***
Жак уезжает из Нью-Йорка в тот же день, что и мы. Теперь мы едем на юг, с нетерпением ожидая прибытия во Флориду, где заканчиваются наши выступления на Восточном побережье. Я целую и обнимаю Жак, говорю ей, что люблю её, и мне интересно, сделал ли то же самое Брент десять минут назад. Брент явно хочет побыть один, так как вызывается вести автобус до Филадельфии. Мы редко ездим днем, но всё же проводим время в гостиной, Спенсер и Уильям играют в карты за маленьким столиком. Будто планета продолжает вращаться и ничего не изменилось. Наблюдая за всем этим фарсом, я чувствую, будто тону. Пит жалуется на пивные пятна на диванах, напоминая нам, что этот автобус стоил ему целое состояние, а Джо неспеша курит косяк, иногда поглядывая на меня, как на таракана. Спенсер ушел в себя приблизительно шесть с половиной штатов назад, так что он даже не замечает. Брент скорее всего влюблен в мою девушку, а ещё Брендон. Боже, я даже не знаю, с чего начать с этим парнем. Энди пытается заговорить со мной, но я резко огрызаюсь и прячусь за своим блокнотом, яростно делая в нем пометки. В этом автобусе у меня больше нет друзей. Я никому здесь не нужен, каждый сам за себя. Я не глупый. Я всегда знал, что Бренту не стоит слишком доверять, но я всё равно думал, что несмотря на всё это дерьмо, он считал меня своим братом. Или хотя бы сраным дальним кузеном. Все они втайне презирают меня, так что я презираю их в ответ. Но, конечно же, они этого не понимают, они слишком увязли в своих жалких бессмысленных жизнях, чтобы заподозрить, что я всё о них знаю. Джо осмеливается спросить, всё ли у меня нормально, а Пит обеспокоенно поглядывает на меня, спрашивая, не заболел ли я. Брент просит меня пойти выпить с ним пива, когда мы доберемся до отеля. В Филадельфии у нас несколько выступлений подряд, поэтому мы будем жить не в автобусе. Я не хочу идти пить пиво с Брентом. Он хочет сравнить нас, определить, с кем же из нас Жак кончает быстрее? Я бы лучше разодрал себе глаза ногтями. В ближайшем магазине я покупаю четыре пачки сигарет и две бутылки водки, потом нахожу свой сраный гостиничный номер, успешно избегая контактов с людьми весь следующий день. Саундчек проходит на автомате, как и выступление, как и "дай-пять" после концерта, на автомате отклоняю приглашение на вечеринку, и на автомате напиваюсь в своем номере. На второй день в Филадельфии, Зака послали вытащить мою задницу в концертный зал. Я опаздываю на саундчек, когда я выхожу на сцену, все остальные уже готовы. Заку пришлось стучать в дверь и кричать минут двадцать, прежде чем я открыл. Планета всё ещё вращается. Хорошо. Спенсер разговаривает с Брентом, но прерывается при виде меня. — Бля, Райан, что случилось? Выглядишь дерьмово. — Всё прекрасно, — говорю я, снимая куртку, она падает на пол. Беру гитару, которую мне протягивает Энди, подключаю её, включаю усилитель и подхожу к микрофону. Гитарный гул заполняет воздух. Зал пуст, здесь только несколько уборщиков. Они сойдут за публику. Ко мне спешит Пит. — Ты спал? — Нет. — Достать тебе снотворное? — Думаю, оно хорошо пойдет с водкой, — мечтательно говорю я. — Знаешь, звучит неплохо. Да, достань мне немного. Все уважаемые музыканты уже покинули этот мир: Алан, Джим, Дуэйн, Дэнни, Дженис, Джими, Берри*. Умирать молодым сейчас модно. Я уж точно не хочу отставать. Пит смотрит на микрофон, который доносит до всех наши голоса. Он прикрывает его рукой, из-за чего из динамиков раздается скрежет. Он тихо говорит: — Райан, слушай. Если у тебя что-то случилось... Или это потому что Жак уехала? Я верну её в тур, чувак. Позвоню ей, заставлю её прилететь обратно, ты только скажи. Всё что угодно, лишь бы привести тебя в порядок. Пока он болтает, я достаю сигарету и прикуриваю. Он выжидающе смотрит на меня, и я выдыхаю дым прямо ему в лицо. — Как я уже сказал, Пити, всё прекрасно. А теперь давайте играть ебаную музыку! — огрызаюсь я, в нетерпении перебрав несколько аккордов. Саундчек заканчивается тогда, когда я доволен результатом и без предупреждения ухожу со сцены. Брендон стоит за кулисами с полупустой бутылкой пива, и я забираю её, пробормотав "Спасибо". Брендон смотрит на меня, будто я одна сплошная проблема. Пит кричит мне вслед, но я иду к выходу из здания, не останавливаясь. Я не отталкиваю их — они сами подтолкнули меня на это. Я останавливаюсь снаружи, моргаю от солнечного света и шарю по карманам в поисках солнцезащитных очков. Боже, солнце сегодня слишком яркое. — Райан, может, ты притормозишь?! — до меня доносится требовательный голос Спенсера, хлопает дверь. Я всё ещё ищу очки, пока он злобно глядит на меня. — Посмотри на меня! Господи, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — возмущается он. — Что это нахрен такое, опоздал на саундчек, ещё и пьяный? — Ты теперь Пит, что ли? — Я твой друг! Я практически единственный человек, который ещё не забил на тебя, но ты почему-то хочешь это исправить! Пытаюсь вспомнить, что же сделал мне Спенсер, но ничего не приходит мне в голову. Он должен был что-то сделать. Ну, он отдалился от меня, я мог бы злиться из-за этого. Но он выбрал меня, выбрал группу, так что, наверное, у меня нет права сказать, что я скучаю по нему. Я, блять, скучаю по нему. Я знаю, что он больше не увлечен всем этим так, как это было раньше. — Если ты мой друг, то оставишь меня в покое, — говорю я ему вместо всего этого. — Иногда я даже не знаю, кто ты вообще такой, — грустно шепчет он, дверь открывается, и выходят все остальные участники группы, за ними идет Пит. — Этого я и хотел, — говорю я Спенсеру, надевая очки. Исчезаю среди автобусов и допиваю пиво Брендона на ходу. Появляюсь только за пятнадцать минут до выхода на сцену. Они в ярости, но, по крайней мере, я пришел и отыгрываю песни и пою свои слова, а потом снова ухожу, нахожу хороший бар в конце улицы, такой стремный, что никто не стал бы меня там искать. Где-то в час ночи иду к таксофону и звоню отцу. Его, конечно, нет дома; он в баре. Да и что бы я ему сказал? Наверняка назвал бы мудаком и повесил бы трубку. Бессмысленно, но приятно. Когда бар закрывается, нас с Дэйви вышвыривают на улицу. Дэйви поссорился с женой и не хочет возвращаться домой, а я не хочу возвращаться в гостиницу, где меня могут найти. Мы находим парк и садимся на скамейку, рассказываем друг другу истории своей жизни. Свою я придумываю на ходу. Я всегда так делаю. — Моя жена, говорю тебе, она меня в могилу сведет. Эта... Эта сука! Женился на ней только потому, что она сказала, что мы либо женимся, либо расстаемся. Знаешь, что это? Шантаж! Это же шантаж, верно? Верно? — требует ответа Дэйви. — Так ты был женат четыре раза? — Пять, но я не считаю тот раз в Вегасе. Аннулировал его, — говорю я. — О, вау. — Ага. Потом кто-то освещает меня ярким лучом света, коп говорит нам уходить. Это же общественный парк. Мы уже даже больше не пьем, к сожалению. Дэйви шлет копа нахуй, и я поддерживаю его. Потом появляется ещё один коп, и они угрожают нам. Я встаю. Меня немного шатает, но я держусь на ногах. — Вы двое, офицеры закона. Слушайте, окей? Просто послушайте. Я и мой очень хороший друг Дэйви просто... хорошо проводим время. Хорошо проводим время в... — я осматриваюсь и начинаю смеяться, — что бы за город это ни был. Но вы нам мешаете. Так что... Так что я хочу сказать... — я выдерживаю драматическую паузу, пока меня не пробирает смех, — что вы можете у меня отсосать. Дэйви воет от смеха, кладет руку мне плечо, невнятно произносит: — Клево, чувак, клево! Я вытираю глаза и безудержно смеюсь. Смотрю на копов и хмурюсь. — Эй, а наручники вам зачем?***
Пит всучает мне мои солнечные очки, и я надеваю их, мне нужно что-то, что защитило бы меня от солнечного света. Пит ведет меня, держа за плечо, и в моем пересохшем горле умирает простое "спасибо". Меня тошнит, всё болит после ночи, проведенной на тюремных нарах. Мой живот горит от выпитого мной вчера алкоголя, даже сильнее обычного. — Ты пропустил саундчек, но на концерт успеваешь, — Пит улыбается дружелюбно и уверенно. Снаружи нас ждет машина, Пит вручает мне стаканчик с кофе. Он черный, я морщусь. — Он тебя протрезвит, — объясняет он. Дает мне обезболивающее. Когда мы добираемся до концертного зала, я плетусь за Питом, желая пойти спать. Работники концертного зала и участники группы разогрева машут мне и здороваются с заметной долей любопытства. Все знают, что я был в участке. Все знают об огромной поисковой операции. Я не знаю ничего, я был в отключке. Гримерка погружается в тишину, когда входим мы с Питом. Я медленно снимаю очки, кладу их в карман. Спенсер стоит у зеркал. Брент и Джо сидят на одном из диванов. На столе лежит недоеденная еда, при виде которой мой живот урчит. Понятия не имею, когда я ел в последний раз. — Итак, Райан вернулся, в целости и сохранности. Нам не нужно отменять концерт. Всё хорошо, — спокойно объявляет Пит. — Тебе что-то нужно, Рай? — Картошку фри? — с надеждой спрашиваю я. — Уильям? — просит Пит. — Уже иду, — немного неохотно отвечает Уильям и выходит из комнаты. Я подхожу к свободному дивану и сажусь, допивая кофе и борясь с адским похмельем. Все смотрят на меня. Брендон в дальнем углу, тихо начищает бас Брента. — Как насчет, эм... душа? — предлагает Пит, протягивая мне сумку с туалетными принадлежностями. Я чищу зубы добрых пять минут, избавляясь от слоя дерьма, которое я ощущал в своем рту. Смываю с себя сигареты, алкоголь, Дэйви — хороший парень, правда — предыдущий концерт, затхлый запах мочи, который стоял в тюремной камере. Пит достал чистые вещи из моей сумки, и я надеваю черные джинсы, коричневую рубашку на пуговицах и накидываю сверху жилетку. Парни о чем-то спорят, но, когда я выхожу из ванной, тут же затихают. На столе у одного из диванов стоит полная тарелка картошки фри, я сажусь и начинаю жевать. Блять, я умираю с голоду. — Какой сегодня сет-лист? — отвлеченно спрашиваю я, и Энди передает мне маленький клочок бумажки со списком песен, написанным неразборчивым почерком Спенсера. Быстро просматриваю его. — Парни, вы точно хотите играть Go to the City после Alienation? Думаю, это будет немного неправильно, — я вопросительно приподнимаю бровь. Мои согруппники неверяще смотрят на меня. Напряжение взрывается, когда Джо вскрикивает: — И это всё? Это всё, что ты, блять, хочешь сказать?! Пит вмешивается: — Мы говорили об этом, ребята! Так бывает! Это не так уж и важно! Важно то, что теперь всё в порядке! — Его, блять, арестовали! Мы так и будем сидеть и притворяться, что это нормально?! — возмущается Джо и встает, пронзая меня холодными голубыми глазами. — Слушай, я бухаю и принимаю наркотики, как и все остальные, но я никогда не пропадаю и не подвергаю риску концерты! Весь этот тур мы молчали, будто мы не знаем, но с меня хватит! Мы знаем, чувак! Ты не можешь справиться с ебаным давлением! Ты просто не можешь быть профессиональным музыкантом... — То есть, ты говоришь, что я не профессионал? — спрашиваю я. Джо замолкает, всё ещё указывая на меня пальцем. — По крайней мере, я не веду себя так, будто я величайший дар музыки со времен Элвиса Пресли. Думаешь, все эти люди пришли, чтобы на тебя посмотреть? Музыка — вот что важно! Ебаная музыка, Джо! Но твое эго раздулось настолько, что ты кроме него ничего не видишь больше! Ты любишь себя больше, чем эту группу или музыку, и мне приходится с этим мириться! Если я и выхожу пьяным на сцену, то посмотри в зеркало и спроси себя, почему! — О, так это моя вина?! Кому-то нужно развлекать публику, и угадай что? Ты этого не делаешь. Если только не считать развлечением твое отношение, твое мученичество, этот твой акт исчезновения, а потом возвращение и нытье по поводу сет-листа, когда ты прекрасно, блять, знаешь, что мы долго сидели над этими треками, как и каждый вечер! — Просто успокойтесь, — говорит Брент. — Нет! — кричит Джо, пока я неверяще смотрю на Брента. — Успокоиться? — изумленно повторяю я. — У тебя ещё хватает духу говорить мне, что делать, ебаный предатель. — Так, тайм-аут! — орет Пит, Брент удивленно смотрит на меня. — Я ещё не закончил! — возражает Джо. — Ты, блять, ушел прошлой ночью! Мы обзвонили местные больницы, думали, может, ты просто кинул нас и уехал отсюда на первом попавшемся автобусе! Думали, что тур окончен! Или что, может, ты валяешься где-то, захлебываясь собственной рвотой! Ты не можешь просто взять и уйти, урод высокомерный! Я встаю так резко, что тарелка с фри опрокидывается, когда я задеваю стол. — А ты бы хотел, чтобы я ушел, да? Может, тогда ты мог бы петь и изображать фронтмена моей группы! — Эта группа общая! Она не твоя, чувак! Блять! Спенсер громко вздыхает. — У нас правда нет на это времени. — О, будто тебе не насрать, — гневно выплевываю я. — Прошу прощения? Я же здесь, так? Не гони на меня, Райан. Я, блять, так много пожертвовал ради этой группы. — Боже мой, опять вся эта хрень с Хэйли! — смеюсь я. — Вот тебе совет: забудь. Вся эта грустная щенячья история потеряла свое очарование месяцы назад! Она использовала тебя! Она, блять, использовала тебя, а ты всё ещё считаешь её любовью своей жизни! Проснись и пойми всё это дерьмо наконец! — Ты не имеешь права так со мной разговаривать! Ты ничего о ней не знаешь, и если ты сейчас же не прекратишь, клянусь богу, я... — Я тебя умоляю, — фыркаю я. — Я пиздец как устал, что к тебе требуется особое отношение! — рявкает Джо. — Я уже по горло сыт этой твоей отдельной комнатой в автобусе, твоим поведением, будто ты самый святой, что тебе сходит с рук вся твоя хуйня! Спенсер, может, и пользуется этой своей грустной историей, но это уж куда лучше твоего мученичества! Оглянись! Мы все это понимаем! А ты нет. Ты просто не понимаешь. — Окей, ладно, — спешно произносит Пит, — давайте выплеснем всю негативную энергию наружу! Хорошо, хорошо! — Я пытаюсь наслаждаться пребыванием в этой группе, но ты делаешь это практически невозможным, — заявляет Джо. — Тогда я ухожу, — отвечаю я. — Воу! Слишком много негативной энергии! — говорит Пит в легкой панике. — Ну и уходи! Ты хотел сделать это ещё в прошлом году! — огрызается Джо. — И наконец-то сделаю это. Удачи с покорением мира без меня, — выплевываю я и выхожу, дверь с размаху бьется об стену. Пит кричит, что нам всем нужно успокоиться и что никто не уходит из группы, но я ухожу. С меня хватит. Один из звукооператоров проходит мимо меня и говорит: — Йоу, Райан, сорок минут до выхода на сцену! — Поднимает большие пальцы вверх. Я слышу публику, которая меня так и не увидит. Дохожу до нашего автобуса, но понимаю, что внутрь войти не могу. Матерюсь и пинаю автобус. Ну и ладно, мне не нужны мои вещи. Доберусь до Лос-Анджелеса автостопом, если придется, или угоню машину, или ещё что. Смотрю на пропуск, висящий на шее, и быстро снимаю его. Бросаю его на землю и топчусь на нем. Сволочи, сволочи, сволочи... — Очень по-взрослому. Брендон опирается спиной на автобус, скрестив руки на груди. Он изогнул бровь и выглядит крайне невпечатленным. — Чего тебе? — огрызаюсь я. — Удостоверяюсь, что ты не уходишь. Приказ Пита. Он разбирается с проблемами на другой стороне. — У тебя есть ебаный ключ от этой штуковины? Брендон шарит по карманам и вытаскивает связку ключей, а я жестом показываю ему открыть сраный автобус. Он слушается, и я спешу внутрь, через гостиную, спальный отдел, к своему гнезду. Останавливаюсь и осматриваюсь. — Блять! — стону я. Мои вещи в отеле. В автобусе у меня есть одежда, книги и наркотики, но некуда всё это сложить. И я хотел бы забрать свои гитары, всё свое оборудование, до последнего сраного гитарного зажима. Это мои вещи, а не их. Я смогу как-то это всё унести. Брендон пошел за мной, и я протискиваюсь мимо него в гостиную, где нахожу полиэтиленовый пакет. Брендон всё ещё стоит у двери, когда я возвращаюсь и начинаю собирать свои вещи. — Не отговаривай меня! Я всё решил! — рявкаю я, хоть он вообще ничего не говорил. Но он закрывает дверь, возможно, думая, что может запереть меня здесь, пока не придет Пит и попытается заставить меня передумать. Засовываю рубашки в пакет. Брендон кладет руку мне на плечо, я пытаюсь вырваться. Но он силен, он внезапно прижимает меня к стене рядом с дверью. Я растерянно смотрю на него. Его взгляд порхает по моему лицу, его карие глаза темнее обычного. — Отвали, — рычу я и пытаюсь его оттолкнуть, но он снова прижимает меня обратно к стене. Из моих легких пропадает весь воздух. Брендон подается вперед и целует меня. У меня внутри что-то переворачивается, меня охватывает обжигающее желание поцеловать его в ответ. Его губы на моих, агрессивные и требовательные, заставляют мой рот открыться. Я, не думая, отвечаю, горячо атакуя его рот, всё ещё чертовски злой. И вот опять. Блять, я... Наши языки беспардонно борются, по моему позвоночнику словно проходит разряд электричества. Я грубо отталкиваю его от себя, и он пятится назад. — Не смей, — приказываю я, но он делает шаг ко мне. — Я не такой. Не по этим делам. — Я и не говорил, что ты такой, — говорит он просто, голос неровный, зрачки расширены. Облизываю губы, пытаясь восстановить самообладание. Нахуй всё. Хватаю его за футболку и притягиваю его обратно для поцелуя, наши языки соприкасаются. Его руки тут же оказываются на моем ремне, расстегивают его. Он шепчет: — Можешь возбудиться для меня? — Это бессмысленный вопрос, потому что мой член был крайне заинтересован ещё когда наши губы впервые встретились. Он накрывает ладонью мой наполовину вставший член и ухмыляется мне в губы. — Хорошо. Нет, это пиздец как плохо. А потом он стягивает с меня джинсы. На мне нет белья. Я замираю, чтобы осознать всё это, но он мягко кусает линию моей челюсти, а потом опускается на колени. Он же не... Парни ведь не делают такого друг с другом, так что он ни в коем случае не... — Ты красивый, — говорит Брендон, обращаясь то ли ко мне, то ли к моему члену. Он проводит пальцами по всей длине, одной рукой сжимая у основания. Я прикусываю губу, чтобы не простонать. Другой рукой он поглаживает внутреннюю часть моего левого бедра, что невероятно отвлекает. Мягкими губами он обхватывает головку, языком лаская уретру. Я рычу, пытаюсь восстановить дыхание, мои кости словно тают. Он вбирает больше своим влажным ртом, в этом чувствуется его умение. Он начинает жестко отсасывать, и мои руки перемещаются к его коротким мягким волосам. Окей, ладно. Я могу это пережить. Я могу... Нет. Блять, блять, что я творю? Он берет глубже. Боже, у него потрясающий рот. Мое тело расслабляется, внизу живота пылает огонь, а всё тело кажется сверхчувствительным. Я хотел, чтобы он встал передо мной на колени, что он и сделал. Чёрт, он такой горячий. Как только я начинаю думать, что привык к его ритму, он убирает руки и вбирает мой член полностью. — Чёрт, — шиплю я, сильнее сжимая его волосы. Ебаный пиздец. Его голова монотонно двигается, вбирая мой член глубже, потом назад, потом ещё глубже. Я в изумлении пялюсь на него, у него закрыты глаза, видны длинные ресницы на фоне покрасневших щек. Его блестящие от слюны губы сомкнуты вокруг моего члена. Я пытаюсь вспомнить, как дышать. — Блять, — практически скулю я, прижимаясь затылком к стене. Он открывает глаза и смотрит на меня, я сглатываю, когда во мне неистово разгорается огонь. Обхватываю его за голову обеими руками, и он не возражает; я пытаюсь двигать бедрами в такт его движениям. Мой член просто проскальзывает в его мокрый и горячий рот, и он совсем не давится. Его руки лежат на моих бедрах, впиваясь ногтями в кожу. Я осторожно двигаю бедрами, и он принимает мои толчки ртом, мой толстый член скользит между его опухших губ. Мое дыхание сбивается, а тело дрожит. Блять, блять, блять, так хорошо. Руки Брендона перемещаются на мой зад, сильно сжимая, и я издаю беспомощный стон и начинаю трахать его рот с ещё большей силой. В моей голове вспышками проносится желание, пока Брендон стоит передо мной на коленях. В моем сознании всё ещё эхом отдаются отрывки ссоры, и что они не понимают, никто не понимает. Но Брендон может понять. Он стоит передо мной на коленях, с моим членом во рту, и он может понять. Но он отстраняется, отталкивая мои руки от своей головы. Его волосы растрепаны, глаза широкие и темные. Мой член выскальзывает из его рта, его порозовевшие мокрые губы опухли. Он кладет ладонь на основание моего члена, проводит по нему несколько раз, отчего у меня пальцы на ногах скручивает. — Ты хорош на вкус, — шепчет он, влажными губами касаясь головки моего члена. Его губы чертовски мягкие. Его голос срывается и полон желания, и до меня доходит, насколько он возбужден от всего этого. Блять, так не должно быть. У меня, по крайней мере, есть оправдание, что мне отсасывают, и конечно же я кончил бы, независимо от того, кто это делал. Даже если это парень. Но Брендона заводит мой член у него во рту, и я никак не могу понять, в чем прикол, что его так возбуждает. Брендон оставляет жадные влажные поцелуи по всей длине моего члена. Черт, будто он боготворит каждый дюйм моего тела. Он проводит по члену языком, а потом снова обхватывает губами опухшую, сочащуюся смазкой головку. Я издаю стон, бедра тут же дергаются вперед. Он стонет в ответ, и этот звук дрожит вокруг меня и отдает в мой позвоночник, а потом он снова вбирает мой член полностью, положив руки на мои бедра. Мне не потребовалось много времени, чтобы кончить. У меня не было недотраха, но почему-то так получается. Наконец он там, где я хотел, чтобы он был ещё с дюжину концертов назад, и ему это нравится. Я знал, что ему понравится, но не представлял, насколько это понравится мне. — Брендон, черт возьми, — хриплю я. — Я сейчас кончу, сейчас кончу... Он отстраняется, обхватывает пальцами основание и начинает подрачивать быстрыми движения, посасывая головку и лаская языком уретру. Я кончаю, содрогаясь всем телом, ускоряясь и двигая бедрами, всё ещё держа его голову. Мой член подрагивает, и Брендон стонет, двигая языком, глотая. А я кончаю и кончаю и... — Бляяять, блять, — выдыхаю я, наконец останавливаясь. Я отпускаю его, полностью разбитый. Он подается назад, мой опавший член выскальзывает из его рта. Он оставляет легкие влажные поцелуи на животе, где мышцы всё ещё подрагивают, и проводит языком по бедру. Мои руки повисли вдоль тела, я опираюсь на стену, ища опоры, пытаясь успокоиться. Колени подкашиваются. Его рот. Черт возьми, его рот. Брендон застегивает мою ширинку и ремень, а потом встает. Его щеки покраснели, и я хватаю его и притягиваю для поцелуя. Его губы всё ещё влажные, он отвечает, горячо и мягко. Я чувствую вкус себя на его языке и губах, и чувствую на нем запах себя, смешанный с его запахом в какой-то извращенной форме. Его эрекция упирается мне в бедро. От этого во мне зажигается легкая искра паники, но, в то же время, внутри меня что-то сжимается от возбуждения. Что-то новое, что-то, чего мне не следует делать. Брендон разрывает поцелуй, но мы всё ещё соприкасаемся лбами и носами. Нам обоим одинаково не хватает дыхания. — Ты пойдешь в зал и выйдешь на сцену. Ладно? — шепчет он. Его тон решительный, но мягкий, и я осознаю, что киваю. — Ладно, — если он так говорит. Ладно. — Хорошо, — произносит он с легкой улыбкой, снова целует меня, и я с жадностью притягиваю его ближе. Если мы продолжим целоваться, у меня опять встанет, и в этот раз я не смог бы кончить так быстро, не после всего этого. Ни за что. Я прерываю поцелуй и прижимаюсь лицом к его шее, вдыхаю его запах, повиснув на нем. Мне нужно его отпустить. Всего лишь сраный минет, нужно взять себя в руки. Сейчас. Ладно, вот сейчас. Блять. Раз, два, три... Мы отрываемся друг от друга, Брендон вытирает свои опухшие и влажные губы. — Твоя одежда, — говорит он, и я растерянно опускаю взгляд, мозг не работает. Начинаю поправлять помятую рубашку и жилетку, понимая, как очевидно всё это было бы для других. — Мне нужна минута, — хрипло произносит он. Мой взгляд останавливается на его паху. Вижу очертания его члена через джинсы. — Да, конечно, — я сглатываю, мне интересно, собирается ли он дрочить — скорее всего да — позволил ли бы он мне посмотреть, захотел бы я? И я тут же впадаю в ступор, но как только я заставляю себя выйти, становится легче. Выхожу из автобуса и выдыхаю, только сейчас понимая, что я задерживал дыхание. Блять. Мой пропуск за кулисы всё ещё лежит на земле. Поднимаю его трясущимися руками и надеваю на шею.***
Брендон справляется с этим лучше меня. Я не притворяюсь, что ничего не было, но и не планирую позволить кому-то ещё узнать об этом. Брендон же ведет себя так же, как и до этого. Я пытаюсь делать так же, но мои мысли настолько запутались, что у меня не выходит. Парни думают, что это из-за ссоры. Мы все бормочем неискренние и вымученные извинения, а Пит хлопает нас по плечам, убеждая нас, что мы нужны друг другу. Единственное, о чем я жалею, это то, что я сказал Спенсеру. Я не могу злиться на него просто потому что мы выросли врозь. Он не сделал ничего такого, что сделали Брент и Джо. Я пытаюсь извиниться, но он отталкивает меня. Мы добираемся до Питтсбурга вместе, но в автобусе стоит оглушающая тишина. Брент на пальцах считает дни до нашего перерыва. Я не напивался с той ночи, как меня арестовали, когда на следующий день Брендон... Это происшествие мне легче переживать трезвым. Или, может, мне просто стыдно перед парнями. Я же не совсем бессердечный. Я исчез, а они испугались. Но у меня были на это причины. У меня было право. Спенсер помогает роуди на сцене, когда я подхожу к нему. — Так мы сегодня едем в Цинциннати? — спрашивает он Брендона, и он кивает. — Как долго туда ехать? Брендон потягивается с задумчивым видом, подняв руки. Его футболка задирается, немного обнажая живот. — Около шести часов? — я смотрю на косые мышцы его живота. — Если мы постараемся уехать где-то в полночь, — задумчиво произносит Спенсер. — К чему спешка? — спрашиваю я его, и он вздрагивает, до этого не подозревая, что я стою рядом. — Я думал, у нас выходной послезавтра. Какого хрена делать в Цинциннати? Спенсер пожимает плечами, а Брендон снова берется за сборку ударной установки. — Можно с тобой поговорить? — спрашиваю я Спенсера, который медлит перед ответом, но неохотно кивает. Мы отходим к краю сцены, и я понижаю голос: — Слушай, прости за то, что я тебе наговорил. Я не то имел в виду, ты же знаешь? Я просто злился. — Конечно, — кивает он. — Ты всё ещё мой лучший друг, несмотря ни на что, — добавляю я с долей отчаяния. — Я бы хотел... поговорить с тобой. Когда у тебя будет время, — у нас обоих есть время прямо сейчас, но он снова просто кивает. — О чем ты хочешь поговорить? Мой взгляд останавливается за плечом Спенсера, на Брендоне, который теперь оживленно болтает с Уильямом и громко смеется. С трудом отрываю от него взгляд. — У меня просто... такое чувство, что меня затягивает в это. И я не знаю, правильно ли это, потому что, что бы я себе ни говорил, я просто знаю, что добром это не кончится. Но, несмотря на это, я хочу этого. Вообще-то, это немного пугает, — я нервно смеюсь, но Спенсера это, кажется, не трогает. — Конечно, когда будет время, — он пожимает плечами, завершая разговор. Я понятия не имею, как помириться с ним. Наверное, я просто не могу. Я снова пересекаю сцену, и Брендон говорит: — Привет. — Я останавливаюсь как вкопанный, слишком хорошо осознавая, что вокруг нас есть люди. Он устанавливает педальную тарелку, сидя на стуле Спенсера за установкой. — Ты в порядке? — Да, конечно, — делаю паузу. — Ты? — Отлично, — улыбается он. Я не избегал его, как после поцелуя в Оттаве. Мы не говорили об этом, но только потому, что у нас не было возможности. Брендон медленно осматривает меня сверху вниз, и я чувствую тепло на шее. — Что? — Просто ты... — он прикусывает нижнюю губу и посмеивается. — Просто ты хорошо сегодня выглядишь. Очевидный флирт. Нужно валить, пока не стало ещё хуже. — Ты тоже, — небрежно говорю я. Флиртую в ответ. Боже, моя мать, должно быть, случайно ударила меня головой обо что-то, когда я был ребенком. — В Цинциннати мы останавливаемся в отеле. Это здорово, — отмечает он. — Всяко лучше, чем так долго торчать в автобусе. — Полностью согласен. Эй, эм, когда мы приедем, я мог бы заглянуть в твой номер, — предлагает он. — Просто посидеть или ещё что. Или ещё что. — Эм, да, не знаю, какое у нас будет расписание, но, ээ, я скажу тебе, когда узнаю? — Ладно, — говорит он, и я пытаюсь понять, злится ли он. Вроде бы нет. — Но, скорее всего, у меня будет время, — быстро говорю я. Он улыбается. Улыбаюсь в ответ и отхожу, стараясь не обращать внимания на то, что у меня закололо в кончиках пальцев. Какого хрена я творю?***
Я, наконец, понимаю, почему парни расстроились, когда мы приезжаем в Цинциннати. Спенсер просто пропадает. Большинство из нас спали, когда он ушел, но Брендон вел автобус, и он говорит, что Спенсер ушел как только мы приехали, поймал такси и исчез. Спенсер сказал ему передать нам, что он вернется позже. — Теперь я понимаю, почему вы так злились, — говорю я Джо, который сжимает зубы и осматривается вокруг, будто ищет нож, чтобы вскрыть себе вены, потому что он устал от этой группы. — Этого можно ожидать от тебя, даже от Брента, но Спенсер?! Он уже пропустил саундчек! Нам выступать через два ебаных часа! — жалуется Джо, нарезая круги по гримерке. — Всё, я точно ухожу из этой группы. — Джо, просто сядь, выпей, нюхни героина, — спешно предлагает Пит, усаживая Джо. Тот стонет, и Пит начинает массировать ему плечи круговыми движениями. — Я найду его, не волнуйся. По радио играет песня Creedence Clearwater Revival, и Брендон тихо подпевает. — Ах, как же ты идёшь, ах, как же ты поёшь, — бормочет он своим идеальным голосом, оказывая удивительно успокаивающий эффект на всех нас. Во мне борются два чувства: тревога и нервозность. Пропажа Спенсера и предстоящая ночь в отеле. Всё катится к чертям, наваливается на меня, и я не могу ничего из этого остановить. Брендон смотрит на меня, в его взгляде виден жар. Он хочет меня. Я знаю это. Я не могу об этом сейчас думать. Мне нужно сосредоточиться. Кроме того, я и не собираюсь делать ничего такого. Может, я позволю ему отсосать мне ещё раз, но не больше. — Я пойду поищу его. Мало ли что, — произносит Энди. Когда он выходит из гримерки, я понимаю, что он просто хочет быть подальше от всего этого напряжения. — Малыш, я люблю тебя, — поет Брендон, постукивая по бедру в ритм песне, — Сьюзи Кью. Я замираю. Моргаю. Блять. — Скоро вернусь, — быстро говорю я остальным и бегу догонять Энди. В итоге я нахожу его в столовой, он курит косяк с басистом из группы разогрева. — Энди! Чувак, бля, помнишь, когда мы были в, ээ... Торонто! Помнишь Торонто? — Смутно, — подтверждает он. — Помнишь, мы отправляли открытки? — торопливо продолжаю я, и он заинтересованно вскидывает бровь. — Спенсер отправлял открытку! Для Сьюзи Смит в Цинциннати! Его двоюродная сестра? Ты приклеивал марки, помнишь? Выражение его лица проясняется. — Помню! Дай мне минуту... Подожди... — он закрывает глаза, и я задерживаю дыхание. У него фотографическая память. Он наверняка прочел строчку с адресом. Он должен был. Энди открывает глаза. — Элайза Стрит, дом 3. — Ты уверен? Ты, блять, уверен? Энди утвердительно кивает, и я чувствую облегчение. — Скажи им, что я пошел за Спенсером, ладно? — прошу я его, глазами ища знак выхода. — А что, если его там нет, чувак? — спрашивает он, когда я уже направляюсь к выходу. — Лучше бы ему там быть, блять! — говорю я, и Спенсер будет там. Я знаю его целую вечность. Я знаю его. Но когда двадцать минут спустя такси останавливается на Элайза Стрит, дом 3, я больше не уверен в этом. Это маленький уютный домик, окруженный такими же маленькими уютными семейными домиками. Я выхожу из машины, чувствуя себя как сатанист на воскресной мессе. На почтовом ящике у подъездной дорожки написано "Смиты". Значит, это правильный адрес. Если Спенсер хочет навестить семью, то это круто, но не так круто просто исчезать. Я решительно поднимаюсь по ступенькам, нажимаю на звонок. Может, они и меня пригласят на ужин, раз уж я, технически, являюсь членом семьи для Спенсера. Я не ел домашней еды ещё с Чикаго, когда Кэсси приготовила что-то для нас с Джоном. Но я всё же собираюсь наорать на Спенсера, а потом потащить его за собой, прежде чем мы все окончательно сойдем с ума. Дверь открывает молодая девушка с широкой улыбкой, на ней надет фартук, на плечи опускаются её блестящие каштановые волосы, и мой голос умирает у меня в горле. Она видит меня и замирает. Она бледнеет, выражение её лица из дружелюбного превращается в вопросительное и шокированное. Что она здесь делает? — Райан, — выдавливает из себя Хэйли взволнованным голосом. — Привет, — выплевываю я. Прохожу внутрь без приглашения. — Думаешь, это, блять, смешно? — рычу я, разворачиваясь, чтобы посмотреть на нее, и бывшая девушка Спенсера не может найти слов. Я окидываю взглядом маленькую прихожую, рассматривая фотографии на стенах — Спенсер и Хэйли, её родители... А потом. Потом ещё одна фотография Спенсера и Хэйли. Он в смокинге. Она в белом платье. Держит букет красных роз. — Какого хрена тут происходит? — изумленно спрашиваю я. — Дорогая! — голос Спенсера доносится из соседней комнаты, и пока Хэйли слишком напугана, чтобы пошевелиться или даже заговорить, я иду на звук. Захожу в ярко-желтую кухню, здесь пахнет яблочным пирогом. Спенсер стоит спиной к двери, его спутанные и грязные волосы торчат в разные стороны, всем своим обличием он не вписывается в эту картину. — Посмотри, как легко твой муж справляется с кормлением нашей маленькой девочки! — Что? — тихо шепчу я. Спенсер оборачивается и видит меня. Он держит новорожденного младенца, в его руке бутылочка с молоком. Его глаза округляются, рот открывается. Ребенок начинает плакать. Мой лучший друг словно онемел. Как и я.