Twilight of the Angels

…мощно, быстро, одним толчком, пригвоздив Томми грудью к стене, прижавшись горячей щекой к его плечу, за талию удерживая хрупкое тело на месте... Томми молчал. Необычно было не слышать ни звука от него, когда Адам точно знал, что тот любит именно так, именно этот ритм, именно эту позу.... входил в него выверенными движениями, именно так, чтобы свести с ума, чтобы он бессознательно запрокинул голову назад, чтобы светлые пряди упали на лоб и глаза, чтобы вскриком распахнулись губы, задыхаясь сипело горло, будто кто-то перекрыл кислород, и комната до предела наполнилась громкими всхлипами и стонами. Адам бы упивался этим зрелищем. Но Томми так и молчал. Быстрее, сильнее, глубже с каждым разом, чтобы вырвать из него хоть какую-то реакцию, чтобы его голос нарушил тишину, задавил её сладостным вскриком. Даже если будет больно. Боль. В этом Адам преуспел. Причинять боль он умеет. Доставлять страдания, доводить до самоубийства и поджогов. Гнев. Адам всю свою жизнь был зол на людей вокруг, на самого себя, на то, кем он стал, на судьбу, на саму жизнь, в конце концов, но Томми с лёгкостью изменил это. А сейчас Адам злился на Томми за его молчаливость и безучастность. …Схватил его крепче, вонзаясь пальцами в тонкое тело и беспощадно вдалбливаясь в него. Вот сейчас точно должно быть больно. Но почему Томми молчит? Резко, грубо, шлепками. До багровых пятен. Схватил за шею сзади… и ничего. Он вообще живой? Мысль насквозь прошибла страхом. Адам застыл. Он не только молчал, Томми не двигался, его руки безвольно свисали вдоль туловища, а глаза были закрыты. Стоило ослабить тиски, как тело начало опадать на пол. Адам удержал его, подхватил на руки. Что случилось? Паника подступала. Что произошло? Что с Томми? Кто это сделал? Сам Адам? - Томми? – шёпот, шёпот. Крик. Языки пламени вспыхнули вокруг Томми. КРИК. Адам вскочил, весь в поту, задыхаясь от сухого хрипа. - Мио дио, ты в порядке? – Томми несмело тронул его за плечо. С широко распахнутыми от испуга глазами тот ртом пытался хватать воздух, пальцами намертво вцепившись в одеяло. Он, казалось, смотрел перед собой и ничего не видел. Томми придвинулся ближе. Адам пытался разглядеть его лицо, словно вынырнувшее из тумана, растревоженное и сонное, но лишь чувствовал, как дрожали его руки. - Что происходит? – как можно спокойнее спросил блондин. – Что тебе сниться? - Ничего, - Адам сипел, стараясь отдышаться. – Ничего, правда. Прости, что разбудил. - У тебя эти кошмары уже недели две, если не больше, - продолжил Томми. – Это не может быть ничем. Адам отвёл взгляд в сторону. - Какие две недели? - Я сплю с тобой каждую ночь. Неужели, ты думаешь, я ничего не вижу и ни о чём не догадываюсь? – Томми не хотел клещами выдирать истину, но рано или поздно эта недомолвка между ними встала бы ребром. Адам сделал глубокий вдох, повернулся, шумно выдохнул и… улыбнулся. - Не волнуйся, аморэ, - вымученная улыбка, - это всё мелочи. Ерунда. - Что бы ни говорил Адам, это абсолютно не успокаивало Томми. - Честно. Пройдёт. Совершенно неубедительно. Томми ни капельки не верил его словам и только фыркнул, бросив в ответ: – Адам, я не слепой. - Да это просто стресс, - тот по-прежнему настаивал на своём. – Клянусь. Очевидная ложь. Томми хотел было возразить, возможно, заставить Адама всё рассказать, не отмалчиваться больше и не юлить, но тут же запнулся. Он только согласно кивнул и, обречённо роняя голову на подушку, лёг. Адам укрыл его, заботливо натянув одеяло повыше, подоткнул по бокам, и поцеловал взъерошенную светлую макушку. А потом наперекор обжегающему пристальному взгляду в спину аккуратно выскользнул из постели и вышел из спальни. Дверь за ним тихо захлопнулась. Он зажёг свечу. Яркий свет масляной лампы сейчас только ещё больше бы разбередил болезненные воспоминания о Нико. Тем более после этого сна. Он подошёл к окну. Внизу в кромешной темноте улицы чёрной пустотой зияли арки соседних домов. Безлюдно и уныло там, а Нико всегда был весёлым и беззаботным... Мысли сами невольно возвращались в те дни. Невысокий и изящный, как Томми, с яркой улыбкой – очередной юный кастрат в старой консерватории. Адам ему сразу приглянулся. Собственно, ему многие нравились, и, будучи любвеобильной натурой, он без особых усилий постоянно привлекал к себе всё новых воздыхателей. Но с Адамом он флиртовал как никогда вдохновенно. И только сам Адам не придавал значения попыткам Нико оказаться в его поле зрения, он просто не обращал на настырного юношу никакого внимания. Но того это ни сколечко не отпугнуло, и, когда однажды вечером Адам оказался порядком пьян, погрязнув в одиночестве и жалости к своему собственному "я", он очутился в нужном месте в нужное время. Адам уступил и дал Нико то, на что он так неистово напрашивался. Правда, всем телом вдавливая парня в деревянную обивку стен в одной из подсобок консерватории, скоро уже пожалел о содеянном, ещё даже не дойдя до разрядки. Но дороги назад уже не было. А после вернулось привычное равнодушие, тот же холод внутри и снаружи, наверное, даже больший, чем обычно, и полное безразличие к Нико. И последствия всему этому оказались трагичны. Не в правилах Адама было испытывать угрызения совести о том, что уже совершено, но именно они одолевали его последнее время. В произошедшем с Нико он винил себя. И пожар, в конечном счёте, тоже вспыхнул по его вине. Возможно, следовало бы поделиться с Томми, рассказать ему всё без утайки, но как тогда самому пережить тот момент, когда померкнут любимые глаза, и самый важный в жизни человек так горько разочаруется в нём, поймёт, с каким ужасным эгоистом он живёт. Томми через многое в жизни прошёл, немало бед и невзгод хлебнул, и не последнюю роль в этом сыграл именно Адам, и как теперь можно ранить его снова? Нет, Адам никогда не решится, эта тайна останется при нём, а сны... кошмары действительно были вызваны стрессом, тут он, в общем-то, не лгал. Хотя… Страх, злость и стресс как результат своим внезапным, как снег на голову, появлением всё-таки привнёс Микель. Микель. Да, Адам использовал Микеля, Микель использовал Адама. Вот только симпатии Микеля переросли в настоящие чувства, а Адам лишь рассмеялся, услыхав очередные пылкие признания в свой адрес. «Всего лишь секс, банальная потребность организма и ничего больше,» - сказал он. И как бы не старался Микель привязать неуловимого кастрата к себе, преследуя везде и повсюду, любые попытки сблизиться Адам игнорировал. Тот обижался, но не падал духом, он по-прежнему навязывался, и однажды вынудил наглядно показать, насколько в нём не нуждались. Каждый день, будто бы случайно, Адам демонстрировал ему своего нового любовника, резко отвечал на любые его просьбы и мольбы, отмахиваясь, как от назойливой мухи. Он категорически не желал иметь ничего общего с любовью и близкими отношениями и прямо в глаза заявлял об этом каждому, кто посягал на его чувства. Если Микеля интересовал секс, отлично, но это всё, на что мальчик мог рассчитывать. В блестящем будущем Адама не было места любви. «Я бездумно ранил Микеля тогда, а он планомерно разрушает мою жизнь теперь.» Адам отступил от окна и тяжело опустился в кресло у письменного стола. Не было сил больше думать о прошлом. К тому же, у его ног распростёрлось настоящее. Его pezzi chiusi, например. Перед ним лежал список из уже отобранных пятнадцати песен, и выделить для концерта наилучшие, оказалось чертовски трудно. В них таилось слишком много личного, и, как и Томми, к каждой он относился особенно трепетно. От идеи самого искреннего концерта, в котором на 100% отражался бы весь его творческий и жизненный путь, мозг плавно переключился на мирно спящего за стенкой блондина, с разметавшимися по подушке волосами и розовым ото сна румянцем на щёках. Вот, где он должен находиться, вот, где его место, в постели рядом с ним, обнимать и считать удары любящего сердца, а не размышлять над жуткими воспоминаниями о предательстве, смерти и пожаре. Вот же ирония судьбы! Если бы не эти пожар и смерть, он бы никогда не встретил Томми. Адам на секунду прикрыл глаза, прогоняя всё черноту из головы, и, ещё раз пробежав взглядом список, выдохнул и принялся за работу. ****** Несколько часов спустя, высоко в небе уже светило солнце, Томми снова ушёл на встречу с Даниелем, и Адам в полном одиночестве скучающе пялился в ноты. Значки то расплывались, то разбегались и уставшие после ночных бдений глаза никак не могли собрать их в единое целое. Разболелась голова и бумаги сами собой выпали из рук. Он выругался про себя, поднимаясь из кресла, как тишину нарушил отрывистый стук в парадную дверь. Никто никого не ждал в этот день, у Томми был ключ, но стоило увидеть гостя, как недовольная гримаса превратилась в сияющую улыбку. - Салюти, Адам, - на пороге стоял Дюранте. - Маэстро, - Адам был очень рад видеть его. Он радушно широко распахнул дверь, жестом приглашая войти. – Какой чудесный сюрприз. Томми очень расстроится, что не застал вас. Надеюсь, вы останетесь у нас хотя бы ненадолго. Может, на обед? - Томми нет дома? – Дюранте разочарованно вздохнул. – Как жалко, я так хотел его проведать, увидеть вас вдвоём. Впервые за несколькие дней на душе у Адама посветлело. Милейший человек, маэстро совершенно бескорыстно заботился о них все годы в консерватории и продолжал помогать во всём и сейчас. - Ну, давай, рассказывай. Выкладый все новости, - Дюранте уселся напротив и приготовился внимательно слушать. – Хочу знать всё, что с вами происходит. Я постоянно натыкаюсь на ваши имена то тут, то там, люди околдованы вами. Хотя, что уж там, я ничуть не удивлён. - Ну... всё… - Адам начал и осёкся, не зная, что рассказать, а что утаить. Он даже собирался соврать, что всё, мол, замечательно и просто великолепно, но ведь это было не так. – …тяжело, - наконец, договорил он. – Сложные времена. - Проблемы в карьере? – деликатно уточнил маэстро. – Или с Томми? Или вообще в жизни? Если бы кто-то другой задал такой вопрос, Адам бы, не задумываясь, послал этого наглеца, но это же маэстро, заменивший отца им обоим, учитель и покровитель, глубоко уважаемый Адамом друг, тот, на кого всегда можно было рассчитывать и надеяться на помощь. Да и самому Адаму просто необходимо было сбросить бремя с плеч. - Я плохо сплю, - признался он. - Почему это? - маэстро удивлённо поднял брови. - Я… - Как выложить кому-то столь страшную правду о том, как ты стал причиной смерти одного человека и причиной разрушения карьеры другого? – Одним словом, кошмары. Дюранте понимающе закивал. - Усталость, стресс? Или всё ещё хуже? - И первое, и второе, - Адам мог бы добавить в список еще с десяток вариантов. - А с Томми ты говорил о том, что так сильно тебя беспокоит? Адам только покачал головой и промолчал. - Ну, вот это ты зря, – добродушно сказал Дюранте. - Я не хочу его потерять. Не могу. - Дорогой мой, Томми любит тебя, очень любит. Поверь мне, уже пожившему старику. - Он сжал руку Адама. - Ты сомневаешься в нём? - Нет-нет, я верю ему, но… - Адам снова замолчал. Если он действительно верил Томми, верил в его любовь и преданность, не могло быть никаких «но». – Ему сложно жить такой жизнью, жить с кастратом. Он столько выстрадал с самого детства, а этот мир, частью которого мы являемся теперь, вовсе не склонен помочь забыть о прошлом. - Да... - задумчиво согласился маэстро. - Вот я предполагал, что с ним так и будет. Да, этот мир жесток и не столь добр, как хотелось бы, а у Томми нежное сердце, и он всегда искренен с людьми. Знаешь, всё бы было ничего, если бы ему не приходилось часто созерцать, как все эти богатеи негласно выставляют напоказ его любимого мужчину в качестве самого дорогого приза. Это, сам понимаешь, не очень-то приятно. Томми-то предпочёл бы держаться вдали от центра внимания. Ему не комфортно в нём, а ты - как рыба в воде. Вам надо найти какой-то компромисс, должен быть баланс. Что думаешь? Адам припомнил те вечера, когда чуть не силком тащил Томми с собой на приёмы после выступлений, как тот не горел желанием идти, а потом, уступив, всё время стоял где-нибудь подальше от толпы, у стены или в дальнем углу, несчастный и позабытый всеми, пока Адам услаждал своей компанией каждого гостя в зале. Он вспомнил, как часто вместо свидания вёл Томми на деловую встречу с очередным меценатом, как часто являлся домой только ранним утром, пьяный, когда Томми уже спал. Если Томми решит положить конец таким отношениям, он будет совершенно прав. Адам полноценно заслуживал такого поступка. - Я думаю, что у него появился кто-то другой, - Ну вот, он это сказал. Как же боязно было произнести эту фразу вслух! Кусая губы, Адам лишь быстро прошептал свои предположения дрожащим голосом и сник. Дюранте недоверчиво нахмурил брови. - И кто же это, по-твоему? - Понятия не имею, - Адам опустил глаза на секунда, а потом рассеянно добавил: - Он познакомился с каким-то молодым человеком на одном из приёмов в опере, и они много времени проводят вместе. - Как кто? - поинтересовался маэстро. – Друзья? - Да, друзья. Наверное, - Адам пожал плечами. – Но наша совместная жизнь сейчас не в лучшем состоянии. Последние недели я всё делал не так, я был таким эгоистом, жутко раздражительным и несдержанным в своих словах... - он опять потупил взор, упорно рассматривая свои руки. Не поднимая головы, он стёр горячую слезу со щеки и с грустно усмехнулся Дюранте. – Я не могу винить его. -Он поджал губы. - Не в чем. - Но ты же не знаешь наверняка, есть ли между ними что-то, помимо дружбы. Не придумывай то, чего не существует, - решительно заключил Дюранте. - Мне кажется, всё, что тебе надо сделать, это всего-навсего поговорить с Томми. Сегодня. И если он вдруг скажет, что хочет уйти от тебя, тогда не дай ему совершить этот опрометчивый поступок. Адам хмыкнул. - Что-то я не помню, когда кто-то мог заставить Томми делать то, чего он сам не пожелает. И маэстро, и Адам – оба рассмеялись. - Ну, да, он, конечно, ещё тот упрямец у нас. Тут ты прав. Но, Адам, он любит тебя. Очень и очень сомневаюсь, что он хоть раз в жизни реально думал о том, чтобы бросить тебя ради кого-то или чего-то иного. И, тем более, никогда не станет так думать, если ты признаешься, что не хочешь, чтобы он уходил. Так что, удостоверься, что он в курсе, что ты всем сердцем желаешь, чтобы он остался. Адам твёрдо кивнул. Дюранте по-немногу вселял в него надежду своими словами, воодушевлял. Он, наконец-то, почувствовал себя уверенно, готовым свернуть горы ради Томми, способным разрушить эту стену между ними и сделать шаг навстречу. - Не откладывай разговор, Адам. Сделай это сегодня. Сделай это, как можно скорее. И если надо побороться за него, борись. - Да, - Адам был согласен на всё. – Я поговорю с ним сегодня же вечером, как только он вернётся домой. Обещаю. Я не позволю ему уйти. - Ну, вот и хорошо. У вас всё наладиться. – Дюранте ободряюще похлопал его по плечу и встал. - Вот увидишь. А мне пора откланяться. Надеюсь, наша беседа оказалась полезной. - Более, чем вы предполагаете. - Очень жаль, что не застал Томми, но ты же расскажешь ему, что я заходил? - Как только он переступит этот порог, - пообещал Адам. - Милый мой, - уже открывая входную дверь, маэстро секунду помедлил и с добродушной улыбкой на лице повернулся к нему, - ты хороший человек. Томми знает это. Верь ему. *** После ухода Дюранте сидеть смирно и ждать Томми было невыносимо - сущий ад. Адам, как на иголках, ёрзал в кресле, ходил из угла в углу, из одной комнаты в другую, от окна к окну, мозг неустанно размышлял, а голова разрывалась от безумного количества всего того, что так хотелось до него донести. Что говорить и как говорить, что просить, что делать, как объяснить все секреты, которые он столь долго хранил? Камин в гостиной почти потух и ни капельки не согревал. Стало зябко, Адам никак не мог унять дрожь в руках и ногах - не то от холода, не то от волнения. Надо было всего лишь зажечь огонь, подкинуть побольше дров, но коробка со спичками, как специально, оказалась пуста. Нигде вокруг, ни в ящиках стола, ни на самом столе другой упаковки не было видно. Томми обычно следил, чтобы спички никогда не заканчивались, и новая пачка всегда находилась где-то под рукой. Адам, похоже, даже не знал, где в их доме содержались такие мелочи обихода. Поражённый до глубины души этим открытием, он с еще большим нетерпением стал дожидаться возвращения Томми. Да что же с ними произошло? Что стало с их отношениями? Почему они так отдалились друг от друга? Он безрезультатно обшарил камин, решил глянуть в спальне, где тоже ничего не нашлось. Взгляд упал на прикроватную тумбочку Томми. Искомое в ней обнаружилось, но вместе с ним и чужое золотое кольцо. Оно открыто лежало прямо на большой коробке спичек. Адам встряхнул головой, прогоняя, как думалось, ведение. Он ведь никогда не дарил Томми колец. Но это кольцо однозначно что-то напоминало. Знакомое? Он поднёс его ближе, чтобы рассмотреть камень, и обомлел. Он узнал его. Ледяной страх тут же сковал руки, пальцы онемели. Он видел его, и не единожды - слишком много раз. В прошлой жизни. Микель носил его не снимая. - Адам? Голос Томми. Он вернулся. - Адам, ты дома? Сердце Адама заколотилось, как сумасшедшее. – Со мной Даниель, и он хотел бы с тобой познакомиться. О, боже! Воздух словно загустел. Как дышать? Мрачные опасения заполонили сознание. Нет! Значит всё это время был рядом… он... Не выпуская кольцо из похолодевших рук, Адам бегом бросился из спальни. - Адам, - Томми стоял напротив, у дивана, с весёлой улыбкой на губах и желанием представить друга в глазах, - это Даниель. Адам с ужасом посмотрел на нежданного гостя. Волна паники и негодования и одновременно ярости захлестнула с головой. - Очень приятно, Адам, - с торжествующей ухмылкой произнёс Микель.