Oh, simple thing, where have you gone? I’m getting old, and I need something to rely on So tell me when you’re gonna let me in I’m getting tired, and I need somewhere to begin And if you have a minute, why don’t we go Talk about it somewhere only we know? This could be the end of everything So why don’t we go Somewhere only we know?
— Я надеюсь, весь вчерашний день ты готовился к игре, Тайлер? — спрашивает отец, оставляя пакеты с подарками от бабушки на полу. После того, как они с Джошем старательно проветрили дом, убрали следы своих посиделок, сходили в Taco Bell, Тайлеру-таки пришлось остаться одному. Он сидел, пытаясь разобраться с синтезатором дальше. На второй день создалась иллюзия, словно он уже познакомился с этим инструментом, словно клавиши дали наконец разрешение нажать их, как следует. Тайлера ужасно раздражало то, что синтезатор может проиграть всех композиторов сам, что ему предлагается только слушать. Он не знал нот, но он собирался воссоздать это. Он собирался тыкать по каждой ноте по сто раз в попытке сделать звучание хоть немного похожим. Это не злило его. Это полностью свернуло понятия времени. Тай забыл про игру, про психолога, про разочарование отца, про себя и своё тело. Он выкинул его за дверь комнаты. Так он чувствовал. — Что-то вроде того, — отвечает Джозеф маме, когда та переспрашивает вопрос отца. В моральном плане он готов свернуть горы, закинуть пару трёхочковых, вернуться к психологу, рассказать ей, что он чувствует себя хорошо, и продолжать подбирать на слух, отвлекаясь лишь на то, чтобы писать Джошу дурацкие мысли. Так он планировал. Утро началось с пробежки, с Зака, который намекал каждой своей фразой, что в комнате пахнет «ладаном» настоящих парней из Огайо. Тайлер упорно делал вид, что не понимает о чём речь, переводя разговор в другое русло. На игре собирается много народу. Сестра, родители, многие ребята с потока искусства. Джоша Тайлер, конечно, не находит, да и не планировал. Кому вообще интересно смотреть баскетбол, кроме тех, кто любит баскетбол? Команда настроена на победу, ведь это первая игра сезона. Тайлер прокручивает в голове последовательность нот, которые он подобрал этой ночью. Вообще-то, Джош и правда ничего не понимает в баскетболе и не особо им увлекается. Но посмотреть на Тайлера очень уж хочется. И даже не смотря на то, что Дан торопится как может, профессор по истории решает задержать его, чтобы поговорить на счёт предстоящего экзамена и того, как много времени Джош проводит на отработках, фактически не занимаясь уроками. Мол, не допустимо — как он собирается вообще дальше учиться, когда он «витает в облаках»? А Джош и сам не знает. Желания разговаривать с профессором и кидаться ехидными комментариями, как он это делает обычно, нет, потому что игра уже как пятнадцать минут началась, а до поля ещё нужно добраться. Но… он правда приходит. Парень не поднимается на трибуны, а стоит внизу них, рядом с полем, прислонившись боком к холодной бетонной стене и положив руки на ограду. Отсюда ему видно даже гораздо интереснее, чем было бы с трибун.First Aid Kit — When I Grow Up
Джош хочет, чтобы Тайлер заметил его. Он хочет, чтобы тот знал, что даже не смотря на то, что он ничего в этом не смыслит, Тай ему не безразличен. Джош улыбается, стоит ему завидеть друга, который выглядит более чем великолепно в своей естесственности. Тому есть веская причина — Тайлер всегда выкладывается на сто процентов во всех играх, в которых участвует. Он любит выдумывать какие-то многоходовки, разыгрывать ромбы, квадраты, треугольники. Он знает много схем. Как-то раз мама сказала ему, что пока он не тренируется, кто-то другой это делает, и придёт время, когда этот другой уничтожит Тайлера. Тайлер запомнил этот пример. Он часто практиковался. Пока не начал писать корявые стихи на полу в своей комнате. Это всё немного изменило. Пока не встретил Джоша. Это всё немного изменило. Из-за этого отец и волнуется. Тайлеру почти предложили спортивную стипендию и место в шестом дивизионе чемпионата. Джозефу осталось чуть-чуть до стабильного будущего нормального человека. Тайлер играет каждый раз, как последний. Он толкается, злится, когда делает что-то не так. Сегодня он играет очень хорошо. За ним есть парочку принесённых очков команде. Отец кажется довольным. Мама тоже. А потом Тай видит Джоша, на пару секунд зависает прямо на поле, за что получает от тренера громкое «Джозеф, чайку не налить?». Тайлер смущённо улыбается. Он начинает стараться ещё лучше. Они выигрывают. А Джош откровенно и искренне восхищается Тайлером. То, как он передвигается по полю, то, как ловко обходит он соперников и делает приёмы, о которых Дан не знает ничего, на деле, — это поистине прекрасно. И, конечно, как он смущённо улыбается, заметив друга — Джош думает, что эта улыбка могла бы убить его. Она определённо красиво и искусно задушила бы его, застряв где-то в глотке, не в силах раствориться. Дан поверить не может, что улыбка такое вообще делать может. Оказывается да,. и правда может. И всё идёт так, как идёт. Как должно быть. Как должно было. Последнее, что Тайлер помнит с этой игры, это то, как он бежит с мячом, обводя уже третьего человека, а потом. Резкая холодная боль в ключице и солнечном сплетении. В ноге. В ноге адски стреляет. Чёрт. Наблюдая за чрезмерно насыщенной игрой, Джош упуская тот момент, когда соперники начинают напористо наступать на Джозефа. Дан не знает, что это, но понимает, что такое явно запрещено. Коробка? Коробка — это когда два здоровых защитника сталкивают тебя с двух сторон, заведомо зная, что это фол. Чёртова коробка. Тайлер падает, последние силы отдавая на то, чтобы ударить кулаком о землю. Он не может подняться. Он не знает, что дальше. Тренер подбегает, парни из команды рядом, крики взорвавшихся возмущением и шоком трибун о жёстком фоле. Так… больно. Правда, больно. Дышать сдавленными лёгкими почти нереально. Джош перепрыгивает трибуну и, наплевав на всё, мчится к нему через всё поле. Друг уже потерял сознание. Тренер команды даёт лишь на секунду прикоснуться к Таю, прежде чем его оттаскивают в сторону, чтобы врачи могли взять его на носилки. Народ негодует. Джош злится. Он наблюдает за тем, как уносят его друга, а затем отчаянно высматривает тех баскетболистов, что провернули такой плохой, запрещённый приём. Дан думает, что раскрошил бы их черепа на раз два — в своей ярости и обиде за друга, за его несыгранную игру, он может и правда сделать что угодно. Но это потом. Джош собирается ехать в больницу — нужно лишь забежать домой и вывезти из гаража его тачку. Через полчаса он будет уже там. Его, вообще-то, не могут впустить в палату, поэтому остаётся ждать только в приёмной, но Джош готов сидеть там сколько угодно, пока ему бы не разрешили навестить друга, даже если для этого придётся быть здесь ночь, а то и две. Джош встречается с мамой Тайлера, и это происходит очень неловко, оттого что Дан даже ничего не говорит, лишь удивлённо смотрит на вышедшую из палаты женщину. Похоже, она всё снисходительно понимает по взгляду. Хорошо это или плохо? Парень не знает. Он надеется, что Тайлер простит его за бешеное волнение и нежелание ждать.***
*** Тайлер опомнится только тогда, когда яркий свет фонарика ударит ему буквально на физическом уровне прямо в глаза. — Наконец-то Вы пришли в себя, — мужчина похож на Дамблдора. Тайлер уверен, что похож. — Не повезло вам, Джозеф. Серьёзная трещина в большеберцовой кости. Тайлер прикрывает глаза. Блять. Вошедшая в палату через время мама только добавляет не нужной сейчас головной боли. — Дорогой, это так ужасно. Врач сказал, ты не сможешь играть два месяца, а потом восстановление… это так ужасно, родной, — мама драматизирует. Она играет на трёх басовых, изредка перебирая специально пониженные минорные. Она была тем самым игроком на поле, который не видел, что произошло, но искусал все ногти. Она была его мамой. Той самой, что волнуется просто потому, что по-другому никак. Отец остался досматривать игру. Проходит много часов, прежде чем Джоша наконец-то впускают внутрь, и он не может сдержать облегченного вздоха, потому что он и правда дико волновался всё это время, ведь не знал, что Тайлер себе повредил. Конечно, выказывать волнение он не очень хочет, стесняясь своих бурных чувств, даже с учётом того, что он примчался сюда первым же делом, и что это всё смехотворно выдавало. Но даже это он попытается скрыть за улыбкой и небрежной шуткой: — Ну слава Богу, а то я уже стал подыскивать ритуальные агентства, — Джош засовывает руки в карманы своей толстовки, на которой написано «Your party sucks». Парень очень хочет спать. Он бы уснул прямо здесь, если бы ему было можно, но ведь он не зря ждал всё это время, что теперь, сдаваться? Сонные глаза всё выдают — так безобразно и бесстыдно. Интересно, Тайлер бы трогал его кудрявые волосы, если бы он уснул прямо тут, положив голову на край койки? Пушистые пряди похожи на ватные облака. Тайлер чрезмерно бледен, и Дан видит это ещё с порога. Баскетболисту-неудачнику и вправду кажется, что всю энергию из него выкачал шприц, вошедший в ногу час назад. Взамен на обезболивающее. Хотелось Ред Булла, тако и провалиться сквозь пол. Интересно, миссис Грин в курсе, что он не придёт к ней по уважительной причине? Интересно, отец волнуется? Интересно, ему ведь это так неинтересно? Но всё отходит на второй план, когда Джош появляется в палате. Всё становится лучше, когда он видит небесно-голубое светило, гравитацией мыслей притянутое в это ужасное место, пропахшее спиртом и слезами. — Хэй, Джиш, — Тайлер слабо улыбнулся, бросая почти пустой взгляд на гипс на ноге. Джош осторожно присаживается на край кровати. — Я облажался. — Виноваты только те мудаки, — с лёгкой озлобленностью отвечает Дан, скрипя зубами. Скрывать свою агрессию ещё сложнее. Джош ужасно волнуется. — Не бери в голову. Ты был прекрасен в любом случае, — не смотря на тщетные попытки контролирования своей ярости, удивительным делом на губы ложится тёплая улыбка, и это становится дополнительным солнцем к небесной голове Джоша. Тайлер улыбается, наблюдая за ним. Джош — красивый. Его глаза — живые. И он здесь. Он наконец-то чувствует, что он тоже живой. Эта магия работает, когда инопланетянин рядом. — У меня трещина. Всё нормально, — Тайлер думает только о том, что эти два месяца он будет сидеть и писать стихи. Будет учиться играть на пианино. Вдруг Вселенная содействует ему? Вдруг, это дружеский жест Отца, к которому Тай поёт, шепчет, кричит? Может быть. А может, он просто лузер. — Зато теперь подкачаю руки, пользуясь костылями, — Джозеф щурится, заглядывая в глаза Дана. Дурацкий прибор рядом с кроватью издаёт неприятные звуки. А ещё у Тайлера огромный круглый синяк прямо на солнечном сплетении. Он похож на космос, на цветок и на отметку лузера. Определённо. — Смотри, — он поднимает футболку и показывает его Джошу. — Как символично, — выдыхает Джош и улыбается. Он хочет прикоснуться к этому синяку, потому что он выглядит очень притягательно, трогательно, но это, наверное, больно. Поэтому он просто смотрит на друга, чуть улыбаясь, не в силах сдвинуться с места. — Мы абсолютно идеальны, Джош, — Тайлер смеётся. — Нет, это ты — абсолютно идеален. Инопланетянин смущается. Впервые за долгое время так глупо и наивно. Идеален? Почему он-то идеален? У Дана есть абсолютные основания для того, чтобы так говорить о Тайлере: тот так прекрасно играл сегодня до последнего и так смело ведёт себя после. Тайлер определённо идеален. Во всех своих неидеальностях. Джошуа преодолевает лёгкую озадаченность, которую Джозеф вручил ему в руки без вопросов, что теперь заставляла его чувствовать себя смущённо, но затем одёргивает себя, возвращается на землю и чуть подскакивает, кажется, что-то вспоминая. Джозеф опускает футболку, немного морщась. — Точно, я же тебе кое-что принёс, — Дан роется у себя в рюкзаке и вытаскивает из него баночку Ред Булла, ставя её на тумбу рядом с койкой. Брови парня зазывающе поднимаются. — Пока ты лежишь тут фасолинкой, я буду приносить себе его и ещё что-нибудь, если пожелаешь. Фасолинка, — Джош смеётся, снимая с себя кепку, которая разворашивает его волосы, и откладывает её в сторону. — Фасолинка? Мне нравится. Это похоже на… меня, — Тайлер опять улыбается. С Джошем так часто и так просто смеяться. — У тебя есть девушка? — случаются же иногда вещи, когда ты выпаливаешь что-то, сам не осознавая, что именно ты хочешь или не хочешь говорить. Просто говоришь и всё. И приходится учтиво добавлять: — Ну, я слишком мало знаю о своём друге. Тайлер чувствует себя немного идиотом. Или много. Ред Булл, принесенный Джошем, поразительно холодный. Или Таю просто жарко. — Девушка? — почему-то неловко переспрашивает Джош, не сразу понимая сути вопроса, даже не смотря на то, что он очевиден. Это простой вопрос, и его часто задают друг другу друзья, но почему-то это стремительно застопорило Дана, заставляя его быть тормозящим придурком в глазах Тайлера. Он качает головой. — Нет, нет девушки, — парень опускает взгляд куда-то к своим рукам, на которых ещё не зажили ранки, а затем, чтобы сбавить странное молчание после, решает всё же спросить в ответ: — А у тебя? — Эм… нет, я… у меня никого нет, — Тайлер начинает бродить взглядом по замысловатому и действительно интересному окну рамы, по скучнейшим занавескам, по чему угодно, лишь бы не смотреть Джошу в глаза. От чего-то немного неловко спрашивать об этом, говорить об этом. Тайлер, рвущийся с мячом к кольцу, и Тайлер, спрашивающий друга об отношениях — это два разных человека, очевидно. — Я начал учиться играть на синтезаторе, — Тайлер решает перевести тему, пока всё вокруг не стало слишком жарким. Потому что внутри — горячо. Ещё эти его чёртовы глаза. — И у меня так ужасно получается, что я не могу оторваться. Джош не специально пялится на Тайлера — он просто не может оторвать взгляд. Наверное, это смущает. Дану пора избавляться от этой привычки. — Я уже хочу послушать, — выдыхает Джош. На его губах блестит воодушевление. Он давно мечтал о том, чтобы Тайлер наконец-то начал делать музыку, потому что с тем талантом, коим он обладал, это был действительно верный выбор. И да, Джош мог судить по одному стиху — вот так он был в нём уверен. — Я бы с удовольствием помог тебе. Или подыграл. Я постараюсь в ближайшее время… — он мнётся несколько секунд, прежде чем продолжить, а затем мечет быстрый взгляд в окно — напряжение. — Постараюсь в ближайшее время купить новую барабанную установку. Правда мама ещё не знает, что я… сделал со старой, — Дан тихо и виновато смеётся, качая головой.***
Первые два дня с трещиной в ноге проходят неплохо. Тайлер пытается написать что-то, всё выбрасывает. Ноты получается учить плохо, он сидит с ними до трёх часов ночи, пока не начинает болеть голова. Джошу не пишет. Он не хочет расстраивать Дана своей выжатолимонностью. — Тайлер, ты начал учиться играть на синтезаторе? — миссис Грин приходит к нему домой. Новая прическа, новые духи. Ему некомфортно, он попросит её посидеть с ним на кухне, чтобы она не заходила в его комнату. Она всё поняла. К счастью. — Да. — Отец знает? — Да. — Вы говорили об этом? — Нет. — А Джош знает? — миссис Грин охотится за отведённым взглядом Тайлера. — Да. — Вы говорили об этом? — Немного. Он сказал, что подыграет мне на барабанах, когда найдет новые. — Он играет на барабанах? Что со старыми? — Мы можем поговорить о моих чувствах после травмы. — Ах, да, что с ними? — Мне совершенно всё равно, — Тайлер пожимает плечами. — Ты не хочешь показать мне свои стихи? — Те, что я написал, я выкинул. — Почему? Тайлер пожимает плечами.***
Неделя медленно плавится на руках Тайлера, обжигая его. Всё, что он делал всё это время — это писал стихи, а когда слова начинали душить его, рыбы стремились съедать, песок поглощал его настолько, что он не мог вдохнуть, он садился за синтезатор и пытался повторять мелодии композиторов, записанных на нём. Тайлер чувствовал себя ужасно. Он не мог сшить, слепить, сохранить и соединить слова так, чтобы это было чем-то честным, его, тайлеровским. Отец, мама, братья и сестра уходили, а Тайлер оставался и пытался сделать что-то. Но борьба с собственными словами проходила не в его пользу. Он знал, что надо позвонить Джошу. Он не хотел расстраивать Джоша своим состоянием. Он никого не хотел расстраивать. Больше состояния Джоша расстраивало именно это. Ведь Тайлер ему вообще не писал и не звонил. И он не знал почему, он мог лишь тешить себя пустыми догадками. По хорошему счёту, он бы не расстроился и не разочаровался, узнав, как другу плохо и что с ним происходит, когда он снова пытается писать. Он бы помог. Он бы попытался помочь, в первую очередь. Похоже, Тайлеру нужно рассказать, для чего действительно нужны друзья. Это ведь не стыдно — просить быть рядом. Тем более другу. Дан не настойчив. Он позволил Тайлеру молчать, мысленно убеждая себя в том, что тот занят или отдыхает, ведь там травма, всё-таки. Но под конец недели это стало почти невыносимо — Джошу его не хватало. Не хватало Тайлера. Так сильно, что становилось жутко. Под конец недели им обоим было несносно терпеть происходящее. Тайлер впервые отменил встречу с миссис Грин, ссылаясь на то, что у него ужасно болит голова. Он наврал. А потом она действительно начала болеть. Ночью этого же дня Тайлер пытался сжать себе виски подушками с двух сторон так, чтобы раздавить свою голову. Она болела. Она трещала. Она взрывалась. Эта боль убивала его. Он стал писать об этом. И страшные, ядовитые слова идеально выходили из-под его руки. Тайлеру было страшно. Он хотел позвонить Джошу. Он боялся сказать Джошу, что с ним происходит что-то странное. Тайлер всё больше и больше терял себя в стихотворениях, всё больше и больше безвозвратно утопал в них. Ещё чуть-чуть, и он будет готов признать, что уже не сможет жить без этого. И никому ничего не говорит, будучи уверенным, что так и надо. Что никому до этого нет дела. Тайлер впервые в жизни остаётся наедине с собой настолько долго, что все внутренние демоны врываются в его комнату, выдавливают стёкла его комнаты, покрывают всё вокруг изрезанным льдом, его глаза становятся темнее, демоны просачиваются в его пальцы. Он не может отложить ручку. Страшнее всего, что после того, как он отшвыривал ее в агонии, то боялся взять её снова. На часах 1:03. Джош решает не брать свою машину, потому что она непременно наделала бы шума, поэтому взяв с собой лишь телефон, чтобы не заблудиться, он двигается на юг. На часах 1:37. Темнота вокруг сдавливает со всех сторон и напрягает, но редкие фонари, на которые отчаянно летят мотыльки, разбиваясь, привлекают к себе внимание и отвлекают Джоша от мыслей о темноте, которая норовит его поглотить. Забор Тайлера отнюдь не высокий. По трубе, карнизу и соседней крыше над крыльцом можно легко забраться, даже ничего не поцарапав и не порвав. Дан никогда не был настойчивым, но по Тайлеру он слишком скучает. В окне горит маленький свет, и через минуту парень снисходительно убеждается, что Джозеф не спит. Он легонько стучит в окно и улыбается своему другу так широко, что, наверное, лунный свет на секунду уступает место глазам и улыбке Джоша светить. Тайлер не верит тому, что видит, когда понимает, что Джош пришёл к нему в час ночи. Он пару раз дёргает головой, чтобы не дать дурным мыслям вытечь из его глаз. Он улыбается и открывает окно, впуская в душную комнату резко-холодный ночной апрельский ветер. Он думает о том, что Дан победил бы Луну на конкурсе красоты. — Джош, — он улыбается первый раз за последние три дня. — Джошуа Дан, ты пришёл. Мне чувствуется, как будто мне подарили долгожданный велосипед. Или как будто я высунул ногу из-под одеяла прохладным летом. Или как б… Джош знает, что Тайлер хочет описать. Он счастлив, что друг пришёл. — Джош, Джош, Джош, — всё повторяет Тайлер, пытаясь собрать скомканные и выкинутые на пол листки. Их так много, что он суетится, хватает их, а они выпадают из рук. Ему хочется успокоиться, но он не может. Тайлер сжимает листки в руках, а потом выбрасывает их все разом, так, что они снова падают на пол. Он смотрит на пол. Господи, он обещал себе не делать этого. Он ведь всё спланировал. Джош с небольшим смятением наблюдает за Тайлером, потому что он сам неимоверно счастлив видеть его. Тот выглядит растерянным, взъерошенным, счастливым и несчастным одновременно. Радостным? Сомнительно. Так красиво и грустно. И всё же есть что-то отчаянное в его радости, что Дан может прекрасно видеть, но не знать, как реагировать. Надо помочь ему… надо помочь. Но очень сильно хочется обнять. — Я рад видеть тебя, — признаётся голубоволосый. В темноте его волосы похожи на дым, который часто сочится сквозь его губы, когда они вдвоём на крышах наблюдают за догорающими тлеющими закатами. — Я соскучился, — продолжает он, улыбнувшись, а затем присаживается на пол, чтобы начать собирать листы. Он делает это бережно, уважая труд Тайлера, и расправляет каждый смятый листок, складывая их друг на друга, пока ловко не собирает все-все-все. Получается неплохая стопка. Джош удивлён. — В чём дело, Тай? — спрашивает он. — Все хорошо, — Тайлер знает, что, наверное, это плохо. Плохо быть закрытым. Но он не может по-другому. Он не может открыться, он так не уверен в том, что он с собой делает. Вдруг это всё так плохо? Вдруг это всё так ужасно? — Все нормально, Джош, правда, не смотри так, — Тайлер не знает, куда деть свой взгляд. Он хочет, чтобы Дан не тревожился. Он так хочет, чтобы его Джиш был спокоен. Листы, собранные ими вместе, Тайлер неряшливо бросает на стол. В комнате темно. Луна сиреневым всплеском отражается в глазах Джоша. Джозефу хочется прикоснуться к Джошу. Это немного пугает. Он хотел бы. Да. Нет. Чёрт, нет, конечно. Бред. Тяжелый вздох неровно срывается с губ. Кровать чуть скрипит под весом Джоша, и тот слегка взволнованно запускает пальцы в свои волосы, ещё больше растрёпывая их. — Хэй, иди сюда, — Дан ещё раз мягко улыбается ему, надеясь на доверие, и кладёт ладонь рядом с собой. Ему тоже хочется коснуться Тайлера — протянуть руку, скользнуть большим пальцем по щеке, по губам и виску, чтобы поймать эту мысль, что ускользает от Тая, и удержать её в своих ладонях, как самую буйную дикую рыбу. Джозеф виснет в воздухе, словно перевешиваясь вниз через большой и страшный мост, и Дану нужно его ловить, чтобы тот не упал. Вопрос в другом — позволил ли бы Тай себя поймать и… захотел ли? — Послушай, — начинает он вкрадчиво и мягко. — Я чувствую, что ты боишься доверять мне, хотя ты рад проводить со мной время. Я… понимаю это. Я могу лишь представлять, что творится в твоей голове. Но… подумай, — Джош чуть наклоняется вперёд, чтобы обратить внимание глаз друга на себя — тот постоянно их отводит. — У нас с тобой… одно Орео. Наше личное. Никто не думает так, как ты. Никто не думает так, как я. Но наши мысли… сходятся здесь, — он кладёт ладонь на грудь Тайлера и задерживает дыхание, словно боясь спугнуть его. — Ты можешь мне доверять. Я не буду настаивать, если ты решишь продолжать молчать, но ты должен помнить, что я… очень хочу помочь. Я не сделаю тебе больно, Тай. Я хочу, чтобы ты верил Мне, — интонации инопланетного мальчика чрезмерно искренние. — Давай послушаем новый диск, который я купил в музыкальном магазине? Да, я из древнего мира, где покупают диски, — Тайлер не отвечает не потому, что он не хочет. Просто в глазах у него стоят слезы. И Джош, может быть, их даже видит. Не хотелось бы, чтобы он их видел. Тайлер не должен плакать. Плачут только девчонки и слабаки. И парни, когда их никто-никто не видит. При выключенном свете. С дурацкими стихами в обнимку. Как девчонка, ей-богу. Тайлер отворачивается, ищет диски дольше, чем надо. Всё нормально, пока Джош рядом. Джош не хотел бы видеть слёзы Тайлера. Он хотел бы услышать ответ с его стороны, но в ответ услышал предложение послушать музыку. Они слушают музыку, пялясь то на друг друга, то в окно, то в тёмный потолок. Тайлер чувствует себя куда лучше, когда Джош рядом. Его гипсовая нога кажется забавной. Джош настукивает по твердому белому покрывалу для костей — драматичный, драматичный Тайлер — ровно тот ритм, который играет. Тай улыбается, ждёт, пока Дан ошибётся хотя бы в одном ударе, но он все делает чётко. Это забавно. Джош не хотел бы видеть слёзы Тайлера. Он хотел бы обнять его, но вместо этого он продолжает настойчиво выстукивать ритм песни в своём отточенном ритме. Джош не хотел бы видеть слёзы Тайлера. Но он… он просто… — Мне нравится, — говорит он о музыке. Теперь он боится ещё раз встречаться взглядом с другом, потому что если заметит его слёзы ещё раз, то наверняка сорвётся. И непонятно, плохо это или хорошо — куда его занесёт теперь. Куда? Джош откидывается назад на кровать и прикрывает глаза. В горле стоит неприятный ком недосказанности, который парень всё пытается сглотнуть, но у него не выходит. Слушать тишину оказавается тоже весьма интересно. — О чём ты думаешь? — спрашивает Джош. На часах 2:09. — О том, что я не хожу на отработки из-за ноги, о том, что мне хотелось бы хоть раз полетать на ракете, о том, каким животным я могу назвать то, что убивает мой мозг, — Тайлер смущается, когда говорит это. Он действительно смущается. — И о тебе, Джош, — Тайлер говорит это буднично, перечисляя всё, как слишком очевидное. Слишком правильное. Слишком лёгкое, чтобы не формулировать. Он устал формулировать. Он делал это всю неделю, и у него искусаны пальцы, ногти. Сердце. — О чём ты думаешь? — Тайлер смотрит на прикрытые глаза Джоша, любуется Джошем, улыбается тому, что умудрился не думать о том, о чем он, чёрт возьми, вообще думает. Все, так или иначе, о ком-то думают. Это же не значит, что… — Только о тебе, — отвечает Джош. Он честный. Особенно с Тайлером. В этом же нет ничего такого, верно? Все так или иначе о ком-то думают. Другой вопрос — в каком русле эти мысли. Джош улыбается и приоткрывает глаза. Он встречается глазами с Тайлером, который неприкрыто смотрит на него, и улыбка становится ещё шире. Это так глупо и так смешно, а ещё от этого отчего-то так жарко в груди, что хочется раскрошить её ногтями, чтобы выпустить этот безумный праведный огонь наружу. «Только о тебе».***
Агония Тайлера отступила перед постоянными ночными визитами Джоша. Дан приходил, когда к Тайлеру тянулись темные ледяные клешни с потолка, с пола, из окон. Его некому было душить, пока Джош был рядом. Демоны боялись Джоша. Они не могли трогать бедного мальчишку, пока у него был тот, кто храбро его защищал своей грудью, своими руками, огораживая от того, что они хотят сделать с ним. Ручку Тай пока не трогал. После того раза, когда понял, что ему нужно найти, что будет держать его на плаву. Чтобы не захлебнуться. Чтобы не сойти с ума. Отец не знал, чем сын занимается в своей комнате, зачем он пытается повторить Шопена, собачий вальс, а потом снова Шопена в гараже. Мама думала, что мальчик таким образом просто справляется с драмой, случившейся с ним. Ведь это же три-четыре месяца без баскетбола. А если он не наберёт форму? Будущее начало колебаться, оно норовило перестать быть стабильно придуманно-продуманным. Зак не говорил с братом. Мэдди не говорила с братом, только жаловалась на странные шорохи ночью. Джош равносильно Тайлеру был в восторге от их ночных посиделок, даже не смотря на то, что из-за этого он спал на парах, иногда прогуливал их, и получал выговор за выговором, что ему, в любом случае, почему-то очень нравилось. Очень нравилось видеть Тайлера так часто, тусоваться с ним и, кажется, серьёзно спасать от его внутренних демонов. Сегодня он беззаботно ушёл с пар, отмазавшись перед Коулом, для того, чтобы уделить время музыке — его самой близкой подружке, которой он был готов отдать абсолютно всё время. Как и Тайлеру, но так получалось, что теперь они оба совмещали в себя одно. Тайлер был музыкой. Пока Джоша не было на парах, нагло прогуливая, Тайлер же впервые за долгое время выбрался из своей комнаты-скорлупы и решил прийти хотя бы на теоретические лекции. Первая была бесстыдно скучная, юноша вычленял интересные слова из речи лектора и игрался с ними, составляя чёткие, свежие метафоры. Ему не нравилось то, что он настолько безоружен перед словами. Потом он, не зная почему и не зная зачем, решил наведаться в кампус искусствоведов, но на полпути его притормозил директор. И что ему надо вообще? Неужели хочет узнать про самочувствие ключевого игрока команды? Мистер Коул выглядит недовольным, серым и деловым. — Эй, Джозеф, где Дан? — Не знаю, — Тайлер хмурится. Ему не идёт хмуриться. — Он сказал, что ему срочно надо к своей девушке, а теперь его нет, хотя у них там какая-то важная контрольная. Опять он со своими выходками! Нашёл причину для прогула… Девушка у него, н-да, — мистер Коул, продолжая ворчать, удаляется вдоль по коридору. Девушка? Стоп, что? В груди колет. Тайлер чувствует, как из-под ногтей просачивается темнота. Та самая темнота, которую ему с таким трудом удалось усыпить. Время, события, чувства, злость ускользают из-под пальцев. Они сжимаются в твёрдые кулаки и не разжимаются вовсе. Он устал, он стучит в дверь его дома, потому что он выпросил адрес у куратора. Тайлер стоит, держась за свои костыли. Он так сильно зол. Он стучит, молотит. Рука болит. Всё болит. Он зол. Чёрт, как же он зол. Открывай, чёртов Джош Дан. Открывай.