Сердце бури

      — Покажи мне свой меч, — это первое, что он говорит, отдышавшись после тяжелого подъема в гору.       Здесь, на небольшом горном плато — подальше от всех, даже от леди Силгал, — они облюбовали неплохое местечко для тренировок. А крутой подъем — отличная разминка для них обоих. Бен нарочно предупредил Рей, что будет нечестно прибегать к левитации, хотя подозревал, что изредка она все же нарушала этот запрет, как нарушал и он сам.       Рей медлит, но в конце концов ее пальцы размыкают поясное кольцо, и она передает Бену железную, с карбоновыми вставками, рукоять.       Тот критически оглядывает тонкие вытянутые модули, соединенные магнитной вставкой. Рей замечает выражение его лица и смущенно сжимает плечи. Неказистый вид этого меча говорит о том, что его собирали руки неопытной мусорщицы, привыкшей лепить самодельных «монстров» из деталей, собранных на свалке. Что, конечно, делает честь ее изобретательности, однако сути изменить не может — то, что она называет собственным сейбером, не идет ни в какое сравнение с элегантными алыми и пурпурными мечами рыцарей Рен.       Единственная значимая деталь в конструкции ее оружия — это кибер-кристаллы. Именно они привлекают пристальный, изучающий взгляд Бена в первую очередь.       Он уже видел их. Узнав их и в первый-то раз, сейчас он окончательно убеждается — да, это они. Память о давней дуэли в малакорском храме, так и оставшаяся лежать в его мрачных стенах, подобно застывшим слезам. Не более чем очередной трофей Дарта Вейдера. Безделица, отнятая у поверженного врага. Но любому было очевидно, что эти кристаллы значили для Избранного гораздо больше…       Он, не раздумывая, нажимает кнопку активации и начинает играючи вертеть двойной сейбер в широких ладонях. Сияние двух белоснежных лучей сливается с ярким светом утреннего солнца, отчего эти плазменные лезвия кажутся сплетенными из множества блестящих драгоценных нитей.       — Они мертвы, — заключает Бен.       Через Узы он чувствует, как у Рей пробегает мороз по коже. Вероятно, она не ожидала таких слов.       — Как это — мертвы? — непослушными губами спрашивает она.       Бен иронично усмехается.       — Все очень просто. Эти кристаллы когда-то застыли в своей невинности, словно в капле янтаря. Они больше никогда не изменятся, а все, что не меняется, мертво. С точки зрения Силы единственное, что отличает жизнь от смерти — это способность к переменам, к развитию…       Он выключает меч и сует его обратно в руки Рей. Его настойчивые, даже грубоватые, движения немного приводят ее в чувство.       Бен переводит взгляд туда, где у края скалы, густо поросшей травой, виднеется завораживающая панорама Фоамвандер-сити, в предместье которого и расположена вилла леди Акбар. Водный город с неровными заостренными шпилями его строений, залитых веселыми утренними лучами, с зелеными островками суши среди белого камня и нескончаемой морской глади, производит немного странное, хотя в целом довольно приятное впечатление. Отсюда, с высоты, он кажется малолетним шалопаем, который улыбается очаровательной беззубой улыбкой.       — Забавно, — как бы между прочим замечает юноша. — Когда-то эти кристаллы принадлежали ученице Энакина Скайуокера. А теперь принадлежат моей ученице…       — Я думала, весь орден Рен основан его бывшими учениками… — хмурится Рей с сомнением.       — Да, учениками Дарта Вейдера. Но у Энакина Скайуокера была всего одна ученица, и она погибла в бою с Вейдером.       Рей молчит с мгновение, как будто вспоминая что-то.       — Тей как-то упомянул, что раньше эти кристаллы принадлежали женщине, которая умерла от руки того, кого любила. И того, кто любил ее.       — Ее звали Асока, — говорит Бен, прозрачно улыбаясь.       Рей беззвучно повторяет про себя это имя, которое ничего ей не говорит, да и не может сказать, но с которым — Бен готов поклясться — его жена ощущает необъяснимую связь. Она пытается вчувствоваться в него, пропустить его через себя, как и судьбу его владелицы. Нежные карие глаза отражают глубокую искреннюю грусть.       — Эта история довольно печальна, — прибавляет он, как бы отдавая должное ее чувствам. — Как-нибудь я тебе расскажу. А сейчас давай-ка еще немного разомнемся…       Сброшенная туника опускается у его ног, оставив Бена в одной легкой майке. Он неспешно становится в боевую стойку, стараясь сдержать восторг. Как давно он не совершал этих движений! Как давно не брал в руки сейбер! О Сила… Бен Соло сам себе кажется рыбкой, которую выпустили из тесного аквариума в океан — сколько простора и сколько новых возможностей!       Можно даже сделать вид, что он забыл, какой ценой ему вновь были даны эти возможности. По счастью, сейчас ему не составляет труда притвориться нормальным, полноценным человеком даже перед самим собой.       Меч Люка Скайуокера поначалу едва не выводит его из себя. Привыкший к особой конструкции своего прославленного сейбера, бывший Кайло Рен чувствует себя не в своей тарелке, используя традиционное джедайское оружие. Руки то и дело соскальзывают в попытках избежать ожогов от несуществующей гарды. Рукоять кажется слишком короткой и неудобной. Не говоря уж о зеленом лезвии, которое слишком очевидно напоминает Бену о годах его ученичества на Явине…       Он делает выпад, затем еще и еще, начиная теснить Рей к краю. Хоть это и тренировочный бой, он не намерен ее щадить. В настоящей схватке враг не пожалеет никого.       — Забудь все, чему тебя учил Скайуокер, — говорит он, чеканя каждое слово. — Я хочу увидеть твою ярость. Хочу, чтобы ты раскрыла все грани своей мощи. Как тогда, на «Старкиллере».       Странный урок от того, кто стал отступником с обеих сторон. Но если его предположения — и его надежды — верны, именно он, Бен Соло, должен стереть в ее душе границу между Тьмой и Светом.       Она уворачивается от очередного удара и, резко пригнувшись, бросается в сторону.       — По-твоему, только Темная сторона способна пробудить истинную мощь?       Вместо ответа он скалится в жутковатой улыбке, медленно наступая на нее.       — Ты считаешь Темную сторону сильнее?       — Нет, не сильнее. Но многие считают ее привлекательнее. Ее суть постигнуть проще. Всегда проще поддаться эмоциям, чем научиться самоконтролю.       Он снова замахивается.       Его команда звучит почти угрожающе:       — Нет, не уходи от удара, нападай на меня! Нападай всеми силами!       С секунду она смотрит на него в недоумении. Должно быть, сама мысль причинить боль тому, кого она выходила своими руками, вызывает у нее отторжение. Ее меч активен, но какой с него прок, пока она не захочет биться?       Однако замешательство длится не больше секунды. Зеленое лезвие скользит по ее предплечью, и Бен, хохотнув, отступает.       Рей приходится изо всех сил стиснуть зубы, чтобы удержать крик боли, ярости и досады.       Бен сыто улыбается и звучно втягивает ноздрями запах ее пробуждающегося гнева.       — Да, вот так… — едва слышно шепчет он.       Рей молчит. Его удар был подлым, и ей, кажется, попросту не хватает слов, чтобы выразить всю глубину возмущения.       — Ну что же ты, — подначивает ее Бен. — Это всего-навсего небольшой ожог. В Академии мы такие приносили с десяток за тренировку. — И добавляет громче: — Давай же! Сделай мне больно, отвечай ударом на удар!       С тихим рыком она бросается на него, неуверенно выписывая дуги двойным мечом. Он парирует удар за ударом, сверху и снизу, и понемногу начинает пятиться.       Она неловка. Она все еще боится. Чего? Очевидно, себя самой. Той изнанки своей натуры, которую он ищет в ней и которую требует продемонстрировать. Несмотря на первые ростки ярости, с ним по-прежнему дерется лишь мусорщица с Джакку, с миру по нитке освоившая примитивные боевые приемы, а остальное пытающаяся восполнить рвением и упорством. В ее движениях нет и намека на изящество или — того хуже — даже на крохотную дальновидность. Кажется, она не способна просчитать и двух ударов наперед, слепо позволяя противнику вести себя.       Ее истинное пламя разгорается неохотно, как бы с осторожностью. Но все же разгорается.       Постепенно Бен начинает чувствовать не бестолковую помойную девочку, а ту самую Рей со «Старкиллера». Ту невиданную силу, которая смела его и едва не уничтожила. Которая похитила, вобрала в себя часть его — и сама стала его частью.       Да, вот они! Опасно полыхающие глаза, гневно раздутые ноздри. Красивые, хищные движения, которые притягивают, завораживают, околдовывают его. Благодаря Узам он ясно ощущает происходящие с нею изменения — Силу, которая собирается вокруг Рей, как воронка, беспокойно пульсируя, — и надеется лишь, что сумеет удержать ситуацию под контролем.       Он играет с огнем. А каждый, кто играет с огнем, не должен бояться обжечь руки.       Ее удары становятся сильнее. Он принимает их на себя — твердые, размашистые, стремительные. Они летят с такой скоростью, что в какой-то момент Бен всерьез начинает опасаться, выдержит ли старенький сейбер его дядюшки такой напор, припоминая, что предыдущий его меч не выдержал…       Наконец, не удержавшись, он падает назад, и оружие вылетает из его рук.       Рей стоит над ним, безоружным, приставив белоснежное острие к его груди. Напряженная, тяжело дышащая, с мрачным торжеством в глазах…       … в глазах, которые кажутся ему чуть светлее, чем прежде. С золотистым отсветом. Или это всего лишь обманчивая игра солнечных лучей?       — Рей нет, хватит!       Он вскидывает руку в предупредительном жесте.       С секунду ее пальцы крепче сжимаются на рукояти сейбера, а в глазах мелькает сомнение. Рей похожа на человека, который стоит на самом краю обрыва, немилосердно покачиваясь из стороны в сторону, и любое дуновение ветра может определить, будет он жить или погибнет.       И все-таки жребий выпадает правильным образом.       Рей закрывает глаза, прислушиваясь к своим чувствам, и медленно отходит на шаг. Еще немного — и она стала бы поистине неудержимым пламенем. Но сейчас ее душа полна смятения. Она осознает, что зашла слишком далеко.       Бен поднимается на ноги.       — Ситхи говорят, что они — центр бури, — медленно, с расстановкой произносит он, глядя ей в глаза. — Но в центре всегда спокойно и тихо. Будь этим центром, Рей. Ты создаешь вокруг себя целый вихрь Силы. Твоя задача — не потерять в нем себя саму. Научись управлять им…       Он сам не замечает, как холодеют его руки, и как в сердце занимается уже знакомый пожар. Рей стоит перед ним, разгоряченная боем, смущенная, мелко дрожащая. Двери ее души открыты нараспашку. Отголоски ее энергии звучат в Силе рваной, испуганно трепещущей ноткой.       О Сила! О великая Сила! Даже ее обнаженное тело не пьянит его так, как обнаженный вид самой ее сути. Как дрожь этой взволнованной добродетели, которая боится заглянуть на дно собственной души, как ребенок, который боится вглядываться во тьму колодца — ведь никто не знает, какое чудовище может показаться оттуда.       Бен касается ее шеи настойчивым движением, полным неприкрытого сладострастья. Ее короткие влажные пряди у самого верхнего позвонка забавно щекочут его ноздри.       — Не бойся своих чувств. Страсть — это то, что делает нас людьми. Тебе нужно лишь одно…       — Что же? — едва слышно выдыхает Рей, и по одному звучанию ее голоса Бен понимает, что она тоже готова потерять саму себя.       Конечно, она распалена и растеряна. В ней раздразнили спящего зверя, и сейчас Рей, быть может, сама того не сознавая, отчаянно ищет выход скопившейся в ней энергии Тьмы.       Ярости. Страсти. Вожделению…       Его пальцы вызывают волну мурашек на ее бледной, сладкой коже, соблазнительно блестящей от пота. Он опускается ниже, к ключице. Его глаза блаженно закатываются.       — Учиться.       — Чему?       — Управлять своими страстями. И не позволять им управлять тобой. Это и есть искусство удерживать баланс внутри себя.       Искусство, которым Кайло Рен так и не сумел овладеть. Но возможно, Бен Соло не столь безнадежен?       Он обещает себе, что будет учиться вместе с нею. Постигнет все, что должен постичь — именно должен, потому что обладать Рей — это счастье, которого он пока не заслужил. И тогда, быть может, однажды ему удастся примирить две грани своей личности.       Его губы осторожно приникают к обожженной ране на ее руке. Наверное, ему придется оставить на ней десятки таких царапин, пока его жена научится чему-то. Но после он покроет каждую из этих царапин десятком поцелуев, чтобы его нежность стерла память о боли.       Не медля ни секунды, пока дрожащие от желания его руки еще принадлежат ему, он касается ее живота, стискивает в ладонях кажущиеся хрупкими бедра. И наконец запускает пальцы под ее свободные тренировочные шаровары.       С ее губ слетает короткий стон — и все разглагольствования о равновесии вмиг теряют смысл.       С коротким рыком Бен спускает с нее штаны, нарочно заставляя ее прочувствовать всю неприкрытую порочность такой полунаготы — словно у последней шлюхи, которую берут грубо и поспешно, не трудясь даже раздеть. Ему хочется, чтобы она ощутила себя грязной, растленной, пока он ласкает и дразнит ее заученными прикосновениями к нежным складкам плоти. Чтобы она не боялась ничего. Чтобы, наплевав на свою добродетель, извивалась и стонала в его руках, всецело отданная на милость его и своей похоти.       — Хватит держаться, — шепчет он ей на ухо, когда ее взлохмаченная голова в приступе удовольствия заваливается ему на грудь. — Я уже видел, какой светлой ты можешь быть — какой доброй, самоотверженной, милосердной. Теперь я хочу увидеть в тебе Тьму.       Тем более что он знает — он уже чувствовал, и не раз, — на какую великую бесконтрольную страсть она способна. Когда она была полноправной хозяйкой процесса. Когда скакала на нем, настойчиво сжимая коленями его бедра, или проделывала кое-что языком, будь он проклят, если та энергия, что билась в ней, шла не от Темной стороны! Однако когда вихрь в ней утихает, Рей начинает стесняться того, что она делала в ослеплении сладострастия.       Рей не отвечает, однако ее тело говорит само за себя. Она истекает влагой и непроизвольно сжимает ноги, плотно обхватывает ими его руку, как будто умоляя не прекращать. Ее дыхание ускоряется с каждой секундой, и по собственным ощущениям Бен безошибочно понимает, что она — они оба — близки к развязке.       Он захватывает ее шею изогнутой полумесяцем рукой, прижимает к себе еще крепче, почти причиняя боль.       — Не стыдись себя, не бойся того, чем ты можешь стать. Только тогда то, что скрыто в тебе, будет тебе подчиняться. Только тогда Тьма может подчиниться твоему Свету, подчиниться твоему выбору, Рей…       И вдруг он обрывает свою тираду на полуслове.       Она кончает в конвульсиях, отчаянно хватая ртом воздух. Бен и сам чувствует, как между ног у него расходится влажное пятно.       Но ему этого мало. Рей не изменяет себе. Ее тело по-прежнему существует как бы отдельно от нее, он хорошо это осознает.       Не давая ей отдышаться, он грубо толкает ее вперед, заставляя пригнуться, и в спешке освобождает себя от одежды внизу.       Похоже, его напор порядком пугает ее — по крайней мере, ее светлую часть. Рей вжимает голову в плечи и умоляюще шепчет что-то. Но не встает и не пытается сопротивляться.       — Молчи, — одергивает он и рывком вторгается в ее тело.       Честно говоря, столь смешная и жесткая игра в глубине души вызывает страх и у него самого. Никогда прежде он не брал ее так, как сейчас. Даже когда освоился с протезами и наконец смог, как ему того хотелось, руководить процессом; даже когда страсть в нем зашкаливала, и он не имел никаких сил удержаться, Бен ни разу не был по-настоящему груб. И сейчас не отважился бы, если бы не чувствовал, что происходящее, несмотря ни на что, кружит голову Рей так же, как ему.       Он усиливает толчки, пока Рей окончательно не падает на траву. Тогда Бен, закусив нижнюю губу до крови, всем телом наваливается на нее сверху.       Проклятье, ей это нравится! В самом деле нравится быть в его власти, покоренной и сломленной. Притворяться, будто он берет ее силой, и одновременно осознавать, что она хочет этого не меньше…       Дневной свет нещадно ударил по глазам. Не поднимая век, Бен зажмурился сильнее. Нет, он не желает покидать видение прошлого...       ... где Рей лежит под ним, судорожно зарываясь пальцами в траву, с со слезами на глазах вновь и вновь повторяет его имя, а он решительными толчками вбивает ее в землю и втайне поражается и ей, и себе.       Потом она вдруг приподнимается на вытянутых руках и садится. И мощное тело ее супруга почему-то не в состоянии ее удержать.       Она поворачивается к нему лицом, и он видит ее улыбку. Коварную и восхитительную улыбку ведьмы, которая как бы спрашивает его: «Ты этого хотел, не так ли?»       И да, и нет. Глупо отрицать, что происходящее давно вышло из-под его контроля, но… крифф, о каком контроле сейчас вообще может идти речь?!       Рей откидывается на спину, широко разводя ноги. Открывая перед ним все высоты блаженства, которое способно подарить ее тело, налитое соком Тьмы. Игривым, развратным движением, улыбаясь и маня. Она отдается ему с тем же запретным неистовым рвением, но на сей раз как бы говорит, что желает видеть его — его лицо, его глаза, — открыто и без стеснения.       Снова противный луч солнца заставил его поморщиться. Но Бен по-прежнему не собирался возвращаться в реальность — что бы ни было этой реальностью: хоть брюхо сарлакка, хоть обратная сторона вселенского потока. Он зарылся с головой в свое сновидение, как упрямый ребенок, который не желает вылезать из постели.       Он вновь входит в нее — и вот, поглядите на них! Два недавних девственника, они жадно, по-животному совокупляются прямо на земле, не сняв одежды, исходя страстью в лучших традициях ситхов. Он грубо толкается в нее, она бесстыдно выгибает спину. Вид ее раскрасневшихся щек и изысканного изгиба подбородка, который кажется особенно пленительным, когда Рей запрокидывает голову назад, поистине сводят его с ума. Он давно знал, что их судьбы связаны, но никогда еще не ощущал их связи так явственно, как во время этой сумасшедшей близости.       В такие игры играют порой если не все, то большинство пар. Но им никто никогда не говорил об этом. Нет, они с самого начала двигались в своем супружестве наугад, как слепые котята. Может, это и было в их браке самым привлекательным — вместе постигать все грани любовного безумия?       Когда оба наконец достигают пика, они чувствуют себя усталыми настолько, что, кажется, не могут связать и двух слов. Бен перекатывается на спину и позволяет Рей положить голову ему на грудь.       «Нет покоя... — мысленно повторяет он слова кодекса братства Рен. — И нет страсти... Есть только Сила...»       Да, хатт побери, есть только Сила с ее непонятной и жестокой волей! Сила, вновь сыгравшая с ними злую шутку. Позволившая им создать новую жизнь, новое существо. Новую мишень для Галлиуса Рэкса. Новую избранную и желанную жертву, каковой прежде был он сам, Бен Соло...       Стоп.       Постепенно до него дошло, что так светло внутри у сарлакка быть уж точно не может. Да и на посмертное слияние с Силой непохоже, судя по небольшому покалыванию в плече, куда подонок Тей воткнул свой сейбер.       Он недовольно заворочался и все-таки открыл глаза.       Первое, что он увидел — это пирамида из каких-то ящиков, составленных один на другой. Залитые светом местного солнца, их контуры казались нечеткими, а края смазанными.       Затем он разглядел знакомые силуэты братьев... бывших братьев — Мейлил Рен и Гедеон Рен сидели неподалеку, так что Бен прекрасно мог видеть их, просто повернув голову немного влево. Заметив, что он пришел в себя, они настороженно выпрямили спины. Их непроизвольная синхронность заставила его улыбнуться.       — Так я и думал, — пробормотал Бен сквозь зубы.       Сарлакк, конечно, быстр, но куда ему против чувствительных к Силе с их способностью предугадывать и предотвращать опасность?       — Полагаю зверушка недосчиталась одной из щупалец? — прохрипел он язвительно.       — Жаль, что «зверушке» такого размера это вряд ли серьезно повредит, — мрачно ответствовал Мейлил.       Бен поглядел ему в глаза.       — Твоя идея, брат?       Старший рыцарь слабо, неуверенно кивнул.       — Не забывай, я следующий в очереди. И конечно, не мог допустить, чтобы сарлакк украл у меня право убить знаменитого Кайло Рена.       Лицо Бена просветлело, отразив известную усмешку Соло, полную странного удовлетворения.       — Тщеславный ублюдок... — выдавил он, картинно закатив глаза.       Затем перевел взгляд на свое плечо. Под ключицей виднелся лишь слабый розовый след, слегка выпуклый, как и рана на его лице — такие отметины оставляет сейбер.       Или у братьев где-то имелась бакта, или... он усмехнулся вновь. Или тут не обошлось без исцеляющих чар.       — Еще и вылечили Силой, — заключил Бен с явным недовольством. Его должок растет, а быть в долгу у изменников — опасное дело.       — Это я, — вставил Гедеон, хотя мог бы обойтись и без пояснения.       Младший из семи, пухловатый и немного неуклюжий, носивший, в отличие от братьев, белую маску, напоминающую жутковатое лицо призрака, — этот парень всегда отличался нравом настолько мягким, насколько это вообще допустимо среди братии. Остальные шестеро, бывало, шутили между собой, говоря, что брату Гедеону больше подошло бы стать джедаем, чем рыцарем Рен. Тот и сам признавал, что единственная причина, по которой он оказался на Малакоре — это его расположенность к равновесию, решительное непринятие перегибов как с одной стороны, так и с другой. Пусть даже равновесие среди рыцарей существовало лишь в теории, но видно, ничего другого Сила ему пока предложить не может…       Как бы то ни было, он и исцеляющими техниками владел куда лучше, чем остальные.       — Плевать... — Бен слегка приподнялся, разглядывая мутноватым взором узкое, вытянутое помещение. Неприкрытые железные стропила, обветшалые стены, разбитые вдребезги окна и куча всевозможного мусора на полу вперемешку с остатками стеклянной крошки и немногими личными вещами рыцарей, которые те успели перенести со своего шаттла прежде, чем несчастный звездолет канул в небытие. Что ж, очевидно, они находятся там же, на заброшенном складе, где его братья-предатели ютились все это время.       Разумеется, ни о каком «спасибо» с его стороны речи не шло, да и не могло идти. Никто из братьев даже не подумал упрекнуть его в неблагодарности.       — Древняя бездна была прихотью Тея. Я бы предпочел другое место, — произнес Мейлил, как бы рассуждая вслух. И прибавил, обращаясь уже к Бену: — Однако, я уступаю тебе право решать, когда и где мы будем биться. Вероятно, ты захочешь взять небольшой перерыв, чтобы восстановить силы. Обещаю, братья не тронут тебя, пока ты не будешь готов...       Бен зло оборвал его:       — Замолчи! От твоего детского лепета виски ломит. Ни один из братьев больше не умрет от моей руки, и тебе это прекрасно известно!       Убийство Тея потребовало от него больше сил, чем он мог себе представить. Но смерть Тея была необходима — необходима не только с практической точки зрения, но и как жертва во искупление предательства. Тогда как остальным умирать вовсе не обязательно. Люк Скайуокер сказал прямым текстом, да Бен и сам прекрасно понимал, что эти четверо еще могут признать его главенство без лишнего кровопролития.       Наконец Бен полноценно сел. Голова немного кружилась, но это, должно быть, остаточная слабость, не более.       — Где остальные?       — Снаружи, — отозвался Гедеон.       — Я хочу видеть их, — суровый голос Кайло сам собой пресекал любые возражения. — Немедленно.       Нескольких минут хватило ему, чтобы немного взбодриться, придав своему лицу суровый и внушительный вид, насколько это возможно. И вот, перед ним все четверо — те, кто еще остался в живых из их некогда грозной семерки.       Убийцы. Но ему ли — отцеубийце, братоубийце — их осуждать?       Отступники. Но кому еще, как не ему, дважды отступнику, вести их за собой?       Он поднялся на ноги и, пошатываясь, подошел к ним.       — Я не хочу сейчас заводить разговор о дружбе и братской любви. Эта самая любовь была безвозвратно поругана вами, а мною, быть может, еще раньше… — В его словах не было ни толики сожаления. Голос Бена Соло звучал четко и сухо, с едва различимыми стальными нотками. — Я начну с главного. Моя мать сейчас в руках у Галлиуса Рэкса. Мою жену разыскивает Первый Орден, и рано или поздно обнаружит. Но это не все… — он умолк на мгновение, набирая воздух в легкие. — Через несколько месяцев у меня родится сын.       Это был первый раз, когда он говорил о своем будущем ребенке открыто, вслух. В разговоре с леди Силгал перед его отъездом им обоим хватило витиеватых намеков. Госпожа и так прекрасно понимала, о чем идет речь. И только теперь он наконец сумел как бы примириться с этой новостью. Окончательно признать, что это правда.       Среди рыцарей прокатился слабый гул. Они были ошеломлены и, кажется, порядком взволнованы. Так или иначе, известие о ребенке значило для них больше, чем могло бы показаться на первый взгляд.       За всю историю братства по крайней мере у нескольких рыцарей Рен, включая печально известного брата Д’ашора, были дети. Само по себе это, конечно, не такое уж невиданное событие. Учитывая, что даже среди присутствующих многие пренебрегали целибатом, не исключено, что и они сами успели, не зная о том, стать отцами. Но тут иное дело. Речь шла не об ублюдке, рожденном от случайной связи, а о законном сыне магистра, рожденном от законной его жены. О новом наследнике Избранного — их основателя. Их божества, перед которым все четверо по-прежнему испытывали благоговейный трепет.       Но более того, каждый среди них хорошо помнил, какой огромной мощью обладает мать будущего принца — и, вероятно, с замиранием сердца гадал, что выйдет, если к этой мощи примешать мятежную кровь Скайуокеров.       — Энакин, — первым подал голос Мейлил. — Энакин Рен. Другого имени для твоего дитя быть не может.       Воскресшее имя Избранного прозвучало, как гром — особенно внушительное здесь, в этих убогих стенах. Остальные рыцари подхватили его, прокричав несколько раз, подобно здравнице:       — Энакин! Энакин!..       Бен молчал, никак не выказывая ни одобрения, ни протеста. Рыцари полагали, что его сын по закону всецело принадлежит вере Рен, но сейчас это было ему на руку.       — Мой ребенок в опасности, — сказал он, когда крики умолкли. — Уже сейчас ничто не защищает его от Галлиуса Рэкса. Эта тварь когда-то проникла в мое сознание, пока я еще был в утробе матери, и может проделать то же самое вновь…       Как ни крути, то нерожденное существо, которое судьба голосами рыцарей окрестила «Энакином Реном», значительно усугубило дело. Теперь и исполнение пророчества, и даже спасение Леи Органы отошло на второй план. Главным отныне было защитить дитя, сотворенное их любовью — их таинственной взаимной тягой, добротой Рей и ее милосердием с одной стороны, и той страстью, которой они безоглядно упивались все неполные два месяца своего брака — с другой. Дитя, одинаково вобравшее в себя и Свет, и Тьму.       Сноук всегда любил повторять, что «Империи нужны дети», нужна свежая кровь. Но этого ребенка он не получит!       — Я не желаю, чтобы Верховный лидер проделал с моим сыном то, что некогда проделал со мной. Чтобы подчинил себе его разум, превратил его в раба еще до его рождения.       — Но, возможно, Рэкс еще не знает о нем, — заметил Терулло.       — Рано или поздно все равно узнает, — ответил ему Гедеон.       Это было очевидно. Ничто не может укрыться в Силе, тем более от могущественного тайного ученика Палпатина. Наверняка он распознает, почувствует новую волну Пробуждения еще до того, как младенец появится на свет.       Мейлил посмотрел на Кайло со всей серьезностью.       — Тебе следует взять жену и бежать. Куда-нибудь подальше, к хорошо забытому всеми месту Силы, которое надежно укроет вас обоих. И вашего будущего ребенка — тоже.       — Нет, — оборвал его Бен. — Я ведь сказал, что, кроме Рей и ребенка, опасность грозит еще и моей матери. Лея Органа — дочь Избранного, и также имеет право на ваше покровительство. Но даже если бы речь не шла о ее спасении, я не стану прятаться сам и прятать свою семью от целого мира! Известно ли вам, что это такое — постоянно жить с оглядкой, коротать свой век в каком-нибудь заброшенном мирке в одиночестве и гадать, когда же враги доберутся сюда? Почти пятнадцать лет я провел в таких условиях, и не желаю своему сыну подобной участи. Нет, я намерен уничтожить Верховного лидера. Единожды и навсегда вырезать эту раковую опухоль из тела нашей галактики, дать наконец всем отдохнуть от войны. И молю вас о помощи. Именем моего деда и моего нерожденного сына, позвольте мне и впредь считаться вашим магистром! Позвольте вести вас к победе...       Братья озадаченно переглянулись.       — Былого доверия между нами уже не будет, — констатировал Мейлил.       — Знаю. Но я о нем и не прошу. Все, что мне нужно — это ваша поддержка. До тех пор, пока Сноук не будет свергнут. А взамен обещаю вам привести орден Рен к могуществу, которым прежде не обладали ни джедаи, ни ситхи. Выслушайте меня, братья. Прежде, чем дать ответ, я хочу, чтобы вы узнали мою историю. Только тогда вы сможете решить, достоин ли такой человек, каким я стал теперь, называться вашим братом и лидером…       И он преступил к рассказу. К своей тяжелой исповеди, которую братьям было необходимо услышать. Начав повествование с событий на «Старкиллере» почти полуторагодовой давности, он рассказал, как в своей тогда еще совсем мальчишечьей наивности решил вытравить из себя свет разом, как отрезают загнивающую часть тела, и для этого принес в жертву родного отца. Как он должен был умереть от ран среди заснеженного леса или кануть в огненную пропасть — поверженный, растерявший всю свою мощь, тяжело раненный. Отказавшийся от Света и отвергнутый Тьмой. Но был спасен против всех законов справедливости девочкой и старым вуки, которые не смогли бросить врага умирать. Поправ в себе ненависть, эти двое вытащили его из хищных лап мрака и снега, и отдали матери. Как в Сопротивлении выходили его, несмотря ни на что. А Верховный лидер не пожелал ничем помочь ученику, объявив его погибшим. Оставив умирать…       В двадцать два года судьба жестоко вырвала его из сени джедайской веры, оторвала от тех людей, которых он еще считал семьей, и бросила к ногам Галлиуса Рэкса. Но волей той же судьбы теперь, в тридцатилетнем возрасте, он возвратился назад. Возвратился не так, как, возможно, представляли себе его мать или его бедный отец. Но жизнь тем и хороша, что уходит далеко за рамки наших фантазий.       Поведал он и о пережитом в Святилище. Изо всех сил удерживая голос от болезненной ломоты, подробно описал братьям первое и, судя по всему, единственное истинное откровение Избранного. Когда Энакин явился ему в образе Призрака Силы — того самого Призрака Силы, которого однажды довелось увидеть и Люку Скайуокеру, — чтобы помочь своему внуку и открыть ему глаза на события прошлого. Теперь любой другой пересказ этих событий не имеет никакого смысла, ведь Бену довелось слышать обо всем из первых рук.       Сила создала Энакина Скайуокера, чтобы раз и навсегда прекратить войну между джедаями и ситхами. И он, Кайло Рен, внук Избранного, воистину закончит то, что начал его дед. Он положит конец войне, которая вот уже сколько лет терзает галактику. Для этого любовь вытащила его из ада и исцелила. Для этого он позволил отрезать себе ноги (Бен не сомневался, что рыцари уже знают о протезах, по крайней мере Мейлил и Гедеон должны были знать).       Рыцари слушали его в угрюмом молчании, понурив головы, опустив глаза в пол, нахмурив брови, как будто не знали, верить сказанному или нет. Здравый смысл подсказывал им, что рабам редко удается порвать ментальные цепи, что, однажды шагнув во Тьму, никому не дано из нее вырваться — и даже Избранный смог сделать это лишь ценой собственной жизни. Но вот, перед ними стоит отвергнутый Тьмой и презираемый Светом, прошедший через муки, омытый в сиянии любви и прощения, переродившийся Бен Соло.       Бен Соло, таинственным образом повторивший судьбу своего предка и оставшийся в живых. Бен Соло, видевший призрачный образ Избранного и несущий в мир его волю. Явившийся сюда, чтобы вновь занять место среди братии. Имеют ли они право отказать ему? Имеют ли право не верить?       Бен говорил, и в его душе теплилось чувство, будто в эти самые минуты ему удалось не просто взглянуть на собственную историю как бы со стороны, но и привести ее, хотя бы на словах, к некой целостности.       — Если хотите, любой из вас может заглянуть в мои воспоминания и увидеть все сам, — молвил он. — Я не стану противиться. Уверяю вас, мой рассказ — чистейшая правда. Вы отвернулись от меня оттого что полагали, будто я ценю службу Верховному лидеру больше, чем службу ордену. Но теперь каждый из вас воочию видит, что это не так. Что я предан нашей вере и памяти моего деда — его истинной памяти. Теперь вы вольны решать.       Им потребовалось немного времени, чтобы просто обдумать услышанное в тишине, без обсуждений и споров. Решение могло быть одно — и оно, без сомнения, вертелось на языке у каждого. На фоне нынешнего упадка весть о новом знамени, новом Скайуокере, была, словно глоток свежего воздуха. Словно знак того, что орден Рен, несмотря ни на что, еще жив и что у него есть реальное будущее.       Но все они хотели бы получить нечто большее, чем слова. Какое-то подтверждение того, что они не ошибутся вновь. Какую-то гарантию…       Потом они, четверо, на несколько минут вышли на улицу, чтобы высказать друг другу свои соображения на этот счет.       По возвращении Мейлил — как всегда, один за всех — пробормотал с угрюмо отвисшей нижней губой:       — Если ты просишь защиты у ордена, ты должен понимать, брат Кайло — или мне следует отныне называть тебя «брат Бен»? — что, согласно кодексу, пути назад быть не может. Отныне и до конца дней ты будешь нашим магистром, а когда скончаешься, твое место в ордене займет твой сын. По праву крови и по закону братства. Мы присягнем тебе вновь, и сохраним видимость единства в рамках кодекса. Хотя, как ты уже заметил, братская любовь между нами давно умерла.       — Моя жена предана вере джедаев, и вам это известно, — возразил Бен. — В день нашей свадьбы я обещал, что не стану ей препятствовать.       — О твоей жене речи не идет, — вставил Терулло Рен. — Мы все видели, на что способна Рей ради своих устремлений — неважно, к Свету она стремится или якобы к Свету. Пусть так и будет, если только она сама не пожелает другого.       С остальным Бен не спорил. Не мог поспорить. Он сам уже избрал свой жизненный путь. Его сын… что ж, по крайней мере, ребенок, в отличие от него, будет под защитой ордена с самого рождения и не будет при этом оторван от семьи, от отца. А когда вырастет, пусть, как и Бен, самостоятельно решает, какой будет его судьба — уж что-что, а бунтовать против предопределения в его семейке умели лучше некуда! Стало быть, если рыцари не имеют претензий к Рей, дело можно было считать решенным, не так ли?       Да, все так. Однако на сердце у него было тяжело. В голове мелькала упрямая мысль, будто он сейчас поступает, как некогда поступил Люк Скайуокер с ним самим. Разве он делает правильно, обещая своего еще не родившегося сына ордену Рен? Сейчас, пока его ребенок растет в теле Рей, и даже сама Рей, возможно, еще не знает о нем, отец уже выбрал ему имя и определил его судьбу.       Рей едва ли одобрила бы такое. Да и он сам Бен... как он — тот, кто всю жизнь осуждал мать за то, что она решила его судьбу, не спросив его согласия, — может поступать настолько цинично?       Но с другой стороны, он не бросает сына в лапы Тьмы, как это сделал Люк. Он пытается обезопасить его, и только.       — Я принимаю ваши условия, — сказал он нарочно громко, желая поскорее оборвать этот совершенно неуместный спор с самим собой.       — Тогда, — изрек Мейлил с какой-то мрачной торжественностью, — с возвращением, магистр.       Кайло Рен — ведь отныне новый Бен Соло мог по праву называться новым Кайло Реном; тем самым Кайло Реном, каковым ему и полагалось быть с первого дня, когда он получил это имя? — спокойно кивнул.       — А сейчас, коль скоро я вновь ваш магистр, — сказал он, — я предлагаю помолиться, как мы молимся об умерших братьях.       — За кого? — изумились разом все четверо.       Кайло недоуменно приподнял бровь. Ответ казался ему очевидным. Пусть Тей и был предателем, но был он все же и рыцарем Рен — и оставался им до последнего вздоха. А значит, заслужил, чтобы его проводили с почестями, как полагается члену братства. К сожалению, у них не осталось его тела, которое можно было бы торжественно предать огню, а прах поместить в отдельную нишу в склепе. Но по крайней мере ничто не мешает им почтить его память молитвой.       — За ушедшего в Силу Рэмира Рена, которого мы привычно называли Теем. За урожденного Тодди Барра, сына Тайлеса Барра. Пусть его дух сольется с Силой и в смерти обретет свободу...       Рыцари с уважением склонили головы.