Underworld: Вендетта

Ryan Star – We Might Fall Златокудрая малышка, так похожая на свою мать, подбегает к ней и просится на ручки, но Кларк демонстративно отворачивается, брезгливо морщась под внимательными взглядами своих собственных родителей. Ребенок отчаянно тянет к ней малюсенькие ладошки и надувает нижнюю губу, но принцесса лишь раздраженно шипит, пока на помощь не приходит её супруг. Уэллс подхватывает Аминату и, подняв на вытянутых руках, начинает кружить в воздухе. Малышка хохочет и улыбается. Её мать, развернувшись на пятках, быстро уходит от них. Мина, уже чуть постарше, упала, споткнувшись о небольшой камушек в лесу. Ветка, торчавшая из земли, глубоко поранила детскую коленку. Девочка заплакала, с обидой глядя на маму, прося поддержки. Та лишь хмуро выгнула бровь. – Наследным принцессам не положено размазывать сопли по пустякам. Отряхнись и возьми себя в руки. – Ледяной тон обдал ребенка, как ушат воды. – Больно, мамочка... – захныкала Мина, на что родительница рыкнула в ответ. – Нам не бывает больно! Мы сильнейшая из живущих на земле рас! Утрись сейчас же, не позорь меня. – Король с королевой, прогуливавшиеся рядом, одобрительно и гордо взглянули на дочь. Правильное воспитание – вот основа характера любого правителя. Больше девчушка никогда не заикалась матери о своей боли, физической или душевной. Когда ей почти исполнилось четыре, любимый папа однажды просто не вернулся домой. И всё, что выдавила из себя мать – сухим тоном сообщенное “он умер, дочь моя, и больше ты его никогда не увидишь”. Отец... был всем её миром, единственным, кто видел в ней ребенка, а не предмет мебели. Случившееся ранило Аминату настолько глубоко, что дитя замкнулось в себе, оставшись один на один с окружающим ужасом. Не нужна матери, ненавистна сверстникам, ведь являлась королевской особой, совершенно одна... Пока однажды, мать не отправила её на прогулку с тетей Лексой, своей служанкой. С того самого дня жизнь девочки стала обретать другие краски. С Лексой всегда было интересно, весело и... тепло. Они часто обнимались и катались на лошадках. Кларк никогда не прикасалась к дочери наедине, и уж тем более сторонилась касаться её на людях... Лексе же напротив, было не стыдно – она день и ночь могла тискать малышку, кружить в руках, как некогда отец, и рассказывать удивительные шотландские легенды, от которых захватывало дух. И она называла Аминату reul na maidne, утренней звездой, что так нравилось девочке, которая никогда не воспринимала свою наставницу, как рабыню. Никогда. Ей было восемь, когда она уже всерьез обиделась на мать. Той ночью они собрались в главном тронном зале на семейный ужин. Хотя, семейного в этом Мина видела мало – вот у Вульфхартов, у них была настоящая семья. – Кларк, тебе не кажется, что наша внучка проводит слишком много времени со зверями? Это пагубно сказывается на её манерах, – презрительно протянул Джейкоб, наблюдая, как девочка чересчур эмоционально носится по залу, играясь с миниатюрным воздушным змеем, что смастерила ей Лекса. Кларк напряглась, стрельнув взглядом сначала на дочь, затем на отца. – Амината, быстро сядь за стол и успокойся. Что за поведение? – Холодно, но твердо окликнула её мать, заставив ребенка задрожать от страха. Она знала, чем грозит гнев матери – на попу потом можно два дня не сесть и даже не лечь... Дитя бережно свернуло змея, спрятав под кожаный кафтан, и с трудом взобралась на высокий стул. Как же она ненавидела такие вечера... Бабушка с дедушкой напоминали деревянных истуканов, а мать – ледяную скульптуру, какие они с Лексой заливали зимой во дворе. С ними нельзя было и слова лишнего сказать и даже за взгляд можно было жестоко поплатиться. – Можно мне к себе в комнату? – не поднимая головы, тихо спросил ребенок, отставив почти нетронутую тарелку. Кларк лишь коротко кивнула, даже не взглянув на дочь. Она о чем-то глубоко задумалась, но со стороны же казалось, что принцесса злится. Амината буквально выбежала из тронного зала, направившись в хижину Вульфхартов. Ей снова хотелось тепла и объятий, а не этого пещерного холода и равнодушия. У Лексы всегда были для неё время и силы, даже когда изнурительная работа изматывала её за день. Ликанша ни разу не позволила себе оттолкнуть дитя или обидеть, как бы косо ни смотрели на неё собственные сородичи. Гвэн и Лаклан Вульфхарты души не чаяли в Аминате, всячески выражая свою к ней привязанность. Именно в них девочка нашла для себя настоящих бабушку с дедушкой. К ним она сбегала из проклятого удушливого замка, и у них пряталась от плохого настроения матери. Аминате было двенадцать, когда Кларк избила Лексу у неё на глазах, прямо на городской площади. Девочку много месяцев преследовали кошмары – видения изувеченной спины оборотня, агонизирующий вой и полные боли зеленые глаза. А вперемешку с этим в памяти постоянно стояло совершенно дикое лицо матери, упивавшейся действом. Её кнуты... Злой крик на Мину, когда та попыталась вмешаться. И крепкая хватка тети Октавии, уводившей её прочь с площади. Ребенок какое-то время не мог нормально спать и есть, хотя Лекса и оправилась от ран, призывая её ни в чем не винить Кларк. Но Мина уже не могла... Кларк была виновата, и с каждым днём эта вина становилась всё больше. Годом позже девочка случайно наткнулась на них в одном из заброшенных залов огромного мрачного замка. Кларк и Лекса... Её собственная мать, которая насиловала Лексу, не давая той вырваться, шепча грубости и вновь упиваясь властью над непокорной служанкой. Зажав ладошкой рот, Мина в ужасе наблюдала за жестоким действом, видя, как Вульфхарт всё же сорвалась и зарычала прямо в лицо принцессе. Как венки на её шее вздулись и клыки прокусили нижнюю губу до крови, сдерживая крик. И Гриффин младшая видела довольное лицо своей матери... Ребенок бежал оттуда так быстро, как никогда прежде, не разбирая дороги из-за слёз и пропитываясь всё большей неприязнью к родительнице. Лекса начищала до блеска солдатские мечи, с улыбкой выслушивая жалобы четырнадцатилетнего подростка. – Другие дети смеются надо мной! Издеваются, понимаешь? Оскорбляют и называют шавкой... а я даже ответить не могу, иначе мать мне голову оторвет! – Юное чадо с досады пнуло валявшийся рядом камушек, сжимая ручки в кулачки. – Чему я тебя учила, reul na maidne? – тихо промолвила волчица, не отвлекаясь от занятия. Мина фыркнула, наблюдая издалека, как мать отчитывает какого-то раба за очередной мнимый проступок. – Мудрость. Сострадание. Сила. – Она давно вызубрила наизусть три древних постулата рода командующих, из которого походила Лекса. – Так будь мудрее. Посочувствуй скудности их ума и будь сильной, чтобы не ответить тем же. – Но... – начала Амината, пыхтя от негодования, однако тут же была прервана собеседницей. – Никаких но, дитя. Ты и правда знаешь, что не стоит испытывать терпение твоей матери. Мина долго молчала, хмуря брови совсем, как Кларк. И только потом несмело пробормотала, зная, что Лекса поймет и не осудит её слабость. – Я так скучаю по папе... Волчица вскинула голову и зеленые глаза наполнились сочувствием. – Знаю, малышка. И твоя мама по нему скучает. Губы девочки искривились в презрительной усмешке, пока взгляд искал Кларк – та уже избивала несчастного раба. – О да, просто таки изнывает от тоски. – Это напускное... так Кларк справляется со своим горем. Все мы разные и у всех свои пути... – Лекса, не пути разные, а выбор этих путей. Пути-то как раз одинаковые. Моя мать выбрала неверный. – Давненько шатенка не слышала у подопечной столь категоричный тон, но даже добавить ничего не успела – Амината махнула на прощанье и быстро удалилась в замок. Кларк никогда не узнает, как горько плакала ночами её дочь, заглушая булькающие всхлипы подушкой. Не узнает, как сильно той не хватало материнской ласки и заботы, ведь Лекса всегда повторяла Мине, что главное в её жизни – это мать и сама она никогда её не заменит. Но матери было плевать на страдания ребенка по отцу или на невозможность дать отпор сверстникам, которые всячески издевались над ней, изводя и насмехаясь над тем, что всем нет дела до “крошки Мины, собачьей подстилки”. Для Кларк не существовало боли, слабости и чувств. Принцесса была похожа на камень, которым вымостили главную улицу города. И со своими проблемами Амината со временем не смогла ходить даже к Лексе – ничем дельным та ей уже помочь не могла. Девочка слишком поздно поняла, что за хаос происходит в замке, когда огонь войны уже охватил весь город, а истошные крики эхом разносились по длинным коридорам. Ей с трудом удалось сбежать из заточения своей комнаты, а когда она оказалась снаружи, то до ушей уже долетели обрывки жестокой речи матери, уверявшей, что это Вульфхарты виноваты во всем, и дикий рев короля, приказавшего вырезать всех волков. Мина никогда ещё не испытывала такого страха, как в то проклятое утро. Страха потерять дорогих ей людей, что бы они там ни натворили. Петляя по замку, оминая стражников, девочка спешила к заветной хижине, молясь про себя, лишь бы успеть. Предупредить... Она добежала, когда было уже слишком поздно. Не успела... Только молча наблюдала, как Джейкоб и Эбигейл убили единственных существ во всем мире, кому она действительно была нужна. Сдержав ладонью на губах вопль, когда остывающие тела Вульфхартов пали наземь, Амината словно приросла к месту, а сердце перестало биться. И в голове пульсировала лишь одна мысль – “только не Лекса”. Она видела триумф королевской четы и равнодушие на лице матери, её отсутствующий взгляд. Ни тени вины или сожаления. Истинная дочь своих родителей. Именно тогда Мина впервые отреклась от Кларк, возненавидев всей душой. Вспомнив все свои обиды на неё, и боль, что терзала детское сердце много лет. И уже собиралась убежать, чтобы найти и предупредить Лексу, если та ещё жива, как кто-то выступил из темноты, схватил девочку за горло и поднял в воздух. – Так-так-так, надо же, какая добыча. Дочурка принцессы собственной персоной... Что ж, значит, сначала ты, а затем – я отправлю к Морриган и твою мамашу, затеявшую всю эту резню. Дитя не успело даже вздохнуть, когда острые длинные зубы впились ей в шею, вырывая кусок тканей и кожи, распарывая плечевую мышцу... Но даже крика боли не сорвалось с губ Мины, когда её тело отшвырнули в ближайшие кусты, остывать так же, как Вульфхартов, только в разы медленнее и мучительнее. Перед глазами проносились картинки всей её недолгой и жалкой жизни, но единственное, о чем она сожалела, – что не успела найти Лексу. Не успела к Гвэн и Лаклану. Амината, захлебываясь своей кровью и отчаянно прижимая к зияющей ране ладошку, сквозь свой хрип слышала, как мать и бабушка с дедушкой бегут с поля боя, когда волки начинают вдруг побеждать. И слышала протяжный, полный отчаяния вой, раздавшийся у ворот. Девочка знала, поняла в тот самый момент, что Лекса всё же выжила, хвала богам. И даже прибежала в хижину, проститься с родными... Только тогда Мина осознала, что дико хочет выжить сейчас, чтобы однажды вновь встретиться лицом к лицу с матерью. И девочка захрипела громче, издавая звуки, как можно отчетливее, пытаясь привлечь внимание. Она знала... знала, что Лекса услышит и не бросит. Потому что только она всегда была рядом, только её поддержка заменяла брезгливость Кларк. Но... ведь теперь волчица не простит вампиров за то, что они натворили, не простит семью Гриффин... Что если... она и Мину с радостью добьет? – Пей, Мина, пей, малышка. – Лекса вдруг дала ей свое запястье, предлагая так сладко пахнувшую кровь. – Пей, дитя. Ты должна жить. Пей. Наверное, как позже призналась себе Амината, она согласилась по одной лишь причине – Вульфхарт младшая заплакала, наблюдая, как умирает ребенок. В ней не было ни капли ненависти или злости, ни толики жажды мести. Она пыталась спасти дитя, чьей опекуншей была столько лет. Дитя той, кого любила всю жизнь. Именно тогда, прочитав столько воспоминаний в крови оборотня, девочка окончательно отреклась от собственной матери, что быстро захлопнула тяжелые ворота замка, отрезая ликанам путь внутрь. Оборотни испытывали жгучую ненависть ко всему кровососущему роду, но в особенности – к Гриффин, погубившим стольких их близких. И Аминату, уже освоившуюся в новом теле гибрида, они не принимали долгие месяцы, то и дело покушаясь на её жизнь. Каждый плевал ей вслед, проклиная, хотя ребенок ни в чем не был виноват. И теперь она вообще отчасти даже принадлежала к их стае... Но это никого не волновало. Чужая среди своих, она не была и своей среди чужих... Она – изгой у любой расы. И Мина дралась, отчаянно, грязно, до крови билась, чтобы доказать им всем, что имеет право находиться здесь, среди них. Однако покушения на её жизнь прекратились лишь тогда, когда Лекса лично поймала и убила одного из своих людей, четко дав понять, что “напал на неё – напал на меня”. С того дня Мина считала Лексу старшей сестрой. Наставницей, которая всегда учила подрастающих детишек, что собирались вокруг неё у костра по ночам во время затяжной войны, что три главных качества хорошего Командующего – мудрость, сострадание, сила. И она всегда говорила, что удел Командующего – быть одному, ведь любовь это слабость. Hondes laik kwelnes, как раз и навсегда запомнила дочь Кларк. Война превратила ребенка в воина, лишив последних лет беззаботного детства. И отныне Амината стала облегченной копией своей матери – обозленной на вампиров и их предводителей. Никакие доводы Вульфхарт уже не могли достучаться до сердца девочки, покрытого глубокими шрамами. – Ты должна вернуться, reul na maidne, это твои люди, твоя мама. У тебя нет другой и никогда не будет, она единственный человек во всем мире, кто любит тебя больше жизни. Какой бы она ни была, она тебя выносила и родила, дала тебе всё, в чем ты нуждалась, в тебе течет её кровь. – Лекса до последнего боролась за остатки любви дочери к матери. Даже когда Вторая война постучалась в их двери. – Кроме материнского тепла, да, – издевательски протянула Мина, примеряя свои новые доспехи, выкованные Линкольном специально для неё. Вульфхарт глубоко вздохнула, набираясь смелости. Она должна была сказать это, должна была убедить дитя, что пламя ненависти – погубит её, как и её мать. – Выслушай меня... Ты даже не представляешь, почему она стала той, кем стала. Когда Кларк родилась, Эбби и Джейкоб любили её где-то дней пять, после чего она превратилась в игрушку, объект продолжения их династии, в возможность передать трон и удержать власть. И тепло ей было лишь со мной, лишь я знала настоящую Кларк, сломанную гнетом ответственности и жестокостью своих же родителей. Весь её мир был окрашен в цвета боли, Мина. А затем... и я тоже сломала её, оттолкнув ради её же блага, но оттолкнув раз и навсегда. Я в каком-то роде предала Кларк и всегда буду винить себя в этом, но не имею права сожалеть, поскольку под угрозой была её жизнь. В тот же момент она постепенно полюбила твоего отца и что-то неуловимо изменилось в ней... Принцесса снова расцвела. Нет, Кларк не любила его, как мужчину, но... он стал ей лучшим другом и защитником, отдушиной, какой отказалась быть я. По-своему, всей душой она ценила и уважала его до самого конца... И его внезапная и жестокая кончина сломала её в очередной раз. Я больше никогда не видела её прежней... Именно тогда твоя мать перестала быть той, кто еще способен был на любовь. Кларк стала такой из-за всех тех, кто окружал её и душил в ней любые положительные чувства. Но она тайком всегда любила тебя, боясь это показывать на виду у родителей, которые могли отобрать тебя насовсем, стоило ей дать слабину. У неё не было права быть слабой, понимаешь? Она знала, что не сможет дать тебе ту любовь, которой ты заслуживала. Поэтому попросила меня стать твоей опекуншей. Кларк хотела, чтобы ты выросла другой, не такой, как она сама. Знала бы ты... Едва наступал день, Кларк до самых сумерек просиживала у твоей кроватки. Просто смотрела на тебя, гладила по волосам и сбегала незадолго до твоего пробуждения, чтобы ты ничего не узнала. Я сидела рядом молча, слушая, как она поет колыбельную, которой её научила я сама. Было время, когда Кларк думала, что любовь – это сила, но потом эту девушку слишком часто ломали до такой степени, что она перестала верить в подобную ерунду. Чета Гриффин раз и навсегда внушили принцессе, что любовь – это слабость, и неприсущая королевским особам глупость. А Кларк всегда хотела лишь одного, Мина, любить и быть любимой, чувствовать тепло, вместо жуткого холода их вампирской расы. И именно в этом ты – её копия, признай, ты же жаждешь того же самого. Вам нужно лишь поговорить друг с другом, высказаться... Амината хотела верить во всю эту грустную сказку, хотела, но уже не могла, отбиваясь от собственных призраков прошлого. В котором так ждала, что мать сжалится и станет любить её хоть чуточку. – Я видела вас, Лекса! Видела, как она тебя... насиловала... мне было тринадцать, и я заметила вас в старом зале, отослала охранников, которые шли к вам и могли тут же схватить обеих. Я караулила... и всё видела и слышала. У волчицы явно сперло дыхание, и какое-то время она лишь испуганно смотрела в карие, уже такие взрослые глаза. – Дитя, ты не знаешь и не можешь знать всего, что связывало нас с твоей матерью. Поначалу, я не хотела вступать в эту связь, ты права, но... по определенным причинам. Кларк была замужем и я не желала, чтобы она предавала Уэллса, я уважала его и её, но она совсем не уважала себя... Мина равнодушно пожала плечами, направляясь к выходу из шатра, так как её давно ждала на тренировочном поле Аня. – Печальная и грустная история, и я тебе отчасти верю, Лекса, но... теперь мне уже все равно. Когда мне нужна была мать, её никогда не было рядом, когда я захлебывалась своей кровью, она убегала в замок, оставив позади себя хладные трупы Лаклана и Гвэндолин. Когда я просила её о любви и поддержке, она одаривала меня презрением и упреками о манерах. – Мина... ты подросток, просто попытайся унять свой пыл... – начала было Командующая, но подопечная жестко оборвала её. – Если она была трусихой тогда, ничего не изменилось и сейчас. Та Мина, её дочь, умерла. Вместо неё родилась я, чужая для любой расы, одинокая, как и прежде. Но теперь у меня отчасти есть ты и наши кланы: я хочу, чтобы они приняли меня, хочу другой жизни, где можно любить и быть свободной, где есть место доброте, чести и сочувствию. Вульфхарт на это нечего было ответить, ведь она отчетливо понимала, что вампиры всего этого дать девочке никогда не смогут. Сама же Амината, покидая шатер, едва сдержалась, чтобы не напомнить ей, что стоит гибриду появиться на пороге замка кровопийц, как те тут же прирежут её, словно выродка, ошибку природы. У новой Мины больше не было рода – теперь она должна была научиться выживать, лелея в себе стойкость, силу духа... и злость. Воображение ребенка – страшная вещь, под его воздействием даже тени становятся монстрами... Амината искренне верила, что видела мать в последний раз, когда бабку с дедом казнили на той самой городской площади. Мысленно она даже попрощалась, испытывая искреннюю боль от осознания того, что Кларк так и не решила прекратить кровопролитие и до последнего пыталась убить Лексу. Лексу, которая после той битвы – избитая, раненная, в окровавленных доспехах Командующей – рыдала, свернувшись калачиком на том утесе, где её впервые освободила от ошейника принцесса. Девочка никогда не видела, чтобы она ТАК плакала, агонизируя, зарываясь ладонью в землю и зеленую траву. Хэда выиграла Вторую войну... Но её сердце было разорвано в клочья. Как и сердце самой Мины, осознавшей, что мать никогда не узнает, как сильно волчица любила её. Настолько, что позволила жить. Не ради дочери, а ради своей собственной всепрощающей любви. Зная, что отряд предупрежден, Амината решила остаться с Командующей. Присела рядом и осторожно погладила её по плечу, мысленно предлагая поддержку. Лекса даже не вздрогнула, продолжая оплакивать последний утраченный шанс на счастье. Она знала, что Кларк никогда не простит. Как не простит и лжи про дочь. И тут Мину кольнуло острое чувство вины, но что-либо исправлять уже было поздно. В пепле останков четы Гриффин сгорели все надежды и ростки любви, некогда существовавшие между принцессой и рабыней, между матерью и дочерью. Лекса плакала несколько часов, изливая душу молодой луне. И больше ни разу в жизни Амината не увидела ни слезинки Командующей. Никогда. Та война сгубила их всех, оставив после себя новые ночные кошмары, страхи и ненависть. И лишь сильнее проросли в Кларк зерна вендетты. Она постоянно пыталась отвоевать непокорную Шотландию, но безуспешно. Сначала Лекса лично выбиралась с отрядами верных солдат в Англию, чтобы следить за новой Королевой и рассказывать Мине о том, чем занимается мать. Девочке никогда не запрещалось спрашивать о ней или так же выбираться с вылазкой, чтобы хоть издали вновь увидеть родного человека, но Амината наотрез отказывалась от этого. Но когда у людей появились первые технологии, Лекса наняла частного детектива, наблюдавшего за Кларк, делавшего снимки и видеозаписи. Каждый месяц Мине доставляли новый отчет, из которого она узнавала, что мать жива и все так же преисполнена желания отомстить. Амината знала, что мать оплакивает её, но настолько очерствела с годами, что предпочла не замечать этого, утопая в своей собственной боли. Лекса продолжала предлагать ей вернуться домой... Но теперь домом девушке стал замок Скай Саул, спрятанный в глубине острова, надежно укрытый от вампирских лазутчиков. У неё больше не было эмоций, их заменили шрамы памяти, окропленной кровью войны. Когда мать рассекала кожу любимой Лексы, на руках которой выросла Мина. Она с детства была ей куда ближе матери. Или когда насиловала Вульфхарт, принуждая к сексуальной связи, но тут же пинала от себя, как надоевшую собачонку, получая желаемое. И тогда Мине не хватило смелости высказать матери в лицо, что она в итоге выбрала ненавистную той Лексу. "Умереть" было проще. Хотя и большой вопрос, что ударило бы по самолюбию и чувствам Кларк больнее... Смерть мягче, чем осознание, что твой ребенок предпочел себе другую маму... Из рода, который ты так люто презирала. Но Мина старалась быть хотя бы чуточку лучше, поэтому предпочла вырвать с корнем. Уничтожить всё, выжечь огнём так кстати пришедшейся войны. А затем времена сменились... Настал относительный мир. Ликаны стали процветать, развивать свой бизнес и технологии. Амината решила поступить в столичный университет, увидеть другую жизнь. И именно там она впервые столкнулась с неуважительным мужским полом, пьяными вечеринками, попытками изнасилования и предательством мнимых подруг... Рядом вновь была только Лекса. Но она не старалась заменить мать, а как старшая сестра лишь разводила руками, приветствуя дитя во взрослой жизни. Мина замыкалась в себе всё больше, отвергая доводы и уговоры. И отдушину она нашла совершенно внезапно, когда на пороге их замка появилась Ева, дочь Селин и Майкла. Уникальный гибрид, такой же единственный в своем роде, как и сама дочь Кларк... Лишь тогда сердце её начало оттаивать, поддерживаемое бережным отношением новой знакомой, которая понимала, как никто другой. Начался новый этап в жизни Аминаты. И вот... американские горки сделали очередной крутой вираж, когда жизнь Октавии и их с Линкольном ребенка поставили под угрозу. Никто не сомневался в том, что Королева вампиров способна на самые страшные поступки... Раздумывать было некогда, и жизнь дитя всегда ставилась ликанами превыше всего, будь то их сородич или гибрид... На протяжении веков кланы приняли Мину, как свою, ни один не посмел донести Гриффин, что дочь жива, а та, в свою очередь доказала свою верность оборотням. Теперь они не относились к гибридам, как к выродкам... И нерожденный наследник Линка был автоматическим членом их стаи, даже если его мать была из вражеской расы. Многие согласились помочь без лишних вопросов, вот только никто не предвидел, что Кларк Гриффин устроит смертельную засаду. Но что еще страшнее... Жизнь Лексы повисла на волоске. И всё равно, даже в те жуткие минуты, когда все готовились проводить её в последний путь... Хэда ни в чем не винила Ванхэду. Сколь сильна и слепа должна быть такая любовь? В то время, как твоя возлюбленная готова дать тебе умереть, воплощая в жизнь план, который лелеяла веками. Свергнуть, победить великую Командующую, разом отомстив за все беды своего народа. Ну да, как же, в этом вся Кларк... И глядя в потухшие зеленые глаза, полные боли из-за яда, отравлявшего кровь, Амината в который раз отреклась от такой матери.

***

Тяжело и часто дыша, Королева пустым взглядом прожигала пространство, даже не стремясь взглянуть на дочь. Долгое время она силилась прийти в себя, хотя это стало непосильной задачей после всего, что предстало её внутреннему взору. Возможность заглянуть в голову Мины оказалась сокрушительной... Придавливающей к земле, как сила притяжения... Однако, сквозь дымку своей боли и чувства вины, Кларк нашла в себе силы прохрипеть едва слышно: – Что ж, дитя... Будет только справедливо, если теперь ты отведаешь моей крови и моя агония отразится на твоем лице? Амината не ожидала этого, как и того, что в следующую секунду мать полоснула по собственному запястью. Сладковатый запах её крови тут же заполнил ноздри и глаза девушки засветились ярким голубым цветом. – Что же ты боишься, дочка? – почти передразнила мать, продолжая морщиться от атаковавших её чужих воспоминаний. Мина уже ничего не боялась в этой жизни. Не теперь. Хищно блеснув глазами, она, с потаенной долей страха, припала губами к протянутому запястью... И уже через несколько мгновений зеркально осела на колени, позволив ужасу отразиться во взгляде.

***

Вся ласка, которую она получала совсем еще крохой, доставалась Кларк от четы Вульфхартов. А вся защита и помощь – от их дочери. Баловать и нежиться с новорожденной принцессой Королеве было запрещено мужем, строго-настрого приказавшем вырастить железную воительницу, а не слюнтяйку. Идеальные манеры, никакой импульсивности и стальная выдержка. Отец взял дочь на руки лишь единожды, когда та только родилась, и отныне позволял себе лишь сдержанно гладить её по голове. В его глазах не отражалось ни капли любви. Как и в непроницаемом взгляде матери. Малышка росла в холоде и мраке, отчаянно сопротивляясь тьме, и стремясь убежать в тепло ликаньей хижины. Едва встав на ножки, она стала таскаться хвостиком за Лексой Вульфхарт, и пытаясь обратить на себя её внимание любыми доступными способами. Они росли бок о бок, но волчица всегда отгораживалась, ограничиваясь выполнением обязанностей помощницы-рабыни. Поэтому Кларк стала задираться к ней, желая играть в те же игры, что играли юные оборотни, дурачиться, как обычный ребенок, и иметь друзей... Хоть кого-нибудь рядом, кто смотрел бы на нее без страха или презрения. Когда Кларк исполнилось семь, а Лексе десять, они стали отчаянно часто драться, по-настоящему, до крови. Что только радовало королевскую чету и забавляло старших ликанов. Будучи сильнее, Вульфхарт всегда старалась наносить как можно меньший урон, зная, что не хочет обижать принцессу, какой бы настырной та ни была. А Кларк была очень настойчивой – и в конечном итоге добилась своего, но совсем не драками. Спустя три года Лекса просто застала её тихо ревевшей на вершине замковой скалы. Гриффин сидела у самого края, опасно раскачиваясь взад-вперед, и глядя на мириады ярких звезд в ночном небе. – Сассенах! Тебя ищут родители, все в панике. Ты как сюда забралась вообще? Ты же убиться могла! – Лекса ловко подтянулась на руках и вскарабкалась на уступ, чтобы присесть рядом с девочкой. И тут же заметила, как у той трясутся плечи. Зеленые глаза округлились почти в ужасе, а рука осторожно потянулась к крепко сжатым в замок ладоням светловолосой особы. – Ты что... Ты плачешь, что ли? Кларк... Ты это брось... Чего ревешь-то?! – Рука Лексы была теплой, а кожа ладони – мозолистой от постоянного труда. – Никто не хочет дружить со мной, – тихо всхлипывала Гриффин, не отрывая глаз от звездного неба – там она находила свой покой. – Родители постоянно бьют, стоит мне упомянуть о чем-то, чего мне очень хочется. И даже ты... шпыняешь меня и не желаешь видеть. Лекса вздрогнула, крепче сжимая ладошки принцессы. Она поджала губы и покачала головой, и судя по выражению её лица, которое Кларк увидела, наконец оглянувшись на гостью, та мысленно отпускала себе подзатыльник. – Я не шпыняю тебя, принцесса. Просто мы... из разных миров, наши расы враждуют и я твоя рабыня, а не друг. Я не даю тебе напрасных надежд, вот и всё. Ты – хорошая девчонка, мне тебя жаль, правда. Гриффин медленно переставала плакать, разглядывая Лексу большими голубыми глазами, в которых отражался свет юной луны. Волчица не отводила взгляда, серьезная и хмурая, как всегда. Она редко улыбалась или смеялась, лишь когда была со своей наставницей, Аней, или с сыном кузнеца, Линкольном. – А что, если я хочу, чтобы ты была моим другом? – вдруг твердо произнесла девочка. – Но почему? Зачем тебе я, когда есть Рэйвен и Октавия? – удивленно отозвалась темноволосая. – Потому что ты хорошая. Даже если ты ругаешься на меня, то всегда защищаешь от других ребят. И... с тобой интересно играть. Ты хорошая, – вновь повторила Кларк, с мольбой глядя на неё. Это вызвало у Лексы такую искреннюю улыбку, что смогла бы озарить всю округу. – Ну, ты вечно попадаешь в переделки и неприятности, кто ж еще, если не я, тебя защитит. – Так что... мы можем с тобой дружить? – Кларк наконец тоже улыбнулась. Вульфхарт пожала плечами, сдаваясь. – Тебе влетит от родителей. – Это не станет чем-то новым. – Ладно, сассенах, давай дружить, раз ты такая смелая. Волкам нравится смелость! – ухмыльнулась Лекса, протягивая свою ладонь для пожатия, на которое мгновенно ответила Кларк. И с того дня всё в их жизни изменилось, дав толчок тому, что станет затем их погибелью. Лексе понравилось узнавать принцессу поближе, без всей этой царственной мишуры и церемонных формальностей. Теперь Кларк стала частью их компании, хотя другие ликаны всё так же не жаловали её, но смирились ради Вульфхарт. Они с Лексой стали почти неразлучны, гуляя вместе ночами напролет, дурачась с деревянными мечами, и делясь самыми сокровенными секретами. Шли годы, а девочки становились лишь ближе и сплоченнее. Кларк отгородилась от родителей, умело играя на публику холодную принцессу, и позволяя себе становиться настоящей наедине с Лексой. У них появились излюбленные места, куда они сбегали ото всех: та самая вершина скалы и поле, засеянное такими высокими колосьями, что девочки могли сесть на землю и их не было видно. Они часто держались за руки, и Кларк замечала на себе совершенно необыкновенный зеленый взгляд. Так Лекса не смотрела ни на кого больше. Даже в самые плохие дни, когда принцесса в очередной раз попадала на гнев отца и равнодушие матери, или когда вампиры-сверстники всячески издевались над ней за дружбу с волками, – Лекса всегда была рядом, предлагая плечо и поддержку. Лишь она видела слёзы обессилившей Кларк, когда та опускала руки в попытках найти себя в этом жутком мире. Они были всем друг для друга. Кларк дышала полной грудью лишь когда волчица была рядом. И никак не могла понять, откуда в груди этот жгучий огонь, возбуждающий странные желания, стоило взглянуть издалека, как Лекса тренируется владеть мечом в поединке с Индрой. Всё могло бы сложиться совсем по-другому, если бы однажды Гриффин не встретила юного красавца-солдата и не зашла в хижину Вульфхартов, чтобы объявить о своей свадьбе. В ту ночь, когда она приказала доставить Лексу в замок и принудила её к соитию... Кларк плохо соображала, что делает, измотанная тоской и непонятной жаждой быть только с шатенкой. Её страшило это влечение к девушке, к своему полу... страшила зависимость от Лексы, не дававшая мыслям выстроиться в логическую цепочку. Кларк не умела справляться с эмоциями, потому что наедине с Вульфхарт она всегда выплескивала наружу всё, что накипело. А теперь... Лекса не хочет её видеть и злится... но на что? Кларк обязана была выйти замуж рано или поздно, ведь её ждал престол... Так какая разница, тем более, что Уэллс – отличный парень? И после первой ночи, когда Лекса была так нежна, а ласки – такими необыкновенными, когда Кларк поняла, что уже не сможет без своей волчицы... Та с жутким взглядом и отвратительным ядом в голосе бросила напоследок: – За то, как ты со мной. Мы в расчете, сассенах. Отлично потр*хались, кстати, отдаю тебе должное. Для девственницы ты просто космос в постели. И сердце принцессы, казалось, раскололось в груди, больно раня соседние органы. Их словно скрутило узлом. А глаза наполнились такой яростью и ненавистью, какой она никогда не испытывала прежде. Лекса её предала. Уничтожила и растоптала её чувства. Воспользовалась случаем. С той ночи не стало доброй наивной девушки – вместо неё родилась новая, такая же жестокая и холодная, как её родители. На свадьбе она сказала Уэллсу правду, зная, что не сможет его обманывать всю жизнь. Но и здесь он удивил её, приняв все условия и не попросив ни о чем взамен. Тогда же Кларк решилась подарить ему единственную ночь, рискнуть, в надежде, что, может быть, она сможет действительно полюбить его, как мужчину. Но... оказалось, сердце её уже нельзя было склеить. Пока она не узнала, что носит под этим неработающим органом своё дитя. Так страшно ей не было ещё никогда... но делиться своими страхами и переживаниями теперь было не с кем – ни одному вампиру принцесса не могла доверить своей душевной боли. А с Вульфхартами... она больше не общалась, кроме как отдавая приказы. Несмотря на то, что рядом часто был Уэллс, девушка была абсолютно одинока... Но с каждым новым днем она училась искать утешение в жизни, что росла внутри неё. Подолгу разглядывала себя в отражении озера на окраине их города, и гладила растущий живот, вслух общаясь с будущим наследником. Ей почему-то казалось, что это будет мальчик. Но, спустя еще три месяца, в этот мир пришла удивительно красивая малышка, унаследовавшая светлые волосы матери и глаза отца. Кларк полюбила её с первого взгляда, несмотря на тяжелейшие роды и неспособность даже взять дитя на руки от упадка сил. Она лично назвала дочь и выкармливала, несмотря на жуткие сложности и послеродовую депрессию. Уэллс души не чаял в ребенке и стал их настоящей опорой. Но время шло и малышка росла, а со стороны Короля и Королевы возникало всё больше недовольства сюсюканьем Кларк и её мужа. И девушка испугалась, понимая, что их любовь к Аминате может обернуться нехорошими последствиями. Стремясь не потерять ребенка, которого могли отобрать бабушка с дедушкой, Кларк всячески дистанцировалась, игнорируя вопли остатков своего сердца. Не слушая рассудок, который твердил, чтобы она наплевала на всё и пошла наперекор древним устоям своего народа. Но чем старше становилась её дочь, тем сильнее становилась похожа на саму Кларк. В глазах девочки горела та же наивность и жажда тепла, так знакомая матери... Это пугало сильнее смерти, ведь принцесса не хотела обречь свое дитя на тот ад, через который проходила, взрослея, сама. Тонкая нить, удерживающая Кларк на грани, оборвалась с гибелью Уэллса. Тогда Гриффин поняла, что совершенно не готова была заменить девочке любимого отца и стать нормальной матерью. Она не знала как, не умела... и не подозревала, как позволить себе растить ребенка в той манере, в какой от неё требовали Джейк и Эбби. В той, в которой они вырастили её саму. У неё был только один выход, и она люто его отвергала, но... в конечном итоге, глядя в обиженные глаза Мины, которой она в очередной раз отказала в объятиях, принцесса поняла, что тянуть дальше нет смысла. Издеваться над своим ребенком вовсе не входило в планы даже такой жестокой стервы, какой становилась Кларк. Она сходила с ума от тоски по волчице. Ненавидела её всей душой. И отчаянно желала. Ей пришлось наступить себе на гордость, чтобы переступить порог их хижины вновь... неся на руках маленькую Аминату. Взгляд, встретившей в дверях Лексы, обдал жаром, придавая уверенности в принятом решении. – Я не смогу... не смогу дать ей нормальное воспитание и материнскую ласку. Я... – Кларк едва не потеряла голос от сдерживаемых эмоций, но всё же продолжила. – Я сломанная, Вульфхарт. Быть матерью – это не моё, не заложено природой. Они с Лексой давно чужие друг другу, разделенные пропастью межрасовой вражды и личной неприязни. Но что-то такое плескалось сейчас в зеленых глазах, что вселяло Кларк надежду, что она всё делает правильно. – О чем ты просишь, принцесса? Стремясь найти в себе силы снова открыться той, кто однажды жестоко предала, Гриффин перевела дыхание. Она попыталась вспомнить те счастливые годы, когда их дружба стала для неё маяком во мраке ночи. Когда улыбка Лексы заставляла сердце плясать галопом. – Стань её хранительницей. Опекуншей... Пойми... Я хочу, чтобы у этого ребенка было детство, настоящее, полное родительской любви. Она заслуживает лучшего, чем я... А Лаклан, Гвэн и ты... я же знаю, какая у вас потрясающая семья, как вы однажды приняли в неё меня. Я умоляю тебя, Лекса... Примите Мину, спасите её от нашего проклятого рода. – Ей нужна мать, сассенах. Девочка же любит тебя. – А я обожаю её, именно по этой причине вверяю свою дочь тебе, а не кому-то из нянек-вампиров. Понимаешь? Я доверяю тебе самое дорогое, что у меня осталось в этой жизни. – Кларк с трудом заставила себя договорить до конца. – Ты отказываешься от неё? – Нет, нет, ни за что! Не так... Я просто хочу, чтобы она выросла хорошим человеком, чтобы она не стала МНОЙ. – Принцессе ещё никогда не было так тяжело, как сейчас. – Вы сможете окружить её заботой и теплом, лаской. Я же – лишь мраком, печалью и безысходностью. Когда придет время, она займет престол, но к тому моменту вырастет на нормальных идеалах, познав, что жизнь может иметь другие краски, кроме черноты. Так решилась судьба маленькой девочки, чья мать хотела для неё только добра, что обернулось горем. Любой бы заметил, каким теплым был взгляд матери, наблюдавшей за своей спящей малышкой. Ни следа равнодушия и холодности – только забота и ласка. Тоска... по ребенку, с которым принцесса не могла быть откровенной и собой настоящей, иначе королевская чета навсегда оградила бы от неё дитя, не позволив и близко подойти со своими “телячьими нежностями”. Гриффин страшно ревновала дочь к Лексе, в которой та души не чаяла, но не могла винить ребенка. Она отчетливо помнила сама, каково это... когда тебя любит Лекса Вульфхарт, когда рассказывает тебе древние легенды горцев, катает на лошадях и учит управляться с мечом. И боль от предательства шатенки жгла только сильнее, когда она смотрела на дочь Кларк совершенно особым взглядом, полным нежности и готовности отдать свою жизнь, если потребуется. Никогда раньше она не видела у волчицы такого взгляда... А Мина пропадала с Вульфхартами днями и ночами, чему можно было бы обрадоваться, если бы потом девочка не оступалась на мелочах, попадая под горячую руку королевской чете и самой Кларк. Это рос непослушный, непокорный и очень своенравный ребенок. Маленькая копия своей матери. Острая на язык, как только стал позволять возраст, дикая, как все подростки, и доверяющая лишь одной живой душе – Лексе. В то время как Кларк Лексой успешно пользовалась, уверяя себя, что пошла на это исключительно ради удовлетворения похоти. И от одиночества. На деле же... она чувствовала, как теряет рассудок, стоило представить, что отдаст себя кому-то другому, помимо Вульфхарт. Лишь в её руках принцесса раз за разом ощущала себя живой. Даже несмотря на то, что Лекса её презирала и ненавидела, наплевав на страшную обиду после их первой ночи... Кларк растоптала свою гордость, только бы быть с волчицей. Никакой вражды, запретов и преград... просто животный секс, жажда обладать хотя бы так. Кому она врала? Избив шатенку до потери сознания на городской площади, Кларк не спала до следующей ночи. А затем и вовсе заявилась у той на пороге, стремясь загладить вину. Она никогда не пожалела о том поступке, ведь он дал возможность увидеть Лексу в облике зверя, а это было поистине незабываемым зрелищем... И стало доброй традицией для них двоих – выезжать к тому озеру, чтобы остаться наедине, как когда-то в юности. Кларк со страхом стала осознавать, что былые чувства вспыхивают вновь... И даже собственный ребенок слепо любил только Лексу. Словно она была проклятьем рода Гриффин. А затем на них обрушилась война, отчасти развязанная самой Кларк. Разъяренной и злой на Лексу, за то, что посмела воспользоваться её слабостью, скопировать ключ и раздать своим пособникам. Как она могла снова так жестоко предать? Наплевать на доверие Кларк? Как посмели Вульфхарты поднять этот бунт?.. Минута горячей вспышки эмоций, импульс отмщения и толика несдержанности... И огонь вспыхнул, пожирая всё вокруг, уничтожая их мир и привнося новые, военные порядки. Но когда она услышала тот жуткий вой Лексы, потерявшей близких... Кларк больше не волновало внезапное поражение от ликанов и политические распри... Девушка вдруг осознала, что натворила в пылу обиды, какую черту перешагнула, и как сильно ранила волчицу. Ту, что однажды стала ей лучшей подругой и защитницей, и оставалась бы таковой, если бы не поступки самой Кларк. И вот снова... она буквально своими руками уничтожила человека, который был ей так дорог. И поплатилась за это жизнью своего ребенка... Она отчаянно искала Аминату, обшаривая каждый угол города, уже озаряемого рассветом. Кожу обжигало солнцем, но Кларк не сдавалась, стремясь отыскать дитя. Или хотя бы тело... Ни следа. На утро запахи смерти, крови и гари смешались в такую жуткую симфонию, что различить было невозможно, где чей шлейф, по которому можно было бы отследить запах. Только спустя два дня принцесса сдалась, разрыдавшись так, что слышал весь замок. И этому воплю матери, потерявшей единственное дитя, посочувствовали наконец её собственные родители. Впервые. Но это не принесло утешения, лишь усугубило страдания Кларк. Она не могла поверить, осознать, не могла привыкнуть к тому, что её девочки больше нет... Её удивительной малышки, её единственного смысла жизни... Абсолютная бездна горя и агонии стали новым миром принцессы. И она вновь осталась совершенно одна. Один на один с разразившейся войной и личным адом. Никому не было дела до страданий Ванхэды. Она – воительница. Она была рождена для этого и обязана выполнить свой долг перед народом. Даже когда на поле боя Лекса отдала ей косичку волос Аминаты и издевательски сообщила, что убила девочку. Даже когда волчица, обучившая её всем своим приемам, выиграла схватку и опрокинула принцессу в грязь, продолжая издеваться. И даже тогда, когда твоих родителей сжигают заживо под солнечными лучами у тебя на глазах. Кларк никогда не имела права на слабость – за её спиной шли её люди, которым нужна была их новая королева. Не девушка со сломанной судьбой, не ноша боли на её плечах, не простая Кларк Гриффин, не имевшая возможности любить того, к кому лежала душа... Нет. Вампирам нужна была наследница Джейкоба и Эбигейл, холодная и жестокая, непоколебимая. Она горевала по дочери молча, так никогда и не высказав ни слова о своих чувствах даже подругам, Октавии и Рэйвен. И та последняя война, поражение от Лексы и все потери окончательно добили Кларк, превратив в жалкое подобие функционирующей оболочки. Она мысленно умерла там же, с родителями, навсегда захлопнув двери в свою душу, для кого бы то ни было. Никаких любовных связей, просто удовлетворение жажды и похоти. Никаких друзей – просто вежливые знакомства. Никаких счастливых мгновений – лишь жуткие кошмары и воспоминания о прошлом. Кларк платила любым наёмникам, каких могла найти, лишь бы отомстить Вульфхарт. Она не могла убить ту собственноручно, никогда не могла, но надеялась, что это удастся другим. Безуспешно. Ни одному из них не удалось найти тайное логово двенадцати кланов и их Хэды. А многие даже брали деньги, но затем доносили Лексе о том, что на неё охотится королева Ковчега. Время для вампиров течет совсем иначе, словно тягучая смола, мучающая память, сводящая с ума субстанция, которой ни конца ни края. И даже мысли о самоубийстве уже не воодушевляют, ведь жажда мести сильнее жажды смерти. Раз в месяц она всегда уходила в фамильный склеп, построенный неподалеку от нового замка в лесу Дин. И только там, у импровизированной могилы дочери, Кларк позволяла себе ломаться вновь и вновь, сгибаясь от своей боли, скидывая бремя непосильной ноши правления, которую она никогда не желала принимать. У неё не было ничего, что осталось бы от Аминаты, кроме собственноручно написанного карандашом портрета и косички волос, что отдала ей Лекса. Кларк даже не смогла похоронить дитя по вампирским обычаям... У неё не было ничего. Только ежегодная дата рождения и годовщина смерти. Эти проклятые цифры на гранитном надгробии. Кларк больше никогда не станет прежней, это было очевидно всем, кто её окружал. И даже ей самой. Но необходимость перемен привнесла в её жизнь новую боль, вновь столкнув лицом к лицу с Вульфхарт, о которой она так тщательно пыталась забыть вот уже целое столетие. И сердце снова заныло в груди, вопя от желания сбежать на край света и больше никогда не быть никому ничем обязанной. Чтобы не видеть эти проклятые зеленые глаза и не представлять раз за разом, как руки, которые ласкали её тело, как никто другой, затем убили её любимую дочь. Вой безысходности едва не вырвался наружу, когда Лекса представила ей своего сына. Удивительной красоты молодого юношу, возрастом, похоже, даже младше, чем была бы сейчас Мина. И Кларк только чудом удержалась, чтобы не перелететь через стол и не вырвать Вульфхарт трахею. Хотя... позже она заметила, как шатенка нервничала, явно испытывая чувство вины и неловкости. Гриффин не становилось от этого легче, но дела клана опять же шли впереди собственных интересов. У королевы нет права отступить, когда на кону такая сделка. Королева жертвует всем, а её предает собственная подруга, плоть и кровь древнейших вампиров Ковчега. Октавия столько лет... за её спиной... И с кем, с кузнецом! Смешение их рас – ересь, противоестественная природе! Джейкоб перевернулся бы в гробу, узнай он о такой измене. Терпение Кларк лопнуло, сил больше не осталось и желания сносить всё это тоже. Хватит. Теперь она не будет больше выжидать – пришло время отомстить Вульфхарт раз и навсегда. Одна засада, один капкан, в который угодят все... И Гриффин поставит жирную точку. Она никогда не выстрелила бы Лексу. Никогда. И тем более не позволила бы себе убить её ни в чем неповинного сына. Но на нем был бронежилет, а на Лексе – нет, и чтобы заставить ту испытать хотя бы толику боли и страха, что преследовали Кларк столько лет, она нажала на спусковой крючок, нацелив дуло на самый плотный участок брони. Вот только... обернулось всё совсем иначе. И взгляд, натолкнувшийся на удивительные, единственные в своем роде, карие глаза, не смог выразить даже одной десятой того, что взорвалось внутри Королевы фонтаном эмоций и чувств. Те секунды стали самыми счастливыми и самыми жуткими в её жизни. Потому что страх, что всё это мираж, съедал разум, но ещё сильнее был страх, что всё правда... Что перед ней стоит живая Амината. Гибрид. Но её дочь, которую она оплакивала столетиями. А в ушах звенит хрип погибающей Лексы, заслонившей девочку своим телом. И Кларк ощущает, как кровь в собственных жилах стынет, пока по венам волчицы бежит раскаленный яд коллоидного серебра. И всё, о чем может думать Гриффин, это то, что дочь жива и невредима, а та, что когда-то украла её сердце, медленно умирает от руки Королевы вампиров. И только ей под силу что-то исправить. Жива. Её девочка жива... Она стала другой и выросла в красавицу, но она жива... Невозможность воспользоваться силами древней расы из-за солнечного времени суток убивала Кларк, вжимавшую педаль газа в пол. У неё было несколько часов. Всего несколько часов, чтобы исправить ужасную ошибку и не допустить смерти такой ненавистной ранее, но такой родной женщины. И забрать своё дитя домой, впервые обнять и прижать к себе, зарываясь носом в светлые волосы. И больше никогда не терять. Никогда. И Кларк успеет, во что бы то ни стало. Хотя бы в этом, единственный раз, Кларк поступит правильно.

***

Морально опустошенная и тотально выжатая, Королева медленно поднялась на ноги, не глядя на дочь, что так и сидела на полу, согнувшись пополам. Расправив плечи, Кларк гордо пошла к двери. – Мама, – едва слышно раздалось сзади, уже совсем другим тоном, но она не обернулась. – Только теперь ты имеешь право осуждать меня за те ошибки, что касаются тебя, Амината. И пока ты будешь погрязать в своей ненависти ко мне, я оставлю тебя и не буду мешать. Мне необходимо увидеться с Лексой и убедиться, что она в порядке. – Сухой тон, тихий и сдержанный, совсем не в духе Кларк. Дверь уже захлопнулась с мягким стуком, когда Мина подняла на неё затравленный взгляд и сдавленно прохрипела в пустоту своей новой комнаты: – Мамочка... И слёзы градом покатились по щекам, а сердце учащенно билось в попытке осознать всё увиденное, осознать всю ту боль, что веками оставляла отпечаток на её матери. На её сильной, выносливой и самоотверженной, удивительной матери.