Конец - всегда начало

Карта, которую мы прихватили еще в Сукре, показывала, что ехать нам еще дольше, чем от столицы к солончаку. Мне даже стало жалко Ибби, и только я хотел предложить ей поменяться, как спустя полчаса езды она остановилась и сказала: - Знаешь, что? Не мое это дело, веди сам! – с этими словами она покинула водительское сидение и растянулась на задних местах. Пришлось, скрепя сердце и зубами, взяться за баранку. Хоть и дорога пролегала в другой город, ничего особенного по пути не встретилось, не произошло, или же нам с Ибби не хотелось ничего осматривать и где-либо останавливаться. Во время пути разве что нужно было остановиться для заправки и перекуса. Я не сводил глаз с дороги, Ибби в это время успела и вздремнуть, и сменить свое настроение раз десять, тем самым раздражая меня: и фотографии рассмотреть, и опять вздремнуть, к моему облегчению. Не сидится же ей на месте во время дороги. У неё и в самолете отвратительное поведение! Ну, вот кто на здоровую голову созовет всех стюардесс, прикинувшись, будто давится и чуть не умирает от застрявшей косточки, чтобы узнать, все ли они носят такие короткие юбки, как та, которая обслуживала меня. Как же стыдно мне было в тот момент и одновременно хотелось выкинуть свою спутницу за борт! Однако, даже демоны безобидны, когда спят. Я усмехнулся, глядя в зеркало заднего вида, в котором отражалась уставшая, заспанная рожа Ибби. В Коройко мы заехали, когда день медленно менялся вечером, так что смысла ехать на Дорогу смерти не было, так же, как и искать ночлег. Я припарковался у одного из магазинчиков, чтобы утром можно было сразу и за завтраком сходить, и откинулся на спинку кресла. Глаза болели после стольких часов за рулем, и постоянно хотелось спать, так что не заставляя себя долго ждать, я заснул без задних мыслей. ** - Готов? – Ибби смотрела на меня во все глаза, в которых сдерживался восторг и страх. Камино-де-лас-Юнгас, или по простому – Дорога смерти (просто как только я прочитал название на карте, оно мне понравилось и прочно засело в голове) – встречала нас на повороте от основной трассы. До Коройко мы могли бы добраться более безопасным путем, но нашей целью была не конечная точка, а путь к ней. Мы держались за рули велосипедов и смотрели на серую ленту, прятавшуюся в таинственных джунглях. В городе, не смотря на правильно подобранные о нем слова, мы нашли тот же салон, в котором взяли напрокат машину, что и в Сукре, и сдали обратно. Тут же мы нашли и аренду велосипедов, так как путешественники, которые предпочитают прокатиться по Дороге Смерти из Ла-Паса до Коройко, оставляют их в этом пункте. Хоть было раннее утро, определить, какая будет погода весь следующий день, было можно. И погода меня эта напрягала. Небо было плотно затянуто серой завесой облаков, которые чуть ли не давили на нас. Видимость была не из лучших – примерно метров двадцать. - Шлем лучше надень, - я протянул Ибби шлем, и даже, чтобы убедиться и успокоиться, сам на неё надел и застегнул. Потом уже и на себя нацепил. Я вернулся к велосипеду и оседлал его. - Теперь можно ехать. Оттолкнувшись, я начал было крутить педали, но дорога пошла в уклон, так что наоборот пришлось даже подтормаживать. Мы часто останавливались, подходили к краю дороги – здесь не было никаких ограждений – и просто любовались тихой суровостью, присущей всем горам, которые я видел. Хоть это и были джунгли, листва не пестрила яркими красками, тем самым отвлекая водителей и путешественников, как могло бы быть в солнечный денек, а бесшумно сопровождала во время пути. Ехать по грунту было не так уж и комфортно, особенно моей избалованной немецкой заднице, привыкшей к идеальному асфальту. В первую секунду меня так трухнуло, что чуть не потерял управление, а там и до обрыва недалеко было. Я на секунду остановился и перевел дух. - Похоже, вот он – Путь искупления, - усмехнулась, подъехавшая Ибби. Я нервно хихикнул. - Да, покаешься во всех своих грехах сто раз, пока проедешь, - добавил я, однако через секунду вновь покатил вперед. Честно, не оглядываться в сторону, где через пару метров когда-то насмерть разбивались люди, было невозможно. Я чувствовал, что отвлекаюсь, но ничего не мог с этим поделать. Вдобавок ко всему, из-за волнения вспотели ладони, что заставило просто впиться в резиновые рукоятки, а пальцы в любую минуту были готовы нажать на тормоз. Но останавливаться было поздно, хотя хотелось. Однако вскоре, привыкнув к грунту, я предпочел наслаждаться видами Анд, а не смотреть под колесо, в бурую жижу. Край изобилия, Эльдорадо – вот как я назвал бы эти места. Каждый квадратный метр склонов покрыт пышным ковром растительности. На мгновение даже показалось, будто если бы я упал, со мной ничего бы не произошло. Но чем чаще мы останавливались на узких утесах, чтобы посмотреть на горы, наши взгляды невольно опускались вниз, в зеленую пучину, где будто на дне морском, покоились останки автомобилей и велосипедов, тем больше я понимал, как коварна тишина дороги. Подтверждением этого стали могильные кресты, увенчанные похоронными венками, которые встречались все чаще и чаще. Они скромно прятались за камнями, нависшими лианами или друг за дружкой. К горлу подкатил удушливый ком. Хотелось поднажать на педали и скорей покинуть это место, но сделай я так, возможно, в скором времени оказался бы среди них. Я перевел дыхание и осторожно повел своего железного коня по ухабам. Были моменты, когда я оборачивался проследить за Ибби, а сам мог не заметить поворота. Даже разговаривать было страшно, так что тишина была нашим компаньоном. Каким же облегчением было спустя три или четыре часа выехать на тот самый асфальт, а это означало, что скоро конец пути, мы прошли самое страшное и остались живы. Я даже слез с велосипеда и просто сел посреди дороги. За время пути, к счастью, нам не встретилась ни одна машина. Ноги ныли и дрожали от нагрузки, а присев один раз, вставать больше не хотелось. - Вот так оно всегда на финише, - присаживаясь рядом, задумчиво сказала Ибби, - когда осталось совсем немного, уже не хочется доходить до конца. - Как же ты права, - я усмехнулся и почесал макушку. - А у тебя корни отрастают, - запуская пальцы мне в шевелюру, заметила Ибби. Я лишь пожал плечами и встал. - Мы сейчас выйдем на дорогу к Ла-Пасу? - Да, только это как вся Дорога Смерти – далековато. Хотелось взвыть от обиды, прожигающей мою грудь. - Да ладно, только обед. Если поднажмем, доберемся до вечера. - Поехали, - я проигнорировал последние слова, потому что знал, что так не будет, а предпринять еще что-то не мог. Как и предполагалось, через двадцать минут мы свернули на шоссе к городу. Жаль, что не через это же время мы оказались там, а на следующий день. Где-то на половине пути я с Ибби так измотались, что хотелось бросить велосипеды, поймать машину и преспокойно добраться до города. Я даже попытался, но понял, что не знаю испанского и первые две минуты просто глазел на шофера, а потом сказал: - Discúlpeme! *– и хлопнул дверью. – Как бы сейчас Тилль помог… - Честно сказать, иногда с трудом осознаю, что Тилль знает испанский, - Ибби смущенно улыбнулась. - Почему? – так же улыбнулся я. - Не знаю, немецкий и испанский – это два такие противоположные языка, вот и получается такой контраст. - Да он и сам при этом так меняется. Немецкий же его родной язык, а дай заговорить на испанском, так у него глаза так начинают блестеть, я даже чувствовал этот накал внутри него. Ибби только удивленно покачала головой. Мы шли по дороге, волоча при этом велосипеды. Уже смеркалось, как в метрах пятидесяти от дороги я увидел свет от электрического источника. Пройдя еще пару метров, я разглядел небольшой дом со светло-синей крышей. Было непонятно, мотель это, или забегаловка, но, как потерявшиеся во тьме мотыльки, мы направились к спасительному свету. У порога, в небольшой беседке, сидели двое мужчин. В их зубах то вспыхивали, то потухали сигары, резко ударявшие запахом черного перца. От мысли, что придется опять пытаться объясняться с людьми, не зная языка, мне стало тошно. Между тем, на нас обратили внимание. - Э-э… Hola? *– неловко произнес я. Ибби в этот момент усмехнулась и скрестила руки на груди. Я не понимал почему, но предавать этому значения не собирался. Её на ум сейчас могло прийти все. Возможно, она даже оценивала одного из мужчин. Ну да, вон тот с усами точно её понравился. А усики – пропуск… - Lo siento, está fuera de sí. ¿Podemos pasar la noche aquí? * - Por supuesto, señora! * Я оторопело смотрел на подругу, чувствуя себя ослом. Даже реветь захотелось. И Ибби смотрела на меня, как на осла. Тут я вспомнил, как она упоминала о частых отдыхах в Испании. - Ты специально, что ли молчала? – взвился я, как только мужчины удалились. – Ты в курсе, что мы сейчас могли бы быть в Ла-Пасе? - Ага, - широко улыбаясь, только и ответила она. У меня руки чесались от желания придушить эту девчонку! - Pasar! – крикнул усатый. Нас завели в крохотную комнатку, украшенную настенным ковром и деревянной мебелью. Ибби продолжала шпарить на испанском, слушая наставления хозяина, понятливо кивая. Я чувствовал себя, как в период первого турне по Америке, когда я совсем не знал английского и почти ни с кем не общался. - Представляешь, тут в семидесяти метрах есть озеро! – задумчиво произнесла Ибби, садясь на кровать, как только нас оставили. – Да… И если захотим приготовить ужин, то есть кухня. Только за продукты нужно будет заплатить, потому что магазинов здесь нет. - Отлично, - бесцветно ответил я. - Спать хочешь? - Почему-то не особо. - Выйдем к озеру? Ничего не отвечая, я встал, снял толстовку и молча вышел, но тот непонятный груз, который везде меня преследовал, так же душил оковами на шее. И даже не смотря на те светлые моменты путешествий, как только они проходили, цепь натягивалась, а тот груз на другом её конце будто становился тяжелее. Страх. Самое мерзкое чувство. Такое липкое, прохладное, нашептывающее все то, что так старательно хочешь скрыть, и в тот же момент громкое, горячее, как пощечины, и смеющееся прямо в лицо. Затем на смену приходит злоба, которая как больным бешенством собака скребется, воет и рвется на волю. Что же это? С чем связать. Меня будто лихорадило изнутри. Страх этой самой свободы? Но что значит, эта самая свобода? - Рихард, с… Я с отчаяньем взглянул на Ибби, отчего взгляд её рассеянно пробежался мимо меня. - Скажи что-то на испанском, - тихо попросил я. Ибби с удивлением вскинула брови, затем еще с секунду задумчиво смотрела в землю, а потом выдала: P.O.V. Ибби - Я знаю, что тебя что-то тревожит и догадываюсь, с чем это связано, но… все мы люди и имеем права на ошибки и слабости, просто нужно уметь это признавать. Я желаю тебе, чтобы ты принял верное решение. – ответила я. Возможно, я не решилась бы это сказать ему на английском. С ним что-то происходило в последние три недели, я не могла не замечать этого. Этот потерянный взгляд, да, именно потерянный, будто он не должен был находиться здесь, а среди них. Почему он не может признаться себе в этом? И вот опять – полная отстраненность и погруженность в самого себя. - Осторожно! – я рванула Рихарда за рукав, когда тот чуть не налетел на валун Мы приближались к озеру, вода которого больше походила на потухающую лаву, еще минуту назад готовую поглотить все живое. Этим вечером закат был необычайно ярким, будто предвещающим конец света. Черные облака, резко, будто мелкие метеориты, стремительно рассекали небо, и действительно казалось, конец неизбежен. Что ж, это было красиво, будто возрождение феникса, а значит конец – это всегда начало. Я вдохнула аромат пропитанной жаром полусухой травы, которая ворсистым ковром покрывала землю. Полное безветрие, будто исчезла атмосфера, гравитация и вот-вот можно было оторваться от земли. - Прекрати себя мучить, - я с опаской нарушила тишину, - и скажи, что тебя гложет? На миг мне показалось, будто он сейчас разорвется изнутри. Я терпеливо ждала, не давя на него. - У меня такое ощущение, будто я что-то делаю не так. Я боюсь в себе этом признаться. Что-то оборвалось внутри меня, будто вот-вот должно было прозвучать то, что мы вдвоем знали, но каждый ждал этой крайности. - Ты не боишься. – Твердо ответила я. – Ты просто не хочешь. Хотел бы – давно уже признался и себе, и мне, и им. Я наблюдала, как он мечется, все еще сопротивляясь, сопротивляясь моим словам, и это начинало злить меня. Вслед за этим будто что-то тяжелое и неподъемное, на меня опустилось бессилие. Я сделала все, что смогла, и если он не захочет что-то решать со своим состоянием, никто не сможет ему помочь. Но с другой стороны мне были понятно и то, что он боится даже больше не признания, - эти слова, мне кажется, рвались из него уже давно, и он готов был их произнести – то, что произойдет, когда он попробует вернуться – вот что останавливает его. До этого момента мне самой не приходила в голову такая мысль. Я постаралась представить реакцию группы на «воскрешение» Рихарда, но достаточно было вспомнить и своей – левого человека, который только слушал их песни, а тут люди, которых он знает больше двадцати лет. Тяжко. - В ответе ли мы за наши прошлые поступки? – Будто откуда-то из тумана донесся голос Рихарда. Немного подумав, пытаясь понять, к чему он клонит, я просто ответила: - Нет. В этот момент слабый ветерок покачнул ветви деревьев и траву, приятно обдавая лицо едва ощутимой прохладой. Я закрыла глаза и почувствовала, что вот-вот упаду и не смогу встать, если сейчас же не отправлюсь в постель. Сказав об этом Рихарду, я направилась в комнатушку. И это было правильно – оставить его наедине с собой. Он сделает это, я уже не сомневалась. Музыка – это то, без чего он не мог жить, а без «Рамштайн» тем более.