Всё могут короли

Но он узнал её сразу — ещё до того, как она подняла склонённую голову. Узнал не по фигуре даже — а, как прежде, по осанке, по безупречной выверенности линий, по завершённости её позы. И в следующую секунду Го Хачжин выпрямилась, и перед Со оказалось её лицо сердечком и едва заметная родинка на левой щеке, две крохотных крапинки на правой склере, нос-кнопка и короткие широковатые бровки. Не красавица в привычном смысле, но самая прекрасная во вселенной, безусловно. И потрясение Со зеркалом отразилось в её глазах. Она тоже узнала его, едва взглянув и уже не в состоянии отвести взгляда. Это было не по протоколу, Со не должен был останавливаться, как вкопанный, перед одним из склонившихся сотрудников торгового центра, а остановившись, должен был тут же пойти дальше. Но Со стоял на месте, и у него не было сил сил пошевелиться. — Президент, — еле слышно прошелестел секретарь Пак. Го Хачжин моргнула, и Со моргнул вслед за ней. Её губы неслышно повторили «президент», и потрясение в её глазах сменилось слабым отблеском обречённой полуулыбки. Не над Со, он это сразу понял, а просто над обстоятельствами. Го Хачжин сжала губы в тонкую линию и опустила глаза. И тогда Со почувствовал, что может шевелиться. Он поднял ногу и шагнул вперёд. От того, что она осталась за его спиной, стало не по себе. Словно он бросил её. Опять? Мероприятие длилось и длилось, и Со что-то говорил, кого-то слушал, как-то реагировал. Го Хачжин стояла в самом дальнем углу и не спускала с него глаз. В прицеле этого пристального внимания Со ощущал себя в порядке. Никогда прежде он не был в таком порядке. Совершенно точно он уже знал эту женщину и, судя по всему, продолжал её любить. Никогда прежде он не встречался с нею. Она была очень бледна, и иногда ему казалось, что вот-вот упадёт в обморок. Однажды её слабо повело в сторону, и Со едва не вскочил с места, чтобы подхватить и поддержать. Но она смогла справиться с собой, только время от времени приподнималась на цыпочки, словно стремясь стать ближе к нему. Со очень её понимал. Осталось придумать, как организовать так, чтобы Го Хачжин всегда была рядом. Отчетливая мысль — никогда и ни за что нельзя отпускать от себя эту женщину — билась в левый висок. Он пытался уговорить себя, что всё это глупости и блажь, но от таких уговоров немедленно начинало болеть сердце. Так сильно, что он ощущал, как пот выступает над верхней губой. Потеть под видеокамерами было нельзя, поэтому Со думал о том, как забрать Го Хачжин себе на веки вечные. Тогда боль отступала. Ночью ему приснилось страшное — Го Хачжин в окровавленной белой одежде. Она сильно хромала, и на лице её были синяки и ссадины. Кто и зачем сотворил такое с хрупким созданием, Со не представлял, но его ярость была так велика, что захлёстывала собой мир. Ярость, бессилие и отчаяние. Самое плохое в этом сне были даже не окровавленные одежды, а то, что эта кровь, и эти ссадины, и эта хромота — они были не самым ужасным, что происходило с Го Хачжин. Со точно это помнил. Страдало не тело, страдала душа, и не было в целом мире никого, кто смог бы закрыть её своим плащом, защитив от невзгод. Проснувшись, Со долго смотрел в потолок. Что вообще сейчас происходит? Утром он заявил секретарю Паку, что недоволен своим гримёром. — Посмотрите, — заявил он, переключая новостные каналы, — у меня пот над губой! Куда это вообще годится? Гример был хорошим, и он-то точно не был ни в чём виноват, но Со до него было мало дела. Он бросил перед секретарём резюме Го Хачжин. — Давайте проявим чудеса демократии и пойдём навстречу обществу по правам женщин. Примем на работу кого-то совершенно обыкновенного, без связей и огромного опыта. Например, вот этого человека. Секретарь Пак скосил глаза на резюме и удивительным образом не удивился. — Хорошо, — ответил он, и на его губах мелькнула понимающая улыбка. — Я пришлю её к вам, как только претендента проверит служба безопасности. Я объяснюсь с кадровой службой — думаю, вы захотите лично провести собеседование. О, Со хотел. Ещё как хотел.