Red Shadow.

— У вас был диагностирован рак лёгких, Юрий Алексеевич, — полноватый врач покрутил в руках простой зелёный карандаш, положил его на стол и натянуто замолчал. Карандаш покатился по почти девственной поверхности лакированной стола. Докатился до сухой ладони парня. Тот следил внимательно не за врачом, а за принадлежностью. Накрыл двумя тонкими пальцами карандаш, слабо улыбнулся бледными и слипшимися сухими губами, после чего лениво заговорил: — Обрадуйте меня, — парень с золотыми глазами душевно засмеялся и привстал, акцентируя небольшую массу исхудавшего тела на руки, упёртые в крышку стола, — Скажите, что я скоро умру. Онколог, действительно, недоумевал; дышал тяжело и хлопал короткими ресницами, нервно потирая влажную переносицу вспотевшими пальцами. Слова застряли в горле. Ядовитым комом змей прямо в горле, извиваясь и шипя. Юноша повёл бровью, прошёлся влажным языка кончиком по губам, апатично улыбаясь. Внутри него что - то треснуло — он осел. Замолчал. Достал пачку сигарет. — Здесь нельзя... — мужчина в белом вонючем халате указал на табличку с известной надписью и изображением, но парень проигнорировал его. — Юр... — осёкся дважды. Его смерил пренебрежительный и злобный взгляд. Лишь зажав сигарету между губами, но не прикуривая, больной мягко и довольно спокойно поправил врача: — Егор, пожалуйста. Мужчина, наконец, выдохнул и заговорил, но Егор уже не слушал его. Он знал, что третья. Он знал, что не будет лечить. Он вышел, закрывая дверь тихо, закуривая молча и удаляясь. — Мари? Ты уверена? — Бармен натирал стаканы движениями, отточенными до автоматизма. Перед ним на высоком стуле, широко раздвинув ноги, сидела молодая девушка. На первый взгляд ей было лет около восемнадцати или девятнадцати, но сама она уверяла, что давно переросла отметку в двадцать три года. — Всё будет хорошо, куда бы ты ни шёл. Направо — трудный бой. Налево — мир пустой. Но будь самим собой, и всё будет хорошо, — пролепетала чуть пьяная девушка, доставая сигареты из кармана короткого жакета, едва - едва прикрывавшего её живот и небольшие груди. — Я уверена, Яшка, я уверена, — так игриво и по - детски заулыбалась она, вытягиваясь стрункой и щёлкая бармена по кончику заострённому носа. — Сколько раз просил... Моё имя Ян, понимаешь, Маш? Ян. По буквам, может, разобрать? — Он не злился на самом - то деле, просто нарочито серьёзный, когда за своей чёртовой стойкой. — Яш, а долго я проживу? — Если будешь беречь себя, то ещё поживёшь. — Вот блядь. Четверг. 17 января. Дверь ночного клуба, который и так едва дышал, так как посетителей в нем было чуть меньше, чем амурских тигров, а значится, арендная плата переносилась с месяца на месяц и росла в геометрической прогрессии. Дела были плохи. Клуб « Red Shadow » умирал. Загнивал. Разлагался. В общем, жить ему было ещё месяца два - три. Это ещё при хорошем раскладе. Мария и Ян в своём обычном потоке времени сидят и болтают за стойкой, редкие посетители скитаются из угла в угол. Накуренные и пьяные. Затраханные и переёбанные шалавы ржут за спиной девушки, от чего та морщит нос и гневно жалуется Яну. Дверь входная отворилась, но будто никто не вошёл. Тонкая фигура в анораке проскользнула внутрь помещения, скрылась за одиноким столиком на фиолетовом диване. Мария сразу перевела на него взгляд. Она чуяла терпкий запах алкоголя от юноши, яд сигарет и дух смерти, смешанной с апатией. Встала с места, пошла вперёд, отклоняясь от танцующих хаотично девушек. Подошла к этому дивану и заулыбалась, только заслышав болезненный кашель парня, только приметив на его сухих и больших ладонях кровавые следы. Он тоже почувствовал её — обернулся, поднимая уголки губ. — Это лечится? — Её голос был самым обычным, самым спокойным, самым неподходящим для этого места. — Конечно! — он резким движением усадил её рядом. Не сопротивлялась. — Это лечится только смертью. Мария несколько помрачнела, поняла их сходство и достала пачку сигарет, нараспев произнося своё имя: « Маша. » « Егор. » В её руке Parliament Silver Blue, а в его — Marlboro Lights. Оба хмыкнули, обменялись сигаретами и закурили. Она редко втягивала дым в самые лёгкие, а он — постоянно. — Как ты относишься к... плацебо? — Хочешь стать моим мнимым лекарством? — Я просто хочу заняться сексом. Не с этими сперматоксикозниками, которые живут лишь ради того, чтобы пихать свои ебаные члены в курв, а с тобой. Ты не такой. Егор повёл бровью, сузил глаза, затянулся, прислушиваясь к музыке. — Очередная шкура? — Больная СПИДом. И они оба так счастливо засмеялись, что привлекли к себе внимание почти всех, находившихся в ночном клубе, даже Яша оторвался от протирания стаканов. — Переспим? Она кивнула с нежной улыбкой на красивом лице. 01. 17. Мария бежала по обочине, расправив руки на манер крыльев, и распугивала бесстрашных голубей. Он шёл и курил. — Куришь потому,что так хочешь умереть? — Раньше курил ради этого, а сейчас... А сейчас просто потому. 01. 25. —Этаж? — 25. 01. 38. — Почему по лестнице? — Егор еле - еле дышал после такого долгого подъёма по лестнице, сжимая руки на сердце. — Так твоё тело будет теплее. — Квартира 12. 01. 43. — 1999 ступеней. Ладонь уже сжимает тонкую шею, губы уже соприкасаются со влажными губами девушки. Он вжимает её в стенку, та лишь стонет. Стонет тонко. Громко. Даже не успели раздеться, а уже дрожат под чуткими касаниями рук друг друга. Задыхаются. Она обнимает его за шею, прижимается к его, действительно, разгорячённому телу, он обхватывает её ягодицы, сжимая так сильно, что девчонка вскрикивает. Улыбаются друг другу. И множество беспорядочных поцелуев блуждают по телу. Шея. Руки. Плечи. Живот. Она поднимает его курточку, ледяными ладонями прикасается ко впалому животу, и кончики пальцев чувствуют эту волнительную дрожь. Это как курение: Сейчас они оба только начинают раскуривать друг друга, сжимая, целуя, касаясь, пробуя, прижимаясь, сбито и неровно дыша. Он прикусывает её губу. Она снова постанывает. И так ещё очень - очень долго. Так до немного, тупого, горячего изнеможения. Знакомо ли то чувство, когда готов кончить от самых обычных прелюдий? И рыжие волосы крыльями вверх, и вздох такой чувственный, как самая глубокая затяжка. И на постель. А потом всё ненужное прочь. Затяжка. Так до самого конца, до горечи фильтра во рту. 03. 17. — Прелюдии дольше самого секса. — Смерть тоже намного короче жизни, Маш. 12. 25. Пятница. На балконе дотлевали две сигареты, сложенные крестом. А в белой постели лежали два уже холодных тела с застывшими на лице улыбками, сжимая руки друг друга, а от этих самых рук медленно расцветало кровавое пятно. Всепожирающее пятно крови. Пятно чувств.

Сигарета затушена о сердца.