Twilight of the Angels

Две недели, что минули после пожара, тянулись невыносимо долго, и каждый день Томми устраивался в кресле у окна, укрывался большим уютным пледом и часами не спускал глаз с Адама. Вот и сегодня с самого утра он сидел напротив кровати, время от времени почти невесомо касаясь пальцами струн рядом лежащей гитары, и наблюдал за спящим Адамом. Больной уверенно шёл на поправку. Организм быстро поборол инфекцию, что занесли в рану во время операции в больнице, и, благодаря умениям доктора Норхевена, швы хорошо затягивались, а лихорадка и постоянный жар спали. Однако, Адам всё ещё был очень слаб и спал сутки напролёт. Поэтому Дюранте брал Томми за руку и выпроваживал из комнаты, настойчиво убеждая не сидеть на одном месте, словно сторожевой пёс, и хоть ненадолго отвлекаться и сменять обстановку. Ведь Адам находился в безопасности и не собирался никуда исчезать. Маэстро едва ли не силком выводил своего упрямого подопечного на улицу проветриться, чтобы тот расслабился и полными лёгкими вдохнул свежий воздух, и Томми послушно прогуливался вдоль каналов, заглядывая в многочисленные магазинчики по пути, и тихонько улыбался сам себе при мысли о том, что всё-таки у него есть семья: любимый Адам и Дюранте, который заменил ему отца. Так в один прекрасный полдень он очутился в новой музыкальной лавке, разглядывая стойку со струнными инструментами, когда за спиной раздался знакомый голос. - Мой дорогой малыш Томми! Томми обернулся и тут же оказался в сногсшибающих объятиях Сутана, которого не видел несколько лет к ряду. Сутан уехал в Испанию петь в одном из местных оперных театров и в несезон обычно оставался там. Томми понятия не имел, что он вернулся в Италию, но был безмерно рад видеть неугомонного друга. - Когда же ты приехал? – спросил он, как только Сутан освободил его из своего приятельского захвата. - На прошлой неделе. Я собирался наведаться к вам, сразу как устроюсь тут, - сообщил Сутан. – Ну же, не томи! Расскажи мне, как у вас с Адамом дела. Я слышал, он весьма востребованный певец, а ты, дорогуша, превосходный композитор. Томми тут же покраснел до кончиков ушей. Комплименты всегда выбивали его из колеи. Он, наверное, к ним никогда не привыкнет, пусть даже они и исходят от тех, кого он давно знал. - У меня всё хорошо, - бесхитростно ответил он. - У, а чего так скромно? – Сутан прищурился, глядя на всё еще сконфуженного блондина. – А где Адам? Обычно он постоянно вертиться где-то неподалёку от тебя, а я его тут не вижу... При упоминании Адама, Томми сразу напрягся и посерьёзнел. - Он сейчас в консерватории. А я вышел ненадолго, хотел пройтись… - Хм, - перебил его Сутан, - я так полагаю, вам есть, чем поделиться, но этим мы займёмся чуть позже, радость моя. А теперь скажи мне, ты ищешь тут какой-то инструмент? Ты играешь? - О, нет, - Томми закачал головой, - нет, я ни на чём не играю. Я просто смотрел. Да я бы и не смог… Сутан сморщил нос и возмущённо возразил: - Нонсенс! У тебя получится всё, за что бы ты не взялся. Я точно знаю. Ты непременно должен выбрать одну из вот этих красавиц, - он обвёл взглядом стеллаж с гитарами и лютнями перед ними, - и заняться ею как следует, изучить от корки до корки. Томми только беспомощно развёл руками, оглядываясь на десятки струнных инструментов за спиной, а Сутан еще больше оживился. - Какая из них привлекает твоё внимание? Ну, кто сам проситься к тебе в руки? Определённо та, на которой легче всего играть этими самыми руками, ответил бы Томми. Но на самом деле, глаза разбегались, каждый инструмент манил, и каждый из них хотелось потрогать, подержать, почувствовать, прежде чем решиться. Но вот гитара, пожалуй… Длинный ровный гриф, шесть струн – всё просто. Можно было бы остановиться на ней... Да и форма такая изящная. Вот чёрт, да её даже обнимать удобно, наверное, если возникнет желание! - Чудесный выбор, - воскликнул довольный Сутан, заметив увлечённый взгляд друга. Он снял гитару с полки и гордо вручил инструмент Томми. – Их обычно используют в квартетах, но, уверяю тебя, наступит время и она завоюет мир как соло инструмент. Томми с интересом повертел гитару в руках, ощущая её вес и гладкую отполированную поверхность. Он осторожно провёл пальцами по её обтекаемым контурам, пару раз - по струнам и не смог сдержать улыбку: приятный звук проникал в самую душу и никак не оставлял безучастным. - А, си, - Сутан разулыбался сам, глядя на сияющего блондина, - кажется, мы нашли именно твой инструмент, дорогой мой. Когда Томми впервые принёс гитару домой, маэстро сразу вызвал лучшего преподавателя и представил ему новоиспеченного ученика. С первого же занятия Томми без памяти влюбился и в сам инструмент, и в его внешний вид, и в его звучание. Одно дело писать музыку на бумаге по всем правилам и канонам, и совсем иное давать ей настоящую «звучную» жизнь. Казалось, теперь он понимал, что чувствовал Адам, когда пел - приятное возбуждение внутри, полёт души, свободу – и теперь он не мог дождаться, что скажет любимый кастрат о его новом увлечении. Больше недели Томми хранил всё в тайне от него, в то время, как сам усердно упражнялся и старался разучить простые мелодии. Хотя он и осознавал, что слишком торопит события, но ему не терпелось блеснуть перед Адамом. Он освоил несколько аккордов и часами повторял их, то замедляя темп, то, наоборот, ускоряясь, то быстро складывая их в единое целое, и это было так просто и естественно, пальцы так легко порхали по струнам и извлекали из них весьма недурственные звуки, будто это не было почти впервой, будто он всегда умел это делать. В тишине комнаты под трескучий аккомпанемент камина он негромко наигрывал какой-то незатейливый мотив, когда Адам пошевелился. Томми ударил по струнам смелее, наблюдая, как Адам просыпается, как он заворочался в постели, как, перестаравшись малость, пытаясь вытянуть шею, он вздрогнул и сморщил лоб, и склонил голову на подушке на бок. Он раскрыл глаза и осмотрелся, нашёл взглядом Томми в противоположном углу и сонливо улыбнулся уголками губ. - Что там у тебя в руках, аморе? – его голос немного хрипел спросонья. - Гитара, - Томми снова провёл по струнам. Адам удивлённо заморгал, прогняя остатки сна. - Ты играешь? Ты играешь на гитаре? Я хочу послушать. - О… да я ещё почти ничего не умею… Я только учусь, - начал увиливать Томми. - Хм, не верю, - Адам усмехнулся. – Сыграй то, что знаешь. Гарантирую, ты уже разучил что-то. Мысль поделиться, наконец, с Адамом своей новой страстью звучала вдохновляюще, но так чертовски волнительно. Выдохнув, Томми поставил пальцы на нужные струны и, собравшись, выдал череду из нескольких отточенных аккордов. - Браво! – искренне похвалил Адам. Щёки Томми залились румянцем, а губы счастливо расплылись в улыбке от уха до уха. – И как давно ты этим занимаешься? И почему ты ни словом, ни полсловом не обмолвился раньше? - Совсем недавно, если честно, - смущённо признался Томми. – А не сказал… потому что тебе нужно было выздоравливать… и ты спал почти целыми днями. И к тому же я хотел, чтобы бы ты услышал уже какой-то весомый результат, когда я бы рассказал тебе обо всём. Вот. Ну, так, что думаешь? - Думаю, что ты нашёл своё истинное призвание, - ответил Адам. Томми сразу встрепенулся и приосанился от лестных слов в свой адрес. Пожалуй, ему действительно было, чем гордиться. Но, глядя на Адама, даже этот факт не так уж и радовал. Адам своё призвание потерял и сам ещё не был в курсе. Улыбаться как-то сразу расхотелось и стало грустно. А ещё тревожно, когда Томми чуть было не выложил Адаму всю горькую правду. Но именно в этот момент входная дверь приоткрылась, и на пороге появился Дюранте. Маэстро пришёл, как нельзя вовремя, и у Томми даже закралась подозрение, что тот подслушивал. - Томми, не выйдешь в коридор на секундочку, - добродушно спросил он. – Мне надо задать тебе один вопрос. - Конечно, - переложив гитару на соседний стул и мельком взглянув на Адама, Томми последовал за маэстро. Дверь закрылась, и Дюранте задал свой вопрос - тот самый. - Ты уже рассказал Адаму? Да, да, Томми сам пообещал маэстро рассказать Адаму о том, что опера теперь закрыта для него. Да, Томми сам настоял, что именно он должен донести это известие. Но стоило ему раскрыть рот, как нужные слова куда-то улетучивались и он терялся в догадках, как поделикатней преподнести новость Адаму, как доказать, что это не конец, и как обрисовать жизнеутверждающую перспективу. - Нет ещё, - понуро вымолвил он. – Я просто не знаю, как это сделать. - Послушай, Томми, я вовсе не против рассказать ему обо всём сам, - предложил Дюранте. – Я знаю, как вы привязаны друг к другу, но совсем не обязательно, чтобы такую новость сообщал ты. К тому же, у меня есть ещё одна новость, которая, полагаю, вынудит смириться побыстрее. - Какая такая новость? – Томми заметно насторожился. Дюранте нахмурил брови и с сожалением поведал то, что окончательно убило любую надежду. - Буквально вчера Папство сняло запрет для женщин петь в опере. А это значит, что необходимость в кастратах снизится. И необходимость проводить соответствующие операции над маленькими мальчиками отпадёт, так как место кастратов в опере займут женщины. Женский голос стоит гораздо дешевле, чем голос талантливого кастрата. И не смотря на то, что их уровень и возможности голоса далеки от совершенства и не идут ни в какое сравнение с чистейшими голосами подлинных кастратов, думаю, их будет достаточно, особенно, чтобы играть женские роли. И это выгодно. Женщинам будут платить в разы меньше. Так что, боюсь, что эра кастратов подходит к завершению, мой мальчик. Для всех нас. Без исключения. С одной стороны, такие изменения были к лучшему: детей не будут уродовать ради какой-то призрачной цели. Но была ещё и вторая сторона: как быть тем, кто уже пожертвовал собой, ведь теперь все их страдания оказывались впустую? Всего лишь по мановению руки одного единственного человека с митрой на голове. Дюранте не раз задумывался о судьбе Адама, о том, как он воспримет эту новость, будет ли ему так проще принять свою теперешнюю никчёмность? Похоже, это был настоящий конец. - Если хочешь, я скажу ему, - повторил маэстро. – Незачем твоими устами сообщать ему приговор. Я могу это сделать. Ты только будешь рядом. После минуты колебаний и терзаний, о том, не догадался ли Адам уже и сам, Томми согласился. Дюранте, являвшийся также кастратом, был, по-видимому, наилучшим вариантом. Маэстро приобнял Томми за плечи и, не затягивая, решительно открыл дверь в комнату. - Так, кажется, ничего хорошего это не сулит, - при виде взволнованного Томми и маэстро, подталкивающего его к кровати, с ходу заявил Адам. Он подтянулся на руках и, готовый слушать, что бы там ни было, сел, опершись спиной на подушки. Сначала Адам услышал новость о папском указе. Томми не спускал с него глаз, его самого разрывали противоречивые эмоции, и он боялся реакции Адама. Но лицо Адама застыло, словно маска, не выражало ничего, и когда Дюранте в конце концов рассказал о плачевных последствиях ранения, ни один мускул не дрогнул на нём. Адам всего лишь отвёл глаза в сторону и уставился в одну точку на стене. - Я покину вас двоих наедине, - Дюранте повернулся в Томми. – Я буду внизу, если понадоблюсь. Адам по-прежнему молчал. Думал о чём-то, совершенно не замечая Томми, а Томми абсолютно не знал, что делать. Он очень переживал и, чувствуя себя жутким болваном, с напрочь опустевшей головой беспомощно плюхнулся на краешек кровати. Слов не было. Он силился что-то сообразить, высказать своё сожаление, но… слов не было. А, может, он и не должен был ничего говорить? К его огромному удивлению Адам дотянулся до его руки и, переплетая их пальцы, взял в свою. Томми крепко сжал его ладонь в ответ. Пусть сейчас он и не смог выдавить из себя ни слова, но он был в состоянии показать, что он рядом и готов поддержать в любом несчастье. - Не большой сюрприз, вообще-то, - всё еще не глядя на Томми, просипел Адам. – Но услышать это… ну, теперь ЭТО моя реальность, как не крути… - Я очень сожалею, - едва слышно прошептал Томми. Он всем сердцем хотел бы помочь, если бы только мог придумать, как. - Спасибо, - Адам сделал глубокий вдох и очень медленно выдохнул. Казалось, он задерживал дыхание, чтобы не дать волю чувствам. – Я бы хотел остаться один сейчас. Ничего? - Всё, что захочешь, - сказал Томми. – И когда захочешь. Я буду внизу, если что. Адам выпустил его руку и отвернулся к окну. Вдруг стало неловко, и Томми бесшумно встал и вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. *** - О, бог мой! Ну надо же. И как он это воспринял? - Ему надо время. Спускаясь по лестнице, Томми уловил два голоса в гостиной. Сутан разговаривал с Дюранте, как всегда весьма эмоционально и многословно, но увидев Томми, задал лишь один вопрос. - Как он? Томми растерянно пожал плечами. - Он попросил побыть в одиночестве. - Переступив последнюю ступеньку, он обратился к Сутану. - А ты как? Что будет с тобой? Что ты собираешься делать? Но Сутан никогда не унывал, он всегда был уверен, что сумеет найти выход или хотя бы знаменитый свет в конце тоннеля. - Оу, дорогуша, обо мне не беспокойся. Я уж точно буду в полном порядке, - заявил он. – Я вот подумываю уехать в Америку. Там большие театры. Я смогу играть там, а могу и актёрским гримом заниматься или разрабатывать и шить сценические костюмы. Милый мой, уж я-то не пропаду. – Он рассмеялся и кокетливо добавил: - А может быть, я облачусь в женские наряды и обставлю всех дам на сцене своим мастерством. Сутан несомненно был самым большим оптимистом, которого Томми встречал в жизни. Но Америка… Это же так далеко. Томми никогда и не помышлял о том, чтобы выехать за пределы континента. Кто знает, может быть, и стоило бы. Интересно, а театры там так же популярны, как и здесь? А какие они там? - Любые, - Сутан загорелся энтузиазмом. – Какие только душе угодно. Музыкальные, художественные, танцевальные, даже новаторские какие-то, и, судя по тому, что я слыхивал, от их представлений дух захватывает. Знаешь, у меня есть подруга, которая уехала в Америку, в Нью-Йорк точнее, и ей там очень нравится. Так что вот именно туда я и собираюсь. Для начала хотя бы. Ибо не угадаешь, куда судьба забросит. Может, и вам с Адамом тоже поразмыслить над этим? Томми задумчиво закивал, отпустив мысли в свободный дрейф к просторам Америки. Какие там театры? Какие там люди? Как там живётся? Впишутся ли они в тамошний уклад жизни? А будут ли там они счастливы? Окрылённый, он мгновенно взбежал по лестнице, решив проверить Адама и поделиться с ним идеей. Американский театр был для них новинкой. Но это многообещающий проект, и Сутан сказал, он набирает обороты. Они могли бы сперва просто съездить туда в путешествие и увидеть всё своими глазами… Но Адам лежал на кровати, бездумно рассматривая деревья за окном, когда Томми вошёл в комнату. - Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он. Адам не торопился с ответом. - Я не знаю, что должен сейчас чувствовать. Не знаю, что правильно, а что нет… - Ну, а что ты скажешь, если я предложу поездку? Путешествие в новую страну? Туда, где мы никогда не были? – Адам не шевельнулся даже, но Томми продолжил. – Думаю, это хорошая возможность развеяться. Новые места, новые люди. Будет весело. - Да, наверное, это было бы неплохо, - Адам согласился. Томми, обрадованный, только хотел предложить Америку, как Адам повернулся к нему и произнёс: “Я хочу увидеться с родителями.”