The Heart Rate of a Mouse, Vol.1: Over the Tracks

Матрас, на котором я лежу, отпружинивает, потом я слышу приглушенные голоса, но я не обращаю на них внимания. Придя в себя, первые секунды я занят осознанием того, как у меня стучит в голове и как болят уставшие конечности. Я немного потягиваюсь, ощущая приятное тепло постели и игнорируя звуки открывающейся и закрывающейся двери, после чего снова становится тихо. Матрас прогибается, одеяло сдвигается, а потом чьи-то ноги касаются моих. Это не стройные или гладкие ноги. Не женские. Я заставляю себя открыть один глаз. Со мной под одеялом Брендон, устроившийся на одном локте. Он смотрит на меня сверху вниз, каштановые волосы торчат во все стороны, он выглядит тепло и мягко, даже если на его шее красуются жестокие следы от укусов. Он выглядит так, будто у него был хороший секс, и ему это чертовски идет. — Тебе стоит ещё поспать, — шепчет он, протягивая руку и убирая волосы с моего лба. — Хмм, — выдавливаю я, поворачиваясь на спину, беру его за руку и тяну, и он понимает намек и ложится, прижимаясь ко мне сбоку. Боже, он так божественно обнажен. Я не удивлен тому, что он здесь. Даже во сне, я знал о его присутствии, знал, что я сделал. Тусклый утренний свет проходит через окна. Из того, что я вижу, мы превратили комнату в сплошной беспорядок. Ему, кажется, приятно потираться носом о мою ключицу, а я слишком устал, чтобы шевелиться. Ха. Это приятно. — Мы переспали? — сонно спрашиваю я. Я знаю, чем мы занимались, но у меня провалы в памяти. Брендон поднимает голову и изгибает бровь, глядя на меня, будто ответ на мой вопрос очевиден. — Я имею в виду, я трахнул тебя? — говорю я, немного закатывая глаза. — Нет. Я его не трахнул. Какой я молодец. Потираю лицо ладонью, пытаясь стереть с себя остатки сна, но это сложно, когда рядом со мной он, такой теплый и надежный. Живот неприятно скручивает из-за бурлящего и горящего там алкоголя. Боже, с каких пор у меня появились такие отходняки? Нужно снова начать пить, чтобы не чувствовать себя так на следующее утро. — Где другой? — спрашиваю я, только сейчас осознав отсутствие того парня. — Я отправил его домой. — Это хорошо, — вздыхаю я. Я чувствую на своей коже запах этого парня. И запах Брендона тоже. Воспоминания начинают заполнять мой разум — руки, рты, стоны, прикосновения. Он с недоверием смотрит на меня. — Ты считаешь, что у нас вчера не было секса? — Нет, если мы не трахались друг с другом, — отмечаю я, игнорируя, что это — то, как мы вдвоем лежим сейчас в постели, прижимаясь, касаясь друг друга, — кажется намного важнее и значительнее, чем секс. Он сильнее прижимается ко мне, и я позволяю своим пальцам поглаживать его левую ключицу, а потом замечаю синяки на его шее. Наверное, тот парнишка. Они любят так делать — помечать людей, с которыми они переспали. Боже, надеюсь, меня он не пометил. Хотя шея не болит. Брендон спрашивает: — Как насчет того, когда он стоял на четвереньках, отсасывая мне, пока ты имел его сзади? — У меня в голове тут же появляется полная картина. Я помню это. — Это мы не занимались сексом? — Мы же не заставили друг друга кончить, — с трудом отвечаю я, пытаясь контролировать волну желания, которую теперь перекрывает легкая тошнота. Я сказал парням, что между нами с Брендоном всё кончено, я сказал то же самое ему, и, по большей части, я сказал это самому себе. А потом я делаю это и не жалею об этом. Я даже не могу заставить себя притвориться, что жалею. — А как насчет того, когда он трахал меня, пока ты дрочил мне? То, как мы целовались? — продолжает он, и то, как он описывает события прошлой ночи, ну никак не может не возбудить меня. Он пристально рассматривает мое лицо. — Знаешь, ты ведь никогда раньше не дрочил мне. — Это всё равно не считается, — говорю я, вспоминая, как его член истекал смазкой в моей ладони, и боже, он был так возбужден. — Но что, если наблюдение того, как тебе отсасывали, довело меня до края? — теперь медленно спрашивает он хищным голосом. Я чувствую, как он возбуждается. Он проводит теплой и мягкой рукой по моей груди, опускается к животу под одеялом. — Как твой длинный толстый член скользил между его опухших губ... — Кончики его пальцев касаются моих лобковых волос, но он не опускает руку ниже. Я стараюсь держать себя в руках, вспоминая, как он трахал того парня, пока тот отсасывал мне. — Ты никак не мог этого видеть оттуда, где стоял. Он грязно улыбается мне. — У меня живое воображение. Хотя кое-что мне не приходилось воображать, например, твой открытый рот, то, как ты сжимал в кулаке его волосы, притягивая его голову ближе... — Ты очень возбужден по утрам, — говорю я, задыхаясь. — Бывает, если со мной в постели ты, — парирует он, подаваясь вперед, и он звучит так чертовски сексуально. — Брендон, — предупреждающе говорю я, но он, кажется, только рад меня игнорировать. Его губы касаются моих, наши носы соприкасаются. Его рука переместилась к основанию моего члена и явно намеревается продолжать. — Я приказываю тебе остановиться, — шепчу я ему в губы. — Ты всегда говоришь мне остановиться. Мы оба знаем, что это не то, чего ты хочешь. Мой рот открывается при контакте, а пальцы путаются в его волосах, когда я притягиваю его, тут же углубляя поцелуй. Он упирается в меня стояком, и в этот момент нет ничего, чего я не хотел бы с ним сделать, запереть дверь, игнорировать весь мир, и просто оставить его здесь, скрытно и в тайне. Я заставляю себя забыть о последствиях. Всегда есть последствия. Его рука опускается ниже, берет мой член. То, что в его движениях нет никакой нерешительности, говорит о том, что он уже привык это делать, но потом он судорожно выдыхает мне в рот, будто это сводит его с ума, как и в первый раз. Его поцелуи глубокие и медленные, и я проталкиваю свой язык, чтобы коснуться его. Он плавно ласкает мой член, скорее просто будто здороваясь с ним, чем пытаясь по-настоящему подрочить. Это приятно, в каком-то роде, и это творит чудеса с моим похмельем. Ленивые утренние поцелуи, неторопливый секс, каким можно заниматься с человеком, который для тебя что-то значит. Я позволяю своим губам исследовать его шею, покрывая поцелуями синяки. — Знаешь, ты выглядел так горячо, трахая того парня, — говорю я ему, наслаждаясь тем, как он выдыхает, когда я посасываю его кожу. Боже, он правда выглядел так горячо, его бедра резко дергались вперед, когда он был близок... — Как и ты, — стонет он. — Хотя, — говорю я, отстраняясь и расслабляясь на кровати, — наблюдать за тем, как он трахал тебя... — я замолкаю, не находя слов для того, чтобы описать, что это делало со мной. Брендон стаскивает с нас одеяло и садится на меня верхом. Мой разум отключается, когда я смотрю на него: идеальная загорелая кожа с несколькими синяками, возможно от моих рук, или от чьих-то ещё, гладкая грудь, плоский живот, достаточно мускулистый, чтобы было на что посмотреть, выступающие бедра, покрасневший твердый и гордо стоящий член. Его руки лениво скользят по моей коже, пальцы обводят мои соски, а потом порхают по ребрам. Нет совершенно никакой спешки, и я протягиваю руку, чтобы коснуться его члена, пальцами поглаживая по всей длине, а потом ниже, накрывая его яички. Он прикусывает нижнюю губу и двигается навстречу моей руке, с любопытством глядя на мою эрекцию. Я полностью сосредоточен на нем, а он, кажется, потерялся в рассматривании меня. Моя рука перемещается дальше, по промежности, пока мой указательный палец не прижимается к его входу. Там ещё немного влажно с прошлой ночи, и он проглатывает всхлип. Хотя, кажется, это его не особо отвлекает, потому что он всё так же пристально смотрит на мой стояк. Я сдаюсь и убираю руку, вскидывая бровь из-за того, как он смотрит на мой член. — Что ты там делаешь? — Изучаю, — отвечает он, поглаживая ладонью мою плоть. — Твой член немного изгибается влево. Только сейчас заметил. — Очаровательно, — отмечаю я, и когда он широко улыбается мне, я тяну его за запястье и переворачиваю нас на кровати. Волосы падают ему на глаза, и я убираю их, рассматривая черты его лица, его идеальный рот и пухлые губы. — Привет. — И тебе привет, — отвечает он неотразимым голосом. — А сейчас мы занимаемся сексом? — Совсем немного, — поправляю я, наклоняясь для поцелуя. К моему удивлению, он тут же берет контроль в свои руки. Он переворачивает нас, нависая надо мной и оставляя влажные поцелуи на моей коже везде, где только может. Я подставляю для него шею, и когда он кусает меня, я даже не говорю ему остановиться. Его губы на моей шее адски отвлекают, горячие, теплые и доминирующие. Я поворачиваю голову, чтобы поймать его губы, и он с жадностью отвечает. — Боже, я так хочу, — хрипло произносит он. — Чего? Серьёзно, здесь нам некого злить, за стеной нет ни Брента, ни Спенсера, ни Джо, и это не тесное гнездышко в автобусе. Мои соседи и так меня ненавидят, так что плевать, если мы разбудим их шумом. Он должен сказать мне, чего он хочет, и я сделаю это. Всё же он прав: прошлой ночью у нас был секс. А раз мы уже нарушили правила, то этим утром я хочу попытаться удержать нас под этими чарами как можно дольше. Он стонет мне в рот, вжимая меня в матрас. — Хочу трахнуть тебя. Я мгновенно замираю, широко открыв глаза. Брендон отстраняется, его губы опухли и покраснели. Чувствую его дыхание на своих губах. — Тебе стоит позволить мне. — Нет, не стоит, — возражаю я, мне чертовски тяжело дышать. Нет, ни в коем случае я не позволю ему сделать это со мной. — Я бы сделал тебе так хорошо, — шепчет он, влажными губами касаясь моих. Мои глаза закрываются, когда он ложится на меня, придавливая своим весом. — Ты когда-нибудь ласкал себя пальцами? — Нет, с чего бы? — спрашиваю я немного оборонительно, чувствуя, как у меня горят щеки. Он всё так же оставляет поцелуи на моих губах, в уголке рта, томно, горячо, не заходя дальше. Я пытаюсь поймать его губы, чувствуя себя опьяненным. Его эрекция прижимается ко мне, и, по какой-то причине, его член внезапно кажется мне больше, чем он есть на самом деле, и это ну никак туда не войдет. — Я с ума схожу, когда ты ласкаешь меня пальцами, — хрипло говорит он, из-за чего у меня внутри что-то обрывается. — Твои пальцы... Боже, одна только мысль о том, как ты это делаешь, так возбуждает меня. Я громко сглатываю, когда его губы касаются моего кадыка, язык проходится по коже. Одна его рука между нами, накрывает мой твердый член. Возможно, я возбудился сильнее, пока он говорил. Он ласкает меня, и я издаю невольный стон. — Брендон. — Ты же знаешь, как мне это нравится, как мне хорошо. — Ну да, но... — я замолкаю, чтобы восстановить дыхание, мысли путаются. Но он же гей. А я — нет. Прежде чем у меня получается сказать ему это, он целует меня, посасывая мою нижнюю губу. Я не в состоянии думать, когда вот так касается меня и целует, когда он... Он отстраняется и смотрит мне в глаза, его зрачки расширились и потемнели от желания. — Я хочу быть в тебе. Всё мое тело, блять, тает, я чувствую сумасшедший огонь. Я притягиваю его для жадного поцелуя. Твою мать. Ему так хорошо, когда я это делаю, если судить по его стонам. Если он хочет этого. Если он... Наши носы соприкасаются, когда я лихорадочно целую его, извиваясь под его весом. — Ладно? — спрашивает он между поцелуями, и я бормочу: — Конечно, да. — Господи, что угодно, плевать, лишь бы быть ближе друг к другу, неважно, что случится, потому что мы всегда кончаем и нам всегда хорошо. Мне просто нужно, чтобы он перестал дразнить меня. Он широко улыбается мне в рот, разрывая поцелуй с влажным звуком. — Хорошо. Что ж. — Внезапно, он становится жутко деловым, будто у нас только что прошли какие-то переговоры, и он получил то, чего хотел. Он садится на кровати, а я приподнимаюсь, опираясь на локти. — Я принесу что-нибудь выпить. Тебе стоит сходить в душ. Погодите-ка. Я только что согласился, чтобы он трахнул меня? Он уже встал с кровати и томно потягивается, вовсе не переживая о том, что он обнажен и возбужден. — Тебе виски, да? Я бессильно киваю, пытаясь восстановить дыхание или думать, когда вся кровь в моем теле сейчас не в мозгу. — Здорово, — улыбается он, наклоняясь. Он кладет ладонь мне на затылок, удерживая голову на месте и целуя, его язык жадно касается моего. Мои пальцы хватают его за плечо, я отвечаю на поцелуй. — Посмотрю, что у тебя есть, — бормочет он в мои теперь уже опухшие губы. Я смотрю ему вслед, и он подмигивает мне, остановившись на пороге. Я всё ещё в постели, чувствую во рту его вкус, мой член стоит. Разум затуманен его прикосновениями, но я плавно складываю кусочки воедино. Погодите-ка. Я только что согласился, чтобы он трахнул меня?

***

Я думал, что стоять на сцене и петь свои песни каждый вечер — вот что делало меня незащищенным. Я ошибался. Это — сидеть здесь, ждать Брендона, свежий после душа и в белье, думая, на что я, блять, согласился, — вот что делает меня незащищенным. Мне стоит одеться и уйти или, по крайней мере, подождать у двери в спальню, наброситься на него, как только он вернется из душа, нагнуть его и отыметь прямо там. А не сидеть здесь. Ждать. Ждать, пока он вернется и трахнет меня. — Блять, — ругаюсь я и делаю ещё один большой глоток виски. Слышу, как открывается дверь ванной, и тут же выпрямляюсь на кровати, все мои чувства словно наэлектризованы. Брендон небрежно входит, будто он живет здесь, вытирая волосы, он обнажен, привычно закрывает за собой дверь пинком. — Хей, — улыбается он, рассматривая меня. Я сделал, как мне было сказано. Я принял душ, подготовился — я вообще сделал какие-то шаги, чтобы он меня трахнул, что само по себе безумие. Это плохая идея. Нам не стоит этого делать. Я выше него и, пусть я и более худой, я всё равно кажусь больше рядом с ним. Будто он может как-то сломаться, будто я могу зажать его в углу. Но сейчас мне кажется, что я ниже и меньше. Господи, глупая затея. Я снова нервно поднимаю стакан и делаю глоток. Брендон бросает полотенце на пол, закончив с волосами, и подходит, смеясь. — Не пей слишком много. — Разве не в этом смысл? Напиться? Он качает головой. — Просто хочу, чтобы ты немного расслабился. У него не стоит. У меня тоже, но кожа всё равно будто наэлектризована. Он смотрит на мои трусы, будто он не понимает, зачем я вообще их надел. Ну, мне явно нужно как-то защитить от него свою задницу. Господи боже, я же не собираюсь... — Эй, — тихо говорит он, наклоняясь и беря меня за подбородок. — Расслабься, — его взгляд проникает так чертовски глубоко. Он наклоняется, будто собирается поцеловать меня, но когда мы целуемся, мы касаемся друг друга, а когда мы касаемся друг друга, мы занимаемся сексом. И на этот раз я этого не хочу. Вместо этого я отстраняюсь и отдаю ему свой стакан с виски. Он забирает его и садится рядом со мной, а я тянусь за целой бутылкой на тумбочке, вытаскиваю пробку и начинаю пить прямо из горла. Мы пьем в тишине, мой взгляд всё мечется между напитком и ним, стенами, окном. Так тихо, что я слышу шелест простыней, случайный гудок, доносящийся с улицы тремя этажами ниже. Виски обжигает мне горло, и когда я собираюсь в очередной раз поднести бутылку к губам, Брендон хватает меня за запястье, большим пальцем зажимая пульс. Когда наши взгляды встречаются, он ставит свой стакан, забирает у меня бутылку и делает то же самое с ней. Потом, не говоря ни слова, он сокращает расстояние между нами, толкая меня на кровать. Я довольно хорош в сексе. Я знаю, что делаю, к чему это ведет, и мне точно не нужно задумываться об этом. Даже когда я не знал, какого хрена я творю, я делал вид, что знал. Я сказал девушке, с которой у меня был первый раз, что занимался этим уже много раз. Она так и не заметила, что это не так. Но прямо сейчас, когда я неуверенно целую губы Брендона, я понимаю, что это, пожалуй, первый раз, когда я оказался не в своей тарелке. Брендон отвечает на поцелуй мягко, но уверенно, заставляя мой рот открыться, пока я не сдаюсь. Мы оба чувствуем привкус алкоголя друг друга. Вскоре он начинает целовать мою шею и грудь, поглаживая меня руками. Я в центре внимания, и он явно не ждет, чтобы я делал что-нибудь, кроме как лежал и терялся в его прикосновениях. Я издаю смешок, когда его язык проникает во впадинку моего пупка. — Щекотно, — говорю я, немного задыхаясь, а он улыбается мне в живот, продолжая двигаться ниже. Я стараюсь расслабиться и привыкнуть. Поцелуи становятся менее невинными, когда он опускается до моего паха. Я возбуждаюсь, и это хорошо, потому что если я возбужден и рядом есть Брендон, то я кончу. В конце концов. Может, не от того, чем он хочет заняться, но в ближайшем будущем у меня точно будет оргазм, и это хорошо. Он понемногу стаскивает с меня трусы, целуя открывающийся вырез моих бедер. Я приподнимаюсь, чтобы помочь ему, и он полностью снимает с меня белье. Он уже возбужден, и я снова думаю о том, чтобы поменяться местами и просто взять его. Потом он начинает медленно ласкать ртом мой член, и я судорожно вздыхаю, позволяя глазам закрыться и запуская руки в его короткие влажные волосы. — Ты часто это делаешь? — спрашиваю я, слегка открывая рот, когда он проводит языком по уретре. Ему удается возбудить меня чертовски быстро. — Смотря что значит "часто", — говорит он, слова приглушены моей плотью. Его рот опускается ниже к яичкам, и я немного раздвигаю ноги, чтобы ему было удобнее. У него охренеть какой умелый рот. Я подавляю стон, сильнее сжимая его волосы, хотя я не управляю его движениями. — Не знаю, я просто... — я замолкаю, чтобы резко вдохнуть, когда он широким движением облизывает мой член. Сейчас я уже полностью возбужден. — Думал, тебе нравится быть снизу. — Так и есть, — хрипло произносит он, и я чувствую, что он смотрит на меня, поэтому открываю глаза. Его блестящая нижняя губа прижимается к головке моего члена, а я умудрился жутко растрепать его волосы. — Просто я очень хочу тебя трахнуть, — говорит он, почти смеясь, будто он не может поверить, как сильно он этого хочет. — Иногда, то, как мы занимаемся сексом, это всё, о чем я могу думать, — добавляет он охрипшим голосом и оставляет жадный поцелуй на головке моего члена, из-за чего я издаю стон. Рад, что у него тоже есть эта проблема. Он снова поднимается ко мне, и я думаю, что это для поцелуя, но потом я понимаю, что тянется к ящичку тумбочки. Он всё же целует меня, но потом хмурится и отстраняется. — Клянусь, мы не могли её закончить, — говорит он, наполовину скатываясь с меня, и тянется к ящичку. Я стараюсь восстановить дыхание, грудь неровно вздымается и опускается. Господи, в комнате так жарко. — А, — говорит он наконец, торжественно вытаскивая смазку. Он коротко целует меня в губы, держа в руке тюбик. Я, должно быть, ебанулся. — Будет хорошо, доверься мне. — Могу поспорить, ты говоришь это всем парням, — отмечаю я, и он слегка улыбается, наклоняясь, чтобы поцеловать меня снова и снова, пока я не чувствую, что схожу с ума, мои губы уже немного болят, потому что он не дает мне ни секунды, чтобы взять себя в руки. Он раздвигает мои ноги своими, и я подчиняюсь, не думая. — Боже, ты будешь выглядеть так горячо, — стонет он мне в губы, а потом начинает опускаться вниз, посасывая сосок и оставляя дорожку из слюны. Его рука оказывается между моими ягодицами, его пальцы влажные и скользкие. Он надавливает пальцем на вход, совсем немного нажимая. — Это плохая идея, — выдыхаю я, не в состоянии дышать, игнорируя то, как я потрясен всем этим. Он только мычит мне в кожу и снова берет мой член в рот, будто вовсе не обращая внимания на мои слова. — Чёрт, — стону я, снова тут же хватая его за волосы. Его палец двигается по кругу, размазывая смазку. Так же, как я делаю это с ним. Кончик указательного пальца проскальзывает внутрь. Я, сам того не осознавая, издаю стон. Это странно. Непривычно. Не больно, но это странно. Брендон ведет себя так, будто его палец сейчас не в моей заднице, будто он просто отсасывает мне и не обращает внимания на действия своей руки, хотя я чувствую, как ко мне прижимаются остальные пальцы, раскрывая меня, пока его указательный палец исследует мой вход. Вторая его рука держит основание моего члена, помогая ему делать минет. Его палец проскальзывает дальше, полностью, и это немного больно. Господи, такое вторжение. Он немного сгибает палец, надавливая на мышцы. Я не совсем уверен, что он пытается сделать, но его палец во мне, и он двигается. Я не могу даже нормально дышать. Он отрывается от моего члена, берет его в руку и начинает ласкать его в ровном ритме. — Хочу твой рот, — немного неразборчиво говорю я, желая, чтобы его губы вернулись к своему занятию. Мне нужно какое-то вознаграждение за всё это. Если он думает, что я кончу от его пальцев во мне, то он ошибается. — Терпение, — хрипло говорит он. Он почти полностью вытаскивает палец, а потом толкает его обратно; именно момент самого проникновения кажется нереальным. Мое тело напрягается, пульс ускоряется. Его палец сгибается во мне теперь с большей силой. — Скажешь, когда. — Когда что? — спрашиваю я, не совсем понимая. Он двигает пальцем, и я неожиданно вздрагиваю, подавляя удивленный стон. — О, — выдыхаю я. Чёрт. Это было приятно. Это правда было приятно, а ведь я даже не гей. Бля, кто же знал? Он тяжело дышит, и я не понимаю, почему. Его член уже истекает смазкой. Мы только начали. — Приятно, правда? — спрашивает он низким голосом. У меня хватает ума чувствовать некий стыд, когда я киваю. Господи, никто никогда не должен узнать об этом. Он повторяет одно и то же движение пальцем, входя под правильным углом. Я начинаю привыкать к этому, покусывая губу и стараясь не стонать. Ртом он снова принимается за мой член, слава богу. Каким-то образом удовольствия становится в два раза больше — его опухшие и влажные губы на мне и, в то же время, он растягивает меня пальцем, и это не так уж и плохо. В постоянном скольжении есть что-то опьяняющее. — Ещё, — выдыхаю я, сам того не осознавая. Поверить не могу, что прошу большего. К первому пальцу присоединяется второй. — Чёрт, — скриплю я, резко дергая бедрами. Я влажный и скользкий там, где в меня входят его пальцы, и я чувствую некоторое натяжение, которое не кажется особенно приятным. Одна половина меня хочет, чтобы он остановился, но вторая игнорирует боль и упивается вспышками жара. Он плавно посасывает головку моего члена. Он даже не пытается довести меня до разрядки. Он старается отвлекать меня, но это не работает — два пальца кажутся чем-то огромным, но он продолжает двигать ими, растягивая меня. И как раз когда я решаю, что нет, этому не бывать, мое тело заметно содрогается от толчка его пальцев, удовольствие невозможно отрицать. — Брендон, — выдавливаю я, предупреждая его. Не уверен, о чем именно. Что это пиздец как странно. Что это приятно. Его рот переходит от моего члена к внутренней стороне бедра, его язык порхает по моей коже. — Ты такой чертовски горячий, Райан, — выдыхает он. — Поверить не могу, какой ты узкий. Комплимент, который я никогда не ожидал услышать. — Мне немного больно, — выдавливаю я, слегка облизывая губы. — Одна из тех вещей, что мне в этом нравится, — говорит он и жадно покусывает внутреннюю сторону моего бедра. Его пальцы всё ещё надавливают на точку внутри меня, и когда я привыкаю к растягиванию, снова становится приятно. — Мне стоило бы подготовить тебя тремя пальцами, — говорит он, отстраняясь, место укуса немного болит, и чтоб я сдох, если завтра на этом месте не будет синяка. Его волосы растрепаны, кожа покраснела. Я вижу, как он наблюдает за своими пальцами, которые в ровном ритме появляются и снова исчезают во мне. Боже, я чувствую это, полностью, чувствую его в себе. — Тебе стоило бы? — спрашиваю я, уловив эти слова остатками разума. — Стоило бы, — подтверждает он, а потом его пальцы выскальзывают из меня. — Но у меня нет на это сраного терпения, — бросает он, и вот он снова на мне, его губы накрывают мои. Я стону ему в рот, наши члены соприкасаются. Он опирается на один локоть, нависая надо мной, а вторую руку он кладет на мое бедро. — Перевернись, — шепчет он. На живот? Значит, я его даже не буду видеть? — Тебе будет так хорошо, — обещает он, и во мне теперь ничего нет, я чувствую пустоту. Предвкушение убивает меня, пока я пытаюсь поймать удовольствие, которое он дарил мне всего секунду назад. Я слишком возбужден, чтобы думать, и сейчас я чувствую пустоту, и я так отчаянно хочу изменить это. Когда он снова тянет меня за бедро, я переворачиваюсь на кровати. Мой стояк упирается в матрас, и я вдыхаю подушку, закрывая глаза. Он прижимается к моей спине, практически ложась на меня. Его член зажат между нами, и я чувствую влажную головку на пояснице. Он раздвигает мои ноги своими. Я ошибался ранее, когда думал, что ожидание, пока он выйдет из душа, делало меня незащищенным. Вот это делает меня незащищенным. Его губы порхают по моему позвоночнику, обе руки лежат на моей заднице, поглаживают и раздвигают ягодицы, а между ними проскальзывает член, касаясь моего входа. На секунду я почти начинаю паниковать, но потом он отступает, его губы опускаются на мою поясницу. Я чувствую дыхание на коже, как оно опускается, как и его язык, всё ниже... и ниже... И он должен остановиться в любой момент, он... Я вздрагиваю, сам того не осознавая, потому что его язык только что прошелся по моему входу. Есть грань, есть ёбаная грань, и он пересекает её. Я собираюсь спросить, какого хрена он делает, но потом его язык снова проходится там, где я уже влажный и открытый для него, и его рот просто потрясающий. Он тихо стонет, руками раздвигая мои ягодицы, а потом его язык проталкивается внутрь. Я заглушаю свои стоны подушкой. Твою мать, такого я не ожидал. А его язык такой горячий, это так... А потом его рот отстраняется, будто он просто хотел показать мне, чтобы я запомнил на всю жизнь, что чей-то язык у тебя в заднице — это охренительное чувство. Мой член пульсирует в знак согласия. — Надо было сделать это до смазки, — отмечает он, и серьёзно, вот о чем он сейчас думает? Что смазка на вкус не очень? — Чёрт, — с трудом говорю я, надеясь, что это не звучит чересчур возбужденно. Во мне были его пальцы, его язык, и мне просто нужно, чтобы он сделал хоть что-то, потому что блять, это горячо. Это как когда Жак отчаянно извивается, когда я дразню её, с чем я обычно не заморачиваюсь, но она говорит, что ей нужно, чтобы я вошел в нее, или же она сойдет с ума. Я всегда думал, что она драматизирует. Теперь же я вдруг понимаю её. Забавно, что это, наверное, всё равно не спасет наши отношения. Брендон кладет руки на мои бедра, направляя, и я подчиняюсь, вставая в коленно-локтевую. Так я чувствую себя даже более незащищенным, будто я предлагаю ему себя, и у меня от смущения горят щеки. Слава богу, что хотя бы часть меня достаточно умна, чтобы осознавать, кто я такой и что я делаю. Сегодня вечером я выйду на сцену перед тысячами кричащих фанатов, словно бог, который знает ответы на все вопросы, но сейчас я стою на четвереньках, не в состоянии понять, что происходит. Ради него. Он прижимается бедрами к моему заду, его член скользит по моей левой ягодице. Я слышу, как снова открывается тюбик со смазкой, чувствую его рот на своей пояснице, кусающий и облизывающий, и я представляю, как он наносит смазку на себя. Это действительно происходит. — Ты готов? — спрашивает он, а я не двигаюсь, мне не хочется поворачивать голову, чтобы посмотреть на него, хотя сейчас я хочу взглянуть на него, но это глупо, так что нет. — Давай уже, — говорю ему я, задерживая дыхание и закрывая глаза. Сделай это. Просто трахни меня. Господи боже, это будет в списке тупого дерьма, которое я сделал в своей жизни. Я чувствую, как ко мне прижимается его член, он немного трется о меня. Так я только сильнее осознаю разницу в размере, как его член раскроет меня ещё больше. Боже мой, что я вообще делаю? — Господи, — он тяжело дышит, будто едва сдерживается. Я проглатываю шутку о том, что меня, вообще-то, зовут Райан, поскольку в этом нет ничего смешного, а потом он берет меня за бедра и толкается вперед. — Твою же мать, — вскрикиваю я, прикусывая язык, а потом открываю рот и стону в подушку. Он постепенно входит в меня. Жжется, хотя движения выходят плавными, и я чувствую, что он проникает с трудом, несмотря на то, как он меня растянул. Совершенно сбиваюсь с дыхания, сжимая в кулаках простынь. Ощущаю себя широко раскрытым и переполненным, и я чувствую каждый его дюйм в себе. Внутри меня, чертовски глубоко. Он останавливается, войдя полностью, и мне больно, из-за этого проникновения я кусаю подушку. Блять, как он это делает? Как вообще кто-то это делает? — Райан? — его голос охрип, и это почти стон, немного изумленный. — Чёрт возьми... Я чувствую его влажные губы на лопатке, как они бесцельно скользят по коже, пока он прижимается лбом к моей спине. Его руки лежат у меня на бедрах и удерживают меня на месте, не позволяя мне инстинктивно податься вперед, чтобы он выскользнул из меня. — Думаю, нам стоит остановиться, — говорю я, тяжело дыша. Я не смогу. Чёрт, слишком много всего, это... Он совершенно не двигается, но я чувствую его, такой возбужденный и горячий. — Думаю, нам стоит продолжить, — говорит он, будто завершая спор. И, сказав это, он начинает двигаться. Я опускаюсь на локти, матерясь в подушку. Я чувствую его давление внутри себя, где всё такое чувствительное, но растяжка, и то, каким огромным он кажется... А ведь мой член больше, чем у него, но он всегда так легко принимает меня, чёрт, иногда ему словно недостаточно моего члена, будто он хотел бы больше, а я даже смириться с этим не могу. Любители и профессионалы. Его толчки неглубокие, но мне всё равно кажется, что уже ничего не имеет смысла. Мир растворяется, и есть только я, кусающий свой язык, и неважно, что это больно, но я всё ещё чертовски возбужден. Непрерывное плавное скольжение снова заполняет меня, и где-то под этой болезненной пульсацией есть призрачное наслаждение. И есть он, его голос, то, как он говорит, как ему хорошо во мне, как же ему, блять, хорошо. Меня трахают. Как только я это окончательно осознаю, я говорю себе взять себя в руки. Криво улыбаюсь в подушку, потому что это иронично — шипеть из-за жжения, когда Брендон снова входит в меня, явно пытаясь не перестараться. Он входит полностью, а я тянусь к своему члену, издавая стон, когда касаюсь себя. Он выходит, оставляя меня пустым, а потом входит опять. В этот раз я готов. Когда он врывается в меня, я толкаюсь ему навстречу, просто чтобы проверить, могу ли я заставить его задохнуться. Могу. — Райан, — стонет он немного предупреждающе, будто если я не буду осторожен, то он потеряет голову. Он входит снова, теперь немного жестче. Грудь сдавливает, я заставляю себя двигаться вместе с ним. Из-за этого он стонет ещё громче. Трение кажется невыносимым, но, в то же время, он проскальзывает уже без особых усилий, мои мышцы сжимаются вокруг него. Он старается контролировать скорость. Могу сказать, что это дается ему с трудом. — Просто сделай это, — говорю я, мой разум затуманен. Я чувствую пустоту, когда он выходит, мой член пульсирует, когда он входит снова. — Брен, — издаю стон я. — Если ты собираешься трахать меня, то просто... Он сильнее сжимает мои бедра и начинает двигаться быстрее, толчки больше не такие плавные. Они глубокие и жесткие, и я улавливаю что-то — удовольствие, боль, и то, и другое. Я прогибаю спину, чтобы получить больше, и теперь он по-настоящему трахает меня. Больше никакого дерьма с медлительностью и осторожностью. У нас не было ни того, ни другого никогда. Его рука ложится мне на шею, крепко держа меня. Я пытаюсь закусить губу, чтобы быть потише, заставляя себя принимать его. Я ласкаю свой член, и хотя я охренеть как возбужден, я ещё далек от оргазма. Это совсем другое удовольствие. Как раз когда я думаю, что привык, Брендон полностью выходит, а я издаю стон в знак протеста. Чёрт, это больно. — Подожди, просто... — говорит он, тяжело дыша, а потом его член снова во мне, когда он взял себя в руки. Его рука на моей шее крепко держит меня, и это каким-то образом успокаивает меня, говоря, что он здесь, там, да, блять, везде. Его ногти впиваются в мою кожу. Он входит снова, медленно и осторожно, и я чувствую, как мои мышцы сдаются, принимая его, но, в то же время, он давит на меня со всех углов, и я знаю, каково это — быть в нем и чувствовать, как все его мышцы сжимаются вокруг моего члена, просто потому что он такой узкий. Я издаю внезапный стон, когда его член задевает точку, которую он до этого ласкал пальцами. Это кажется даже приятнее, когда он касается её. Мои мышцы сильнее сжимаются вокруг него, что только усиляет ощущение. — Так хорошо? — хрипло спрашивает он. — Да, — говорю я, задыхаясь. Мой член, блять, сочится смазкой. Он снова начинает трахать меня, и это просто безумие, что я вдруг ужасно хочу, чтобы он входил в меня, под правильным углом, вызывая вспышки жара на коже. Я подаюсь ему навстречу, и он начинает толкаться сильнее, глубже. Боже, он звучит так развратно, прямо как вчера, когда он трахал того парня. Я помню его сосредоточенное лицо, вспышки удовольствия, но он всё равно стонет сейчас намного громче. Я закрываю глаза, пока наши тела двигаются вместе, и поглаживаю свой член, надеясь довести себя до разрядки. Чем дольше он трахает меня, чем больше я привыкаю к этому, тем сильнее чувство нереальности происходящего исчезает и сменяется жгучим ощущением чего-то большего. Большей скорости, глубины, силы. Я слышу шлепки, когда наши тела соприкасаются, будто мы отчаянно стремимся друг к другу. — Боже, я долго не продержусь, — стонет он, и это хорошо, потому что я тоже долго так не смогу. Но я ещё не близок к концу, чувство вторжения и проникновения всё ещё слишком новое для меня, чтобы перестать сдерживаться. Но, по крайней мере, он кончит и выйдет, и это закончится и... Но нет, боже, я хочу, чтобы он был во мне, каждый дюйм его твердого члена, хочу, чтобы его бедра бились об мой зад, чтобы мы оба кончили и дрожали. В меня ещё никогда в жизни так не врывались, но почему-то это возбуждает меня. Его стоны заглушаются шлепками, которые раздаются с каждым его толчком, он входит так глубоко в меня и так жестко, и всё же я узнаю этот звук; я знаю, что он кончает, ещё до того, как чувствую это. А я чувствую, как он кончает во мне, и это самое нереальное чувство, от которого я весь горю. Он никогда не говорил, какое это собственническое чувство, будто ты помечаешь что-то своим. Его стоны низкие и мужественные, и он продолжает кончать, двигаясь маленькими толчками, пока не заканчивает, заполняя меня спермой. Сейчас я чувствую себя хорошо оттраханным, хоть я ещё не кончил, и я сильнее сжимаю свой член, стараясь дойти до разрядки. Он без предупреждения выходит из меня, и я матерюсь. Чёрт, мне больно, и мои мышцы пытаются обхватить что-то, чего там больше нет. — Развернись, блять, — выпаливает он, и я сразу же поворачиваюсь, ложась на спину, позволяя себе упасть на матрас. Теперь я вижу его, и он покрыт потом, вижу его обмякший член. Я всё ещё возбужден до боли, из-за выброса адреналина у меня слабеют конечности. Он хватает меня за лодыжки, притягивая к себе, и накрывает ртом мой член. — Брендон, — стону я, сжимая в кулаке его волосы. Он просовывает одну руку между моих ног и сразу вставляет в меня два пальца. Мои бедра дергаются вверх, но этого недостаточно, двух пальцев теперь кажется мало. Но он сгибает их, и по моему телу разливается удовольствие. Он сосет мой член, словно ему не нужно дышать, его рот влажный и горячий, его пальцы жестко трахают меня. — Сильнее, — отчаянно командую я, роняя голову обратно на подушку. — Сильнее, чёрт возьми. Он повинуется и входит в меня тремя пальцами. Мое тело напрягается, дыхание сбивается. — Бл... Я сильно кончаю, резко вскидывая бедра. Чувствую, как мои мышцы смыкаются вокруг его пальцев, кончики которых он всё ещё сгибает во мне, касаясь меня там, от чего я, блять, с ума схожу. Он сглатывает, пока меня накрывает оргазм. Когда он отстраняется, немного моей спермы капает мне на живот из уголка его рта. Он переводит дыхание, вытирая молочно-белую жидкость с нижней губы. — Блять, — выдыхаю я, постепенно успокаиваясь. Он наклоняется и слизывает сперму с моей кожи, аккуратно вытаскивая пальцы. Я невольно морщусь. Он поднимается и падает рядом со мной на кровать, прижимаясь ко мне сбоку. Мои мышцы словно немеют, когда я наконец свожу ноги вместе. Чёрт, мне больно. Я не смогу сидеть. Никогда. — И как? — спрашивает он через какое-то время, кажется, ему действительно интересно. Его голос охрип, будто он слишком много стонал. — Это было... Он пристально смотрит на меня. Было не плохо. Было хорошо. Было больно, потом нет, потом снова больно, а потом было просто охуенно, и это было странно. Определенно странно. Вместо того, чтобы ответить, я поворачиваюсь на бок и тянусь к тумбочке. Копаюсь в ящике, который Брендон оставил открытым, и моя рука наконец находит то, что я искал. Сажусь на кровати, доставая сигарету из пачки и пытаясь прикурить. — Настолько хорошо, да? — спрашивает он, когда я наконец прикуриваю и делаю глубокую затяжку. Толкаю его, и он смеется. Я невольно улыбаюсь, практически смеюсь, бросая зажигалку на кровать, и предлагаю ему сигарету. Он берет её, медленно затягивается. Я не хочу говорить об этом. Это случилось, он знает, чем мы занимались, знает, как я отреагировал. Он знает. Когда он отдает мне сигарету, прижимаясь ко мне, весь такой теплый после секса, то добавляет: — Я плакал в первый раз. Ну, не во время, а после. Было пиздец как больно. — Я не собираюсь плакать, — изумленно отмечаю я. Я же не девчонка, и было не настолько больно. — Да уж, пожалуйста, — шутит он, из-за чего я закатываю глаза. Выражение его лица становится более серьёзным. — Мне тогда было пятнадцать. Я не знал того парня. Он подвез меня, и это просто случилось. Ему было немного за тридцать, я думаю. Женат. Он снял нам номер в грязном мотеле. Чертовски скрипучая кровать, — перечисляет он, взгляд замер, словно он снова переживает это. — Его надолго не хватило, слава богу. — Он не смотрит на меня, словно ему стыдно. Будто я стал бы его осуждать. — Да, насчет этого, — задумчиво говорю я. — Чувство, когда в тебя кончают. Насколько же это странно? Он смеется, выражение его лица проясняется, когда он смотрит на меня сияющими глазами. — Я всегда думал, что это охренеть как горячо. — Ну ещё бы, — отмечаю я. Убираю полуистлевшую сигарету от губ и тушу её о тумбочку. Кажется, он ждет чего-то, поэтому я кладу руку ему на шею, нежно поглаживая. Он немного выгибается от этого прикосновения, почему-то напоминая мне кота. — Иди сюда, — шепчу я, замечая, как постепенно напряжение в его плечах исчезает. Мы лениво целуемся, наши ноги переплетены. У него закрыты глаза, когда я отстраняюсь, но мы соприкасаемся лбами. — По крайней мере, секс стал лучше, да? Он смеется. — Однозначно. — Его пальцы выводят узоры на моей груди. — Ты... всё ещё чувствуешь меня? В себе? — Ага, — признаю я. — Это то, что нравится мне больше всего. Чувствуешь себя таким... Ему не нужно заканчивать предложение, так как мой разум сам предлагает разные варианты. "Помеченным" приходит на ум. И "оттраханным". От этого у меня сдавливает грудь, чувствую легкую панику, стараясь не показывать ему этого. Было хорошо, но это зашло слишком далеко. Секс был хорошим. Может быть, я бы не отказался повторить это как-нибудь. Может быть, я мог бы привыкнуть просыпаться с ним в одной постели. Когда до меня доходит осознание этого, мне становится трудно дышать. Когда ты чего-то хочешь, ты рискуешь это потерять. Я прекратил хотеть чего-либо. Когда позволяешь себе хотеть чего-то... Кого-то. Я не могу. Он ловит мои губы своими. Поцелуй выходит мягким и нежным, больше похожим на доказательство, чем на что-либо ещё. Когда он отстраняется, он шепчет: — Я скучал по тебе, — смиренно глядя мне в щеку. Его голос звучит как-то по-другому, когда он говорит это. Будто он говорит это всерьёз. Чёрт, что, если так и есть? — Ну конечно скучал, — посмеиваюсь я. — Хочешь есть? Я умираю с голоду. — Аналогично. Боже, чувствую такое облегчение, когда он позволяет мне сменить тему. — Значит, завтрак, — заключаю я. Я встаю с кровати и стараюсь идти нормально. Надеюсь, он ничего не заметит.