***
Если щелкать маленьким фонариком слишком часто, он быстрее нагревается. Тайлер лежит на кровати и щелкает им слишком быстро. Сколько дней прошло с того момента, когда отец выкинул синтезатор, стихи и закрыл его дома? Разве это мучает Тайлера? Нет. Вопрос совсем другой. Почему Джош ни разу не написал за это время? Да, у Тайлера нет чёртовых денег на телефоне больше, потому что в первый день он истратил их все на сообщения. Он перечитывал их после. Ему было стыдно. Он умолял не оставлять его, он умолял хотя бы подойти к дому, чтобы посмотреть на Джоша издалека, но сообщения даже не были прочитаны. Просто шесть дней. Сегодня воскресенье, и раньше это былом любимым днём Тайлер, столько хорошего случалось. Но не сегодня. Тайлер ненавидит сегодня. Тайлер чувствует, что в это воскресенье он почти абсолютно точно хочет покончить с собой. Тайлер ненавидит сегодня. Вчера он тоже ненавидит. Мама зашла к нему в комнату, поставила тарелку с кусочками яблочного пирога и мяч. Она поставила на пол новый, красивый баскетбольный мяч. И ушла. Тайлер ненавидит сегодня. Он слышит, как кто-то подходит к двери, но так и не решается постучать. Тайлер запускает фонариком в дверь. — Хэй, брат, мы сейчас все уезжаем к бабушке с дедушкой, ты с нами? — спрашивает Зак, приоткрывая комнату. В его глазах слишком много… слишком много братской боли и страха сделать хуже, а потому он не спрашивает ни о чем. Он просто молчит, как и все они. Стратегия «переболеет» — худшая из всех. — Нет, — Тайлер говорит еле слышно, а потом резко добавляет. — Скажи нашему папе, что мне жаль. Зак не смотрит Тайлеру в глаза. Он кивает и прикрывает дверь. Тайлер берёт листок бумаги, но ничего не приходит в голову. Все стихи складываются в одно простое «скажи нашему отцу, что мне жаль». Он пишет это, а потом его пальцы начинают немного подрагивать. Он молча, спокойно, пялясь по сторонам, идёт в ванную и достаёт отцовское лезвие. Его руки дрожат так, словно он касается раскаленного предмета и тут же откидывает его. Но он берёт его снова, он тащит его по своей коже с полным не ощущением каких-либо чувств вообще. Когда он видит свою кровь от простого пореза на руке, он не придаёт этому значение, потому что он придаёт значение только солёным слезам, которые неприятно касаются его щеки. Он чувствует себя предателем. Ему ужасно жаль. Ему так жаль. Тайлер делает ещё несколько порезов, но только потом понимает, что именно он творит, и это прошибает его осознанием яростно и стремительно. Он откидывает лезвие в ванную, по которой скатываются контрастные капли крови. Неприятный звук удара железа о поверхность проносится по ванной и отрезвляет окончательно. Убирает эту затуманенность во взгляде. Зак говорит, что это свойственно таким, как он. Джозеф постоянно спрашивает «Каким таким?», на что получает снисходительную, поддерживающую улыбку старшего брата. Каким таким, Зак? Каким, к чёртовой матери, таким-то? Зака здесь нет. Здесь никого нет. Тайлер один в своей чёртовой ванной. Ему так жаль.***
Джошу кажется, что от нехватки Тайлера и от незнания того, что происходит, он точно сойдёт с ума. Нет, конечно, они и до этого, случалось, не виделись некоторое время, но сейчас всё несколько иначе. Они словно теряют друг друга и не могут докричаться, просто потому что между ними так нагло и так грубо встали. Родители заперли его в доме, а сами уехали. У него нет даже доступа к барабанам, потому что гараж закрыт на ключ, который находится при его отце. Но это всё неважно. Уже ничего в этом мире не так важно, как Тайлер. Это можно назвать необдуманным поступком, но на самом деле все эти дни Дан только и делал, что обдумывал. У него чёткий план. Под матрасом лежат накопления, которых было достаточно для того, чтобы снять номер в мотеле, а затем оплатить первый месяц съёмный квартиры. Он откладывал их с работы почти год, а теперь им наконец-то находится самое нужно применение. Остаётся только созвониться с хозяином квартиры, а для этого нужен телефон. Джош знает, что отец хранит его в своём ящике на замке, который Джош может взломать на раз два — просто все эти дни не было возможности этого сделать, ибо отец как назло не выходил из своей комнаты всё это время. А сейчас они так напрасно решили покинуть дом и уехать к родственникам, даже не подозревая, что их сын, ставший таким чужим и далеким за эти дни гораздо сильнее, чем после смерти Джордана, на самом деле уже всё давно решил. Он уйдёт из колледжа. Как только он сможет заселиться в квартиру, вернуться на работу и убедиться, что с деньгами проблем нет, он заберёт документы, и плюёт он на то, что родители хотят. Потому что он просто не может больше жить так, словно он робот, выполняющий каждую прихоть родителей. Да, возможно он избалован. Да, возможно он самый ужасный сын. Но он тоже хочет мечтать. Джош собирает все свои вещи, а затем наконец-то достаёт свой телефон из ящика отца, и, чёрт подери. Наверное, он не хотел бы видеть всех этих сообщений. Джош садится на пол и пялится в экран ещё несколько минут. Он знает, что это значит для Тайлера. И он знает, что друг может навредить себе. И это так страшно — ведь после одного пореза так. Трудно. Сказать. Себе. Стоп. Дан просто не может поверить, что всё это время Тайлер страдал не менее сильно, чем он сам. Всё это время. Джош мог бы просто… Рискнуть, даже когда все были дома, и сбежать. Но Дан решил быть более разумным. И это могло стоить Тайлеру жизни. Но ведь Джозеф ни за что не отберет её у Джоша? В большом рюкзаке для кэмпинга лежит всё самое нужное, и, выбравшись через чердак по окошку и дереву на улицу, Дан прыгает в машину, и даже не прощаясь, даже не смотря на свой дом, мчится к Тайлеру как можно скорее. Закат целует небо. Возможно, Джош плохой сын. Плохой парень для своего любимого человека. Но он ведь просто тоже хочет мечтать. Джош влетает во двор Тайлера как сумасшедший и, осознав, что машины его родителей нет, начинает трезвонить в звонок. Лучи садящегося солнца нежно пекут затылок и подсвечивают голубые волосы. На Джоше толстовка, которая скрывает его улики его безбожной злости, пускай разбитые и оцарапанные в клочья костяшки скрыть нельзя. Но это всё так незначительно. Так неважно, так пусто. Самое главное, самое чертовски значимое прямо за этой дверью. — Чёрт возьми, — почему Тайлер не выходит? Джош не перестаёт звонить. Сердце пропускает удар. Почему тишина так удушлива? Почему молчание так оглушительно? — Чёрт. Чёртчёртчёрт, — Тайлер шепчет, дрель раздражающая и громкая, она не прекращается, а он находится в абсолютной растерянности ещё несколько секунд. Может, родители вернулись? Соседи? Если кто-нибудь увидит его в таком состоянии… Тайлер наконец-то выталкивает себя из секундной прострации, быстро смывает из ванны капли крови водой, смывает кровь на руке, спускает рукава и кладет лезвие на место к отцовскому набору для бритья. Тайлер бьёт себя по щекам пару раз, чтобы взбодриться, но получается ужасно. Дверь медленно открывается. По инерции Тайлер еще несколько секунд стоит совершенно никакой, пытающимся выдавить из себя неприятную, горькую улыбку приветливости, а потом понимает, что этого не требуется. Это Джош. Как же много усилий приходится приложить для того, чтобы не закричать от облегчения и горя. Тайлер жестом показывает, что Дан может входить, но молча. Два шага вглубь комнаты. Остановка. Понимание, что на большее расстояние отойти не можешь. Тайлер обнимает Джоша слишком крепко, наверное. Он закрывает глаза, тычется носом куда-то в плечо, как слепой котенок. Он часто дышит, но не позволяет себе, чтобы ни одна слеза не скатилась по лицу. Рука ужасно печёт, Тай трет по ней рукавом и становится ещё больнее. Это почти неважно, пока Джош здесь. Дан дышит слишком тяжело и слишком часто, отчего начинает кружиться голова и сдавливать виски. Он обнимает Тайлера в ответ так крепко, что, кажется, хрустят кости, но он не может перестать цепляться за него, как за самое последнее, что у него осталось. А создаётся ощущение, что так оно и есть. Но ведь у него есть ещё и музыка, верно? Верно. Тайлер — его музыка. — Я думал… ты знаешь, я думал, что… — Тай пытается успокоиться. — Произошло очень много плохого. Я расскажу тебе, клянусь, расскажу, — обещает Джош, а затем гладит плечи друга. — Я прочитал твои сообщения только сейчас, потому что я не имел доступа к телефону, потому что отец… — ладони Дана спускаются по дрожащим рукам Тайлера, чтобы успокоить его, касаются предплечий, и Джозеф шипит. Джош пачкает руки в крови, потому что она просачивается сквозь рукава. Дану на осознание приходится секунд пять, а затем он чуть более осторожно берёт руку Тайлер, не закатывая его рукав, но понимая. Очень мягко. На тёмно-синем рукаве появляется багровое, пугающее пятно. Дан берёт Тайлера за ладонь покрепче и тащит в ванную. Он хочет плакать от ужаса, но он ищет аптечку. Он хочет спросить у друга «Почему?», «Зачем?», но он нежно закатывает его рукав и смотрит на порезы. Он молчит, потому что ему есть что сказать, он молчит, потому что Тайлер не заслуживает ни одного упрёка. Джош закатывает рукава, абсолютно забывая про свои истерзанные руки, всё ещё помнящие глубоко впившиеся в кожу осколки, которые Джош собственноручно вытаскивал, рыдая как маленькая девчонка. Как забавно, что их тела пострадали от их внутренних демонов, только раны на теле Джоша появились не нарочно, когда как Тайлер же своими руками поднёс остриё к своим запястьям и сделал кровящие надрезы, сам себе же пустил кровь. «Это свойственно таким, как ты». Но разве это правда, Зак? Джош глубоко хмурится, даёт Тайлеру снять кофту, чтобы застирать её, а затем мягко и очень аккуратно обрабатывает совсем свежие порезы — с трепетностью флориста касаясь кожи, словно лепестков нежного растения. Джош больно-больно кусает свои губы, потому что его руки по-прежнему дрожат, но теперь и от волнения, и его голова раскалывается, потому что слёзы подступают к горлу, но он не даёт им коснуться глаз, потому что он убеждает себя, что хватит с него слёз. Он должен оставаться сильным. Тем более сейчас. — До мирового тура заживёт, — обещает Джош, перебинтовав предплечье и улыбнувшись дрожащими губами, но влажные глаза, дрогнувшая улыбка и печально-теплый взгляд всё выдают. Джош никогда не думал, что это так страшно. Он никогда не знал, как это ранит — смотреть на чужую боль нечужого человека. Но разве боль близкого не есть наказанье? Тайлер не может оторвать от Джоша взгляда. У парня серьёзно разбиты костяшки, а взгляд, направленный в глаза Джозефу, наполнен океаном боли, пусть он всё такой же тёплый и светлый. И всё так же вытаскивает Тайлера со дна, где жестокие рыбы рвут его на безжизненные куски. Тайлер хочет зарыдать, но он, как и Джош, из последних сил держится, и это, пожалуй, тот случай, когда ты сдерживаешься не потому, что тебе стыдно, а потому, что ты не хочешь, чтобы человек, который тебя любит, плакал тоже. И вы держитесь друг за друга. Тайлер накрывает ладонь Джоша Дана своей. — Хэй, Джош, прошу, не смотри так, — Тайлер целует Джоша, прося прощение. Прося прощение за всё, что натворил, за то, что дал пробить свой бронежилет, а теперь так нагло прячется за джошевским. За то, что всё провалилось к чертям, сгорело и сломалось. Но только не то, что в них двоих живёт и становится только сильнее. Тайлер целует Джоша, чувствуя, что теперь, когда он здесь, всё так мелко и так неважно. Сможет ли он написать новые стихи? Помнит ли он о чём сгоревшие, найдутся ли такие рифмы ещё раз — это неважно. Может быть, всё сломалось еще тогда, когда он выбрал этот путь. Может, всё вообще не ломалось. Он подумает об этом позже. Не сейчас. Не сейчас. — Я… я немного, знаешь… немного сорвался, — Тай говорит это, смотря куда-то в пол. Через пятнадцать минут, когда они будут сидеть на полу на кухне, опершись на тумбочку, и пить Ред Булл, Тай расскажет про ссору с отцом, про домашний арест и про подписанную бумагу о сборах. — Это был ад. Это был ад — видеть, как он сжигает то, что я написал. Это был чёртов ад. — Как-то в одной очень хорошей книге я прочитал фразу: «Боль хочет, чтобы её чувствовали»*, — Джош сминает свою банку в руках. — Я не знаю, тот ли это случай, но я думаю, что произошедшее привело нас к тому, где мы сейчас, пускай это кажется невыносимо больным, адским и трудным… Нам ведь всегда нужно пережить дождь, чтобы увидеть радугу, верно? Я верю, что этот ливень мы переживём. И Джош по примеру Тайлера расскажет ему о том, что случилось — о разговоре мистера Джозефа с родителями Дана, об аресте, отобранном телефоне, мельком — о разгромленной комнате и разбитом зеркале, как следствии травм его рук. О песне… нет, о ней он не будет говорить. Тайлер сам знает, что эти строки значат для Джоша. К чему всё это ведёт. К чему привело. — Я думаю, что это и подтолкнуло меня к тому, к чему давно шло. Я… — Дан говорил с камнем в груди, потому что не смотря на твёрдость в словах, его сердце всё ещё мягко. Ему всё ещё больно. — Я уверен в своём выборе. Но Тайлер, — Джош роется в карманах, доставая ключи от машины и рассматривая их. — Я не буду звать тебя за собой, потому что знаю, что если ты захочешь, то сам пойдёшь. Но сборы, сожжённые стихи… Ты знаешь, что делать дальше… Это только твой выбор. Завтра я встречусь с хозяином квартиры, которую я должен был начать снимать только через неделю-полторы, и заберу ключи. С меня хватит. Всё это дерьмо… Это не то, что я планировал, — Джош откидывает голову назад и прижимается затылком к тумбе. — Моя мама упрекнула меня в том, что я не сохранил свою жизнь, так ещё и тебя тяну за собой. А я не хочу в это верить. — Я думаю, мне нужно… Я… — Тайлер чувствует, как его собственные глаза, пробегаясь по всем предметам в помещении, а потом, смотря на свою перебинтованную руку, выдают глубокие размышления. Но это не размышления о том, хочет ли он оставаться в этом месте. Ответ ясен. Размышления лишь о том, как, чёрт возьми, он довёл себя до этого? И готов ли он всю жизнь идти по разбитой, выезженной отцом дороге? Тайлер не винит отца. У него просто странное проявление заботы и любви, перемешанное с отчаянием из-за того, что сын из блестящего спортсмена может превратиться в обычного бродягу, но… разве это… правильно? Правильно ли толкать человека туда, где его единственная, неповторимая и главное его жизнь может быть вовсе не его? Разве может один человек решать за другого, кем ему быть? Тайлер думает, что нет. — Я с тобой, Джош. Я всегда буду идти рядом с тобой, верно? — Тайлер улыбается слабой, любящей улыбкой. Всё будет лучше, пока они вместе. На душе неторопливо теплеет. Это похоже на то, как первые лучи мартовского солнца ласково касаются снега и дают ему таять, уступая место первой траве, цветам, листьям. Новой жизни. Она всегда должна рано или поздно наступить. Джош мягко целует Тайлера, трепетно и почти осторожно прикасаясь пальцами к его щеке, поглаживая и притягивая чуть-чуть поближе. Его борода колется, щекочет, отчего Тайлер чуть смеётся и Джош смеётся ему в ответ, обещая, что как только они въедут в квартиру, он обязательно её сбреет.***
— Ты не знаешь, куда твой отец отвёз синтезатор? — спрашивает Дан, наблюдая за тем, как Тайлер собирает вещи. — Я не знаю, как мне следует поступить с барабанами, потому что ключи от гаража у отца, а я в ближайшее время не собираюсь возвращаться в этот дом, по крайней мере, пока родители всё не осознают. Тайлер знает, что будет скучать по братьям и сестре немного. Да и по родителям тоже. Но это ведь не будет продолжаться вечность? Это ведь не будет, да? Он берёт красную шапку и красные носки, потому что Зак любит всё красное, странное цветастое кимоно, потому что его подарила Мэдди и сине-фиолетовую футболку Джея, потому что… ну она всегда ему нравилось, он надеется, что брат не заметит. Тайлер носится по дому, чувствуя, что надо быстро и чётко. Чтобы без мыслей. Чтобы без лишнего. Везде. — Понятия не имею, куда он мог его деть… Мог отдать в приют за углом, — Тай пожимает плечами, думая, как же крипово будет выговаривать что-то вроде «Тут один сумасшедший мужик вам синтезатор не приносил? Так вот это мой. Отдайте, пока этот панк с цветными волосами вам не навалял». Тай улыбается. — Хм, ну, если что. Марк умеет взламывать замки, — пожимает плечами Тайлер, лукаво улыбаясь. Джош заражается улыбкой друга. Она разжигает искру в пламя, и оно пожаром охватывает всё изнутри. Джош так его любит. Так сильно любит. — Я тебя обожаю, — признаётся голубоволосый панк, а затем роется в своём рюкзаке. Он достаёт коробочку осветлителя и фиолетовую краску. — Раз уж сегодня день изменений…***
Они покупают много еды. Орео, тако из Тако Белл, несколько банок Ред Булла, молоко, Лаки Чармс и прочую фигню. Они будут смотреть фильмы по небольшому телевизору в номере того мотеля, куда они приедут уже в третий раз, чтобы заночевать в эту ночь, и Джош думает, что это воскресенье… Да, оно не самое лучшее на свете. Но, наверное, хотя бы вечер уже спасён. Хозяйка мотеля у дороги встречает их со снисходительной улыбкой, зная, какой номер им нужно дать, ну потому что как можно было забыть этого фрика и панка, которые как яркое пятно в этом мотеле для любителей 60-х? Тайлер не может налюбоваться на новый цвет волос. Он как последняя и самая красивая фаза летней ночи. Он как мечты Тайлера. Джош — одна из уже воплотившихся. Он не может налюбоваться на два рюкзака, которые бережно стоят у стены. Он чувствует себя дома, когда он в Огайо. Он чувствует себя дома рядом с Джошем. Именно поэтому все становится лучше. Рука уже практически не напоминает о себе. Костяшки Джоша тоже бережно обмотаны, так, что Дан похож на плохого-хорошего парня. — Ладно, что мы смотрим? Она дала мне целый ящик фильмов, клянусь, здесь даже «Титаник» найдётся. Ты же любишь Селин Дион? — Джош улыбается, жуя тако. Как легко рядом друг с другом они находят успокоение. Как можно, чёрт возьми, вообще подумать, что они тянут друг друга вниз? — Селин Дион единственная, к кому ты можешь меня ревновать. Она богиня, — смеётся Тайлер, добавляя, что они будут смотреть Титаник. Пока Джош возится с древним телевизором, который больше похож на задекорированную ядерную бомбу, Тай смотрит в потолок, всё пытаясь выхватить сожжённые рифмы снова, радуясь, когда получается. — Если я буду плакать в конце, пожалуйста, удуши меня, я не выдержу такого стыда, — смеясь, произносит Джош, а затем добавляет: — Я всегда плачу над этим дурацким фильмом. Ну, знаешь… Селин душу рвёт, — он оправдывается и конечно соглашается, кивая. Они будут делать музыку. Много музыки. Вместе. Дан знает, что это большой, решительный шаг вперёд, даже если они останутся с пустыми руками. Это то, кем они должны были стать. У Джоша никогда не было плана «б». Его план «а» всегда был музыкой. И, наверное, то, что он встретил странного парня в кабинете психолога их колледжа было самым большим толчком к осуществлению этого плана. — Когда всё успокоится, мы будем делать много музыки. А для этого мне нужен только ты, а тебе только я, — говорит Тайлер, когда Джош наконец-то настраивает телевизор. Серьёзно. Уверенно. Безапелляционно. И Джош, всё-таки, немного плачет в конце «Титаника», правда, иронично посмеиваясь над собой после. — Господи, чел, ты точно с другой планеты, — Тайлер смеётся, улыбаясь, восхищаясь Джошем. Этот парень неисчерпаемый источник добра и настоящей, искренней, а оттого угловато облачаемой в слова мудрости. Он — простой и уникальный. И Тай никому его не отдаст. Джозеф кивает своим по-детски наполеонским мыслям.***
Утро начинается хорошо. За последние две недели это одно из самых хороших начал дня. «Миссис-Держательница-мотеля» приносит им кофе, аргументируя это тем, что нечаянно сделала на две кружки больше, хотя, на самом деле, парни стали ей приятны. Они вежливые, добрые и не отказываются покрасить забор. Тай смеётся этой многоходовке с забором. Они включают громко старую музыку шестидесятых прямо во дворе. Краска, выбранная женщиной-стратегом, оранжевая. Никто не спорит. Оранжевая, так оранжевая. Они оба отключили телефоны ещё вчера вечером: они знали, что утром родители вернуться и начнут искать сбежавших сыновей, — только отправили по одному сообщению, чтобы те знали, что с ними всё в порядке. Они красят забор, и за это хозяйка мотеля чуть срезает цену за прошедшую ночь. Они красят забор, слушают музыку, громко подпевая, и они чувствую себя абсолютно счастливо в это утро. Потому что о прошлом утре они уже не думают. Уже этим вечером у них на руках ключи. Джош отчего-то очень волнуется. Он думает, что это, выходит, их с Тайлером квартира. Личная. Пускай и съёмная. Это и правда так волнительно. — Что ты чувствуешь? — спрашивает Джош, когда они поднимаются на лифте на десятый этаж. Сердце бьётся где-то в горле. Дан тоже иногда драматично, так по-подростковому драматизирует. — Я чувствую, что мы начинаем что-то своё. Наконец, — они улыбаются. Тайлер абсолютно честно не знает, как это работает. Как человек может найти что-то настолько уютное и классное за такие незначительные деньги? Мистика. Это потому что Джошу верят. Джош, при всей своей своеобразности и красочности, абсолютно точно располагает людей к себе. Они ему верят. Джошу верят и это, пожалуй, то, чем почему-то Тайлер очень гордится. Хочется показывать на Джишву пальцем и говорить, что этот инопланетянин его человек. Его друг, парень, мальчик, мужчина, его свет и его тень, когда хочется спрятаться от обжигающего солнца. Квартира была однокомнатная. В ней минимальное количество мебели. Есть где поставить инструменты. Большие окна, зашторенные тёмные занавесками, который Тай тут же раздвигает в стороны. Комната заливается вечерним светом. Телефоны по-прежнему выключены, рюкзаки откинуты в стороны. — Знаешь, я решил, что пойду и поговорю с тренером насчет моего ухода. Не хочу просто бросать его, классный мужик всё-таки, думаю, он поймёт, — говорит Джозеф, утыкаясь носом в окно и разглядывая новый вид из него. Свежий. Неиспорченный ненужными ассоциациями и воспоминаниями. — Это разумное решение. Как только я разберусь с работой, я заберу документы из колледжа. Я не вижу смысла учиться там дальше. По большей части это было только ради родителей. Они просто хотели, чтобы я был хоть кем-нибудь. И зная о том, что я «увлечён» музыкой, они приняли решение отправить меня в колледж искусств. Ну, по сути, мы же проходим там музыку. А я, честно говоря, ходил туда только потому что было весело буянить, развлекать однокурсников и попадать на отработки. Они всегда приносили мне в итоге нечто хорошее. В этот раз, — Джош улыбается, а затем достаёт из кармана сигареты, прикуривает и кидает пачку Тайлеру, — мне достался ты. Поэтому, как бы то ни было, я даже рад, что учился там, ну, знаешь, чел. Да и родителей как-то расстраивать не хотелось. Сейчас всё это смысла уже не имеет, — Джош немного хмурится. Ему становится немного тревожно. А ещё есть желание принять что-то, но он думает, что пока не может себе это позволить. После… того раза. — Когда понимаешь, что трудишься не на свою мечту и своё счастье, а на радость, чтобы не расстраивать родителей — дерьмово. Ведь… мы для себя в первую очередь живём. Теперь я спокойно дышу. Дан улыбается уголками губ уже самому себе. Было ясно, как много мыслей у него на душе и как мало возможности было сказать хоть часть их. Но теперь времени у них предостаточно. Теперь это только их время.***
— И ты хочешь уйти? — тренер знает, что говорил ему отец Тайлера. «Он придёт забирать документы. Он придёт. Не позволяйте ему это сделать, не позволяйте». Но мистер Джексон был неплохой малый. Более того, он когда-то давно сам мечтал заниматься кое-чем другим, и как бы позорно это не звучало для баскетбольного тренера с успешной командой — он очень хотел заниматься бальными танцами. Но что-то заржавело, вдохновение улизнуло из-под пальцев, как пронырливая змейка, не укусив, не оставив следа — он стал тем, кем стал. И эта печальная улыбка, воскресные танцевальные вечера, где можно любоваться дочкой… да. Мистер Джексон не собирался останавливать Тайлера Джозефа. — Конечно, конечно, Тай… Ты волен делать, что хочешь, — мужчина выглядит грустно, он не то, чтобы привык к Тайлеру, он просто видит в нём себя и хотел себя «этого» вызволить. — Ты ведь будешь иногда заходить? Иногда приходить посмотреть на Джея, ведь, как и он, как в своё время и Зак, все вы играли здесь, — он улыбается, потрепав Тайлера по плечу. — Как только на твои концерты будут приходить больше людей, чем на игры, я приду и послушаю. Всё, иди. Иди… у меня работы через край. Тайлер улыбается, кивает. — Спасибо, коуч.***
Тайлер идёт в их новую квартиру, осматривая район, где они теперь будут проводить время. Север Колумбуса. Не совсем благополучный, но самый шумный и живой. Он видит маленькую кафешку, где на окне огромными буквами написано «Требуется официант. Срочно». Тайлер не знает, почему заходит. Он не совсем спонтанный. Точнее он не спонтанный в плане того, чтобы устраиваться официантами, но мысль о том, что он хочет помогать Джошу чуть больше, чем мог бы, толкает его. И он заходит. Женщина, принимающая его, спрашивает ровно три вопроса. Это одновременно и странно, и облегчающе, ведь попроси она мрачного странного паренька задрать рукава, и никто его уже никуда, кроме как в больницу, не возьмёт. Но всё обходится. «Как вас зовут? Много ли у вас свободного времени? Сможете ли работать по выходным?» Тайлер. Да. Да. Ему говорят прийти завтра и надеть что-нибудь «весёленькое». День кажется не таким уж и плохим. Тайлер плохо переносит радикальные изменения, гоняя мысли в голове с особенной изощренностью.***
Джош сделал почти все шаги для того, чтобы больше никогда не вернуться из прошлой жизни: он позвонил своему начальнику — первое, — и тот всё спокойно понял, понял его ситуацию, принял его отсутствие и разрешил продолжить работу, правда с наказом больше не исчезать без предупреждения; и второе — Джош забрал документы из колледжа и даже попрощался с некоторыми ребятами, с которыми он, пожалуй, сдружился. Ему было даже немного грустно провожать все эти коридоры, холлы, залы отдыха, поляну и их столовую на улице. Джош почти с нежностью смотрел на клумбу возле главного входа — ту самую клумбу, которую им потом пришлось полоть и сажать новые цветы, купленные на их же деньги. Это всё было так… словно давно. Весело. Беззаботно. Две недели отработки с Тайлером позволили Дану сблизиться с гавайским фриком, а как итог… Джош улыбался. Кажется, что прошла целая вечность, хотя по сути несколько месяцев. Но всё идёт хорошо, плохое для равновесия во дне происходит после, когда Джош возвращается домой. Он идёт по алее, думая о том, что может попробовать приготовить домашний тако, он ведь неплох в готовке, когда словно ударом под дых лицом к лицу сталкивается с Эшли. Они останавливаются друг перед другом, как старые знакомые, смотря молча и чуть приоткрыв губы, а затем сестра желчно кривит губы, скрипнув зубами, и быстро идёт дальше словно сквозь Джоша, не замечая его, не видя, не слыша. Словно она его не знает. И Джош оборачивается удивлённо, обиженно и огорченно, желая окликнуть быстро уходящую вперёд девушку, но она идёт уверенно, и Джош думает, что, наверное, ещё не время. По ощущениям словно в грудь воткнули ручку. «Уж лучше так, — решает он. — Уж лучше так, чем быть ложь». Он возвращается домой абсолютно и бескрайне подавленный, смотрящий куда-то глубоко в пустоту, и думает, что косяк поможет ему немного выкинуть из головы навязчивую мысль, что, похоже, он разрушает свою жизнь, и что его семья больше не простит и никогда не захочет видеть сына, который разочаровал их, который предал. Тайлер и Джош меняют все. Звучит одновременно и страшно, и пугающе, и интригующе. Но, как и все изменения, предоставленные на суд разве что каким-то высшим силам, им кажется, что что-то не так. Что-то не работает. Механизм как-то трудно разогреть, мазать и пустить в ход. Их всё вокруг не встречает с распростертыми объятиями, не гладит по спине, подбадривая тихим «все окей, друг, ты на правильном пути». Все люди хотят такой фразы, да? Тайлер и Джош не исключение, поэтому они тихо сидят на полу в своей квартире и курят травку. — Как твой день? — спрашивает Тайлер, зная, что это явно не по правилам «правильного» диалога, но им плевать на правильность диалога. Обоим. Тайлер знает, что сейчас они выкурят этот день, забудут его, а завтра вытащат барабаны и синтезатор и будут играть, пока вены на руках не выступят, как у лучших наркоманов. Надо только немного потерпеть, да? Тай хочет моргнуть, закрыть и открыть глаза, но только чтобы все поменялось. Он не был, бросившим колледж неудачником-официантом, боящимся попасться на глаза родителям, с неуравновешенной психикой и едва ли зарождающимся сомнением насчет того, а правы ли они в том, что делают. Тут на сцену вступает Джош. Уверенный, честный и светлый Джош. Тайлер выдыхает дым, вдыхает немного уверенности. — Тайлер, — Джош обращается к другу вопросительно, задумчиво, но молча ещё какое-то время, словно не решаясь сказать или не в силах собрать свои мысли воедино. — Тебя не пугают сомнения? — Джош не спрашивает, есть ли они у Джозефа, потому что знает — да, есть. — Ты вроде действительно убеждаешь себя, что ты уверен в том, что ты делаешь и в том, что будет завтра, но на деле… Ты просто не знаешь куда идти. И страхи, и слёзы от этого множатся. — Мы думаем, что знаем и контролируем нашу жизнь, но чёрт, не это ли богохульство, — Дан докуривает свой косяк. У него горчит во рту. Он кладёт голову Тайлеру на колени и хочет, чтобы тот гладил его волосы. Это так успокаивает, так успокаивает. Тайлер гладит его волосы. — По пути из колледжа я столкнулся с Эшли. Она прошла мимо. Она сделала вид, что я ей отвратителен или что она меня, как минимум, не знает, — Джош закрывает глаза. У него зудят ранки на руках, и он постоянно расчесывает их. Тайлер в свою очередь постоянно отнимает его руки. Сейчас Джош снова раздирает их и кусает губы. — Меня огорчают мои сомнения. Я хочу быть уверен в том, что я делаю и, что будет завтра, но нет. Нет. Нет. Я не знаю. Мы не знаем, — Джош вздыхает, перехватывает руку Тайлера и подносит к губам. Опаляет дыханием. — Прости. Как твой день? — наверное, это и правда неправильный диалог. Но кому какое дело? — Джош, я думаю об этом же постоянно. Я прошу, чтобы мне помогли найти ответ, но… — Тайлер зарывается рукой в мягкие, волнистые, непослушные и вечно растрепанные волосы Дана, — нам придётся просто пытаться найти ответ собственными силами, — он говорит это тихо. Тайлер наклоняется к шее Джоша, аккуратно утыкаясь в неё носом. — Я устроился официантом, — шепчет он, проводит носом справа налево. — Буду откладывать на аппаратуру для записи, — Тайлер целует шею Джоша, вдыхая его запах. У Джоша по ногам бегут мурашки. Окно открыто, потому что Джозеф обожает распахнутые окна, благодаря которым лиловый, приглашенный свет выливается в комнату. — Может быть, это все не зря, — говорит он и целует снова. Едва ли ощутимо. Это должно быть не зря. — Было бы досадно, если бы мы даже не попытались, — подводит к черте Джош, поднимая взгляд и смотря на Тайлера. Его главную поддержку. Ведь его даже не нужно просить в помощи, он всегда всё решает и помогает сам — даже это банальное устройство официантом. Это безумно чудесно с его стороны. На лицо Тайлера ложится это лиловое свечение, и Джош всё пытается понять, откуда оно исходит и почему оно так прекрасно ложится на кожу Джозефа. Ведь… Мы всегда хотим знать источник струящегося на нас света. Мы стремимся к нему, изучаем и ищем. Источник своего света Джош до самых мельчайших родинок знает и любуется им сейчас очень бесстыдно и влюблённо. От травки слегка кружится голова.***
Тайлер плох в роли официанта. Он слишком мало улыбается, а на вопрос «Что посоветуете?» пожимает плечами. Он не умеет смеяться над глупыми, не смешными шутками так, чтобы это было убедительно, и один раз он даже попросил ребёнка заткнуться в то время, как родители орущего делали заказ. В целом, он был быстрым, манёвренным и не халтурил, поэтому его оставили. Он молился, чтобы день тянулся быстрее, потому что он хотел к Джошу. Он хотел видеть Джоша. Хотел выкрасть барабаны, а потому писал Марку каждый час, чтобы тот ничего не планировал и научился ещё лучше взламывать замки и чтобы научился быть тихим, и милым, и лучшим на свете, только чтобы всё получилось. Марк, в свою очередь, убирал телефон от уха и смотрел бейсбол. В восемь, когда один распрощался с фартуком, второй с назойливыми клиентами, а третий с бейсболом, они встретились в новой квартире Twenty One Pilots, которую Джош и Тай, будучи с утра в неплохом настроении, превратили в скрытый штаб-центр НАСА и лучших шпионов. Ну, Джош был агентом НАСА, а Тай был психованным шпионом со способностью исчезать и появляться, когда захочет. Марк был единственным адекватным человеком в штаб-квартире Шпионо-НАСА. Он принёс пива и хотел обсудить план. — А с чего вы взяли, что родителей не будет? Знаете, выкрасть барабаны просто так довольно сложно. Ладно, у Брэда большая тачка, и мы сможем поставить их в багажник, но, чёрт возьми, шуму-то будет, — Марк слишком адекватный для квартиры Шпионо-НАСА-Мечтателей. — Да всё получится, — бросает Тайлер, обращая внимание на царапины от котёнка на руках Марка. Он думает о том, что родители пару дней назад без его разрешения отдали остальных двух их бабушке и с дедушкой. — Не, чуваки, всё на мази, — убеждает Марка Джош. На нём кепка с нашивкой в виде головы инопланетянина и футболка с надписью «Dad», он ест Skittles, складывая их в край своей футболки, и сидит на полу, перебирая струны укулеле Тайлера. — Мои родители в девяти из десяти случаев куда-то уезжают на выходные, а сёстры уходят тусоваться к своим друзьям. Поэтому скорее всего это будет очень легко. Джош горит этой мыслью и настроен оптимистично, даже не смотря на то, что он устаёт на своей работе и спешит домой по той же причине, что и Тайлер — ради друг друга. Оно всегда того стоит. Джош очень хорошо держится и продолжает не падать духом, а когда Тайлер решает вернуть его барабаны, он не может не подхватить эту мысль, потому что от отсутствия палочек в руках зудят пальцы. — Другой вопрос — твой синтезатор, Тайлер. Тогда он мне попал в руки почти за даром, но я не уверен, по карману ли нам это сейчас, — Джош чешет затылок и переворачивает кепку козырьком назад. — Есть идеи, куда твой отец отвёз его? Тайлер знает, где его синтезатор. Отец бы не придумал ничего другого, как отдать его маленькой семилетней троюродной сестре Джозефа, которая очень любит рисовать. Но ей всегда спихивали старые мячи, старые мальчишечьи гетры, старые машинки и, конечно же, тайлеровскую старую приставку, которая «мешала ему играть в баскетбол». К счастью, привычка всё ей отдавать, скорее всего, выдаёт отца. Но, кто знает, так ли это. Может быть, он с катушек слетел и выкинул его? Тайлер не думает.***
Приехать к дому Джоша было легко, пробраться во двор тоже. Марк медленно, но верно ковыряется в замке, пытаясь попасть, как он объяснил «куда надо попасть», но дверь не поддаётся на махинации, а потом и вовсе наступает катастрофа, потому что дома таки оказывается сестра Эшли вкупе со своим парнем. И они сидят прямо с другой стороны дома на крыльце, беседуя о чём-то. Слышится едва ли различимое «сходи, проверь, что там за шум», и Тайлер мельком видит фигуру парня, направляющегося в их сторону. — Вот, чёрт. Быстро за гараж, — кидает он шёпотом, и три горе-разведчика прячутся. Пацан явно не промах, он медленно осматривает территорию, издававшую звуки, а Марку слишком весело, так, что он закрывает себе рот рукой. Тайлер же продумывает тот сценарий, где он дерётся с челом, пока Джиш и Марк грузят барабаны. А потом Джозеф полноправно убегает. Хотя, вообще-то, у Джоша есть основание находиться здесь, на этом участке, и, собственно, лезть в гараж и брать из него что угодно. Если, конечно, как-нибудь опустить тот факт, что он свалил из этого дома и, по сути, не считался его жильцом больше. Но разве парень Эшли знает? Говорила ли она ему? Такие ли тесные у них отношения? Джош думает, что в любом случае он всегда может сказать, что имеет полное право быть тут. И плевать, что они (или он, если он вызволится принять удар на себя) пытались тут взломать замок, и что Джоша тут не должно быть от слова «вообще». В любом случае, не смотря на играющие нервишки, Дан думает, что сможет легко выкрутиться и придумать что-то. — Так. План такой, — Джош подтягивается к себе Марка и Тайлера поближе, чтобы говорить очень тихо. Он наклоняется, положив руки на их плечи. — Сейчас я выхожу из-за гаража, отвлекаю этого ебеня-бебеня и отвожу как можно дальше от гаража. Заговариваю ему язык короче. А вы под шумок доламываете замок и супер-быстро берёте барабаны. Только прошу — по-нежнее, — наставляет их голубоволосый очень серьёзно, когда как Марк продолжает ржать себе в ладонь, чем заслуживает лёгкий подзатыльник от Джоша. Впрочем, обменявшись напущено согласными взглядами, Дан упирается руками в колени и поднимает голову, взмолившись к небесам, умоляя их пройти всё это смело и успешно. — Как только заберётесь в машину, просто просигнальте, и я свалю как можно быстрее. — День добрый, молодой человек, — Джош выходит из-за гаража стремглав как ни в чём не бывало и подходит к удивлённому парню весёлой походочкой так быстро, насколько может. Он кладёт руку на его плечо и «почти» ненавязчиво ведёт в другую сторону от гаража, за дом, чтобы и с Эшли не столкнуться, но и чтобы ребята не спалились. — Хорошая погода, не так ли? Что за удивление на лице? Я, между прочим, брат твоей девушки, она говорила обо мне? Вижу, ты немного шокирован, но я всего лишь зашёл забрать пару своих вещей, я не буду вам мешать, — Джош тараторит и просто не даёт парню вставить хоть слово, даже не смотря на то, что тот отчаянно пытается это сделать, поднимая руку и открывая и закрывая рот как рыба. Дан продолжает болтать: — К слову, о мешать, вы предохраняетесь? Знаешь, я очень люблю свою сестру, и не принимай на свой счёт, но знаешь, я думаю пока слишком рано для племянников. И вообще, будь-ка ты с ней поосторожней. Я брат очень строгий и суровый, если что найду и вычислю, — Джош для убедительности хмурится, а затем, впрочем, почти сразу же широко и обаятельно улыбается. Он незаметно заглядывает через плечо, наблюдая за тем, как двое горе-шпионов отчаянно тащат из гаража барабаны, стараясь не слишком шуметь. Но Джошу приходится говорить громче, потому что несколько шокированный происходящем парень уже было оборачивается через плечо, из-за чего Дану пришлось вновь похлопать его по плечу и обратить взгляд на себя. — Ну что ж, я надеюсь, ты догнал о чём я, ну, понял мои наставления. Ты ведь слушал меня, э, куда смотришь. В глаза смотри. Так вот. Как говорится, во дворе не курите, много не пейте, предохраняйтесь, домой возвращай её до двенадцати. Ну, бывай, и хорошего дня, чувак, — Джош отдаёт честь двумя пальцами, и как во время машина сигналит откуда-то из-за забора. Дан рвёт когти с места как сумасшедший, а парень Эшли продолжал стоять на месте как вкопанный, не понимая, что это было — он так и не может и слова вставить. Девушка к нему подходит сразу после гудка машины и звука заскрежетавших по земле колёс. Она, широко раскрыв глаза, смотрит на гараж, а затем быстро подбегает к своему парню. — Это был, похоже, твой брат… — мямлит тот всё ещё растерянно. — Что? Дж… — Эшли непонимающе вскидывает брови, но реагирует слишком поздно, выбежав на дорогу. — ДЖОШ ДАН! — машина скрывается за горизонтом, и девушка, словно в силах её догнать, бежит за ней ещё несколько метров, пускай только теряет время. Она зла на своего брата, но уже ничего не может поделать. Её руки обессиленно опускаются и она возвращается домой. — ОХРЕНЕТЬ, ЧУВАКИ. МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО, — орёт Джош на всю машину. Её наполняет гул смеха и улюлюканья. У Дана заходится дыхание от пробежки и от того, что ему было до коликов в животе смешно с того, как всё тупо и импровизированно у них в итоге вышло. Планирование явно не их стезя. Марк старается не ржать слишком сильно, потому что он за рулём, а Тайлер смеётся так, что приходится хвататься за живот в самом прямом смысле этого слова. Это было так смешно, так забавно и так хорошо. Когда ты делаешь что-то ради своей мечты, миксуешь это со спонтанностью и великолепной идейностью и… Он в очередной раз так сильно влюбился в Джоша Дана. Чертовски важное чувство — влюбляться и влюбляться в своего человека. Тайлер думает, что сразу ехать к маленькой троюродной сестричке после такого триумфа дело практически нужное и необходимое, потому что они должны получить. Их. Инструменты. Обратно. — Я просто что-нибудь придумаю, окей, — Тай волнуется, на самом деле. Он боится, что а) синтезатор вообще не в месте икс, б) отец запретил отдавать синтезатор, в) родители маленькой девочки скрутят его и отвезут к семье. Драматичный Тайлер даже предусмотрел варианты побоища и крови. Но его истинное, неподдельное желание играть, во что бы то не стало играть музыку с Джошуа Уильямом Даном, буквально разгоняет машину ещё сильнее. Тайлер потирает свои колени, пока они едут. День подходит к концу и начинает смеркаться. На пороге Джозефа волнуется и стучит в дверь больше раз, чем планировал. Сначала он хочет, чтобы Джош стоял рядом с ним, а потом решает, что это будет как-то подозрительно и он сходится на мнении, что сделает всё сам. — Тайлер, дорогой, ты чего так поздно? — голос миссис Делловер звучит, как засахаренный мёд. Она вся похожа на струну, на которую намазали засахаренный мёд. Тайлер ёжится. Жильцы в отдельно натыканных, однотипных домах иногда бывают слишком настойчивы. Но Тайлер не любит излишнюю настойчивость. От неё хочется бежать сломя голову. — Я… Знаете, я недавно повздорил с отцом, и он решил, что наказать меня буд… Помните он раньше привозил вам мои мячи, чтобы я не мог играть в баскетбол в наказание? Теперь эта штука случилось с синтезатором. И он, наверное, отдал его вам, но я хотел бы получить его назад, — Тайлер бубнит, волнуется и стоит наготове отстаивать свой инструмент. Но в этот раз без войны, дорогой драматичный и вечный ребенок. В этот раз без войны. — Ладно… Забирай. Всё равно он нам не нужен. Тайлер хлопает глазами, спокойно заходит и забирает. Машина остановилась немного поодаль от дома, чтобы не вызывать подозрений у жильцов, а Джош с Марком вышли на улицу и стали издалека наблюдать за Тайлером. Они почему-то оба уверены, что всё получится именно так, как они задумали, потому что сегодня просто мега-удачный день, и если всё пойдёт не так, как они спланировали, будет жутко обидно. Дан сидит на капоте и курит, пока Марк в свою очередь что-то щёлкает на телефон: траву, маленькую улиточку, ползущую к газону, скрещенные ноги Джоша, его руку с выступающими венами, что зажимает между пальцев сигарету и опирается о капот. А как итог — Тайлера, идущего вдалеке с синтезатором в руках. Марк фотографирует, а затем поднимает большой палец вверх, чем вызывает недоумение у Джоша. Последнему приходится спрыгнуть с капота машины и развернуться, после чего он всё осознаёт, дважды и трижды прокручивает это осознание в голове и так счастливо и ярко улыбается, что севшее за горизонт солнце справедливо уступает ему место на небе. Он побегает к Тайлеру, в порыве радостных чувств обхватив ладонями его лицо, и крепко целует его в губы, продолжая улыбаться, почти буквально светясь изнутри. Он чуть смеётся, когда отстраняется от устало-довольного Тайлера, а затем помогает ему подхватить синтезатор и тащит его уже вместе к машине. Дан идёт чуть пританцовывая, теперь уже Джозеф смеётся. Наверное, это был один из самых лучших дней за последнее время. Кажется, он такое уже говорил? Возможно. С Тайлером иначе не бывает. Они едут домой. Они — Twenty One Pilots. Они едут домой.