The Burden

      Стою напротив белоснежной раковины, в которую, закручиваясь завораживающими спиралями и под конец разбиваясь об гладкую поверхность, шумящим потоком стекает ледяная вода из крана, и тихо напеваю себе под нос недавно всплывшую в памяти песню. Последние три дня были по-настоящему великолепными, наполненными тишиной, спокойствием и некой ленцой. Никаких снов, никаких видений, даже легкого тумана нет - вообще ничего, лишь глухая стена, будто кто-то выстроил в моей голове прочный железный купол. Непривычно, но приятно. Эффект укола был на лицо: я стала высыпаться, больше не мучимая страшными ежедневными картинками, казалось, въевшиеся глубоко под кожу синяки под глазами пропали, как пропала и нездоровая бледность, на место которой пришел не особо яркий, но все же румянец, да и настроение из-за этого заметно улучшилось. Я все больше становилась похожей на себя прежнюю, веселую, цветущую и счастливую. Жаль, что скоро действие препарата закончится.       В голове так и крутится одна единственная песня, словно поставленная кем-то на повтор, и я прикрываю глаза, вспоминая любимые строчки и представляя себя где-то в совершенно другом месте. Шум воды отходит на задний план, становясь едва различимым фоном, и больше не существует ничего, кроме вводящего в транс ритма в голове и порхающих разноцветными бабочками мыслей. В такие моменты мне всегда хотелось встать на самый край какого-нибудь обрыва, раскинуть руки и просто наслаждаться. Наслаждаться жизнью со всеми ее перипетиями, безграничным небом над головой, путающимся в волосах ветром, прохладой влажной травы под ногами, ароматом свежести.       Ароматом свободы.       Неожиданно оказываюсь крепко прижата чужими бедрами к холодному бортику раковины, а на глаза ложиться теплая шершавая ладонь, отрезая от внешнего мира и оставляя в приятной полутьме. И, кажется, в этом есть какой-то тайный смысл: я всю свою жизнь бесцельно брожу в обжигающе холодном свете миллионов ламп, представленных яркими огоньками чужих душ, наблюдая со стороны за их судьбами, иногда проживаю какие-то моменты вместе с ними, пока меня с силой не вытаскивают, погружая в спасительные сумерки, давая возможность отдышаться и хоть на краткий миг прийти в себя. И именно этот и только этот мужчина воплощает в себе так необходимую мне тьму. Никто больше. Лишь он.       - Что-то увидела, детка? – знакомый горчащий на кончике языка запах крепких сигарет окутывает с головы до кончиков пальцев на ногах, заполняя собой все вокруг, а хрипловатый прокуренный голос отдается внутри моей грудной клетки протяжным простуженным эхом, ударяясь детским мячиком-попрыгунчиком о стенки ребер.       - Ничего, - расслабленно облокачиваюсь на широкую мужскую грудь, ощущая спиной исходящий от нее жар, и откидываю голову, наслаждаясь ощущением некой защищенности и плавно распространяющегося умиротворения.       - Ты же помнишь, что обещала мне? – сухие губы мягко проходятся обжигающим, но едва уловимым касанием по ключице, плавя кожу словно воск, медленно скользят вверх, отчего дыхание перехватывает, а я уже мало что соображаю, - Рей? – сильнее вжимает меня своим телом в гладкие края раковины и уже глухо рычит на ухо, не больно, но довольно ощутимо покусывая хрящик, - Ты и пальцем больше не притронешься к той гадости. Так ведь, Рей? – влажный, сводящий с ума и доводящий чуть ли не до нервных судорог поцелуй прямо туда, где словно сердце птички-колибри быстро бьется пульс: и разум уже мне не принадлежит.       Да, я сейчас соглашусь на все, что угодно, сделаю все, чтобы он не попросил, лишь бы не останавливался. И Дональд, прекрасно зная о моем безволии и слабости перед ним, бессовестно пользуется этим, тянет за нужные ниточки как опытный кукловод – свою марионетку, загоняет в угол, откуда уже нет и никогда не будет выхода, попутно получая какое-то садистское удовольствие от понравившейся игры.       - Да, - сипло произношу на выдохе, прижимаясь всем телом как можно теснее, и, встав на носочки, закидываю руку ему на затылок, вцепившись в светлые волосы, пока он плавно проводит носом по моей шее, шумно втягивая воздух и жарко выдыхая, что по коже бегут стайки мурашек. Мне так нужно, до полной остановки сердца необходимо, чтобы он был как можно ближе, даже если от этого будет невыносимо больно.       - Нет-нет-нет, детка, так не пойдет, я хочу услышать, что именно ты не будешь делать, - Боже, это настоящая пытка. А искусный мучитель и не думает останавливаться, высоко задирая мою легкую майку с таким остервенением, что, кажется, мягкая ткань начинает трещать под натиском металлической руки, и плавно исследует пальцами тело, игриво пересчитывая ребра, вынуждая переступать с ноги на ногу от нетерпения.       - Я больше и пальцем не притронусь к той гадости, - самозабвенно повторяю слово в слово то, что он так хочет услышать от меня, и с все еще закрытыми чужой ладонью глазами поворачиваю голову в сторону мужчины, буквально каждой клеточкой ощущая, как его губы расплываются в довольной улыбке.       - Умница, - горячо выдыхает прямо в мои приоткрытые губы и осторожно оттягивает нижнюю зубами, при этом как-то утробно урча словно сытый хищник, что колени начинают подкашиваться, и, если бы не плотно сомкнувшиеся на талии стальные пальцы, я уже точно упала бы.       Дональд наслаждается моей беспомощностью, раздразнивая мимолетными укусами и незначительными прикосновениями, но так и не целуя, как бы мне этого не хотелось. А хотелось жадно и глубоко, именно так, как умеет лишь он. Но единственное, что остается, - до беспамятства изнывать в его руках, тихо поскуливая, да до первой крови расцарапывать коротко стриженный мужской затылок. И это слишком жестоко с его стороны. Слишком.       По венам бежит расплавленная кипящая сталь, искрясь миллионами ярчайших вспышек молний, и разжигает облизывающий внутренности пожар, сносящий на своем пути любые барьеры.       Все.       Плевать, что могу показаться слабой, но не могу больше это выносить, поэтому, резко притянув мужчину за голову ближе к себе, чуть ли не вгрызаюсь долгожданным умопомрачительным поцелуем в любимые губы, одновременно ощущая его удовлетворенную улыбку и солоноватый привкус крови, от которого разум мгновенно хмелеет. Я упиваюсь им, высушиваю нас обоих до последней капли, стремительно уходя на самое дно его темной души, разбиваюсь на сотни осколков об острые мраморные скалы, чтобы в следующее мгновение преобразиться во что-то большее. И уже нет никакого дела, что подумает кто-то со стороны, как посмотрят: осуждающе, презрительно или просто косо. Когда он рядом, все остальное забывается как не особо интересный старый фильм, расплывается утренним туманом, оставляя после себя только «здесь и сейчас».       Так любимое Дональдом «здесь и сейчас».       Внезапно, обхватив поперек живота обжигающей немного грубоватой рукой, меня с силой оттягивают назад от раковины не разрывая глубокого сумасшедшего поцелуя, и, не давая опомниться, с нажимом впечатывают грудью в холодный кафель на стене, отчего глухо взвизгиваю прямо в нетерпеливые мужские губы. От такого ярко выраженного контраста между почти ледяной плиткой и горячим вибрирующим телом позади последние крупицы здравого смысла, вытесненные оглушительным кислотным взрывом, окончательно покидают голову, а меня все глубже словно затягивает в беспощадную воронку. Но… как же чертовски приятно быть затянутой!       Вымученно прижимаюсь разгоряченным лбом к прохладной стене, пытаясь отдышаться, в то время как мужчина, быстро стянув мешающуюся майку, жарко выцеловывает багровые саднящие рисунки на моих плечах и спине. А пока я нахожусь где-то на грани между чем-то нереальным и действительностью, стальная ладонь Дональда плотно накрывает мой рот, заставляя глаза вмиг судорожно распахнуться, а тело испуганно забиться в его руках.       - Тише-тише, - живые пальцы ласково проходятся по животу, стараясь успокоить, скользят вверх по ребрам, потом снова вниз, останавливаясь у кромки приспустившихся домашних шорт, - Тише, маленькая моя, - послушно застываю, до боли вцепившись ногтями в бесчувственный металл правой руки, и чувствую на губах так похожий на кровавый привкус, а в уголках глаз – непролитые слезы первобытного ужаса перед настоящим хищником, - Вот, так, молодец, - клеймящий влажный поцелуй за ухом распространяется сильным электрическим разрядом по всему телу, вызывая крупную дрожь и приглушенный надрывный всхлип, - Шшшшшш, детка, ты ведь знаешь, что я тебя не обижу. Знаешь? – медленно киваю, в мгновение откликаясь всем нутром на жаркое дыхание у себя на шее, и, прикрыв глаза, расслабляюсь, наконец, отпуская себя и все беспочвенные страхи.       Кажется, что я мчусь на машине с просто нереальной скоростью, превышая во стократ все мыслимые и немыслимые ограничения, оглушенная безумным свистом ветра и гулом собственной крови. Лечу прямо в зияющую впереди непроглядную пропасть, все больше вдавливая педаль газа в пол, отчего картинка перед глазами смазывается в растекающееся радужными красками марево, а в голове лишь одна мысль – наконец познать всю глубину и первозданную непревзойденную красоту чернеющих объятий раскинувшейся передо мной вечности. И я со счастливой улыбкой на губах и с поистине детским восторгом без сомнений отдаюсь в ее власть, раскрываюсь подобно дикому необузданному огню, освещая своим пламенем переливающиеся обсидиановые стены бездны, чтобы, перед самым концом с оглушающим хлопком вспыхнув последний раз, разлететься на мириады танцующих тлеющих в воздухе пылинок.       И открыть глаза уже обновленной в знакомой небольшой ванной комнате со старой некогда белоснежной плиткой на стенах, холодным подрагивающим светом люминесцентных ламп и любимым мужчиной за спиной, сейчас тяжело дышащим мне в макушку и крепко прижимающим к себе.