Американский джаз

      У Геллерта Гриндевальда лицо на любителя. В бизнесе это не есть хорошо. Многие придирчиво разглядывает каждую волосину; другие расспрашивают о странных глазах, третьи шарахаются, крича «маньяк!». Но Геллерт привык. Благо, что хоть кто-то ходит. Например, девица Голдштейн, Куинни. Она, конечно, странная, но зато берёт больше всех. Она заглядывала в магазинчик каждую среду. Потряхивая коротенькими, золотыми кудряшками, девушка проходила к витринам, широко улыбаясь то-ли Геллерту, то-ли сладкому. Куинни с детским интересом разглядывала каждое изделие, и, наверняка, воображаемо их поедая. Худенькую девушку так и манили кексы, покрытые ароматной белой глазурью и присыпкой; большие торты с шоколадной начинкой и арахисовой пастой где-то посередине; а вот небольшой " Наполеон»; ириски в прозрачных фантиках, полосатые леденцы…от которых, конечно, фигура может и потом не быть худенькой. —Можно мне вот тот кекс…а он с яблоком, надеюсь? —протягивает Куинни, показывая тонким пальчиком на одно из изделий. —Да, Мисс.—коротко отрезает Гриндевальд, ловко захватывая «жертву» в пакетик.—Что-то ещё? —безэмоционально цокает мужчина, глядя на Голдштейн, как продавец, что жаждет продать побольше товара. —Да. Мне пожалуйста горстку медовых пряников и немного венских вафель.—она вновь улыбается. Совершенно идиотски (по мнению продавца). Однако, ему все равно. Даже когда девушка начинает рассказывать ему о своей жизни. Геллерту казалось, что эта блондинка врезалась в его жизнь окончательно, однако он усердно молил бога, чтобы та пошла со своими рассказами куда подальше. Но та могла часами стоять около витрин, вцепляясь пальчиками в стекло. Она могла часами смотреть на изделия, поправляя свой розовенький берет, а Геллерт мог часами чертыхаться и шептать о том, что пора бы сходить в церковь. Но он так же не мог не положить глаз на Куинни. Чертова кокетка!       Она приходила каждую среду, чтобы уж точно засесть в памяти у Гриндевальда, но так всего лишь думал он. Голдштейн расписывала ему свою жизнь в ярких красках, надеясь оставить пятно в душе Геллерта. Тот лишь кивал, изучая её лицо и про себя подчеркивая её красоту и то, что в последнее время он стал меняется. Раньше его мало интересовали девушки. —Знаете, мой муж попал в больницу… —с трагичностью говорила она. —Он тоже занимался выпечкой.       Но и тут Геллерту было все равно. Он плевал на неё и как на любовницу, и как девушку, и как личность, или даже (в каком-то роде), как на покупателя.       Но в мужчине что-то надломилось, когда та попросила принять её на работу.

***

—Куинни? —удивленно вздрагивает Гриндевальд, глядя на то, как его сотрудница уверенно и аккуратно взбивает крем для нового торта. Клубничного. По её рецепту.       Он ей доверился, хотя прошла всего неделя после того, как Геллерт её принял.       Она работала довольно резво и зная своё дело. Выпечка пригоревшей бывала не часто, но если и была таковой, то только с краев.       Блондинка приходила довольно рано. Девушка с улыбкой входила в заведение, оглядывая залитые солнцем стены. Она сама открывала пекарню и встречала первых посетителей. У неё это уж точно получалось лучше.