***
Англия, Февраль, 2017 Разговор с Рэйвен оставил тяжелый осадок на душе, от самой себя было весьма противно. Принцесса всегда знала, что является белой вороной в своей стае: слишком сильные эмоции, запредельные мечты и стремления к чему-то другому, большему, чем пропагандировала их раса. Кларк ощущала себя выродком каждый раз, когда не способна была совладать с чувствами и вспыхивала, как искра. С ней явно было что-то не так, раз от вампира в юной блондинке наблюдались лишь злоба, сила и жажда. Всё. Всё остальное, чего она желала, никак не касалось жизни и процветания клана. Кларк никогда не хотела быть королевой вампиров. Никогда не хотела принимать жестоких судьбоносных решений ради своего народа... или причинять боль Лексе Вульфхарт. Но никто не спрашивал юную девушку о её мечтах, вместо чего родители, а затем и другие обстоятельства, превратили принцессу в яростную машину для убийств. Но где-то глубоко внутри, в этой запечатанной шкатулке прошлого... хранились остатки прежней личности Кларк Гриффин, регулярно прорывавшейся наружу. Она по-прежнему страдала, каждую чертову ночь, каждый час, просто теперь научилась ничем не выдавать себя перед друзьями. Ей всё так же хотелось иметь хоть одного человека рядом, кто понимал бы её без слов, разделял бы эти глупые мечты и стремление к чему-то высшему. За все эти столетия... никого. Никого, кроме Лексы, чей ненавистный образ услужливо хранила память Кларк. Каждый прожитый ими момент, каждое сказанное слово, каждая схватка... До мельчайших подробностей, столь ярко, словно это происходило вчера. И всё это вертелось в голове на гребанном повторе, от которого не спасали ни сон, ни алкоголь, ни человеческие наркотики. Ничего. Лишь могущество её природы и порция крови самой Селин, подаренная каждому предводителю крупнейших кланов в знак окончания последней войны между вампирами и оборотнями, спасали Кларк от полнейшего сумасшествия. Хотя иногда ей по-прежнему казалось, что однажды ночью она проснется и не вспомнит, как её зовут и кто она. Плавились мозги, вся бравада улетучилась, уступая место тоске и одиночеству. Терпеть становилось всё труднее. Прихватив с собой графин с кровью, Гриффин, не предупредив никого, тихо и незаметно покинула замок, отправившись гулять по окрестностям Королевского леса Дин. Нужно было проветрить голову, нужно было срочно прийти в себя и переварить слова Рэйвен. Которая была целиком и полностью права... Новый замок клана Ковчег находился в самом сердце удивительного леса, окольцованного горами. Дин по праву считался волшебным и в него нередко привозили группы туристов, что было весьма на руку вампирам, притаившимся там, куда ни один человек еще не удосужился забрести. Зато Кларк знала каждый уголок, деревце и заячью нору – она обожала этот лес, ставший ей пристанищем теплее любых стен. Переливающийся летом и весной всеми оттенками зеленого, синего и фиолетового, зимой Дин был похож на величественного старца с белоснежной бородой. Он так напоминал ей о Шотландии... о том доме, где она родилась и выросла. Тишину вокруг нарушали лишь звуки каких-то мелких животных и скрип снежного покрова под ногами лесной гостьи. Кларк нашла самое мощное старое дерево, огромное и с пышной кроной: за секунду взобралась на верхушку, используя вампирские способности, и присела на удобную ветку. Прислонившись спиной к стволу, девушка откупорила графин, припрятанный в кармане длинного кожаного плаща, и сделала жадный глоток. Прошла неделя с последней охоты... Накануне Саммита у нее не было ни сил, ни желания выслеживать добычу – нервозность достигла предела, а плохое предчувствие съедало изнутри. Что ж, интуиция никогда не подводила королеву. Не подвела и в этот раз. Встреча с Вульфхарт вышла из-под контроля, Гриффин вновь уступила, явив свою слабость. В который раз повержена без единого удара... Сама себе враг и погибель. Да уж, ей больше тысячи лет, а Кларк всё та беззащитная девчонка, стоит оказаться под взглядом проклятых глаз, цвета мокрой листвы. Почему? Почему всегда так? С детства эта тупая привязанность к той, кто уничтожил всё, что тебе было дорого. Непроходящая привязанность, смешанная с неспособностью убить врага, ведь сердцу не прикажешь. Так, кажется, говорят люди, верно? Гриффин никогда и ни к кому, кроме своей дочери, не испытывала столь сильных чувств, как к Лексе. И если оглянуться назад... Во всех своих бедах Кларк была виновата сама, и прекрасно знала о данном факте. Если бы тогда, в свои восемнадцать, она не совершила той роковой ошибки, решившись доверить оборотню свое сердце (и девственность заодно)... Вся их судьба могла бы сложиться совсем по-другому. Все беды всегда настигали блондинку из-за её же собственной несдержанности, неспособности подавлять свои чувства. В чем винить Вульфхарт, если зверя из неё сделала сама Кларк, начав кропотливо трудиться над этим девятьсот лет назад...***
Шотландия, 1027 год Marina And The Diamonds – Savages Свадебное торжество юной принцессы и солдата королевской гвардии Уэллса Уоллеса затянулось на целые сутки: гуляли с настоящим размахом, всем городом, всем кланом. Отмечали пышно, чай родители отдали под венец единственную дочь, да ещё так удачно. Вот только она сама до последней минуты ходила с маской вежливого безразличия на лице и жутким холодом в глазах. Ни удивительное платье, ни роскошные украшения, ни диковинные подарки не вызвали у неё даже улыбки. Любой бы удивился, только не вампиры – в тот день все как раз гордились истинно королевским поведением златоволосой девы. Единственным, что занимало её мысли, было произошедшее накануне: Лекса, разбившая ей сердце, их первый секс, и та грязь, осевшая на душе, от которой уже не отмыться. Равнодушно разглядывая гостей и довольного Уэллса, Кларк мысленно прокручивала в голове все те поступки и чувства, что привели к такому исходу. И понимала, что не жалеет о том, что отдала себя Лексе – это получился поистине удивительный опыт. Волчица была удивительно внимательна и нежна в постели. Однако... за свое отныне постоянное желание большего, за проснувшееся влечение именно к ликанше, которая так жестоко её отвергла, блондинка ту возненавидела. Проклятое иррациональное чувство засело глубоко внутри, не давая покоя, ожесточая и сводя с ума. Вульфхарт младшей на торжестве не было – её родители извинились, сообщив, что дочь отправилась в лес на охоту, пополнять запасы. И ненависть блондинки вспыхнула новыми языками пламени. Наконец, когда дурацкая свадебная пытка завершилась и молодожены оказались наедине в покоях Гриффин, она без лишних церемоний сообщила Уэллсу, что он не будет её первым любовником. И что предпочитает не его пол и вряд ли станет ему хорошей женой. А также, что если он сболтнет об этом кому-нибудь, то может попрощаться с головой. Только тогда парень заметил, что от прежней невесты не осталось и следа, что это не свадьба её измотала, а кто-то попросту глубоко ранил душу девушки. Уоллес долго молчал, просто сидя на широком ложе и обнимая Кларк, баюкая в своих руках. Он был умен и знал, что отныне ему не добиться от неё той любви, какая рождалась между супругами, поэтому... Оставалось поступить, как мужчина и отойти в сторону, довольствуясь тем, что жена была согласна на вечный и крепкий союз, хотя бы на таких условиях. А затем они проговорили до самого утра, узнавая тайны друг друга, становясь ещё ближе. Всё услышанное никак не изменило решимости Уэллса стать для неё хорошим мужем, он был очень добр и ласков... Именно это тепло, долгожданное, желаемое ею на протяжении нескольких лет, заставило Кларк вдруг посмотреть на парня другими глазами и подарить ему хотя бы эту ночь. Подарить себя тому, кто оценит и не оттолкнет, получив свою порцию удовольствия. Ничего не зная и не умея в постели с мужчиной, принцесса полностью доверилась рукам Уэллса, заставив себя отключить сознание и прогнать образ чертовой Лексы из своей головы. Как оказалось, благодаря стараниям жениха, второй интимный опыт Кларк вышел не таким уж и отвратительным, как она себе представляла. Но на большее её не хватило – с той ночи они по взаимному согласию перестали даже поднимать тему супружеского долга, позволяя себе лишь нежные касания и поцелуи на людях. Нет, они с мужем по-настоящему любили друг друга: как партнеры и родные люди, как верные друзья, но отнюдь не как любовники. Их чувство опиралось на глубокое взаимоуважение и понимание интересов друг друга. У них не было никого ближе, чем они сами. Хотя, раньше у Кларк была Лекса, теперь же... Она старательно игнорировала само существование рабыни, перестав общаться с ней иначе как приказами. Гриффин приняла решение сосредоточиться на интересах клана и союзе с Уэллсом. В нем она находила утешение и поддержку. В политике – выброс адреналина и азарт. Одним словом, Кларк резко повзрослела не только телом, но и душой. А через несколько месяцев после свадьбы и вовсе столкнулась с необходимостью в экстренном порядке стать еще серьезнее. Они с Уэллсом ждали ребёнка... Тот единственный раз, случившийся действительно по любви, пусть и иного рода, подарил им невероятное чудо, которого некоторые вампиры ждут веками. Однако... этот маленький комочек счастья вызывал у Кларк лишь страх... Она совершенно не умела быть матерью, словно инстинкты отсутствовали. Механически выполняя нужные действия, девушка всё отчетливее понимала, что дитя проникает ей в сердце слишком глубоко, а этого допустить нельзя. Любовь – это слабость, это погибель любого правителя. А стоило взглянуть в малюсенькие карие глазки, доставшиеся Аминате от отца, Кларк пропадала в них, забывая обо всем, включая свой долг, как царственной особы. Нет, короли не имеют права любить и быть хорошими родителями. Джейкоб и Эбигейл накрепко вбили этот урок в свою дочь. С того дня, как малышка сделала свои первые шажочки, Гриффин отдалилась ещё больше, и единственной отрадой Мины был её отец. Уоллес попытался надавить на жену, но встретил столь жестокий отпор, что даже не разглядел за ожесточенностью ужас, поселившийся в её душе. Страх однажды потерять это светловолосое чудо и того, что Кларк попросту не сможет дать ей того, что заслуживает дочь. Ни тепла, ни ласки, ни единения душ... Внутри у принцессы была выжженная пустыня, рваное сердце и глубоко запечатанные осколки разбитых иллюзий. Она больше не мечтала, не ждала и не верила. Девушка просто постепенно превращалась в Снежную королеву. Но рано или поздно всем эмоциям требовался выход, гнев рвался наружу... И вымещать его Кларк намеревалась на конкретном объекте. В ту ночь полуторагодовалую Мину развлекал отец, забрав с собой на пикник у озера, а Гриффин с личной охраной прохаживалась по главной улице замкового двора. Нужно было проинспектировать, все ли ликаны добросовестно занимаются отведенным им ремеслом. Она знала, что её люто ненавидят, видела это в глазах рабов, когда проходила мимо и самодовольно скалилась, изредка отдавая приказ солдатам пройтись по кому-то из них плетью. Власть туманила разум, вытесняя былую доброту и наивность. Теперь ликаны видели перед собой не улыбчивую принцессу, а будущую преемницу жестокого Джейкоба. И она покинула бы двор в благостном расположении духа, если бы не наткнулась на кузницу... Где полуголая Вульфхарт помогала своему дружку Линкольну ковать мечи для вампирской армии. Кларк замерла на пороге, осознав, что её не замечают, и не смогла отвести взгляда от Лексы, облаченной в кожаные штаны и миниатюрный кожаный топ. Потная и покрытая сажей и стружкой, раз за разом взмахивающая над наковальней тяжелым молотом... О боги, Кларк могла поклясться, что не видела зрелища более возбуждающего, чем эта шатенка в кузнице... Но она ошибалась, поскольку в какой-то момент Вульфхарт замерла, потянула носом и резко обернулась, наткнувшись на голубой взгляд. И Гриффин пропала окончательно и бесповоротно, заметив капли крови на смуглой оголенной ключице. Видимо, в процессе работы ликанша получила ранку и даже не обратила внимание. Зато обратила блондинка, с трудом проглатывая собственный стон, чуть не сорвавшийся с губ. Всё тело мгновенно зажгло неудержимой похотью и жаждой. Кларк давно не была на охоте, черт-черт-черт. А Вульфхарт лишь высокомерно приподняла бровь и развела руки в стороны, открывая потрясающий вид на своё идеальное тело и грудь, так соблазнительно обтянутую черной кожей клочка одежды... Глаза принцессы вспыхнули небесным цветом и отблесками огня из открытой печи. Как. Она. Ненавидела. Лексу. За. Свою. Слабость. – Чем обязаны высокой чести, сассенах? – издевательски протянула волчица, вскидывая молот на плечо так, чтобы тела касалась лишь деревянная рукоять. Кларк сжала челюсти и взгляд её не обещал ничего иного, кроме как возмездие. – Через час явишься ко мне в покои. – Сквозь стиснутые зубы, зло. – В связи с чем? Я работаю, как видишь. – Лекса заметно напряглась, поигрывая мышцами рук. – В связи с тем, – Гриффин в два шага оказалась с ней нос к носу и позволила себе хищную ухмылку, – что ты – моя служанка. И я требую, чтобы ты исполняла свои прямые обязанности. Через час, и никаких опозданий. Лексе оставалось только зарычать в ответ, буравя взглядом удаляющуюся спину этой высокомерной выскочки. И она действительно явилась в назначенное время на порог личных покоев своей госпожи. А еще через несколько минут оказалась в потайной комнате, стоя на коленях на кровати принцессы, и с запястьями, скованными кандалами, что свисали с потолка. Та самая кровать, где Кларк лишилась девственности. То самое место, где Лекса разбила ей сердце. – Знаешь, – ровным тоном произнесла блондинка, приподняв её подбородок кончиком своего кинжала. – Я долго терпела. Думала спустить тебе всё с рук и отказаться от мести. Я действительно собиралась вычеркнуть тебя из своей жизни. Но ты... в твоем поведении, в твоих глазах – ни следа раскаяния или сожаления, ни капли осознания. И я вдруг поняла, что моего прощения ты не заслуживаешь и так легко никогда не отделаешься. Уже полностью нагая Вульфхарт настороженно наблюдала за хозяйкой, отчаянно пытаясь высвободиться из пут, но ни на секунду не прерывая зрительный контакт с голубыми глазами. Что-то не так, что-то совсем не так с Кларк. Вернее, это даже не Кларк вовсе, а какая-то незнакомка, с которой Лекса не знала, как себя вести. Чего она хочет от неё? О каком прощении речь? И в чем должна раскаяться Вульфхарт? – Принцесса, я тебе уже сказала – то был наш первый и последний раз. Ты замужем, и между нами – бездонная пропасть. – Шатенка постаралась произнести это максимально будничным тоном, на что Кларк лишь холодно засмеялась. Лезвие ножа опустилось к той самой ключице и чуть надавило, вскрывая ранее полученную ранку, пуская алую жидкость. Лекса тут же дернулась и зашипела, а блондинка жадно облизнулась, втягивая носом необыкновенный запах именно этой крови. Пряный, насыщенный, терпкий. Голова закружилась, а ладони сжались в кулаки от злости, что нельзя попробовать её на вкус хотя бы кончиком языка. – Что ж, раз уж пропасть... я неплохо умею летать. – Кларк опустилась на колени напротив рабыни и припала губами к соблазнительной груди. Попытка отшатнуться не увенчалась успехом: руки жгло от грубого металла, а холодный клинок упирался под лопатки. Лекса могла лишь рычать и дрожать, наблюдая за действиями блондинки. Расчетливыми, методичными, властными. Нет, она не сошла с ума, отнюдь: каждая ласка Кларк являлась продуманной и одновременно дико заводящей и отталкивающей, потому что призвана была наказать. И Гриффин наслаждалась каждой секундой этой пытки, целуя и прикусывая каждый сантиметр смуглого тела, терзая неподатливые губы, и заставляя Лексу запрокидывать голову, когда наматывала её волосы на свой кулак. Блондинка старательно избегала красной дорожки запекшейся крови, позволяя себе только пройтись по ней кончиком носа. Она уже давно перестала понимать, зачем решилась на всё это, зачем поддалась порыву отомстить, и просто упивалась желанным телом в своих руках, и этой сладкой дрожью, стоило ей коснуться самых эрогенных зон служанки. Но в глубине души девушка всё же знала, что за грань её толкнуло жгучее отчаяние, тоска по Лексе и вновь вернувшееся одиночество, когда Уэллс сосредоточился на дочке. Кларк скучала по дружбе с шатенкой, по зеленым глазам, смотревшим на неё без презрения... Она скучала по той Лексе, которая не обидела её сразу после волшебной первой ночи. Кларк скучала по себе самой, прежней, наивной девочке с яркими мечтами. – Остановись, пожалуйста. Кларк, услышь меня. – Она скучала по этому “КлОрк”, произнесенному хриплым голосом. – Мы не можем, нельзя! Опомнись! А вот и настоящая Вульфхарт – теплая, сопереживающая, заботливая. “Не твоя”, – тут же услужливо хмыкнуло подсознание Гриффин. И волна отчаяния захлестнула с головой. – Я никому не скажу, если ты не скажешь. И больше сдерживаться не было сил, а терзать жертву – нужды. Хватит, Кларк терпела слишком долго. Поэтому, не дожидаясь новых протестов, она скинула с себя одежду под удивленным зеленым взглядом, и молча легла на спину. Её лицо между бедер Лексы и дыхание у обеих мгновенно перехватывает. Глаза в глаза, жадно, в предвкушении... Шатенка больше не делает попыток отодвинуться, а ладони Гриффин почти ласково раздвигают её ноги шире и поглаживают нежную кожу. А после того, как губы и язык Кларк коснулись её клитора, Лекса наконец закричала, приглушенно, впиваясь выступившими клыками в свое предплечье. Глаза закатились и голова откинулась назад, а блондинка обстоятельно взялась за дело, словно вновь став собою прежней, стремясь доставить Лексе как можно более острое удовольствие. И больше не стало пропасти, социальных ярлыков и взаимной ненависти... Лишь жар, желание, стоны. Бедра Вульфхарт вдруг пришли в движение, когда сил противостоять напору уже не осталось, и ей сорвало крышу. Она просто остервенело подстраивалась под ритм ласк умелого языка и пальцев. Две упрямые дикарки, слившиеся в страстном танце похоти и притяжения. И ещё больше у Лексы отказывали тормоза из-за невозможности коснуться Кларк, отплатить той же монетой и насладиться ощущением её тела в своих руках. Можно было лишь сдвинуть ноги, чтобы сжать плечи Гриффин, добиться хоть какого-то телесного контакта. И во время сокрушительного оргазма Вульфхарт выкрикивала имя той, в чьих глазах однажды видела весь мир. Вот только сама Кларк сдержала слово, данное себе ещё там, в кузнице. Едва выветрилось действие наркотика под названием “Лекса”, она спокойно оделась, отстегнула рабыню от потолка и холодно бросила через плечо лишь одно слово: “Убирайся”. Что ударило точно в цель, затянув зеленые глаза пеленой обиды. И череда таких “убирайся” с той ночи стала слишком регулярной. Согласия Лексы больше не спрашивали, а ненависть Кларк к ней и к себе самой росла в геометрической прогрессии. Но остановиться не мог никто из них: словно птицы, ушедшие в крутое пике, девушки терзали друг друга, любя и презирая. Их тянуло друг к другу, и сделать с этим было совершенно ничего нельзя.***
Lunatica – Who You Are Всё перешагнуло через точку невозврата, когда четвертый день рождения Мины маячил на горизонте: неудачная вылазка Уэллса в человеческую деревню закончилась его смертью. Именно это окончательно доломало Кларк, укрепив уверенность в том, что нельзя привязываться ни к кому в этой жизни, нельзя позволять себе слабость дорожить кем-то. Известие о кончине мужа и отца её ребенка навсегда перевернуло моральный компас принцессы. Через пару дней после жуткого известия, когда постоянный плач не успокаивавшейся Аминаты звучал в ушах уже всех обитателей замка, Кларк не выдержала этого испытания. Никакие уговоры, объятия и слова не помогали унять желание девочки видеть папу, а горькое настроение матери лишь усугубляло ситуацию. Взяв уснувшую дочь на руки, принцесса на рассвете пришла на порог хижины Вульфхартов и встретила заспанный взгляд темно-зеленых глаз. А затем Лекса внимательно оглядела непроницаемое, но уставшее лицо хозяйки, малышку, дремавшую на её плече, и молча сложила дважды два. – Проходи. Вина? – Кларк присела за грубо обтесанный деревянный стол и отрицательно мотнула головой. – Я хочу попросить тебя кое о чем. – Безжизненный голос пугал. Лекса заглянула в голубые глаза, а потом обернулась проверить, спят ли в соседней комнатушке родители. – Говори. – Я не смогу... не смогу дать ей нормальное воспитание и материнскую ласку. Я... – Кларк запнулась, проглатывая ком, вставший в горле. Смотрела она исключительно в оконце слева над столом. – Я сломанная, Вульфхарт. Быть матерью – это не моё, не заложено природой. Лекса медленно кивнула, с трудом сдерживая свой вопль, рвавшийся изнутри, чтобы достучаться до Гриффин, переубедить и вернуть прежнюю девушку, с которой они ночами напролет разглядывали звездное небо и сочиняли свои собственные легенды. Неужели всему конец и надежды больше нет, неужели Кларк всерьез откажется от себя самой? – О чем ты просишь, принцесса? – Максимально спокойный и ровный тон Лексы, казалось, вселял в гостью уверенность в правильности принятого решения. Но сначала всё же пришлось выдержать паузу и собраться с силами. Ведь она собиралась в очередной раз открыться той, кто уже однажды жестоко плюнул в душу. А поди ж ты... сидит теперь выслушивает свою поработительницу, словно они снова старые добрые друзья. Хотя от тона этой беседы в жилах стынет кровь. – Стань её хранительницей. Опекуншей... Пойми... Я хочу, чтобы у этого ребенка было детство, настоящее, полное родительской любви. Она заслуживает лучшего, чем я... А Лаклан, Гвэн и ты... я же знаю, какая у вас потрясающая семья, как вы однажды приняли в неё меня. Я умоляю тебя, Лекса... Примите Мину, спасите её от нашего проклятого рода. – Ей нужна мать, сассенах. Девочка же любит тебя, – ошарашенно пробормотала Вульфхарт, услышав отчаяние в родном голосе. – А я обожаю её, именно по этой причине вверяю свою дочь тебе, а не кому-то из нянек-вампиров. Понимаешь? Я доверяю тебе самое дорогое, что у меня осталось в этой жизни. – Кларк едва не поперхнулась последней фразой, но заставила себя договорить до конца, ведь это было правдой. – Ты отказываешься от неё? – Лекса взглянула на собеседницу исподлобья. – Нет, нет, ни за что! Не так... Я просто хочу, чтобы она выросла хорошим человеком, чтобы она не стала МНОЙ. – Принцесса вздрогнула, закусив нижнюю губу. На лбу от напряжения выступил пот. Ей ещё никогда не было так тяжело, как сейчас. – Вы сможете окружить её заботой и теплом, лаской. Я же – лишь мраком, печалью и безысходностью. Когда придет время, она займет престол, но к тому моменту вырастет на нормальных идеалах, познав, что жизнь может иметь другие краски, кроме черноты. – Мы – ваши враги. Раса, которую вы презираете. Как на твое решение отреагирует король, например? – Лекса не стала спорить с вышесказанным, но не могла поверить, что Гриффин сейчас пришла с такой просьбой именно к ней. – Никак, я никого не собираюсь ставить в известность. Ты просто будешь рядом с ней и всё, как была рядом со мной, пока я была маленькой. – Их взгляды встретились, изучая друг друга, пробуя почву. Это был их первый полноценный разговор после ссоры, четыре года назад вбившей между ними клин на всю оставшуюся жизнь. Разговор двух некогда близких людей, а не представителей враждующих кланов. – Ты... осуждаешь меня? – тихо прошептала Кларк, пряча лицо в шею дочери, чтобы вдохнуть её сладковатый запах. Она любила это дитя, и оттого отчетливо осознавала, что должна сделать всё возможное, чтобы Мина была счастлива. Пусть и... не с собственной матерью. – Нет, сассенах, я разделяю твою боль. – Ответ шатенки был искренним, что заставило Гриффин вновь бросить на неё полный благодарности взгляд. – Так ты согласна? Какое-то время они снова молчали, пока Вульфхарт обдумывала, как поступить дальше. Но тут и думать особо было нечего, когда взгляд наткнулся на ангельское личико мирно сопевшей на руках матери Мины. Волчица понимала намерения Кларк и уважала это стремление уберечь ребенка от семьи Гриффин насколько это возможно. Просто... просто не ожидала, что Кларк станет такой – отстраненной и далекой, и по-прежнему доверяющей своей... рабыне. – Ты... правда готова отдать мне на воспитание свою дочь? Почему? – Лекса не удержалась и потянулась, чтобы ласково убрать прядь золотистых волос, выбившихся из косы. Кларк вздрогнула, но не отшатнулась, глядя прямо в родные глаза напротив. – Потому что я знаю, что ты никогда не причинишь ей вреда.***
Англия, Февраль, 2017 Как страшно Кларк ошиблась в тот роковой день. Сейчас же оставалось лишь горько ухмыляться, глядя в ночное небо и потягивая из графина первую положительную. – Молодец, Кларки, мать тысячелетия, что уж тут. – Девушка с размаху швырнула уже пустую посудину об соседнее дерево, слушая, как мелкие осколки мягко прорезают снежный покров внизу. – Прости меня, Мина... Снова голубые глаза, затянутые пеленой боли, обратились к небу в немой мольбе. Но никто её, конечно же, не слышал... Но единственным плюсом таким вылазок для королевы было, что она на несколько часов вновь становилась свободной от гнета обязательств и долга. Она могла просто быть собой... И признать, что до сих пор испытывает изматывающее чувство вины перед дочерью. А жестокий изумрудный взгляд, победный и властный, преследует её днями и ночами, во сне и наяву. С тех самых пор, как ликаны выиграли Вторую войну, отправив в могилу Аминату Гриффин. И как бы ни старалась, в борьбе против своих эмоций тогда еще юная Кларк оказалась бессильна. Ей хотелось верить в порядочность Вульфхарт, и в этом она сама себя обманула. А произошедшее с родителями Лексы изначально вбило здоровенный гвоздь в гроб ни в чем не повинной девочки. На что надеялась королевская семья? Что они действительно за раз перебьют всех зверей и им всё сойдет с рук? А на что надеялась сама Кларк, наблюдая за безжалостной казнью двух людей, которые частично вырастили её саму и её дочь? Слишком много ошибок за плечами. Слишком много “но” и “если бы”... История длинною в несколько веков, а раны свежи, словно получены вчера. Однако... Теперь всё обречено измениться, и Кларк обязана подстраиваться под эти изменения. Что бы ни происходило, как бы больно ей ни было – отныне главным приоритетом станет Мирный договор и его соблюдение. Клан Ковчег устал от войн едва ли не в равной степени, как и шотландцы, поэтому их проблемы пора начать решать политикой, а не оружием. Нужно менять свою линию поведения, Рэйв права, как никогда. Победить Лексу Вульфхарт можно только её же методами, а для этого нужно сохранять голову холодной и рассудок кристально-чистым. Никаких личных обид, никаких эмоций – только стратегия и интересы клана. Переговоры, встречи, визиты делегаций: она вытерпит всё, абсолютно всё, лишь бы приблизиться к конечной цели. Но это не значит, что Кларк забыла. И далеко не значит, что ненависть испарилась. Нет, её всего лишь отодвинули на задний план. Блондинка смирилась с тем фактом, что отчасти сама сделала Лексу такой, какой увидела на Саммите, но никто не заставлял Вульфхарт поступать так, как она поступила в прошлом. У нас всегда есть выбор, и королева сделала свой, когда не стала поднимать меч на Лаклана и Гвэндолин. Как же могла их дочь отнять жизнь чистого душой ребенка? Риторический вопрос, на который Гриффин давно знала ответ: Лекса отомстила ей за все унижения и родителей. Отомстила раз и навсегда. И она как-то живет с этим... Значит, придется и Кларк. И когда-нибудь однажды, возможно, финальная вендетта наконец свершится. – Эй, Гриффин, слезай оттуда и пойдем поиграем в бильярд! – Королева чуть не грохнулась вниз, не ожидав этого оклика. Быстрый взгляд вниз показал, что у подножия дерева, скрестив руки на груди, караулит улыбающаяся Рейес. – Ты что тут делаешь? Как ты меня нашла? – Никто раньше не находил, черт возьми. Ну вот кто её просил? Теперь придется искать новое убежище от посторонних глаз. – Слушай, ну неужели ты действительно думала, что глава корпуса передовых технологий не натыкала тут камер повсюду, чтобы отслеживать ненужных визитеров? Обижаешь ты меня, Кларки, второй раз за день. – Рэйвен театрально развела руками, качая головой. А королева легко шагнула с ветки вниз и, грациозно пролетев с десяток метров, мягко-мягко приземлилась на землю, лишь приминая снег. Расправив полы черного плаща, она иронично выгнула бровь, разглядывая подругу, на которую всё ещё чуточку сердилась. – От тебя хоть где-то можно спрятаться? – В гробу под землей. Туда не лезу, должно же у вампиров быть личное пространство для всяких грязных развлечений. – Дурная! – засмеялась Кларк, подхватывая Рэйв под локоть и направляясь в замок. – Не-а, я – самая умная во всей нашей шайке-лейке и поэтому ты бесишься. – Я тебя сейчас закатаю в сугроб, – пригрозила Гриффин. – Эротично, но нет, спасибо, я как-то больше по традиционным сексуальным игрищам. Тут уже Кларк не сдержалась и всё же искренне захохотала, отчего обычно красивое, но мрачное лицо озарилось светом её улыбки. Ничего, всё ещё впереди и рано опускать руки. Берегись, Вульфхарт, Ванхэда возвращается на поле боя.