герберт. — Гости так голодны, что едва ли оставляют в бедняжке хоть каплю крови. А в этом году они будут еще голоднее, ведь в прошлый раз «добыча» оказалась больно прыткой… Его ладонь опустилась на макушку Альфреда очень мягко, но того все равно прошибла мелкая дрожь. Привалившись спиной к креслу, юноша запрокинул голову. — Человеческая жертва обязательна, да? — Боюсь, что так, мой дорогой, — вздохнул графский сын. — За пару ночей до бала papa отправится на поиски, нельзя же постоянно заманивать людей из ближайшей деревни. Ах, мне больно думать о том, как нелегко тебе придется в первый раз. Но с годами становится чуть… проще. Нам необязательно участвовать на первых порах. Мы можем прийти лишь к танцам. — Спасибо, — тихо проговорил Альфред и в знак благодарности прислонился к его колену. — Излишне говорить, что я приглашаю тебя всю ночь танцевать только со мной, — продолжал Герберт. — Хотя нет, нам обязательно нужно хотя бы по одному разу пригласить нашу драгоценную tresor. — А я буду танцевать? — высоким от удивления голосом спросила Магда и тут стушевалась: — Да я же это… не умею. Таким танцам меня не учили. — Это совершенно не проблема, — отмахнулся младший фон Кролок. — Учить тебя — удовольствие. Начнем, пожалуй, с осени. И вообще, с тобой все будет легко, а вот нам с mon chéri нужно будет разделить партии. Альфред с недоумением нахмурился. — Разделить? — Ну конечно, — кивнул Герберт. — А ты думал, я отдам тебе все мужские? Мой властный chéri. А знаешь, я мог бы, попроси ты меня должным образом. Тон Герберта не оставлял сомнений в том, что он имел в виду, и он плотоядно усмехнулся, проводя пальцем по щеке Альфреда. Острый ноготок слегка оцарапал его губу. Магда гнусаво рассмеялась и отправилась за новой книжкой, оставляя смущенного юношу наедине с его любовником. Воспользовавшись моментом, Герберт наклонился и накрыл губы Альфреда требовательным поцелуем. Ни боязнь скорого возвращения Магды, ни некоторое стеснение, стоит заметить, не помешали Альфреду на него ответить. К тому времени, когда Магда, шелестя страницами небольшого синего томика стихов, вновь показалась из-за стеллажей, они еле успели пригладить свои волосы. Герберт с довольным видом прикусил губу, выставляя заостренные клычки напоказ, и одернул рубашку. Девушка окинула обоих совершенно не впечатленным взглядом и вздохнула. — У тебя помада, — сказала она Альфреду. — Здесь, здесь и здесь. Это оплот знаний и наук, постыдились бы. — Ой, — невинно отозвался Герберт. — Я такой неаккуратный, простите. Mon chéri, иди сюда, я уберу. — Нет, спасибо, я сам, — решительно выдохнул Альфред и встал. — Мне нужно найти книгу по истории, которую порекомендовал Граф, я сейчас вернусь. — Я с тобой! — быстро заявил Герберт и поднялся следом. На шутливый укоризненный взгляд Магды он лишь мило улыбнулся: — Я же лучше всех тут ориентируюсь. Идем, mon chou. Вытирая с губ следы помады, Альфред невольно улыбнулся. Конечно. Они зашли в нужную секцию, и Герберт с выжидательным видом посмотрел на него. — Ну? — спросил он. — Как называется книга? — Вот эта, — отозвался Альфред, доставая небольшую бумажку, исписанную аккуратным почерком Графа. — Я пока при всем желании не смогу прочитать это название правильно. — Да уж… — протянул Герберт. — Да, я, кажется, знаю, где она. С этими словами он аккуратно оперся рукой на плечо Альфреда, привстал на носочки, перегнулся через него и потянулся к верхней полке. Альфред неловко приобнял его за талию. — О, нет, ну надо же! — разочарованно воскликнул младший фон Кролок. — Переставили! Он игриво подмигнул Альфреду и отошел, теперь уже наклоняясь к предпоследнему ряду. — И тут тоже нет, — заметил Герберт и снова подошел к своему возлюбленному. Зажав его между собой и стеллажом, сын Графа протянул руку чуть правее и достал нужную книгу. — Voilà, — сказал он. — Пожалуйста. — О, — выдал Альфред. — Merci, vicomte. Может, поможешь мне еще и пособие по экономике найти? Герберт просиял. — Хоть весь список литературы от papa! — Поищите в спальнях, кажется, я видела там горы всяких учебников! — саркастично воскликнула Магда. — Голубки, ваше щебетание мне только в радость, но я тут читаю! — Прости! — искренне попросил Альфред. — Мы постараемся больше так не делать. — Постараемся, — подтвердил Герберт и, улучшив момент, легонько прикусил ухо юноши, — но я ничего не обещаю! — А еще ты так чудесно звучишь, когда говоришь по-французски, mon chéri, — мечтательно протянул он, вздыхая. — Вот было бы замечательно, прочитай ты мне хоть несколько строчек из «Песни о Роланде» в оригинале. Жаль только, что у нас ее тут нет. Я читал это произведение лишь раз, но какое же оно чудесное! Перевод требует большого таланта, конечно же, однако с ним теряется существенная часть смысла, ведь тонкие струны мыслей, переплетенные автором в одно полотно, так нежны, так хрупки… Вздохнув, он отмахнулся от какой-то особенно назойливой мысли, вернулся в их уютный уголок и расслабился в своем кресле, пальцами ласково перебирая волосы Альфреда. Альфред и сам разомлел, прикрыв глаза и приласкавшись к мягкой ладони. Магда с интересом уткнулась в книгу, и в библиотеке воцарилась тишина. Тишиной это, правда, назвать было сложно, ведь снаружи скоро начал накрапывать дождик. Окно было приоткрыто, и Альфред очень хорошо слышал, как по камням и листьям стучит вода. Он медленно втянул влажный запах носом и лбом прислонился к колену Герберта, замирая вновь. — Ну вот, — вздохнула Магда, — теперь будет лить еще несколько часов. Ох уж этот горный климат! А Куколь как раз должен из города вернуться. Не случилось бы чего. — Не беспокойся, — ответил ей Герберт. — Он не пропадет. Ему и не такие бури переживать приходилось. Думаю, к концу ночи он уже придет. Вот бы мне написал кто-то из моих знакомых, чтобы я мог ответить. Знаете, я обожаю писать письма. Сидеть над листом и чернильницей, думать, как лучше изложить ту или иную мысль, перебирать в голове новости и события, которыми хочется поделиться… Я бы с удовольствием писал письма тебе, mon chéri! — улыбнулся он и тут же надул губы. — Но это будет означать, что мы будем далеко друг от друга, а такого положения дел мне совсем не хочется. Альфред тихо хмыкнул и поднял голову, чтобы посмотреть на нарочито печальное лицо Герберта. Убедившись, что Магда упорно не смотрит в их сторону, он осторожно накрыл своей ладонью ладонь графского сына, слегка сжал ее и тут же убрал руку. — Мы можем обмениваться записками, — предложил юноша. — Для этого необязательны большие расстояния. Например, ты будешь в музыкальной комнате и захочешь, чтобы я пришел. Куколь навестит тебя с бокалом крови, а ты передашь ему послание, которое он затем принесет мне. И наоборот. Герберт заливисто рассмеялся. — Ты такой выдумщик, mamour, и все ради меня! Нам так повезло тебя знать. Ну скажи же, tresor, как бы мы вообще были без Альфреда? — Не представляю, — протянула Магда. — Но на одного стеснительного, причем очень полезного в хозяйстве красавчика точно стало бы меньше. Впрочем, он ведь здесь. — И то правда, — вздохнул фон Кролок. — Лишь это успокаивает мое бедное ненужное сердце. «Почему же ненужное? — подумал Альфред, ложась на ковер полностью и закрывая глаза. — Мне оно очень даже нужно». Он закинул руки за голову и полностью сосредоточил свой слух на разыгравшейся снаружи непогоде. Порой за природными шумами ему хотелось расслышать что-то еще: может, тихое бормотание жителей деревни перед сном и вечернюю молитву, а может, знакомый лишь им гимн темноты и ночи. Одно лишь воспоминание о его звуках погружало юношу в его первые впечатления от таинственного темного мира, в который он попал, вот только теперь, когда пелена страха была снята, все произошедшее стало казаться скорее захватывающей сказкой. Ради тьмы, некоторые вещи Альфред и вовсе не мог припомнить без смеха. — Что? — заинтересованно спросил Герберт, когда молодой вампир тихо усмехнулся. — О чем ты думаешь? — О том, как мы с профессором усердно старались спуститься в склеп, — ответил тот. — Должно быть, надо обладать небывалой выдержкой, чтобы не рассмеяться, слушая нас. А еще я вспомнил, как мы только входили в замок и я… — И ты бегал от меня по всему двору, — фыркнул Герберт. — А я даже ничего не делал, только чуть-чуть красовался. — Я был напуган, и я пришел туда вызволить чистую невинную девушку, — мягко улыбнулся Альфред. — Откуда же мне было знать, что ей все вполне нравится, а передо мной стоит тот, кого я впоследствии буду считать прекраснейшим из прекрасных? — Подлец, — довольно цокнул языком Герберт. — Выкрутился. А я вот с самого начала знал, что мы должны быть вместе. Иначе и случиться не могло. Во-первых, передо мной невозможно устоять, а во-вторых, я увидел взгляд. — Какой взгляд? — нахмурился Альфред, чуть приподняв голову. Герберт шаловливо хихикнул, прикрыв рот кулаком. — Взгляд того, кому нужен друг, конечно. Очень хороший, обходительный, милый и нежный друг, который избавил бы этого несчастного красавца от всех печалей. И кому же стать таким другом, как не мне? — И ты… понял, что сможешь стать таким… другом именно для меня? — промолвил Альфред, садясь по-турецки. Улыбка Герберта смягчилась, и он кокетливо отвел взгляд. — Это пришло не сразу, но скоро у меня не осталось сомнений, — кивнул он и заулыбался пуще прежнего. — Вот как, — выдохнул Альфред. Магда умиленно поджала губы и, покачав головой, перелистнула страницу. Герберт стащил со столика оставленный им накануне журнал и раскрыл его на середине. Альфреду же уже не сиделось. Встав, он сообщил, что идет рассматривать карты и, подставив щеку для поцелуя, вышел вон. После нескольких месяцев замок уже даже не казался Альфреду таким большим, хотя наверняка оставались там еще неизведанные уголки, о некоторых из которых он мог даже и не подозревать. Юноша уверенно преодолевал коридор за коридором, рассматривая уже знакомые картины, и наконец оказался в небольшом помещении, где в больших шкафах с прозрачными дверцами хранились документы. Здесь были не только деловые бумаги, но и походные журналы и даже дневники: фон Кролоки много путешествовали по свету. Альфред успел прочитать подробное описание пребывания в Индии авторства то ли прадеда Герберта, то ли далекого дядюшки самого Графа, записки о поездке по России, посмотреть зарисовки, сделанные еще каким-то фон Кролоком в какой-то жаркой стране, название которой, к сожалению, невозможно было прочитать: бумага была протерта, и карандашные линии оказались едва различимы. Интерес для юноши представляли не только впечатления путешественников, но и многочисленные карты, составленные или исправленные ими. Особенно его привлекли тщательно выписанные маршруты, пересекающие бумагу тонкими пунктирными линиями. Рядом с некоторыми точками приводилась разного рода информация: «лучше пересесть на…», «удобнее поехать через…», «чудесная гостиница…». Водя по направлениям пальцами, Альфред снова представлял себя в дороге, только на этот раз он был куда уверенней и опытней. Он мог бы путешествовать верхом (на самом деле молодой человек взбирался на лошадь лишь пару раз в жизни), отдыхать неподалеку от дороги, надвинув на глаза шляпу, задерживаться в городах, чтобы купить что-нибудь диковинное и восполнить запасы. Однажды, возможно, ему и впрямь хватило бы смелости взойти на корабль и долгое время провести в море. От этой мысли у Альфреда и вовсе захватывало дух. То, что люди, сев на причудливую посудину, покидали твердую землю и сходили на нее где-то еще, в незнакомых краях, казалось дикостью, но дикостью очень и очень заманчивой. Оторвавшись от своих глупых мечтаний, Альфред бережно сложил вытащенные им карты и вместо них достал две толстых книжки в черном и синем переплете. На поверку это оказались дорожные дневники Графа и Герберта, к которым он присматривался давно, но которые желал оставить напоследок. Конечно, Герберт писал очень много, иногда отвлекаясь или рисуя какие-то завитушки на свободных местах; записи Графа тоже были довольно подробными, а рисунки — большими и четкими. В основном старший фон Кролок рисовал пейзажи или элементы архитектуры красивыми ровными линиями, расположенными на четко выверенном расстоянии друг от друга. Если сын видел что-то стоящее его внимания и стремился сразу набросать это (что получалось у него просто невероятно), то отец, казалось, сначала долго наблюдал за этим чем-то и лишь потом неспешно садился за бумагу и карандаш или перо. — Я почти забыл, что все это здесь, — сказал Граф за его спиной. Альфред вздрогнул от неожиданности и повернулся к мужчине, стоящему на пороге. Граф подошел к столу и оперся на него, пролистав несколько страниц. — Эти записи относятся ко времени, когда я еще не был вампиром, — сказал он. — А вот эти сделаны уже после моего обращения. А когда… оказался обращен и Герберт, не было больше смысла вести оседлую жизнь во Франции. К этому периоду относятся все дневники вон на той полке. Мы достаточно долго путешествовали перед тем, как обосноваться здесь. Были Неаполитанское, Сицилийское королевства, Испания, Речь Посполитая… Я ездил в Америку и лицезрел начало Войны за независимость. Англия прекрасна. Возможно, однажды мы даже туда переберемся. — Из-за туманов? — мягко улыбнулся Альфред. Граф согласно хмыкнул и кивнул, продолжая перебирать бумаги. — Придают таинственности, согласись. Но не только из-за этого, — проговорил он, пробежавшись глазами по строчкам. — Европа погрязла в революциях, и кто знает, сколько еще их будет, а в Англии переворот уже совершился. Думаю, в сельской местности найдутся какие-нибудь заброшенные поместья, которым мы сможем подарить дурную славу. К тому же Герберту очень нравится «Гордость и предубеждение». — А этот замок? — спросил Альфред. — И спящие? Граф тяжело вздохнул и, не поднимая взгляда, изрек: — Конечно, тебе сложно представить это, все же ты с нами совсем недавно. Это тяжело, друг мой, порой непомерно. Сотню лет оставаться на одном месте. Никакого движения. Развития. Редкие вылазки за пределы этой милой деревеньки, чьи жители так сильно нас боятся, что даже сердятся на тех, кто страха не испытывает. Да и я скучаю по путешествиям. Я хочу снова выйти в море. В этом часть бремени бессмертия. Совершенно не понимаешь, куда себя деть, это, право, даже смешно. А спящие… что же, может, кто-то даже отправится следом, кто-то найдет себе новое пристанище, кто-то будет странствовать. Мы все вольны делать что хотим… Но не волнуйся, если тебе полюбились эти места, — усмехнулся мужчина. — Такие серьезные решения принимаются годами. Возможно, пройдет еще пятьдесят лет, прежде чем я на это решусь. — Много, — тихонько протянул Альфред. — Оглядываясь назад, я бы не сказал, — заметил Граф. — Мы с Гербертом уже семь раз преодолевали эту цифру. Тебе впервые исполнится пятьдесят лет, и ты удивишься, как быстро все прошло. — Мне все еще сложно это представить, — признался Альфред. — Но я очень надеюсь, что к тому моменту стану хоть немного мудрее. — Станешь, конечно, — ответил старший фон Кролок. — Не могу обещать, что мудрость придет к тебе при благоприятных обстоятельствах и постепенно, таких счастливчиков мало. Но я уверен, что ты усвоишь урок и пустишь его себе на пользу со всем в любом случае. — Благодарю, ваше Сиятельство, — почтительно промолвил юноша, слегка наклонив голову. — Я постараюсь не разочаровать. Они постояли в тишине еще немного, в одинаковой позе склонившись над рукописями. В таком положении их и застал Куколь, давший о себе знать топотом и громким хриплым дыханием. Горбун выглядел еще более растрепанным и грязным, чем обычно, и, стоит отметить, он впервые позволил себе появиться перед хозяином в таком виде. С него ручьями стекала вода, в патлах застряли комья грязи, штанина порвалась и отчасти волочилась за ним по полу. Промычав что-то невразумительное (торопился), Куколь прошлепал к Графу прямо по ковру, оставляя на нем темные пятна, и быстро вручил ему стопку слегка влажных, но в целом вполне хорошо сохранившихся писем. — Мой милый Куколь, я не настолько рьяно жаждал проверить почту, — с легкой улыбкой сказал Граф, — ты мог не торопиться и переждать где-нибудь. Горбун усиленно помотал головой и жестами попросил, чтобы тот перебрал письма. Так Граф и поступил. Неожиданно его лицо приняло выражение вежливого удивления. — Fraterno Cypressina? — спросил он скорее сам себя. — Чем обязан? — Братство кипариса? — с недоумением уточнил Альфред. — Вампирский союз в Неаполе, — отозвался Граф. — Нейтральный, но строгий. Они правят городом — по крайней мере, его неживой частью — и окрестностями. Попроситься туда может каждый, но члены братства весьма недоверчивы, так что оно немногочисленное… Граф взял со стола нож для бумаги, вскрыл конверт и извлек оттуда листок, предоставляя Альфреду возможность получше рассмотреть печать. Она была очень красивой: изящная кипарисовая ветвь в окружении узоров и четыре слова: «De die in diem» — «изо дня в день». От бумаги исходил легкий дорогой аромат. Интересно, что же это было такое? Вряд ли Альфреду доводилось слышать нечто подобное. Отложив конверт, молодой человек посмотрел на Графа. Граф явно был озабочен отнюдь не запахом конверта. Когда он дочитал письмо, написанное аккуратным твердым почерком, его губы плотно сжались, а сам хозяин замка заметно помрачнел. — Идем, — промолвил он. — Будет лучше, если я скажу вам всем сразу. Куколь, будь добр, позови с кухни Шагала. Я знаю, он сегодня никуда не пошел. Тут Альфред насторожился еще больше. Каким же важным должно было быть дело, чтобы обязательно созывать их всех? Но Граф не спешил с объяснением и лишь спросил, знает ли он, где сейчас Герберт и Магда. Получив утвердительный ответ, он кивнул, призывая юношу следовать за собой, чему тот, конечно, сразу повиновался. Что это могло быть? Сорвалась крупная сделка? Им объявляли войну? (Но кто вообще захочет воевать с таким, как Граф?) А может… «Это новости про Сару? — ошеломленно подумал юноша. — Тогда неудивительно, что Граф хотел бы, чтобы ее отец все знал. Но почему неаполитанское братство пишет об этом? Случилось что-то ужасное?» Связав в сознании худшие истории о вампирах и неопытность и беззащитность Сары и профессора (подумать только, профессор же все еще мог быть с ней!), Альфред решил не строить догадки раньше времени. Он послушно проследовал за Графом в библиотеку и под слегка удивленными взглядами Магды и Герберта встал за спинкой кресла последнего, безотрывно глядя на старшего фон Кролока. — Что стряслось? — поинтересовалась Магда, снова откладывая книгу. — Почему у вас такие странные лица? Ее вопрос остался без ответа. Герберт нахмурился и послал вопросительный взгляд Альфреду. Альфред тихонько пожал плечами. Через некоторое время явились Куколь и Шагал. — Доброй ночи, ваше Сиятельство! — поздоровался бывший владелец трактира. — А меня вот к вам велели… Сказали, срочно! Чем могу? — Боюсь, не могу пожелать вам того же, любезный, но я рад вас видеть, — ответил ему Граф. — У меня новости по поводу вашей дочери. — Сары? — ахнул Шагал. Итак, предположение Альфреда подтвердилось. Он не мог не воспрянуть духом при мысли о том, что его учитель и Сара нашлись, но слишком уж Граф выглядел озабоченным полученными известиями, чтобы все было просто хорошо. Герберт нервно поерзал на своем месте и кинул на него осторожный взгляд. Альфред решил успокоить его позже. — Что с ней? Как она? — взволнованно спросил Шагал, заламывая руки. — Где она? — Она цела и здорова, но на этом хорошие новости, боюсь, заканчиваются. — сказал Граф. — Сара и профессор Абронзиус добрались до Неаполя, и все бы было благополучно, не поохоться они в неправильном месте. Дело в том, что рядом с городами и в плотно заселенных местах охотничьи угодья четко разделены, причем вне зависимости от того, потребляют ли их хозяева кровь животных или нет. Охотиться на чужих участках запрещено. Наши друзья стали жертвами чистого незнания, однако Братство кипариса (Герберт тихо ойкнул), на чьих территориях им и не повезло оказаться, весьма непреклонно в подобных вопросах. Из-за волнений все сложнее искать пропитание, они просто не могут позволить себе делиться. Сейчас Сара и профессор находятся у них. Я могу пообещать, что их жизни в теперешнем искаженном понимании вне опасности, насчет остального же быть уверенным не могу. Братству несвойственны проявления излишней агрессии, но некоторые его члены находят некоторое увеселение в оказании психологического давления… Нужно ехать туда. Попытка договориться по переписке была бы проявлением крайнего неуважения. — В плену! — вскричал Шагал. — Дуреха! Не хватило ей, что ли, ума остаться здесь? Куда она пошла? Куда с ней поплелся этот старый безумец? Я тотчас же отправляюсь за ней!.. — Нет, — спокойно, но твердо промолвил Граф. Шагал посмотрел на него, как на умалишенного. — Нет? — растерянно спросил он. — Нет, — терпеливо повторил хозяин замка. — Вам нужно остаться здесь и присмотреть за мадам Ребеккой. Говорить ей или нет — оставляю на ваше усмотрение. Сказав это, он замолчал, обдумывая что-то еще. Наконец придя к какому-то решению, Граф вздохнул и вновь поднял глаза на присутствующих. — Что касается самой поездки, отправлюсь я один. Со мной поедет лишь Альфред.