Октавия внимательно приглядывалась к парню, с которым она столкнулась в темноте закрытого подвала. Ли давным-давно смоталась из школы от страха, громко визжа и расталкивая всех и вся на своём пути. Любопытство Октавии взяло верх, и та спустилась вниз по пыльным ступеням подвала, пропахшим куревом. Самым случайным образом девушка врезалась в кого-то, но устояла на месте. Сердце пропустило удар. Ту-дум. Зрачки её серых глаз расширились от нахлынувшего адреналина, ладони вспотели, кончики пальцев замёрзли. А потом она поняла, что это всего лишь ученик. — Ты что, призрак? — Нет. Парень потирал ушибленный затылок рукой. Октавия скривила губы. От такого спокойного тона неизвестного её начало распирать от негодования. Но она вовремя взяла себя в руки. — Лучше бы ты им был. Хоть вреда было бы от тебя меньше.
— Извини. Не хотел спугнуть твои хорошие эмоции, — он внимательно смотрел на собеседницу, и не смог сдержать смешок. От него не укрылось её возмущение, поэтому Лизандр продолжил гнуть свою линию: — А, может, их вовсе не существует? Октавия дёрнулась, словно по телу прошёл мощный электрический заряд. Что он только что сказал? У неё нет хороших эмоций? Если честно, то Лизандр девушке никогда не нравился, но сейчас он опустился в её глазах даже ниже, чем его друг Кастиэль. В горле появился неприятный комок. Девушка попыталась сглотнуть его, но ничего не вышло. Немного покашляла, чтобы снять напряжение, но всё тщетно. Только сейчас поэт понял, какую ошибку совершил. Это было явно не в его стиле. На колени к брюнетке запрыгнула серо-голубая кошка. Довольная прогулкой Блу ластилась к хозяйке, топчась грязными лапами прямо по её чёрным джинсам. Октавия никак не реагировала. Она просто уставилась в одну точку. Кошка, наконец, села и повернула голову в сторону разноглазого человека. Раздался гортанный рык. Кошачьи когти впились девушке в кожу, и та словно проснулась после очередного сна о её предательнице-подруге. Потому что стало так же ужасно противно, прямо как после этого назойливого сна о назойливой голубоволосой девушке с малиновыми глазами. — Знаешь, Лизандр, — начала говорить Октавия, медленно растягивая слова, — если ты не знаешь человека, то не говори такие глупости. Ты можешь кого-то обидеть. Это же не в твоём стиле — нести всякую чушь. Брюнетка пристегнула к кошачьему ошейнику поводок и, взяв в руки кошку, встала с места, позабыв о грязных джинсах. — В твоём стиле писать всякую чушь, — она посмотрела на парня свысока. — Так что, будь добр, захлопни свою пасть и оставь своё остроумие при себе. Родителям будешь такое предъявлять, а лучше своему Касику. Он-то очень сильно обрадуется таким словам. Так сильно, что тебе по роже за это прилетит. Ясно тебе? Лизандр был поражён, но вместе с этим зол и сильно раздражён. Девушка впервые в жизни видела его таким. «Он сам виноват», — подумала она и решила быстрее покинуть парк, дабы избежать яростного потока красивых и немного нелестных слов от поэта. И, хоть ей было и всё равно, она понимала, что и без того нулевые отношения с Лизандром стали отрицательными. Девушка вернулась домой с испорченным настроением. «Лучше бы я никуда не ходила», — подумала она, скидывая с себя кеды. Почувствовав холод на ногах, Октавия бросила взгляд на джинсы и увидела грязные пятна в виде кошачьих лап. Раздражённо зарычала и поплелась в комнату, чтобы переодеться. «Лучший способ занять себя — сделать уборку в квартире. Ей и займусь», — подумала брюнетка, закидывая в стирку грязные джинсы и другую одежду. За три часа Октавия успела помыть кошке лапы, повесить мокрое бельё, пропылесосить все ковры, помыть полы, протереть пыль в самых труднодоступных местах своей большой квартиры и перегладить всё бельё. Но, когда она поняла, что делать снова больше нечего, девушка решила проявить себя в творчестве. «Зря я так высказалась об Эйнсворте. Мне будет всё равно, если он расскажет всем о том, что я та ещё стерва. Но он по-любому вызовет меня на какую-нибудь там литературную дуэль, — размышляла брюнетка. — Надо будет подготовиться, но проблема в том, что…» Октавия тяжело вздохнула. »…я не умею сочинять стихи. В порыве злости какую только хрень не скажешь, лишь бы человека на место поставить! Вот я дура.» Октавия вытащила из кармана своих синих джинс верный блокнот с пометками. Но потом нахмурилась и убрала его обратно. «Нет. Этот только для пометок. Надо взять свою записную книжку.» В записной книге девушки не было ничего. Совсем ничего. Когда-то его купила ей мама, может, дочери пригодится. Кажется, это было полгода назад, когда они ходили по магазинам за школьными принадлежностями и одеждой. И мать не прогадала: теперь Октавия будет использовать эту книжку для своих стихов и поэм. Если они, конечно, вообще выйдут в свет. Книга была не очень толстой. На крепкой обложке были нарисованы различные разноцветные узоры и цветы чуть ли не радужной окраски. Больше преобладали фиолетовый, розовый и синие цвета. Где-то даже витали небольшие музыкальные ноты и скрипичные ключи. Внутри страницы в клетку были тёмно-розовыми. В нижнем углу на каждой располагался незамысловатый узор, в начале слова «Дата» и «День недели». Октавии очень нравилась эта записная книжка. Первый стих Октавии был олицетворением её нынешнего настроения и взгляда на мир. И почему-то хмурый стих девушка назвала «Сказкой».На улице дует ветер, в душе у меня сквозняк, И хочется мне взвыть, как одинокий волк, Безудержно, беспременно, бессовестно и жалко, Словно бродячий пёс, что одинок, как волк. Льёт дождь, и вспышкой озаряется земля. Бездомные коты в подъезде греются. Когда-нибудь один из них проснётся в моём доме, И точно так же я устрою жизнь и остальным. Пусть жизнь сурова, мы живём, как и другие, Как остальные, ищем счастье и друзей, Подвластны мы любви; страдают все от одиночества, И все страдают от того, что преподносит нам судьба. Не все находят своё счастье, не все сбываются Мечты, не все желания корыстны в наших целях, Ничто не идеально, ничто не бывает вечным, Весь мир — подделка, лживый сказ и просто не для нас.
«Скорее всего, не для меня одной, — устало подумала брюнетка. — Жизнь сурова.» Следующий стих Октавии назывался «Марионетка».Я так хочу освободиться От ниток, сжимающих мне грудь И руки, ноги, даже сердце, Мешающих мне просто лишь вздохнуть. Я не могу пройти и шага Без чей-то помощи, руки, Которая мной управляет, За нитки дёргает мои. Не отрицаю, я марионетка. Ничто я сделать не смогу сама. А есть ли у меня душа? Не знаю, Мне кажется, я душу продала Тому, кто дёргает за нитки, Кто говорит вместо меня, Кто жизнью моей управляет. Для кукловода жизнь моя — игра. Не знаю я, каков он, Ведь обернуться не могу, Ведь это он мной управляет, И шага без него ступить я не могу. Но иногда обида мною управляет, Когда любимый кукловод Меня в чужие, неопознанные руки Вот так без спроса отдаёт. Пусть на лице будет улыбка, В душе — неуправляемая боль. Пусть всё в себе держу, но хочется мне вскрикнуть: «Зачем? Зачем опять меня ты предаёшь?!» Когда-нибудь я разорву все эти нити, Дам волю чувствам, но прежде, чем уйти, Я оглянусь и посмотрю ну кукловода, Смотря в глаза, скажу: «Я больше не твоя.»
Одинокая слезинка потекла по бледной щеке и упала прямо на страницу книги, на самые последние слова стихотворения. На душе было гадко: у Октавии появилась такое чувство, будто только что она описала свою жизнь и нынешнее состояние в этом стихе. Вот только она не могла понять, кто являлся её «кукловодом». С другой стороны, она была горда собой, ведь, если Лизандру вдруг вздумается вызвать её на литературную дуэль, она не побоится дать отпор.Сегодня, в этот хмурый осенний день, в пока что одинокой квартире родилась поэтесса. И она заставит всех посмотреть на этот мир под другим углом, чтобы они рассмотрели его со всех сторон.