Twilight of the Angels

Томми Где-то далеко на задворках сознания до Томми доносился странный шёпот, кто-то настойчиво звал его по имени, но когда так сладко ломило мышцы всего тела, отвлекаться на какие-то посторонние звуки абсолютно не хотелось. Признание Адама воскресило пошатнувшуюся веру Томми в них и в их союз, и было чертовски приятно нежиться во сне и грезить самыми смелыми мечтами о будущем. Томми, проснись. Ну, зачем, Адам? Томми отказывался просыпаться. Ну, разве он куда-то опаздывал? И всё-таки сознание медленно начинало пробуждаться, и первое, что всплыло в голове – это небольшие выходные только для них двоих, прежде чем они отправятся с гастролями за границу. Было бы так замечательно, уехать в какое-нибудь тихое уютное местечко, где тепло и спокойно, где не нужно никуда торопиться и единственным занятием было бы наслаждение друг другом. Тооомми, вставай. Да почему ж Адаму так неймётся? Наверное, его pezzi chiusi или очередные идеи, которыми не терпелось поделиться. Адам практически самостоятельно занимался всей организацией концерта и подбором арий, но если Томми внёс бы и свою лепту, то дело пошло бы быстрее, и они бы не упустили возможность устроить отпуск, о котором он так мечтал. Всё ещё в полудрёме Томми аж простонал от предвкушения. - Я сказал, вставай! Какой раздражённый… Адам? Но это не был голос Адама. Знакомый голос, но не Адама. Тогда чей? Кто здесь? Какого чёрта происходит? Томми лишь приоткрыл глаза и в ту же секунду отшатнулся, щурясь от близкого яркого света. Вскоре глаза привыкли, и картинка стала резче. Масляная лампа? Он отодвинулся подальше от обжигающего жёлтого пятна, пытаясь оглядеться и понять, кто же держит треклятую лампу прямо перед его лицом. - Ну, наконец-то. Отлично. Рад, что ты со мной, прелесть моя. Перед Томми стоял Микель. Посреди ночи в его собственной спальне, склонённый над его собственной кроватью. Сон как рукой сняло. Душа замерла от нехорошего предчувствия, когда он обнаружил вторую половину постели пустой. - Что происходит? - Давай, выметайся, - небрежно приказал Микель, – вон из кровати. Томми никогда не был тем, кто легко подчинялся. Он ненавидел слепо исполнять любые повеления, неважно, от кого исходящие, но именно сейчас внутри поселилось стойкое чувство, что свои упрямство и гордость стоит зарыть подальше и просто уступить. Он осторожно выскользнул из-под одеяла, прекрасно осознавая свою полнейшую наготу, и тот факт, что стоял он перед Микелем в чём мать родила, уверенности в себе не придавал ни на йоту, но выбирать не приходилось. - Гм, а я смотрю, всё равно он тебя поимел, да? – Микель самодовольно ухмыльнулся. – Вот почему-то я не удивлён. Ну да ладно. Оденься. - Где Адам? – как можно спокойнее спросил Томми. - В гостиной, - ответил Микель. - Нам предстоит большой разговор втроём. - Я думал, мы уже обо всём поговорили... На возражение Томми Микель только громко рассмеялся. - О многом. Но не обо всём. А ты, похоже, плохо слушал. Адам ни слова не сказал, например. Меня это не устраивает. Томми не до конца понял, чем так недоволен был Микель, как он вообще очутился здесь, впустил ли его сам Адам и зачем, и почему они снова возвращаются к этой грязной истории, к тому же посреди ночи. Но одно было ясно, как божий день: обстановка угрожающе быстро накалялась. Микель вдруг отступил на шаг и, схватив Томми за плечо, грубо подтолкнул вперёд. Обозлённый Микель за спиной, да ещё и с зажжённой лампой в руках, заставлял нервничать, но в соседней комнате ждал Адам, и Томми без лишних вопросов устремился мимо врага в гостиную. *** Бледный, весь в поту, Адам лежал на полу, плечом прислонившись к ножке кресла, и плотно прижимал руки к животу. - Адам! - Томми в мгновение ока оказался на коленях перед ним. – Адам, боже мой! Тебе плохо? Что? Что случилось? – Томми испуганно метался глазами по телу Адама, боясь дотронуться и навредить, но увидеть торчащий из-под его пальцев небольшой нож для писем он никак не ожидал. Стало по-настоящему страшно. Он машинально потянулся к ножу, намереваясь вынуть его, но Адам сквозь стиснутые от боли зубы запротестовал. - Нет. Нельзя. Я истеку кровью… оставь… Сердце Томми сжалось. И от жалости к Адаму, и от собственного бессилия, и от с леденящего страха не успеть. Что же делать? Он интуитивно знал, что это сделал Микель, и знал, что идёт на риск, когда посмел попросить вызвать врача. - Адаму нужна помощь. Врачебная помощь. Он ранен. - Да-да, я в курсе, - заявил Микель. - Это же я его ранил. Вопрос «Зачем?» из уст Томми, и впрямь, прозвучал глупо, ответ был, как никогда, очевиден, но Томми решил потянуть время и немного отвлечь внимание Микеля разговорами. - Да потому что он не может иметь всё! - выкрикнул Микель. – Ему досталась лучшая карьера, лучший бойфренд, слава, деньги… и никаких тебе раскаяний, угрызений совести или чувства вины. Так не должно быть! Он не имеет права непринуждённо разгуливать по земле. Я не позволю. После такого ответа Томми растерялся. Он смотрел на любимого и не знал, что говорить, что делать. Дыхание Адама заметно потяжелело, кожа, казалось, стала ещё бледнее, серой, как бумага, а из раны медленно сочилась кровь, - Адам правильно поступил, не позволив ему вытянуть нож. - Можно, я хотя бы принесу ему воды? - Нет, - резко ответил Микель. – Ты не будешь о нём заботиться. Он не заслуживает… - Ты хотел поговорить, - Томми без колебаний перебил его. – Так говори, наконец. - Хм, а вот это было весьма дерзко для человека в твоём положении, - игриво заметил Микель. – Вот, что мне в тебе и нравится. Однако, верно, ты прав. Понимаешь, я уже не единожды предупреждал Адама, что ему придётся выбирать между тобой и его карьерой. Я бы отнял либо первое, либо второе, но выбор всегда оставался за ним, ибо я - заботливый друг. А он возьми да откажись. И я просто вынужден был выбирать сам. Остановился на тебе, но, вот же ж, не вышло, - Микель в голос рассмеялся, и с каждой секундой его смех всё больше походил на смех душевнобольного. – Я недооценил ваши отношения. Действовал слишком быстро. В этом только моя вина. Так что, теперь на кону его карьера. Он ведь не сможет первоклассно исполнить все эти расчудесные оперные арии с хотя бы на самую малость повреждённой диафрагмой. В оперном мире такие случаи, когда один кастрат нападал на другого, стараясь нанести непоправимые увечья, чтобы тот не смог больше петь и тем самым убрать соперника с дороги, были не такой уж редкостью, Томми не раз приходилось слышать об этом. Но Микель отдал предпочтение более изощрённой мести. Адам по-прежнему сможет петь, но он никогда больше не будет достаточно хорош для оперной сцены. Если, конечно, вообще выживет. - Ты вот подумай, - продолжал Микель, - ты сам не захотел уйти со мной, поэтому у меня не осталось другого варианта, только как самостоятельно вмешаться в карьеру Адама. Так что, Томми, всё это твоя вина и только твоя. Разве я не прав? Томми оглянулся на едва живого Адама, посмотрел на резную рукоятку ножа, проследил глазами тонкий кровавый след из раны. Догадываясь о намерениях блондина, Адам перехватил его взгляд, и не успел тот и рта раскрыть, как Адам завертел головой, изо всех сил стараясь отговорить, давая понять, что ни в чем его не винит и тем более не злится. - Прости, - сквозь подступившие слёзы прошептал Томми. - Ты ничего такого не сделал, - просипел Адам. Да, Томми не был виновен напрямую, но если бы он хотя бы подозревал о такой альтернативе, он бы с готовностью последовал за Микелем, лишь бы карьера Адама продолжалась. Адам пожертвовал слишком многим в жизни, чтобы в одночасье лишиться всего, чего сумел добиться. Томми сделал глубокий вдох и, собрав воедино всю смелость, обернулся к Микелю. - Я пойду с тобой, - произнёс он. – Я сделаю всё, что захочешь, только оставь Адама в покое. - Ох, ну разве это не мило? – Микель расплылся в улыбке. – Слишком поздно. Но какой же прекрасный жест, однако. Знаешь, проблема в том, что я уже передумал. Раньше я давал выбор - ты или карьера, а теперь это предложение неактуально. Теперь я хочу, чтобы он не имел ни одного, ни второго. Томми стало не по себе. Адам с трудом дышал, и хрипы усилились, и надо было срочно что-то придумать, действовать. - Нет, Томми, не надо, - Адам умолял, но Томми сознательно не замечал его просьб. - Что ты имеешь в виду, Микель? – тихо спросил блондин. - Ничего сложного. Я хочу, чтобы он потерял всё то, что потерял я, чтобы ты бросил его, чтобы он узнал каково это, когда тебя предают, - пояснил Микель, – чтобы он на своей шкуре ощутил, что испытывали другие. Он должен сам осознать, что творилось со мной, когда он выкинул меня, словно ненужную вещь. Я потерял то, что любил. Его. Я потерял лучшего друга из-за него. Потому что он беспардонно играет с людьми. Я и голос потерял из-за него, потерял моё «светлое будущее». А теперь настала его очередь. Всё абсолютно справедливо. Тебе разве так не кажется? В рассуждениях Микеля не было ничуточки здравого смысла, а в своём поведении он всё больше походил на сумасшедшего. Томми боялся вызвать ещё большую агрессию к себе и Адаму и от отчаянья готов был согласиться сейчас на что угодно. - Хорошо, хорошо. Я могу сейчас уйти, без проблем. Я прямо сейчас пойду с тобой. - Нет, нет, нет, - затараторил Микель. – Нет, у тебя уже был шанс раньше. На этот раз не всё так просто. Мне мало того, чтобы ты всего-навсего ушёл. Я хочу видеть и быть уверенным, что ты исчез навсегда. Как Нико. После такого заявления зажжённая лампа в руках Микеля вселяла неподдельный ужас. У Томми всё внутри похолодело. - Ты собираешься… сжечь… меня? – в уме не укладывалось, что он сам задавал такой вопрос. - Справедливость есть справедливость, - заявил Микель. - Но ты же сожжёшь весь дом. Ты же… – Томми едва протолкнул застрявший ком в горле. – Ты же убьёшь Адама. Ты же хотел сохранить ему жизнь, да? - О, с ним всё будет в полном порядке, - поспешил заверить Микель. – Я сам его спасу. Не стоит об этом так волноваться. И я прослежу, чтобы к нему доставили врача. Я даже лично позабочусь о нём, пока ему не станет лучше и он не будет здоров. Ну, а потом, мы всё проясним. Он поймёт, что всё это было ради него, ради его же собственного блага. Он поймёт, что ты не подходил ему и ты вовсе не был создан для него, и кто знает… Томми большими глазами смотрел на улыбающегося Микеля и окончательно убеждался, насколько безумен был этот человек. Всё это время все его поступки связывал чётко продуманный план, и всё, что он делал, он делал ради того, чтобы вернуть Адама. - И ты думаешь, Адам останется с тобой, когда всё закончится? После того, как ты уничтожил его карьеру и убьёшь единственного человека, которого он по-настоящему полюбил? - Томми… - если бы только хватило сил, Адам бы остановил Томми, попытался бы предотвратить последствия необдуманных слов, но абсурд всего происходящего уже довёл терпение Томми до предела. - Ты, правда, считаешь, он захочет быть с тобой? Да ты просто сумасшедший! - Да нет же, Томми. Ты ничего не понимаешь, – раздражённо проговорил Микель. - Ты стоишь у меня на пути. Ты всегда отвлекаешь его своим присутствием. А как только тебя не станет и опера исчезнет из его поля зрения, он непременно поймёт, кто для него действительно важен. Томми не сдержался. Он вовсе не хотел усугубить ситуацию, но слушать такой бред умалишенного было невыносимо, и смех вырвался сам. В ту же секунду Микель изменился в лице. Искривлённые губы дрожали, а его самого затрясло от ярости. - Ты никогда не будешь тем, кто нужен ему, - с призрением в голосе произнёс Томми. – Никогда. Не имеет никакого значения, жив я или нет, он никогда не полюбит тебя. И ты не в силах этого изменить. Всё случилось слишком быстро: Микель бросился к Томми, рывком схватил всей пятернёй за волосы, будто накручивая на кулак, и дёрнул на себя так, что от внезапной боли у Томми перехватило дыхание. Он непроизвольно подался вперёд, колени сами подкосились, и, ударившись затылком о пол, он повалился к ногам безумца. Он уже не видел – чувствовал, как Адам дрожащими пальцами за край рубашки старался оттащиться его в сторону, слышал, как Адам до надрывных сипов силился закричать, но ему не хватало воздуха. Томми представил, как Адам попытается встать на ноги, по-прежнему зажимая рукой рану, и тут же тысячу раз пожалел, что не стерпел. Лучше бы он держал язык за зубами. - Поднимайся, ублюдок! - провопил Микель. Сыпля проклятиями направо и налево, Микель направился в спальню, волоча за собой, как куклу, за волосы вцепившегося в его запястья блондина. Томми казалось, кожа на голове так натянулась, что вот-вот треснет, и каждая попытка вырваться причиняла острую боль, иглами отстреливала в виски и в уши, напрочь лишая слуха. Он с трудом смог встать на колени, после того, как его швырнули к кровати, хорошенько приложив лбом прямо о твёрдый деревянный каркас. Голова нестерпимо кружилась. Шатаясь, Томми вовремя глазами нашёл Микеля и едва успел отползти в сторону и пригнуться, когда тот со всей силы запустил горящей лампой в сторону кровати, и, угодив в стену прямо над ним, лампа с треском разлетелась на мелкие осколки. Томми и опомниться не успел, как на голову посыпался дождь из битого стекла, раскалённого масла и огня. Пламя распространилось по комнате в считанные секунды, стоило ему достичь ковра. Тут же загорелась кровать и всё, что находилось рядом. Одеяла и рубашка насквозь пропитались маслом и могли вспыхнуть в любой момент. Пространство очень быстро заполнялось густым дымом. От этого слезились глаза, и всё труднее становилось дышать. Томми понимал, что надо постараться спрыгнуть с кровати, выбраться из комнаты, но Микель, словно цербер, недвижимо стоял в дверном проёме и невозмутимо наблюдал за разрастающимся пожаром, и, окажись Томми рядом, толкнул бы его прямиком в огонь. Зажатый в углу, Томми метался глазами вокруг в поисках спасения, когда в пелене дыма и огня вдруг увидел Адама. Тот, опираясь о дверной косяк одной рукой, другой вытянул нож из своей раны и, что было мочи, всадил его в шею Микеля. Затем ещё раз, и ещё, и снова и снова, пока тот не упал на пол. В шоке Томми и не заметил, что загорелся подол собственной одежды. Огонь полз сбоку вверх по длинной рубахе, опаляя кожу до волдырей. От испуга Томми закричал, замахал руками, стараясь сбить пламя и скинуть с себя широкую рубашку, но лишь запутывался в складках ткани. А огонь пробирался выше, лизнул отросшую чёлку, обдал жаром шею и плечи. Томми почувствовал запах гарева на себе и окончательно запаниковал, осознавая, что загорелись волосы, а через пару секунд вспыхнет он весь. Но тут чьи-то пальцы крепко схватили его за руку и сквозь пламя рванули куда-то вниз. Кто-то подхватил его и утянул на пол, накрывая собой, сбивая огонь с его головы, спасая его самого и то, что осталось от его волос. - Я не потеряю тебя. Я не потеряю тебя, - Адам твердил и твердил, повторяя как волшебную мантру. - Я не потеряю тебя. Томми видел, как огонь расползался по стенам и потолку, без преград поглощая каждую доступную поверхность, видел, как языки пламени окутывали тело Микеля. И с ужасом увидел, как хлынула кровь из груди Адама. Благодаря Адаму, они сумели выйти в коридор и почти добрались к выходу, когда он начал жутко кашлять. Рана сильно кровоточила, и зажимать её ладонью было недостаточно. Адам еле дышал. С кашлем он выплёвывал алые сгустки крови и постепенно терял сознание. Томми обеими руками обхватил Адама за талию, и из последних сил, протащив его оставшиеся несколько шагов до входной двери, вытолкал из дома и его и себя. Холодный свежий воздух! Ночная прохлада остужала горячую кожу. Мысли Томми путались. Что будет с Адамом? Когда заживут ожоги? Хорошо бы, чтоб пожар успели потушить, пока огонь не перекинулся на соседние строения. Весь дом сгорит дотла…. Осознание происходящего приходило урывками. Кто-то подбежал к ним, и перевёл на противоположную сторону улицы, подальше от полыхавшего здания. Адам почти навзничь упал на землю. Вокруг мельтешили какие-то люди, и кто-то перевернул его на спину и плотно зажал его рану какой-то тряпкой. О своей боли Томми и позабыл. Он беспомощно лежал рядом, смотрел на эту окровавленную тряпку, на окровавленные губы, на Адама и неистово гнал от себя мысли о том, что это могут быть последние минуты их жизни. Он, как сумел, придвинулся ближе и головой приник к плечу Адама, и их глаза встретились, и Адам улыбнулся. - Я же сказал… - задыхаясь, слабым голосом произнёс он, - …я брошусь к тебе… И Томми сломался. Из глаз потекли жгучие слёзы.