Через неделю мы отсняли последний эпизод и зависли дома не у Марлона, а всё-таки у Давида. Вообще, получилось довольно странно. Марлон рассказал, что изначально планировались две вечеринки.
− Я позвал ребят из каста на новогоднее пати, но так вышло, что Давид тоже позвал всех к себе отмечать окончание съёмок. Тарьяй стал расспрашивать, почему повод для сбора у нас не профессиональный успех, а какой-то Новый год. Типа Новый год каждый год, а окончание третьего сезона — один раз в жизни, и бла-бла. Ну, им хорошо говорить, они в новогоднюю ночь будут все вместе, с Давидом и одноклассниками, а у остальных разные компании.
− А Тарьяй знал, кого ты собирался пригласить к себе? ─ поинтересовался я.
− Нет, он не спрашивал почему-то, хотя всегда, всегда достаёт этим вопросом. Кто придёт, кто будет, паранойя вечная. Ну да неважно. Давид потом сам предложил совместить вечеринки и пригласил всех к себе.
Мутная история, в которой Тарьяй принял какое-то весомое участие.
На вечеринке я был пиздецки пьян, как, впрочем, и каждый на ней присутствующий. В памяти вечер расплылся сплошным пятном из толпы, духоты, громыхающей басами музыки и какой-то на редкость убийственной выпивки.
─ А потом пришёл мой бывший, ─ рассказы Ульрикке были слышны даже через густой шум. ─ Меня и до этого вело, но как только он пришёл, я не сдержалась и меня вывернуло. Вот как увидела его, так сразу меня и вывернуло. И тогда я поняла, что это знак, что не стоит мне с ним начинать заново это дерьмо.
Момент ненадолго остаться с Тарьяем наедине мне всё же перепал. Комната, в которую я отлучился, была освещена только уличным фонарём. Я усадил свою задницу на подоконнике, пил какую-то тёплую дрянь и пытался подышать свежим воздухом через узкую форточку. Тарьяй вошёл в комнату, по пути ударившись плечом об косяк двери.
В темноте он не сразу меня заметил.
─ Что потерял?
Его тень испуганно вздрогнула.
─ Рюкзак. Красный. Не видел?
─ Посмотри там, видел какой-то.
─ Нет, это не мой, ─ он слишком небрежно откинул чужую вещь и бессильно выдохнул полной грудью.
─ Хорошо поработали, ─ начал я как бы издалека.
─ Да, поздравляю, коллега, с окончанием.
Ну я и завёл то, о чём меня целую неделю подмывало поговорить.
─ Тебе, вроде как, было комфортно со мной? ─ спросил я с еле скрываемой иронией.
─ Это да, ─ и он шагнул к выходу.
─ Ты мне доверял, ─ сказал я его спине.
Он остановился.
─ Я не понял, это что, так задело тебя?
─ Мы типа теперь приятели?
─ Ты против?
─ Что-то ты не рвался дружить со мной раньше. Всегда какие-то дела, ты занят.
Он непринуждённо опёрся плечом на стену и сложил руки на груди.
─ Я пытался с тобой подружиться, но вечно был не вовремя, ─ кажется, я начал нудить.
─ Профессиональное и личное нельзя смешивать. Партнёры могут перегореть друг к другу, для работы лучше поддерживать нейтральные отношения.
─ Да? А сейчас-то что случилось, раз мы вдруг можем дружить?
─ Сейчас перерыв.
─ То есть, когда начнутся новые съёмки, наша дружба прекратится?
Он цокнул языком.
─ Слушай, если это какая-то проблема, можешь прямо сказать. Меня устроят любые отношения. Профессиональные — так профессиональные.
Выпивка действовала на меня какими-то приливами. Неожиданно я потерял нить разговора, а точнее забыл о выводах, к которым хотел подвести наш разговор.
─ Да я прикалываюсь, − я улыбнулся и призывно поднял свой бокал. ─ Выпьем,
приятель?
Он оценивающе стрельнул взглядом.
─ Мне нужно найти свой рюкзак.
В комнате вдруг возникла взбудораженная Ульрикке.
─ Ребят, там такой трэш! Потом скажете спасибо, что я вас позвала. Быстрее!
К концу вечера вечеринка набрала такие обороты, что стала похожа на пьяную вакханалию.
Через час мы всей компанией собрались на музыкальный фестиваль под открытым небом. На самом деле, Давиду просто срочно надо было уводить народ из дома, пока его не разнесли к чертям.
Пьяная толпа тратила на сборы слишком много времени. Она собиралась мелкими кучками, что-то без конца искала, никак не могла организованно выдвинуться из дома, распределиться по такси.
В это время я отдыхал на освобождённом кожаном диване. Отдыхал, да. Ну, вообще-то, я откинулся в жопу бухой, краем уха улавливая происходящее.
─ Пойдём, мы уходим, ─ еле шевелил языком кто-то за смежной стенкой.
─ Мы? Мы это кто? ─ ответил второй голос.
─ Мы ─ это люди.
─ И куда?
─ На фенсиваль…
─ Куда?
─ Фестиваль.
─ Что?
И другие укуренные вопросы. Я хихикал сквозь пьяную дремоту, упирался ногами в пол, чтобы не съехать с дивана, на котором полностью не помещался.
─ Тарьяй где? ─ снова подал голос второй.
─ Где?
─ Что «где»? Где Тарьяй?
Я прислушался.
─ Спит.
─ Быть того не может.
─ Тарьяй в говно, пусть остаётся.
─ Да ладно… Серьёзно?
─ Его всё равно не пустят, он мелкий, там восемнадцать плюс.
─ И что, вы его одного оставите? ─ промямлил я, но меня услышали.
Эти двое появились в дверном проёме и уставились на меня.
─ Ну хочешь, оставайся с ним.
─ Окей.
─ Ты тоже в говно?
─ Нет, ─ сказал я неубедительно.
─ Чува-а-ак, − заржал второй.
Вскоре меня разбудил стук захлопывающейся двери. В доме воцарилось полное молчание. Я остался лежать на диване, ловил «вертолет» и прозрачные круги под веками. Конечности немели, я падал в бесконечную пропасть. Растекался, впитывался в кожу дивана. В ушах гудело от долгожданной тишины. Надо было встать, не лежать, не знаю зачем, но надо.
В двух шагах на другом диване в ворохе подушек кто-то застонал. Я поднял голову и заглянул через спинку. Тарьяй. Нашёлся. Он снова длинно простонал сквозь сомкнутые губы. Я приподнялся, сел. Он сильно жмурился, как обычно делают дети, когда притворяются спящими.
─ М-м, ─ снова издал Тарьяй.
Может, ему плохо, может, это клич на помощь. Я сделал шаг к соседнему дивану и потормошил Тарьяя за плечи.
─ Румен! ─ чётко сказал он.
Опа! Сюрприз.
─ Сука! ─ тут же уточнил Тарьяй. О, это уже лучше.
─ Очнись, чувак, тебе плохо.
Да ты чёртов кэп, Холм!
Я снова встряхнул его за плечи.
Тарьяй резко открыл глаза и посмотрел сначала куда-то сквозь мой лоб, а потом впился в меня взглядом.
─ Который год?
Я упал обратно задницей на свой диван.
─ Нормальные люди спрашивают, который час.
Он сел, но, потеряв равновесие, свалился спиной обратно. Потом он взял ещё одну попытку, но на этот раз осторожнее, медленнее, придерживаясь подлокотника.
─ Ты недолго был в отключке. Мы всё ещё в две тысячи шестнадцатом.
Тарьяй заторможено моргал, уставившись в глубину комнаты.
─ Открываю глаза… и тут твоя физиономия в упор… Прямо рабочий обзор… Я подумал, проспал все каникулы и снова начались съёмки.
Нормально так он моё лицо обозвал ─ рабочий обзор. Беспардонный такой. Но я был слишком в жопу, чтобы думать об этом.
Тарьяй рассеянно осмотрел себя, ладонями попытался разгладить на животе и на рукавах складки рубашки. По его одежде будто проехали асфальтоукладочным катком.
─ Все где? ─ пьяно пробурчал Тарьяй. ─ Где все?
─ Фестиваль.
─ Точно. Надо идти.
─ Там восемнадцать плюс.
─ Есть проблемы похуже. Я похерил свой рюкзак, ─ он с трудом встал и побрёл из комнаты.
─ Ты куда?
─ На фестиваль.
─ Э!
─ У них мой рюкзак. Я уверен.
─ У кого? У фестиваля?
─ У Давида.
Засранец. Заставил меня шевелиться. Я тоже поднялся, не без труда.
─ Стой. Я тоже иду.
* * *
─ Давай пошевеливайся, ─ говорил мне вслед Тарьяй, хотя сам еле-еле плёлся.
На открытом воздухе нас развезло ещё смачнее. Под ногами дрожала дорога, окружающие предметы шатались и дёргались. Тарьяй смешно пружинил при ходьбе. Всё вокруг ощущалось праздником и кайфом. Я по-хозяйски вцепился в рукав Тарьяя.
─ Денег хер да ни хера, вообще-то, моего рюкзака нет. Позвони ещё раз этим… как их… нашим друзьям.
─ Не берут трубки. Не слышат. Фестиваль же, там шумно, ─ разговаривали мы как два тормоза: коротко, лениво, еле ворочая языком. Зато передвигались на улице быстрее, чем в укуренном и каком-то самом по себе дурманящем помещении дома Давида. ─ Сейчас туда на автобусе поедем.
─ На такси.
─ Так денег же нет.
─ Подожди.
Я остановился, а он врезался мне в спину.
─ Как тогда мы сунемся на фестиваль?
─ Я знаю, как попасть туда малолеткам и бесплатно. Вперёд.
─ Пошёл ты. Нет. Я обратно.
Автобус подъехал к остановке через несколько минут.
Тарьяй на шатающихся ногах поднялся по ступеням, добрёл до свободного места, с размаху плюхнулся прямо на два сиденья сразу. Я подтолкнул его, заставляя подвинуться, и уселся рядом. Автобус тронулся. Тарьяй пытался сидеть ровно. Он привалился боком на меня, сползал вперёд, его разъезжающиеся колени упирались в сиденье напротив, подбородком он прижимался к своей груди. Тарьяй всё возился и ёрзал на месте, изо всех сил пытался сделать серьезный вид и удобней усесться.
─ Смотри в окно, ─ посоветовал я, едва не прыснув от смеха.
Он послушно повернул голову, стал разглядывать пробегающую мимо улицу.
─ Я должен тебе кое в чём признаться, ─ вдруг выдал заплетающимся языком Тарьяй. ─ У меня нет проездного. У меня его совсем нет. Он просрочился. И даже просроченного нет с собой. Как и моего рюкзака. Это жопа просто.
─ Будто у меня он есть.
─ Отлично, ─ подвёл итог Тарьяй и захихикал. Затем он начал икать, что ещё больше его раззабавило. Немногочисленные пассажиры уже поглядывали в нашу сторону.
Вскоре у Тарьяя началась истерика. Я насмешливо покосился на него и фыркнул.
─ Хочу повеселить тебя ещё больше: кажется, к нам идёт контролёр.
Тарьяй тут же заткнулся и вытянул шею в сторону приближающимся неприятностям.
─ Ну нет! Так это же пиздец, ─ зашептал Тарьяй, как ему казалось, тихо. ─ Нас сейчас выпрут.
─ Какой догадливый!
─ Это была твоя идея. Поедем на автобусе! Что ты за придурок, а?
Он снова вытянул шею и икнул.
─ Тише, актёры мы или кто? Всё, спим, ─ откинув голову назад, я закрыл глаза.
─ Ты, блядь, серьёзно? — возмутился он, но через секунду опять привалился на меня и тоже включил притворщика.
Я щурился, сквозь ресницы разглядывая приближающегося контролёра. Дыхание Тарьяя подозрительно участилось.
─ Молодые люди, ваши билеты, пожалуйста, ─ наконец раздалось около нас.
Я почувствовал, что сейчас что-то произойдёт.
─ Только не надо вот этой клоунады, − нервно простонал контролёр.
Наступила тишина, разбавленная только шумом движения автобуса. Мы усиленно делали вид, что спим.
─ Молодые люди, где ваши билеты? — не отставал контролёр.
Боком я почувствовал, как Тарьяй весь напрягся. Три, две, одна… В следующую секунду он взорвался громким хохотом. Все в автобусе шокировано уставились на нас, как на идиотов.
─ Молодые билеты, где ваши люди? ─ сквозь смех выдавил Тарьяй, сворачиваясь пополам от истерики.
Вышли мы на следующей остановке. Вывалились.
* * *
─ Молодец, теперь у меня штраф. Нам выписали штраф, зашибись вообще, ─ возмущался Тарьяй всё тем же пьяным тоном.
─ Ой, плевать.
─ Мне нельзя штрафы, я несовершеннолетний.
─ Тебе и пить было нельзя. И на фестиваль тебе тоже, кстати, нельзя.
─ Долго ещё тащить свой зад?
─ Нет, мы пришли, сворачивай сюда.
За углом нас ждала пожарная лестница наверх трехэтажки. От соседнего двора нас отделяла лишь высокая стена. Через крышу можно было спуститься на другую сторону, а там пройти через мало кому известный вход, и мы на месте. Я вцепился в нижнюю перекладину и подтянулся на лестнице.
─ Ты серьёзно? ─ проворчал Тарьяй.
─ Идёшь?
─ Какого хрена?!
─ Да не волнуйся ты.
─ Ты сказал, знаешь, как пройти бесплатно!
─ Так я и знаю. Залезай!
Я добрался до середины. Обернуться было чревато падением моего пьяного тела.
─ А ты уверен, что там нет охраны? ─ сказал снизу Тарьяй.
─ Где? Во дворе жилого дома, что ли? Нет.
─ Если нас и оттуда попрут, то это будет на твоей совести.
Забираясь за мной по лестнице, Тарьяй продолжал чему-то возмущаться. Я разобрал только ругань на контролёра.
─ …какой исполнительный. Всемирная ассоциация автобусных работников может гордиться им. А я, кажется, штаны порвал об эту железку.
* * *
− Давай снова всё начнём сначала. Почему мы не можем снова начать всё сначала? Просто позволь нам снова начать всё сначала, ─ пел неумолимый мужской голос. С расстояния ебеней, в которых мы находились от сцены, разглядеть музыкантов было крайне сложно. Публика отзывчиво подхватывала ритм, раскачивалась в такт мелодии.
─ Почему мы не можем снова начать всё сначала? ─ подпевал Тарьяй охрипшим голосом. Я тоже подпевал. В крови растворились дурманящий алкоголь, мелодия и кураж толпы. Вокруг был туманящий глаза мир, в котором так хотелось остаться навсегда. Здесь легко и беззаботно, здесь можно ни о чем не думать, а только поддаваться безмятежному чувству и хмелеть от счастья.
─ И мы начнём,
И в этот раз у нас…
У нас всё получится.
Это наш последний шанс
Простить самих себя, ─ кричал я, чувствуя себя на сцене. Подняв вместе со всеми руки вверх и запрокинув голову, я закрыл глаза, представляя, как лечу. Я летел, и это чувство невозможно было ни с чем сравнить, ни с чем спутать, ни на что променять. Подставлял лицо ветру, наслаждался ощущением, уносившим далеко от связных мыслей. Приятная и незабываемая лёгкость, восторг, которые не хотелось отпускать.
Твою ж мать! Как же развезло-то. Что это было за убойное пойло? И что за убийственный дом у Давида?
