Regional at Best

Когда Тайлер, не моргая, смотрит на стол, миссис Грин понимает, что что-то не так. — Тайлер? — она думает, что, назвав человека по имени, он должен открыться тебе. — Тай? — она переспрашивает. — Что случилось? — Почему все люди считают себя такими значимыми? — он говорит это, словно вырывая из контекста собственных размышлений. — Потому что все в какой-то степени значимы… — Бросьте, это как сказать, что не значим никто, — Тай снова смотрит на стол. — И что именно случилось? — Тренер сказал выбирать: либо я остаюсь в Колумбусе и всё лето убиваю скобки открываются на попытки играть музыку скобки закрываются, либо я еду с командой на сборы в Сан-Франциско. — И ты, конечно, озадачен выбором. Тайлер усмехается. Он не озадачен выбором, он, конечно, нашёл свой ответ месяцы назад, просто иногда найденный ответ никак не вписывается в окружающий мир. Например, когда отец наивно улыбается, думает, что ты сам и размышлять-то не будешь и уже готовишься покупать гавайскую рубашку для пляжа в Сан-Франциско. Только всё не так. Или когда мама протирает твои кубки и смотрит так, словно ты должен достать вторую пару глаз и посмотреть на мир её глазами. Вырвать свои, вытащить их вместе с душой и закопать в песке своей пустыни. Тайлер думает, что все они переоценили свою значимость в его выборе. Все они не знают о нём ни капли. Кто-нибудь знает о нём хотя бы каплю? Да. Джош. Джош знает. Тайлер не хочет попадаться отцу на глаза, потому что в документе о сборах, которые следует подписать, нужна подпись родителя. Свою Джозеф поставил напротив графы «отказываюсь», но без второй подписи это ничего не значит. Он мог бы подделать подпись отца, если бы его уже не известили об этой бумаге. Тайлер решает, что он не появится дома до глубокой ночи — пока все не уснут. Он звонит Джошу и зовёт его покататься на качелях. У Джоша на щеках сильная щетина, начинающая становиться бородой, и это его раздражает, но из-за нескончаемых завалов в учёбе времени побриться он не находит. Зато встретиться с Тайлером, стоит ему позвать — абсолютно. Выглядит Дан безумно вымученно, но готов просидеть в этом пустом влажном после дождя дворике хоть всю ночь. — Я, кажется, немного теряю опору, — шепчет Тай, раскачиваясь на качелях. Наверное, все бы в округе подумали, что он описывает то, как его качает из стороны в сторону сейчас, именно на красной, заржавелой качели. Но он про другое, конечно. Джош понимающе кивает другу, потому что тоже чувствует, что теряет землю под ногами. Но не стать крепким плечом и опорой для Тайлера он просто не может. — Хватайся за меня, если что, — предлагает Дан и закуривает, останавливая полёт качелей. Его правая рука испачкана в чернилах, а ещё она очень сильно трясётся, словно Дан без остановки пишет, а после играет на барабанах. Хотя, вообще-то, так оно и есть. Так и есть. И сам себе он не скажет, что это — плохо. Тайлер раскачивается сильнее. И ещё сильнее. И ещё. И качается так пока наконец не начинает кружиться голова, тогда он опускается, медленно шаркая ногами о землю, чтобы быстрее остановить качели. Джош спокойно курит. Джозеф чувствует, как что-то большое, уверенное и сильное, освещая фонарём всё вокруг, ползёт к ногам, чтобы попробовать задушить его. — Интересно, насколько нечестно по отношению к миру выбирать то, в чём ты возможно провалишься? — Тай смотрит на руки Джоша. У них нелёгкие времена, да? — Или сколько площади мира занимают машины? Иногда моя мама говорит мне, что мои чёрные синяки под глазами делают из меня наркомана со стажем. Тайлер устал, наверное. Джош тоже. — Дай миру дать тебе шанс, — просит его Джош, потому что он всегда и везде плюёт на эти «возможно». «Возможно провалишься». Потому что он сам выбрал это «возможно». Джош тушит сигарету о ручку качели, на которой чёрным фломастерам написано «Стив + Молли = Всегдавсегдавсегда», а рядом синим фломастером кем-то приписано весьма многозначительное «Вокруг один пиздёж». Джош снисходительно усмехается этим надписям. — А какой периметр у всех гирлянд мира? — задаёт аналогичный вопрос Дан, неспешно поднимаясь с качелей, а затем резко застывая на месте и оглядываясь, услышав что-то очень тихое и раздражающее слух своей ненавязчивостью, словно беззвучным криком о помощи. — Я думаю, что расчит… — Тай заметно насторожился, наблюдая за поведением Джоша. Тот начинает искать источник звука и жестом попросит Тайлера оставаться на месте если что, пускай никакой опасности здесь априори быть не может, ведь верно? И Дан исчезает в кустах на пару минут, а вслед за ним слышится шум ломающихся веток, и затем он возвращается, держа что-то в руках. Он, сняв свою куртку, бежит к Тайлеру как можно быстрее, потому что в его ветровке что-то спрятано, а когда он подходит к Джозефу и уставляется на него немым взглядом, из складок одежды показываются три маленькие головы — крохотные котята, которым от силы две-три недели, жалобно и надрывно пищащие. Они прячут в страхе глаза, выставляя намёк на коготки, чтобы атаковать противника, они жутко тощие, и легко оказывается понять, что эту святую троицу оставила их мама. Тайлер улыбается. Джош не на шутку взволнован. Он очень любит котов, это Тай знает, но сейчас он встревожен. Его голос непримирим и чёток: — Домой. Срочно. И они срываются к нему домой. Джош не идёт быстрым шагом — он бежит. Он уставший, подавленный, но упорно бегущий домой как можно быстрее. И Тайлер за ним. Притом это тот самый Тайлер, который бежал от охранника, вымазанный в земле, тот Тайлер, который ни о чём другом не думает, кроме как о голубоволосом парне и его находке. Он волнуется, но волнуется больше обычного из-за того, как сильно напуган Дан. Джош работает оперативно. Родители уехали на свадьбу к каким-то родственникам, а сёстры, пользуясь случаем, ушли на какую-то вечеринку. У них целый свободный дом и три маленьких котёнка, и с этим нужно что-то делать. Дан отдаёт приказы Тайлеру, пока они возятся с этой несчастной троицей, и ей-богу, сильнее Джош печётся за кого-то в свой жизни разве что за Тайлера. Это оказалось весьма сложной задачей — вымыть трёх котят. Потому что маленькие войны отчаянно вырываются, громко пищат и царапаются своими крохотными мягкими ноготками, не понимая, за каким хером их вообще пытаются искупать. Джош успевает дать им имена — Монсеррат Кабалье кто громче всех орёт; Уэйсен Болт — кто быстрее вырывается и мечется по ванной; и тот что дерётся яростнее всех зовётся «ебучим, мать его, сука» Майком Тайсоном — голубоволосый явно с ними намучился. Тайлер смеётся. От это становится чуть спокойнее. Тайлер смеётся так громко, как не смеялся всю неделю, пока медленно, мысль за мыслью, страхи перемалывали его в пыль. Сейчас в голове всё слишком умиротворенно и спокойно. Спасибо Джошу и его котятам. Он для них — самая настоящая мамочка, а Тайлер — лучший исполнитель обязанностей взволнованной мамочки. Их руки исцарапаны, а души удивительным образом излечены. Тайлер в очередной раз подмечает, что с Джошем всё удивительным образом удивительно. Он просто приходит и всё приобретает светлые, яркие, особенные тона. Тай разогревает молоко, постоянно пробуя пальцем не слишком ли оно стало горячим. Он смеётся над самым бойким котёнком так громко. А точнее над их родительско-детскими выяснениями отношений. — Я ставлю на мелкого, Джишва, — Тайлер снова и снова смеётся. Они не знают, сколько времени у них уходит на всё это, да ещё и на то, чтобы высушить их, удостовериться, что они ничего себе не повредили, а затем и найти, куда их положить, но они очень устают. Поэтому, когда они перетаскивают малых в гараж, так как дома оставлять категорически нельзя, и начинают кормить, Дан начинает клевать носом. Но изголодавшиеся, тощие котята жадно пьют молоко из бутылочки, и Джош позволяет себе уснуть только когда просит Тайлера сходить и разогреть им ещё молока. Правда в объятья Морфея парень падет непроизвольно, завалившись набок, и прижав к себе лежанку, на которой двое из котят, видно, наевшись, спали вместе со своей новой Мамочкой — Джошем, — а третий, тот, что «ебучий, мать его, сука» Тайсон, без спроса, конечно, начинает ползает по его лицу и груди в поисках еды, потому что ему, видимо, предыдущей недостаточно. Джош мирно, но больно устало сопит. И как только Тайлер Джозеф приходит обратно, держа в руке блюдце с молоком, он застаёт самую душещипательную картину в мире. Буквально. Где-то в районе груди как будто прищепками зажимает сердце. Только не больно. А как-то... Тай машет головой, делает двадцать три фотографии в разных ракурсах и аккуратно забирает бойкого мальца, который, слава богу, не успевает съесть джишевское ухо, и начинает мирно наблюдать за тем, как этот маленький кот пьёт молоко как большой. — Хэй, чел, тебе тоже понравился Джиджушва? Ну, я немного ревную, так что давай поаккуратнее, ладно? Этот парень не заслуживает быть поцарапанным или вообще. Ты же мягкий комочек любви, так подари её этому смешному парнишке, ладно? Я с кем разговариваю? Куда ты пополз. А, чёрт, — Тайлер быстро прерывает свой нашёптанный диалог, сгребает находку в охапку и, подтянув толстовку к груди, кладёт его в импровизированный карман, немного играет с рыжей бестией, а потом не замечает, как прикладывается рядом с Джошем и засыпает.

***

Диванчик в гараже больно уж мал для этих двоих, да ещё и трёх котят, лежащих под боком, поэтому просыпается Джош от боли в шее и спине, но крайне довольный в любом случае: сам он спал на боку, а Тайлер улёгся на его бёдра и спал, скрючившись и прижав Тайсона к себе. К удивлению этот бойкий малый тоже спит. А вот двоё, что лежат на лежанке у его груди, не спят, но ведут себя весьма спокойно, в отличии от вчерашнего вечера. Они только исследуют своим маленькими носиками окружающее и друг друга, не решаясь выползать из зоны безопасности — рук и лежанки Дана. Джош счастливо-счастливо улыбается. Наверное, это одно из самых прекрасных пробуждений за последнее время, даже не смотря на боль в шее. Тайлера очень не хочется будить, а не запечатлеть его в таком милом виде с котёнком на руках он ну никак не мог — это даже кощунственно. Поэтому по аналогии друга он наделывает десяток фотографий и остаётся на том довольным. И тогда он только осознаёт, что у него почти и нет фотографий своего парня. Парня… Солиста никому неизвестной, дуэтной группы Twenty One Pilots. Джош думает, что если когда-нибудь они станут известными, то никто никогда не узнает, что у него, Джошуа Дана, есть такая фотография Тайлера. Даже не смотря на осторожность, от шевеления вокруг Джозеф всё же просыпается, понимая, что в очередной раз не явился домой, в очередной раз отключил телефон и в очередной раз безнадежно влюблён в Джоша Дана, который слишком гармонично смотрится со всем ангельским. Дан потягивается и откладывает котят на диван в сторону, сам поднимаясь и хрустя костями. Он чуть морщится, смотря на Тайлера так задумчиво, словно хотя что-то предложить, а затем кидает короткое: — Я приготовлю поесть, — и выходит из гаража, оставляя Джозефа наедине с тремя оболтусами. Возвращается обратно Дан с большой тарелкой панкейков и бутылочкой сиропа, торжественно сообщая, что в приготовлении блинчиков он бог и что Тайлер должен готовиться умереть от оргазма. Затем, правда, добавляет, что вкусового. Джош не спрашивает его на счёт родителей и того, не влетит ли ему за происходящее, потому что и сам прекрасно знал — да, влетит. Но ведь не отговаривать же Тайлера от его собственного желания? Дан никогда не настаивает. В этом самая большая заслуга Джозефа. — Знаешь, мы должны подарить одного котёнка Марку, моему приятелю, он монтирует неплохие видео и ещё он, ну, знаешь, — тут Тайлер улыбается, — точно психанет, так что мы должны. Тем более, он знает о тебе уже больше, чем я мог бы рассказать, будучи трезвым, — Тай улыбается сильнее. Его голос сонный, он медленно гладит котенка, он ест самые вкусные панкейки в мире. — Надеюсь он не знает ничего компрометирующего? — с улыбкой переспрашивает Дан. Марк крутой. Марк настолько классный парень, что он играет с Тайлером на гитарах как на контрабасах, помогает Тайлеру выстраивать теории того, как именно надо врать родителям, советует, как надо вести себя со своим... Джошем? И ещё он, конечно, знает пару песен и всегда говорит, чего не хватает или что это охуенно. Марк очень хороший парень. Раньше с Джозефом они были более близки, но потом из-за этих чёртовых психологов и стихов немного отдалились. Тай уверенно настроено решается это дело исправить, познакомив-таки Марка с «ну барабанщиком нашей группы, я тебе сто раз говорил». Это и есть его миссия на сегодня. — Нет! Нет. Нет, знаешь что, Джозеф? Нет, зачем? Нет, нет. Марк, наверное, слишком любит котят. Он рад увидеть того самого Джоша, рад, что Тайлер наконец-то зашёл к нему, хотя, может, у него просто сел телефон и он не мог не ответить на сообщения? Чёрт его знает, но эти двое находятся в доме Марка, который как истинный модный парень снимает его сам за деньги, которые он получает за видео-ролики, в которых больше снимает лица красивых девчонок, чем кампусы. Да что, чёрт возьми, вообще красивого в кампусах. Бред. Он, кстати, довольно талантлив в своем деле, и они вдвоем с Брэдом, его приятелем, делают такие штуки, что можно только завидовать. Тай, обычно, если и силится запечатлеть что-то стоящее, то криворукость и заваленный закат скрывает за драматичными объяснениями. — Господи, уберите это, — Марк гладит котенка в своих руках, по инерции продолжая ворчать. Тайлер и Джош смеются. Марк очень нравится Джошу. Джош очень нравится Марку. Дан думает, что они могли бы клёво скорешиться и мутить классные тусовки вместе. Втроем. Даже вчетвером. Дан весьма социальный и общительный человек, легко находит общий язык с кем-то и мастерски управляет своим очарованием. С Марком это работает так же, чему Джошуа безмерно рад, ибо больно уж ему хочется подружиться со всеми друзьями и знакомыми Тайлера. А Марк даже будучи незнакомым уже так много о нём знает... ох уж этот Тайлер Джозеф. Они все сидят и болтают о какой-то ерунде. Из того, чем Марк мог угостить парней, у него есть только пиво и чипсы. И ведь заходит. Хорошо заходит. Тайлер включает музыку из девяностых и подпевает высоким голосом. Потом совсем неспешно начинается очень философский разговор, как это обычно бывает. Тай и Марк пытаются что-то другу другу доказать, пока Джош играется с котенком. Интересно, кто из этих троих самый мудрый. — …Нет, чувак, символы — это символы. Они не должны быть слишком очевидно понятны, сечешь? Ну, чтобы каждый посмотрел и сразу всё понял — это бред! Вот ты мне говоришь, что наш символ должен быть самолётом. Это слишком понятно, может, нам еще форму десантников надеть? — Тайлер хмельной и силится доказать свою точку зрения. — Чува-ак, кто тебе говорит, что это очевидно? Кто тебе говорит, что я защищаю очевидность? Я слышал твои песни, я знаю, о чём твой посыл, чел, но ты входишь в крайности своими ребусами, — Марк говорит медленно и успевает с чувством выпивать пиво. — Давай я просто возьму и нарисую три чёрточки, — он убегает куда-то, возвращается с листом и карандашом. — Вот так. И всё. Понимаешь? И никаких сложных теорий. Тайлер берёт лист и, медленно хлопая глазами, смотрит на простой рисунок приятеля. Джош, всё это время безмолвно сидящий на полу и не принимающий участия в дискуссии, всё же поднимается, откладывая котёнка в сторону, и заглядывает в бумажку. — Круто, — говорит он, почёсывая свою бороду. — Похоже, как будто одна палочка держит другую. Вроде как одна посередине — это словно протянутая рука.

***

Проводив до дома Тайлер, Джош желает ему удачи, которая оказывается очень нужной. Джозеф сжимает в руках тот самый листочек с символом который значит очень-очень много. — Тайлер? — мамин голос похож на ртуть. Он растекается по пространству быстро, материально скатываясь в ядовитые шарики, распространяя молекулы по всему пространству, так, что уже зайдя в зону разбитого градусника — а именно так Тайлер определил её настроение — ты попадаешь туда, где всё вокруг тебя убивает. — Знаешь, отец сказал, что не хочет говорить с тобой, но. — Я думаю, у него есть на это пра... — Не перебивай меня, — интересно, насколько мучительно люди умирают от передозировки ртутью? — Ты не показал нам документ о сборах, ты не появляешься по ночам, ты везде таскаешься с твоим другом Джошем, и миссис Грин отказывается говорит нам о тебе что-либо, утверждая, что пообещала молчать. Какого чёрта, сын? Что я делаю не так? Что твой отец делает не так? Мы заслуживаем это? Мы не против твоих хобби, но ты можешь быть нормальным хотя бы на секунду? Ты слышал свои песни? О чём ты поешь? Ты кричишь! Это богохульство! Это упрёк всего! Это... это... разве то, о чём ты думаешь? Хрипота маминого голоса душит Тайлера, он чувствует, что ему надо схватиться за что-то, чтобы не упасть. — Ты же так любишь баскетбол, ты так любишь семью, сынок, ты же... Ты же делал всё так здорово, что случилось?.. — Хэй, мам. Я просто не хочу больше заниматься баскетболом, я хочу заниматься музыкой. — Не говори этого! Это не так! Ты почти получил стипендию, тебя хвалили в четвёртом дивизионе, ты даже после травмы лучший по статистике. Это глупости, твои эти ноты, музыка, ты просто запутался. — Нет, мам, это то, что я хочу делать, — Тайлер хочет взять её руки в свои. — Пожалуйста, Тайлер, не разочаровывай меня, прошу. Ты же не хочешь разочаровать меня? — Нет. — Поднимайся наверх, завтра с утра мы поговорим всей семьей, ладно? Надеюсь, ты поступишь правильно и мудро, сын. Она целует Тайлера в макушку, не смотря ему в глаза. Там пусто. Его взгляд совершенно потерян. Тайлер механично, автоматически поднимается к себе в комнату. Он лежит на кровати часы, пялясь в потолок, все это время думая только о том, как он хочет схватить карандаш и писать. И он делает это до четырех часов утра, игнорируя монотонно жужжащий от оповещений телефон. Джош пишет ему. Потому что Джош тоже не спит. Не спит. Он пытается, пытается, пытается, но он не может уснуть. Он думает так много о сегодняшнем утре и предстоящем дне, и он не знает, что его волнует больше — завтрашний экзамен или его будущее, которое пробирается через его прикрытые веки и стучится о череп, намекая ему о том, что весьма давно он не задумывался о своём будущем и о том, стоит ли игра свеч. Твои родители будут разочарованы, Джошуа, если ты провалишься. А ты вполне ощутимо можешь провалиться, Джошуа. Потому что… кто ты? Ну кто ты? Разве… Ты можешь стать кем-то большим, чем какой-то парень из Колумбуса? Тайлер просыпается довольно рано. Утро понедельника не всегда славное, верно? Бывает, оно начинается довольно дерьмово, и тебе надо приложить немалые усилия, чтобы скрутить волю в тугую спираль, которая будет держать тебя на ногах весь день. На кухне сидит только отец, все остальные разъехались по работам. Самое тревожное, это то, что отец обычно уезжает раньше всех, но сегодня решил задержаться для разговора. Тайлер наливает себе кофе, добавляет туда ледяного молока, и садится напротив отца, закрывающегося газетой. — Тайлер. — Когда мистер Джозеф смотрит на сына, он немного пугается синякам под глазами и полным нежеланием говорить. Но он решительно настроен. — Я решил, сынок, что хватит с нас всей этой клоунады, верно? Понятное дело, что ты поедешь на сборы с командой, — он что, улыбнулся в конце? Этой своей вымученной улыбкой. — Па, я тоже решил, что хватит обманывать вас: я не хочу заниматься спортом больше. Я хочу б… — И кем ты, черт возьми, станешь?! — он швыряет газету на стол. Диалог не клеится. Тайлер пожимает плечами. Пусть это закончится. Пусть это закончится. — Знаешь, что, Тайлер, я, видимо, слишком мягко тебя воспитывал, раз ты не понимаешь, где просьба, а где твёрдое решение отца. Я всё терпел. И татуировки, и богохульство в твоих стишках, и косяки за батареей, и приятеля-Джоша, но мне плевать, — он смотрит в глаза Тайлеру, Тайлер смотрит в его. Один яростно, другой пусто. — Мне плевать, пацан, что ты себе выдумал, я всё сказал. Сборы. — Нет. — Что? Нет? Тишина душит так же сильно, как и его взгляд. — У меня есть идея получше, — отец подрывается с места, безапелляционно направляется в сторону комнаты Тайлера. Дверь предательски осталась открыта, потому что Тай с утра чертовски рассеянный, и пружина, скрученная внутри, безжалостно царапает плоть. Отец мечется. Он то ли в агонии, то ли тоже потихоньку сходит с ума от отчаяния, накрывшего его от невыполнения задумки насчёт жизни своего сына. Он перебирает бумажки на столе, отшвыривает их, сминает, до того времени, пока не находит одну единственную стопку бережно собранных обрывков. — Что? Отдай! — Тайлер бежит вслед за ним, пытается вырвать свои стихи обратно, но отец сильнее, увереннее в своих действиях. Он отталкивает Джозефа, как котёнка, едва не за шкирку, и выходит из комнаты. Насыпь из мелких камушков возле крыльца отлично подходит для того, чтобы сжечь там стихи Тайлера Джозефа, да? Верно, па? Зачем? Листы быстро превращаются в пепел. Все до одного, он забрал всё, потому что Тайлер наивно никогда ничего не прятал. Это ведь была его маленькая крепость, его комната. Всё плавится, распадается на куски и исчезает. Всё, что он бережно и трепетно собирал, подбирал со своих ладоней, обрывки, слова, мысли, откровения, безжалостно выплюнутые наружу, а затем с религиозной бережность уложенное на бумагу. Тайлер наблюдает за своим сгорающим сердцем из окна своей комнаты: довольный отец, пламя. Тайлер мотает головой из стороны в сторону, когда видит, что отец уходит в подвал, забирает синтезатор и куда-то уезжает. Быстро, по-прежнему уверенно. Ни капли сомнений в своих действиях. Напоследок отец поднимает взгляд на окно, за которым стоит Тай. Перед ним стоит разбитый человек с пустым, разочарованным взглядом. Органы внутри покрываются ледяной коркой. Отец усмехается и говорит, чтобы его было отчётливо слышно: — Ты под домашним арестом. Только попробуй выйти. Тайлер и не хочет никуда выходить. Тайлер ничего больше не хочет. Он закрывает дверь в свою комнату, медленно дышит. Чаще дышит. Дышит очень часто. Дыхание сбивается, и Тайлер кричит. Он кричит громко, лупит в стену кулаками. Дыхание частое. Дыхание успокаивается. Тайлер ничего больше не хочет.