Twilight of the Angels

Адам обмер. Встал как вкопанный. Пальцы сжали злосчастное кольцо, а глаза напряжённо уставились на его владельца. Улыбка нежданного визитёра, с родни волчьему оскалу, приветствовала Адама и с первой секунды заставила сердце забиться в панике. - Рад встрече, синьорэ, - промолвил гость. - Томми, отойди от него. Пожалуйста, - сдержанно, чтобы случаем не зацепить пороховую бочку, готовую взорваться в любой момент, но четко произнёс Адам. - Зачем? – такая просьба, почти приказ, озадачила Томми. – Это же Даниель. Мой друг Даниель. А кольцо, - знакомый голубой камень у Адама в руке сразу бросился ему в глаза, - это всего лишь камень. Это ставка. Мы с Даниелем играли в карты, и я выиграл это кольцо. Это не подарок. Я просто выиграл его. И даже не собирался оставлять его себе. Я хотел вернуть… - Отойди от него, - настойчиво повторил Адам. - Да что с тобой такое? – Томми искренне не понимал, что за приступ внезапной ревности вдруг одолел Адама. – Он же просто мой друг. А «друг» стоял между ними и хитро посмеивался. - Да, скажи уже, наконец, что с тобой не так, Адам. Я тоже хочу услышать. Адам не вытерпел и, ни на секунду не выпуская из виду Микеля, рывком схватил Томми за руку и притянул к себе. Плевать, чем Микель угрожал ему самому, лишь бы Томми оставался цел и невредим. - Его не так зовут. - Что значит не так? – высвобождаясь, но не отходя от Адама, возмутился Томми. - Он мой друг, естественно, я знаю, как его зовут. Адам покачал головой. - Нет, нет, Томми, этот человек не способен быть ничьим другом. - Ложь, - беспардонно встрял Микель, чья надменная ухмылка сменилась злобной гримасой. - Я был кое-чьим другом. И этот кое-кто теперь мёртв из-за тебя, Адам. Томми в замешательстве глядел то на одного, то на второго. Ослышался? – Что за бред? Вы оба, вообще, о чём говорите? Микель сделал шаг вперёд к блондину и, склонив голову на бок, изобразил на лице жалобную мину. - Милый мой Томми, боюсь, я не был до конца честен с тобой. Да, меня действительно зовут Микель, и с твоим сожителем мы знакомы... мм... достаточно давно. Мы выросли и выучились в одной консерватории. Пока он, - небрежный кивок в сторону, - не устроил там пожар и не сжёг наше пристанище дотла, лишив… - Микель, – не выдержал Адам, - зачем ты это делаешь? Но Микель и бровью не повёл и через пару секунд возобновил свой рассказ, обращаясь лишь к одному Томми. - Я отлично осведомлён, что из себя представляет Адам, что он сделал тогда и на что способен ещё. А когда я увидел тебя… знаешь, мне просто захотелось помочь, защитить тебя, уберечь от судьбы Нико. - Я не понимаю, - Томми недоумевал. – Устроил пожар? Адам? Да о чём вы? Вы знаете друг друга? - Вообще-то, - Микель лихо прищёлкнул языком и вновь покосился на старого знакомого, – мы очень и очень близко знаем друг друга. В былые времена мы были любовниками. Хотя, что уж там, это же можно сказать и о большинстве кастратов в нашей консерватории. Он прошёлся по всем нам ради своего собственного удовольствия. Всего-навсего развлекался с нами, пока не стал знаменитым. Не так ли, Адам? - Не совсем, - сухо ответил тот. А вся истина заключалась в том, что Адам не спал без разбору со всеми подряд, но тем, кто делил с ним постельные утехи, на самом деле отводилась лишь роль сиюминутного развлечения. Удовлетворение желания, естественная нужда – это и было самоцелью, ничего более. Он никогда никому ничего не обещал и прямо говорил об этом каждому. И каждый новый гость в его постели с самого начала знал, что не имело смысла рассчитывать на серьёзное продолжение. Гость оставался гостем. И никаких угрызений совести по этому поводу Адам не испытывал. Но сейчас перед ним стоял Томми. И Адам каждой клеточкой своего существа чувствовал на себе его вопрошающий взгляд, слышал его немой вопрос, и не нужно было поднимать глаза, чтобы понять, что тот молчаливо ждал от него правды. - Понимаешь, у Адама находилось для нас время только, если это совпадало с потребностью его организма. А после он разворачивался и уходил. Какая же ещё от нас могла быть польза? А я был одним из тех, кто с покорённым сердцем пресмыкались перед ним. И мне даже это нравилось, представляешь! – Микель так оживлённо рассказывал о прошлых грехах Адама, будто сочинял фантастически весёлую историю, но все трое знали, что под этой напускной непринуждённостью скрывалась озлобленность и ненависть. - Да я влюбился в него! А он, как обычно, наплевал и на меня, и на мои чувства... Томми, пора осознать: нельзя стать близким человеком для Адама, по-настоящему близким, дорогим ему самому. Вокруг него гигантские стены возведены, и не врезаться в них – не-воз-мож-но! Они не преступны. Бум! – Микель громко хлопнул в ладоши, изображая звук удара о стену. - И ты расшибся в лепёшку! Однако, я тебя понимаю… О, без преувеличения, он опьяняет собой, выворачивает тебя наизнанку от бури эмоций, которую сам же нагнетает... а потом просто уходит. И даже ни разу не обернётся, словно ты вообще пустое место. А, собственно, чего таить, для него мы все и были пустым местом, ничего не значили, зе-ро. – Две секунды звенящей тишины, и он продолжил. - А вот вскоре он обратил свой взор на Нико. Милый Нико был моим дорогим другом. Певчая птичка, хрупкое тонкое тело и ранимый внутренний мир. Вы с ним очень похожи в этом, Томми. Он тоже был очарован Адамом, он любил, как и все мы, а Адам по привычке поимел и его - и забыл. В душе Адам давно сожалел о своих бездумных поступках юности, а сейчас и подавно он тонул в океане стыда за свой неоправданный эгоизм по отношению к другим. Несомненно, он заслужил кару. Увидеть, как Томми, услыхав всю гнусную правду, уйдёт от него навсегда, - что могло быть хуже? - А дальше – больше, - Микель не унимался. Он всё сильнее распалялся с каждым словом, всё больше жестикулируя и срываясь, порой, на крик. – Нико был так подавлен. Он же просто боготворил Адама! Превозносил его во всём. А этот воспользовался им, как одноразовой игрушкой, отымел в какой-то грязной кладовке, а на следующий день отказывался даже разговаривать с ним. Бедный мальчик обезумел от горя, он сутками рыдал в своей комнате. Слёзы не прекращались. Он не ел, не пил, не спал, он существовал. Абсолютно бесцельно проживал свою жизнь, он будто уже тогда умер. И знаешь, кто был всегда рядом с ним? Кто слышал и слушал все его рыдания целыми ночами? – Он перевёл пристальный взгляд на Адама. - Ну ка, Адам, неужели не догадываешься? Кто каждый раз вытягивал сломанную душу из небытия, а? Да как ты мог, Адам?! Ты даже не узнал его, проходя мимо в тот день! Как ты мог с ним так поступить? Ответа не было, как и не было оправдания. Адам ни звука не произнёс. Нечего было сказать. Все слова, все мольбы о прощении, все извинения наглухо застряли где-то на уровне гортани, и попытки вытолкнуть их наружу казались заведомо тщетными. Адам молчал. Да и Микель в действительности вряд ли нуждался в его теперешнем раскаянии. - Недели печали и терзаний, - Микель снова продолжал. – Он почти не разговаривал, его здоровье ухудшилось, его разум пострадал. Ничто не помогало. И он сломался окончательно... когда ты у него на глазах стал демонстративно выгуливать своих новых любовников. А в тот вечер он последовал за вами, тобой и твоей новёхонькой игрушкой, в ту самую подсобку. Я знал, что он собирался в последний раз поговорить с тобой, и знал, что в голове у него верховодили мрачные мысли. Но я даже не думал, что он навредит себе. Тебе – да. Да я желал, чтобы он сотворил что-нибудь с тобой! Я был уверен, что он намеревался отомстить тебе, а вместо этого, он бросил масляную лампу себе под ноги… Фраза оборвалась на полуслове и, сомкнув веки, Микель шумно вдохнул, а Адам будто и не дышал вовсе, ожидая неминуемого конца. Для них обоих события той ночи оказались едва преодолимы. Но если Микель прокручивал всё снова и снова и всё это время жил одной лишь жаждой мести, то Адам сумел подавить в себе воспоминания и страх, загнать их подальше, в самые непролазные дебри своей головы, и благополучно устроиться в жизни. Но сейчас воспоминания вернулись… В груди сдавило, до предела напрягся каждый мускул, стоявший рядом Томми терялся в догадках между правдой и ложью, а собственный мозг сопротивлялся, не желая верить ни в происходящее, ни в реальность событий прошлого. - Пламя моментально распространилось… Кто думал, что огонь окажется таким быстрым? Его тело… всё … огонь поглотил за считанные секунды. Он кричал… Я до сих пор слышу его крики, стоит мне только заснуть. Я до сих пор ощущаю запах обгоревшей человеческой кожи. А ты сбежал! – Микель с отвращением развернулся к Адаму. - Ты даже не попытался что-то сделать, чтобы спасти его, хотя бы как-то попробовать помочь. Ты, чёртов ублюдок, трусливо сбежал оттуда! Я сам старался вытащить его, но… поздно, было слишком поздно. Когда я нашёл одеяло, чтобы сбить пламя, он уже был мёртв. Огонь уже был везде, и на лестнице, и в коридорах. Всё здание горело. Каково, наверное, было зрелище! Те счастливчики, кому удалось выбраться, сидели на траве на противоположной стороне улицы… В этом бедламе - кто-то не мог откашляться, кто плакал, кто-то звал кого-то - я очутился одним из последних, надышался дымом, повредил связки и лёгкие и больше никогда не пел. И Нико… конечно же, никогда больше… А вот Адам ни царапинки не получил, с ним всё было в полном порядке. – Микель горько усмехнулся и притих. – Мда… Адам, как всегда, вышел целым и невредимым, как ни в чём и ни бывало. - Я очень сожалею, - искренне прошептал Адам. Он хорошо знал, что никакие извинения не помогут и приняты не будут, но он не мог не сказать этого. - На кой чёрт мне твои сожаления? – сквозь зубы выплюнул Микель.– Вот, Томми, именно поэтому я и солгал тебе о своём имени и умолчал о нашем с Адамом знакомстве. Я увидел тебя на том приёме, таким растерянным и поникшим, мне стало тебя жалко, и я просто должен был не позволить Адаму снова сделать это с кем-то ещё. Это выше меня. Я всем сердцем волнуюсь за тебя, очень волнуюсь, ты мой друг. Я хочу предотвратить ужасные последствия, которые обязательно наступят. А они точно наступят. И очень скоро, уверяю. Твоя дружба важна для меня, а он пусть получит то, что заслужил. Ему самое время. Томми, ты же видишь сам, ты не можешь оставаться с ним после такого. Он погубит тебя. Поднять глаза Адаму не хватало смелости. Вот, к чему привело его старательно взращённое безразличие. Возмездие настигло. И он всецело заслужил это. Настало время платить по счетам, и если Томми отвергнет его, он готов был смиренно принять такой выбор. И пусть этот выбор рано или поздно убьёт его. Но он уважал любые желания Томми, прежде всего. - Почему мне не следует оставаться? – Томми заговорил. Очень тихо и неуверенно. Микель сердито фыркнул. - Ты что, не слушал? Я только что всё объяснил! Разложил всё по полочкам! Он, - Микель, наверное, в сотый раз за вечер пальцем указал в Адама, - он – пользуется тобой. Он - игнорирует тебя и твои желания, относится как второсортному человеку, если не хуже. Да он на тебя глазом не посмотрит, пока ему не понадобиться что-то! Ты же знаешь это! Мы обсуждали это всё. И не раз. Адам едва заставил себя взглянуть на Томми. Видеть его таким, сгорбленным, сжавшимся от крика, было невыносимо. Он всегда так реагировал, когда на него кричали, всегда начинал чувствовать себя виноватым, даже им не являясь. - Я всего лишь сказал, - пробормотал блондин, - что не собираюсь уходить. - А что ты собираешься делать, Томми? – Микель снова нетерпеливо набросился на него. – А? Ты думаешь, он изменился? Думаешь, он уже не та эгоцентричная скотина, что убила Нико? Пересилив себя, Томми смело вздёрнул голову. - Он никого не убивал. Нико сам себя убил. - Но из-за Адама! – Микель так громко рявкнул в ответ, что Томми от неожиданности дёрнулся, втянул шею в плечи и на мгновение зажмурил глаза. – Если бы он вёл себя по-человечески, если бы не был такой шлюхой, Нико сейчас был бы жив! Он сотворил это с Нико, только не своими руками! Томми притих, лихорадочно подбирая слова, а потом твёрдо выпалил: - Поступок Адама прискорбен, да, но ведь не он же устроил пожар... Прости, мне по-настоящему очень жалко, что всё так страшно закончилось тогда. Мне жаль твоего друга, это ужасная потеря. Но Нико сам сделал свой выбор… не Адам… Необузданный гнев промелькнул на лице Микеля, и, готовый рассвирепеть, если бы Томми тот час же не замолчал, он до белёсых пятен на костяжках стиснул кулаки и, казалось, заскрежетал зубами от злости. - Хорошо, я не стану тебя осуждать тебя, но как можно оставаться с ним после того, что ты узнал? Я здесь ради тебя, чтобы рассказать тебе обо всём, что он сотворил, и спасти тебя. Твоя жизнь закончится так же, если останешься с ним. Я никоим образом не могу позволить этому случиться. - Послушай, я очень ценю твою заботу, - Томми аккуратно произносил любое слово и даже полслова. Теперь он ясно осознавал, что этот человек мог навредить и ему, и Адаму, – но я - не Нико, а мои отношения с Адамом совершенно иные и касаются только нас. Он не тот Адам, которого ты помнишь. Я понимаю твой гнев, и Адам должен был бы думать не только о себе, но я убеждён, что он никогда в жизни не желал никому смерти, тем более намеренно. Такой ответ привёл Микеля в ярость. - И ты его ещё защищаешь? Ах, ну, да, как же иначе! Он же владеет тобой! Том-ми! – Он покачал головой. - Томми, не доверяй ему. - Так уж выходит, но тебе я тоже не могу верить, - заявил блондин. – Ты специально постоянно врал мне. С самого первого дня нашего знакомства. - Да, но это всё только чтобы быть ближе к тебе, - Микель старательно оправдывался. Он всё еще ждал, что Томми последует его уговорам. – Адам бы никогда не позволил нам стать друзьями. Не волнуйся, Томми, тебе я не причиню вреда. Тогда, на приёме, ты стоял на том балконе, такой одинокий и грустный и мысленно где-то совсем далеко, и ты не был частью всего этого веселья, будто ты вовсе не приходил туда с виновником торжества. Я стал свидетелем всего лишь одного такого вечера, а я знаю, их скопилось немало. Я бы никогда с тобой так не поступил. А сколько раз он тебя обижал? Задевал твои чувства? Ранил? Покидал в одиночестве, заставлял ждать? Томми, это не любовь! Ты сам говорил об этом. Часами. Помнишь? Я слушал тебя, когда ты изливал мне душу. О твоих сомнениях, недооценённых им чувствах. Разве так может продолжаться? Не порти себе жизнь. Я жду, что ты уйдёшь от него сейчас же! - Нет, - Томми так легко и в то же время чётко заявил о своём ненамерении следовать каким-либо советам, что удивлён был не только Адам, но и, судя по выражению лица, Микель. - Нет? - переспросил Микель. – Вот так вот? НЕТ? – он был разъярён не на шутку. - Я рассказал тебе, насколько он омерзительный человечишка, а ты собрался остаться с ним?! Да он даже не пытается себя оправдать! Глянь на него! Ни слова не вымолвил в свою защиту! Тебе это ни о чём не говорит? Нет??А, может, о том, что это вся эта грязь и есть истинная правда?! - Я люблю его, - тихо ответил блондин. – И, да, нам надо с ним многое обсудить, настала пора кое-что изменить в наших отношениях, но это только между нами, между Адамом и мной. Извини меня, пожалуйста, если я дал тебе повод думать иначе, Микель. Я люблю Адама и никого другого. Гигантский ком в горле камнем рухнул вниз, прокатился по всему пищеводу и лавиной обрушился где-то в желудке. Оставалось только не забыть, как дышать. Дышать, дышать, вдыхать воздух полной грудью. Последняя стена между ними крошилась в пух и прах. От этого, правда, становилось ещё страшнее. Никогда в жизни Адам не был так чертовски напуган, но ноги подкашивались вовсе не от этого, а от робкого счастья и желания зацеловать Томми от кончиков пальцев на ногах до кончиков ушей. - Значит, так ты решил… Ну, как знаешь, но он - твоя погибель, Томми. Не допускай ошибку, пока ещё не поздно. – Микель развернулся на каблуках и быстрым шагом двинулся к выходу, но голос позади неожиданно остановил. - Даниель, - позвал Томми. - Извини… то есть Микель. – Он выхватил из рук Адама кольцо и протянул его законному владельцу. – Ты забыл забрать. - Можешь оставить себе, - небрежно бросил Микель. - Нет, - Томми категорически отказывался, - серьёзно, я не могу. Микель пожал плечами и, с полным безразличием взяв кольцо, сунул его в карман. Не проронив больше ни слова, не оглядываясь и не прощаясь, он дёрнул на себя входную дверь и вышел. Адам смотрел ему в спину и чувствовал, как дрожавшие от перенапряжения колени становились ватными, как слабость растекалась тягучей пеленой по всему телу, как до тошноты закружилась голова. Микель скрылся из виду, и, вроде бы, можно было вздохнуть с облегчением, но стоило Томми повернуться и цепко поймать взгляд Адама, как напряжение с новой силой охватило всё его существо. Адам словно онемел, превращаясь в истукана без единой мысли в голове, готовый принять всё, что бы сейчас не прозвучало из уст блондина. - Нико любил тебя... Адам слабо кивнул в ответ. - Почему ты сбежал? Тихий выдох. - Почему ты даже не попробовал его спасти? Шумный вдох. - Пожар… он так быстро разгорелся, - дрожащим голосом начал Адам. – Он моментально оказался в огне и… я… всё… всё так быстро произошло… огонь уже был везде. Я даже не сразу понял, что он сделал. Когда такое происходит прямо у тебя на глазах… прямо перед тобой… я даже не сообразил… я… я… - Адам запнулся на секунду, набрав в лёгкие побольше воздуха, продолжил. – Когда я, наконец, осознал, что вокруг всё в огне, что он тоже… Томми, это было так ужасно… И даже если я вытащил бы его из пожара, он бы не выжил, а попытки поддерживать в нём жизнь стали бы адской мукой для него самого. Он весь был поглощён пламенем. И если бы он и выжил в ту ночь, ожоги бы убили его позже, и он бы провёл в агонии последние часы жизни. - То есть, ты не смог осознать, что происходило у тебя на глазах, но ты тут же сумел придумать оправдание своему бездействию? – заключил Томми. - Да я и не думал об этом в тот момент. Я сбежал, потому что был напуган, - признался Адам. – Я испугался, я струсил, мне было, как никогда, страшно. И я только потом осознал свою вину. Я знаю, я виноват во всём, что творилось той ночью в консерватории. Это было гораздо серьёзнее, чем просто разбитое мной сердце, и я растерялся, я не знал, как с этим справиться. Я струсил. Я убежал. Адам сам был ошарашен своей такой откровенностью. Он самому себе никогда в этом не признавался. Томми задумчиво посмотрел на него. - А если бы на его месте был я? - Что значит «ты»? - Что, если бы всё это произошло со мной? Я не игрушка. Я не какой-то очередной мальчик, с которым ты провёл очередную ночь. Что, если бы это я погибал в том пожаре? Ты бы тоже сбежал? Шквал перемешанных эмоций - любовь, страх, ёмкое чувство собственничества, безоговорочная готовность бороться и биться, с места в карьер, лишь бы не потерять самое главное в жизни - затопил с ног до головы. Адаму казалось, еще чуть-чуть и сердце не выдержит, разлетится в дребезги или выпрыгнет из груди или просто внезапно перестанет биться. - Томми… нет… конечно, нет... Томми, я бы, не раздумывая, бросился к тебе. Я бы сгорел вместе с тобой, я бы не смог существовать без тебя. Томми... Томми сморгнул и отвёл взгляд в сторону, неуклюже стараясь спрятать влажные от подступивших слёз глаза. - У меня за душой много грехов. Я не был хорошим человеком, Томми. Я мог бы им быть. Должен был бы. Но я не был. И мне нет прощения. Я очень сожалею, что всё случилось так, как случилось, что Микель обманул тебя и в итоге ты лишился друга. Томми потупил глаза в пол. - Я просто хотел, чтобы у меня появился друг, с кем можно было бы провести время и поболтать обо всём о ни о чём. Вина разрывала Адама в клочья. Никто иной, как лишь он сам, являлся причиной тому, почему Томми искал общения на стороне. Адама постоянно не было рядом, когда в нём так нуждался самый любимый человек на земле. - Прости. Прости, детка. Прости, что я отдалился от тебя. Я, сам не желая того, пренебрегал тобой последнее время, и это отвратительно. Прости, прости, я безумно сожалею. Слишком много трудностей и неприятностей навалились, я злился, и это всё отражалось на тебе. И это неправильно. Это ужасно неправильно. Я должен был наоборот прийти к тебе… Томми… Томми, ты сокровище, которого я не заслуживаю… Я не достоин тебя, и если ты решишь бросить меня… я пойму и… приму и… Но Томми резко прервал его. - Ты совершенно не слушаешь меня, да? Я же ясно сказал, что не собираюсь уходить. Я - здесь. Адам замолчал. Он так и стоял с открытым ртом и едва ли верил своим ушам. Так хотелось обнять Томми, со всей благодарностью, что кипела в сердце, прижать к себе крепко-крепко и никогда больше ни на шаг не отпускать. Но тот явно над чем-то ещё размышлял, и это по-прежнему не давало Адаму покоя. - Я больше не хочу ходить на эти приёмы, - Томми с вызовом во взгляде гордо смотрел прямо в глаза Адаму. – Но если придётся пойти, я хочу быть с тобой, а не где-то там в ожидании, когда ты обойдёшь всех и каждого в зале, насытишься их вниманием и решишь уделить внимание мне. И мы будем уезжать оттуда вместе, потому что мы – вместе. Безоговорочно соглашаясь со всем, Адам кивнул. Он был готов на колени встать на раскалённые до бела угли и битое стекло, если бы только Томми пожелал. - И никаких больше возвращений домой посреди ночи, никаких пьянок, - продолжал блондин. – Никаких невыполненных обещаний. Я устал от этого. Я сыт этим по горло. Если ты любишь меня, покажи это. И всегда показывай, а не тогда, когда это удобно. Тебе. Адам в очередной раз закивал, без конца твердя «да, да» и «конечно». - И не надо соглашаться со мной только лишь потому, что на сей момент ты ощущаешь свою вину. Я не нуждаюсь даже в горсти твоей жалости. И не нужны мне пустые обещания лишь потому, что ты боишься, что я брошу тебя. Адам выдохнул и со всей нежностью, на какую был способен, улыбнулся такой решимости в голосе Томми. - Я всегда сдержу обещание, данное тебе, аморэ. Ты прав, мы зашли в тупик и надо что-то менять. Прости, что я только сейчас понял это. Я бы повернул время вспять, чтобы всё исправить, чтобы тебе не пришлось страдать из-за меня… - Но Микель намеревался тебя заставить страдать, - перебил Томми. - Он хотел отнять у меня тебя, - сказал Адам. - У него бы ничего не вышло, - тихо произнёс блондин. - Почему? - Потому что я твой. Адам физически ощутил, как напряжение недомолвок и лжи в одно мгновение улетучилось, как атмосфера в комнате изменилась, как воздух вокруг стал вязким и жарким, и как-то вновь стало тяжело дышать. Адам видел, как потемнели глаза Томми, как дрогнули ресницы, и приоткрылись губы, когда у самого внутри всё сжалось в узел от такого сильного желания, что без колебаний он рывком привлёк Томми к себе и поцеловал. И не встретил никакого сопротивления. Он обнял прильнувшего к своей груди Томми за талию и подтолкнул вперёд, направляя к кровати, на ходу спешно стягивая одежду то с него, то с себя, покрывая сотнями поцелуев оголённую кожу, останавливаясь только чтобы вдохнуть пьянящий тёплый аромат его тела. Он ни на десятую долю секунду не оторвал взор от любимого лица, жадно наблюдая, как Томми морщил лоб и кусал губы, как закатывал глаза от нестерпимых ласк, как выгибался от каждого сладостного соприкосновения плоти, как вскрикивал и задыхался от каждого толчка, как извивался, отчаянно прижимаясь теснее и ближе, когда стоны превратились в жалобные всхлипы, а руки, судорожно блуждавшие по простыням, то и дело порывались прийти на помощь и подарить долгожданную разрядку. - Сделай это, - прошептал он Томми, губами намеренно задевая мочку его уха. – Не сдерживай себя. Хочу, чтобы ты кончил. Сейчас. Для меня. Адам стал двигаться дразняще медленно, поглаживая Томми в самых чувствительных местах и наслаждаясь его нескрываемой бурной реакцией. Он мог бы любоваться этим крайне возбуждающим зрелищем весь день, ибо ничего более сексуального, чем Томми на грани взрыва, в мире отродясь не существовало. А когда раздался хриплый вскрик, и блондинистая растрёпанная чёлка взлетела вверх и тут же разметалась по подушке, Адам буквально застыл. Оставаясь внутри, он почти не шевелился, позволяя Томми пережить оргазм, накаты дрожи и набеги мурашек, а потом плавно дрейфовать на волнах эйфории. Томные карие глаза с пронзающей любовью глядели на Адама, а тот, как никогда в жизни, чувствовал себя по-настоящему открытым, обнажённым душой и телом и только перед одним человеком. - Я хочу, чтобы ты остался, - прошептал Адам. – Мне нужно, чтобы ты остался. Ты мне нужен. Томми умиротворённо улыбнулся и тоже прошептал в ответ: - Это всё, что я хотел услышать. Адам бережно взял в ладони лицо Томми и мягко коснулся распахнутых навстречу губ. Осыпая нежными поцелуями, неустанно лаская языком и кончиками пальцев, он обжигал горячим дыханием, не выпускал из рук, когда ощущения становились слишком сильными, и, как всегда, интуитивно угадывая нужные ритм, темп и глубину, он довёл любимого до полного изнеможения во второй раз и, срываясь на приглушённый стон, с именем Томми на устах сам последовал за ним. И вся необъятная вселенная сосредоточилась в этом имени и в его скромном обладателе. И вовсе не опера теперь была целью жизни, ни слава, ни богатства, а это прекрасное создание в его объятиях. *** Адам открыл глаза. Темно. Что разбудило его? Кажется, какой-то шорох. Или опять ночной кошмар. Он не помнил. Да и какая разница, когда рядом сном младенца спал Томми, и можно было без зазрения совести сиять от счастья и улыбаться во весь рот, как полоумный. Он провёл ладонью по золотистым волосам, таким мягким и шелковистым наощупь. В лунном свете Томми был похож на ангела. Его собственного ангела. Но шорохи повторились. И это насторожило. Дверь в спальню они заперли, значит в гостиной... Что-то было не так. Интуиция подсказывала, что за стенкой что-то происходило. Прислушиваясь к непонятным звукам, Адам аккуратно выскользнул из-под одеяла, натянул подхваченную с пола одежду и, осторожно подойдя к двери, приник к ней ухом. На сей раз - тишина. Он обернулся: укрытый почти до подбородка Томми мирно сопел в кровати и даже не думал просыпаться. Адам как можно тише приоткрыл дверь и выглянул из комнаты. Как ни странно, в гостиной горел свет. Но они никогда не оставляли лампу зажжённой на ночь. И сегодня тоже. Он точно знал это. Как и то, что это было бы крайне небезопасно и чревато последствиями. Оглядываясь по сторонам, на цыпочках он прошёл вперёд и обомлел: возле письменного стола Томми стоял Микель. Адам остолбенел. Гнусная история прошлого вовсе не закончилась несколькими часами ранее, как думалось, и Микель не собирался оставлять их в покое просто так. - Как ты вошёл? Ночной визитёр неспешно повернул к нему голову и ухмыльнулся. - Ну, я же тебе говорил. Я заберу либо твоего Томми, либо твою карьеру. Увы, - он разочарованно развёл руками, - с Томми не вышло так, как я планировал, поэтому… Но адам не дослушал. - О, позволь, я догадаюсь. Ты собираешься поведать всему миру историю, которую рассказал Томми? Микель хмыкнул себе под нос и, сделав несколько шагов вперёд, остановился посреди комнаты. В его взгляде царило столько ненависти и неприкрытой агрессии, что Адам с трудом заставил себя не отступить назад. - Нет, это было бы слишком прозаически. Я бы не стал так глупо поступать, - ответил Микель. Как Микель подался вперёд и быстро приблизился к нему, Адам заметил, но удар в живот он почувствовал не сразу. Драка? Он хочет драться? Ерунда какая-то. Адам опустил глаза вниз, туда где начали скапливаться жжение и странное ощущение горячей влаги. Нож? Его собственный нож для бумаги торчал из его собственной груди. В шоке он метнулся взглядом к Микелю и, когда сгусток пронзительной боли стал разрастаться по всему телу, - снова к своей груди. - Удачных оперных партий с повреждённой-то диафрагмой, - торжествующе воскликнул Микель. Дождавшись пока Адам, растерянно хватая воздух ртом, беспомощно упал на колени, Микель взял со стола зажжённую лампу и демонстративно направился в спальню. К Томми.