Twilight of the Angels

Walking hand in hand, you are all I ever want. And when you’re not around dear, I don’t even notice you’re gone. Everything falls into place, but I think I need a little more time. A loaded smile, an empty glass, and one last dance. Томми стоял на высоком балконе, сверху взглядом скользя по золотому убранству огромной бальной залы, и рассматривал шикарные наряды прекрасных женщин и с иголочки одетых импозантных мужчин, лица юных девиц и дам почтенного возраста. Что ни говори, женская аудитория преобладала. Тем не менее, все эти люди, все, кто посетил в этот день оперный театр, пришли сюда лишь ради Адама. Ради голоса Адама. Сегодня Адам был в ударе, и Томми открыто восхищался им. И хоть зрительный зал был переполнен почитателями его таланта, был момент – апогей всего представления, когда Томми явственно ощущал себя наедине со своим Адамом, без единого свидетеля, когда тот откровенно пел единственно для него, не замечая ничего вокруг, и только взрывные аплодисменты отвлекли их друг от друга. Как обычно, присутствие солиста на приёме после концерта не обсуждалось. Востребованность предполагала некоторые жерты. Адам попросил Томми не уходить так рано, побыть с ним в этой огромной чужой толпе совсем недолго, час-другой, чтобы потом вместе отправиться домой и продолжить чудесный вечер без посторонних, вдвоём, под треск камина и шум ветра за окном. Это «вместе» прозвучало таким желанным, что Томми остался, абсолютно забыв про свою нелюбовь к большим скоплениям народа и неприязнь к вынужденным улыбкам. И вот сейчас подальше от толпы и поближе к умиротворяющим звукам музыки, с бокалом шампанского в руке он наблюдал, как Адам порхал от одной стайки богатеев к другой, тщательно выполняя свой общественный долг. Приём ещё только начался, и Томми очень надеялся, что для них двоих на этот раз он окажется быстрым и неутомительным. Вот когда-нибудь однажды он сам точно возьмёт и попросит Адама раздать все поклоны со сцены и пойти домой вместе сразу после выступления. Он обязательно сдастся и уступит, как и Томми… Ну, хотя бы один раз. Он видел, как одна группа кричаще разодетых аристократов подвела Адама к другой, его тут же перехватила баронесса Альвинци, взяв под ручку, и объединившись с бароном, уволокла его за свой стол. Баронесса и её муж были весьма щедрыми покровителями итальянской оперы и с широким размахом поддерживали карьеру Адаму. Они следовали (если не сказать преследовали) за ним повсюду, на время сезона покидая родной дворец в Австрии, и Адам всегда чувствовал себя связанным по рукам и ногам этим меценатством, ибо приходилось каждый раз уделять им значительную часть времени на приёмах и претворятся, будто они были старыми добрыми друзьями. Баронесса представила Адама всем богатым и не очень по меркам высшего света знакомым из своего окружения, и его вдруг зауважали, Адам вдруг стал для всех них важным приятелем и другом. Томми весьма скептически относился к подобной дружбе, он считал её подделкой, ненастоящей, удобной с одной стороны и льстивой с другой, одним словом – тошнотворной. Он всем сердцем желал бы, чтобы они отстали от Адама, оставили его в покое и позволили без остатка отдаться любимому делу. Почему так невыносимо трудно порой заниматься тем, что так любишь, наслаждаться этим и не зависеть от других? Он не раз задавал этот вопрос Адаму, но ответ у Адама всегда находился исключительно один: «Этот механизм работает не иначе, как только так». Некоторых, особо ярых и норовистых поклонников, Томми старался воспринимать ровно, для пущей верности, порой, прикусив язык, и даже по-философски, но невозможно было невозмутимо созерцать, как какой-то очередной «новый приятель» возрастом помоложе беззастенчиво флиртовал с Адамом, заигрывал и вешался ему на плечи, наклоняясь неимоверно близко, чтобы вместе посмеяться над какой-то глупой шуткой. Томми просто бесила вся эта ситуация, а Адам как ни в чём не бывало, улыбался и двигался дальше. Томми вздохнул и сделал очередной глоток. Он уже достаточно долго для обещанного «час-другой» находился здесь и заскучал. И, надо признать, ревновал. Он залпом осушил бокал и решительно водрузил его на сиротливо стоявший в углу маленький столик с резными ножками, намереваясь сейчас же спуститься вниз, найти Адама и сообщить, что уходит сию же минуту, как откуда-то из-за плеча услышал вопрос в свой адрес. - Не нравится мероприятие? Томми, так легко застигнутый врасплох, обернулся. Мужчина позади улыбался ему и приветственно помахал рукой. - Простите, не хотел вас напугать. Не смог устоять, чтоб не поинтересоваться, почему вы, такой прекрасный юноша, здесь, в одиночестве, а не веселитесь со всеми внизу. Томми ответил вопросом на вопрос. - А вы – почему здесь? – Неожиданное и от части беспардонное вторжение незнакомца его не очень обрадовало. - Потому что это претенциозная чушь, - услышать такое заявление от человека, которого видишь впервые, оказалось, как минимум, сверх всеж ожиданий. - А я-то думал, что один такой, - искренне усмехнулся Томми. – Я солидарен с вами. - Нет, не один, отнюдь. - Молодой человек подошёл ближе и взглянул вниз через перила балкона. – Так с кем же вы тут? Или мне бы следовало спросить, кого вы ждёте? – И через секунду добавил: - Пока этот кто-то закончит общаться с сильными мира сего, и вы сможете поехать домой? - О… Адама... - Томми немного смутился, но достойно выдержал пытливый взгляд. – Солиста. Я жду его. Брови собеседника взлетели вверх. - Этот кастрат? Томми никогда так не называл Адама. Адам всегда был просто Адамом, певцом. Он конечно же был настоящим кастратом по определению, но Томми желал, чтобы в нём видели гораздо больше, полноценного человека, состоявшуюся личность, мужчину. И, чёрт подери, кому какая разница, что у него в штанах. Незнакомец в целом производил впечатление симпатичного человека, но его чересчур внимательные глаза заставляли чувствовать себя тревожно. - А вы не… - незнакомец запнулся, будто припомнил что-то. - Вы же композитор… Томми слегка улыбнулся и как-то угловато кивнул, склонив голову набок. Обычно его редко с ходу узнавали. Приятно, само собой, было, когда всё же узнавали, но каждый раз очень неловко. - Да, - Томми тихо ответил и махнул в сторону толпы, откуда доносился звонкий смех Адама. – Его. Я - композитор Адама. - Ух ты, очень рад знакомству. Я – Даниэль. - Томми, - представился блондин и пожал протянутую руку. Даниель повторил имя несколько раз, перекатывая на языке, словно пробуя его на вкус, но так и не выпуская его ладонь. - Знаете, я поистине восхищён вашими произведениями. - О, – Томми вежливо улыбнулся, отдёрнул руку и хотел двинуться вниз к лестнице, но Даниэль продолжил высказывать свои комплименты. - Ваша музыка идёт от души. Это очевидно. Я много раз бывал на концертах Адама, у него чудесный голос, но мне всегда хотелось узнать, кто же стоит за всеми этими прекрасными творениями, создаёт эти ноты и тексты. И вот теперь встретил вас. И это несказанно удивительно. Слова Даниэля казались такими искренними, что невозможно было не ответить тем же. Томми снова скромно улыбнулся и поспешно обернулся к залу, глазами выискивая высокую темноволосую особу и её свиту в толпе. Счастливая улыбка тут же померкла, стоило увидеть Адама, окружённого стайкой каких-то щеголей. Один из них откровенно вешался на руку Адаму, придерживая за локоть, пока тот самозабвенно смеялся над шутками баронессы. Обидно кольнуло в груди, и Томми поторопился отвести взгляд, натыкаясь на дружелюбное лицо нового знакомого. - Эй, эти приёмы… это всего лишь бизнес. Домой он возвращается именно с вами. Томми промолчал, но не на шутку удивился, откуда этому человеку было известно, что они с Адамом пара, а не только деловые партнёры, певец и композитор. Их личная жизнь не должна была стать достоянием общественности. Более того, отношения такого рода, что все эти годы были между ними, считались нелегальными и карались законом. Томми отлично усвоил этот факт с той самой ночи в подземельях консерватории Дюранте. Тогда официальный суд произведён не был, и никто не стал открыто обвинять его в сожительстве с другим мужчиной. Но Томми не был так уж наивен и хорошо понимал, что их связь подразумевалась многими, однако, благодарение богу или кому ещё, это никто не обсуждал. В высшем обществе негласно считалось вполне приемлемым проводить время от времени ночи с человеком одного с тобой пола при условии, конечно, что они не превращались в нечто большее. - А знаете, по счастливой случайности до меня дошла информация, что на мансарде баронесса недавно устроила выставку своих самых дорогих предметов одежды. Каждый наряд находится в стеклянном коробе и его можно рассмотреть со всех сторон, представляете. - Даниель склонился к Томми, будто выдавая большой секрет, и заговорщицки прошептал: - Заморские одежды, которые её светлость и барон Альвинци надевали во время королевских торжеств: свадьба или коронации – в общем, самых-самых важных. Это, конечно, предел самолюбования с их стороны, сверхамбициозно, но и забавно также. Вы не находите? Не хотите пойти взглянуть, м? Такое смелое фривольное приглашение огорошило Томми. Он подозрительно прищурился: Даниэль всё-таки был совершенно посторонней персоной. - Эмм… - достойный предлог для отказа никак не удавалось придумать. - Вы же пробудите здесь ещё какое-то время, - Даниэль настаивал. – А можете ещё и увидеть кое-что занимательное, развлечься. Уверяю, это будет увлекательнее, чем наблюдать, как вашего партнёра обхаживает дюжина других мужчин. Последний комментарий попал в точку, замечание задело Томми за живое. - А разве они не живут в Австрии? – Вопрос прозвучал немного резковато и Томми задал второй, чтобы как-то загладить свою несдержанность. - Зачем вообще устраивать подобные выставки здесь? - Семейство переезжает в Италию, когда начинается оперный сезон, а когда всё завершается финальным баллом и если они путешествуют дальше, то многие вещи отправляют обратно в Австрию. Ну, так как, не соблазнитесь? Не хотите увидеть коллекцию? Томми в колебаниях пожал плечами, но уступил и сдался. - Да… почему бы и нет. - Тогда следуйте за мной. Даниэль неплохо ориентировался в многочисленных коридорах здания, будто бывал тут не раз, и к Томми даже закралась мысль о его знакомстве с этой семьёй. Преодолев ещё один лестничный пролёт, они очутились в круглом помещении. Томми остановился у входа и осмотрелся. Большие масляные лампы освещали голые стены без единого окна и десять стеклянных витрин. За каждой витриной находилось обезличенные мраморные статуи в изысканных одеждах и больших блестящих бриллиантах. Они стояли попарно: помпезное, тяжёлое, расшитое жемчугом и бисером платье из дорогой ткани на одной и роскошный мужской костюм с отделкой золотом и лентами в тон платью на другой. Томми был зачарован всей этой прелестью и великолепием. Но самомнение и самонадеянность хозяев однозначно выходила за всякие рамки. На это можно было закрыть глаза, когда речь шла о свадебных убранствах, но всё остальное…? «Дикая несуразица,» - подумал Томми. - Я же говорил, всё чрезмерно претенциозно, - Даниель прищёлкнул языком и смело двинулся вперёд. - Да уж, это нечто. - Томми рассмеялся. - Даже не вериться, что люди доходят до такого абсурда. Это же всего-навсего одежда. Даниэль охотно согласился и активно закивал головой. - Трудно поверить, что люди мечтают оказаться одними из представителей этого класса, не так ли? - вопрошающий взгляд на блондина, и не дождавшись ответа, Данель стал обходить витрины с тыльной стороны. Томми подошёл к одной из витрин и уставился на какой-то костюм из красного бархата. Он вспомнил об Адаме, который так стремился попасть в этот класс богатых и всемогущих. - Ну, понимаете ли, в этом мире с большим достатком не всё так хорошо, как кажется сперва, - пояснил свою мысль Даниель. – Ты трудишься только ради того, чтобы впечатлить целую вселенную, но не своими талантами, а своими деньгами, забывая о тех, кто реально любит тебя, в конечном счете отталкивая их навсегда, даже если того и не желаешь. Материальные ценности становятся главным поводом просыпаться каждое утро. Томми промямлил что-то невнятное в ответ. Ему не нравилось, куда шёл их разговор. - Надеюсь, вас это никогда не коснётся, - Даниель не отрываясь от Томми, внимательно смотрел прямо в глаза, волей-неволей вынуждая того перевести взгляд. - О, да я бы и не волновался об этом, Адам не такой, - запротестовал блондин. - Пока - нет, - многозначительно ответил Даниэль, но тут же вскинул руки, извиняясь, когда карие зрачки раздражённо сверкнули емк. – Томми, простите. Я не имел в виду ничего плохого. Знаете ли, я так часто был свидетелем подобных ситуаций, что, порой, забываю о хороших манерах, тем более, рядом с собеседником, с которым легко общаться, и начинаю нести всякую околесицу. Вы кажетесь крайне приятным молодым человеком, я бы сказал, вы верный друг, и мне претит видеть, как вы страдаете. Ну да, вы выглядели печально, когда я поднялся на балкон. - Зря, – Томи отвернулся, - у нас всё хорошо, – и слегка, но гордо улыбнулся, немного вздёрнув подбородок. - И, кстати, я собирался спуститься вниз к Адаму. Я готов ехать домой. - Он надеялся, что Даниэль не заметил, что его намёк на самом деле достиг цели. В глубине души именно этого Томми и боялся, что однажды Адам станет одержим славой и богатством, подобно многим другим кастратам, отбросит на второй план всех близких, всех тех, кто заботиться о нём, позабудет о Томми и, не оглядываясь, шагнёт вперёд. Адам вовсе не был жестоким, у него доброе сердце, но известность и безграничные возможности – это то, чего он желал, во что вкладывал свои силы и душу, и Томми опасался, что тот мог затеряться на этом пути. Томми переступил порог выставочной комнаты и вдруг осознал, какой же там был спёртый и удушливый воздух. Свежий ветерок подул из раскрытого окна прямо в побледневшее лицо. - Томми, я в самом деле не хотел вас ранить, - Даниэль подхватил его под локоть и заглянул в глаза. – Я очень сожалею о своих словах. - Не стоит. Мне не на что обижаться. Знаете, там было очень душно, а я устал за вечер… - Конечно, конечно, - Даниэль улыбнулся. – В любом случае, я очень рад, что мы с вами познакомились. - Мне также приятно, - учтиво ответил Томми. - И я бы с огромным удовольствием продолжил наши милые беседы о вашей музыке, если вы не возражаете. Это будет уместно после моего проступка? Томми следовало бы найти повод и не заводить дружбы с этим неведомо откуда взявшимся человеком, подсознательно он не доверял незнакомцам. Но Адам постоянно был занят, доводя до безупречного звучания свои арии и вращаюсь в высшем обществе, и Томми часто целыми днями приходилось оставаться в одиночестве. Он бы и не отказался от большего общения и тем более о музыке, и тем более о своей, и коль уж у Адама в ближайшие дни выходных не намечалось, они условились встретиться с Даниэлем завтра в кафе на набережной. Теперь он шёл прямиком к Адаму, как никогда хотелось поделиться своей маленькой новостью: у него появился новый друг.