Моя милая Карлотта

      Я стал скучать по Розмари, как только мы сели в поезд, Карлотта же была полна энергии и энтузиазма покорить ещё одну столицу. Мы с ней условились - как только Париж преклониться перед ней, и она получит назад свою утерянную славу, мы вернёмся к дочери.        Я боялся, что Карлотта опять станет вести себя так же, как в Вене, но, слава Богу, мои опасения были напрасны. Моя жена всего лишь танцевала на балах, пила пару бокалов шампанского, и мы уезжали домой. Видно, что и моя бесшабашная Лотта стала взрослее, и её кровь уже не так сильно бурлила в жилах. Ей к тому моменту уже перевалило за тридцать, и, к моему счастью, вся глупость двадцатипятилетней Лотты улетучилась.       Но я рано радовался… Карлотте стало казаться, что Париж плохо принимает её. Она жаловалась мне, что стала уставать. Карлотта уже не могла танцевать всю ночь на балу, а потом, полная сил, с утра лететь в театр на целый день. Брали своё и годы. Ей было тяжело тягаться с более молодыми и талантливыми соперницами. Сказывались и те почти пять лет, что она провела в глуши. Голос её тоже изменился за эти годы. Амплитуда дыхания была уже не та, диапазон стал меньше, сила тоже ослабла. Даже её идеальный слух испортился… Я не понимал, что с ней происходит. Она стала часто срываться и устраивать грандиозные скандалы по поводу и без повода. Она бросалась на меня с кулаками, кидалась предметами и разносила пол дома. Ей было очень тяжело. Когда зрители довольно холодно её встретили, как совершенно рядовую певицу, а газеты и вовсе освистали, она просто обезумела.       Но Карлотта была Карлоттой. Она сказала, что Париж станет третей и последней столицей её славы. И станет обязательно. Про балы она забыла и тратила всё время на репетиции и совершенствование своего голоса. Но это ничего не давало ей. Она стала плохо слышать, а вскоре к этому добавились мигрени. Естественно, всё это очень мешало её карьере. Я вызвал врача. Уж не знаю, о чём они толковали, но на следующий день Карлотта поехала к нему на дом, а вернулась чуть живая, бледная и едва стоящая на ногах. Мне она ни на какие вопросы не отвечала. Я не успел как следует испугаться, потому что ей буквально через несколько дней стало лучше. Проблемы со слухом исчезли, так же как и мигрени. Это не могло не радовать, но я задавался вопросами - что же она от меня скрыла, что не рассказала? И самым страшным было то, что я уже догадывался, в чем было дело… Но до последнего момента я не хотел в это верить. И всё-таки, пересилив свой страх, я отважился и поехал к тому врачу, что осматривал её.       Самые страшные мои догадки подтвердились - Карлотта сделала аборт.       Да, да, моя жена была беременна, и именно это повлияло на её слух и здоровье. И она опять выбрала сцену - убила маленькую жизнь в ней. Я не мог поверить, что моя Лотта, некогда сходившая с ума от потери ребёнка, а потом хранившая в себе Розмари, как хрустальную вазу, сейчас погубила маленькую жизнь в своём чреве.       Сказать, что я был в ярости - это не сказать ничего. За всю нашу совместную жизнь я никогда не смел ударить мою жену. Ни когда она изменяла мне, позорив в свете, ни когда кричала на меня, ни когда оскорбляла, ни когда поднимала на меня руку. Но в тот день, вернувшись домой, я схватил её за волосы и потребовал ответа, почему она так поступила.       Карлотта надменно заявила, что одного ребёнка она мне подарила, а второй не нужен как ей, так и её карьере.       Я не удержался и дал ей пощёчину. Затем, хлопнув дверью, я ушёл.       Было очень горько и больно от того, что единственная женщина, которую я любил, так со мной поступила. Надо сказать, что на этот раз я побил свой собственный рекорд - не возвращался полтора месяца. Первую неделю Карлотта думала, что я, как всегда, вернусь от силы дней через десять. На второй неделе она стала присылать мне письма, прося приехать обратно. Когда прошёл месяц, она написала, что убьёт себя, если я не вернусь. Я прекрасно знал все её уловки - после лет, проведённых в Вене, у меня был богатый опыт. Я прощал ей всё, долгие годы я никогда не обижался на неё больше двух недель, от силы. Но простить это я не мог. Карлотта убила ребёнка. Нашего с ней ребёнка. Плоть от плоти, кровь от крови…       Я ужасно скучал по ней, но не мог вернуться. При этом я понимал, какой я идиот, но я всё ещё любил её и не мог без неё жить… Когда прошло уже недель шесть, она написала мне, что сейчас едет к какому-то барону и собирается провести с ним ночь, если я не вернусь. Я долго метался по дому, не находя себе места. В итоге я верхом понёсся к поместью этого мужчины. Когда я приехал, слуги сказали мне, что он заперся в комнате с барышней. Я взлетел по лестнице и вышиб дверь. Хвала небесам, я успел. Несколько раз хорошенько ударив хозяина дома, я сгрёб жену в охапку и увёз оттуда.       Пока мы ехали обратно, я старался не разговаривать с ней. Карлотта же была вполне счастлива, шутила и смеялась всю дорогу. Затем она заявила, что я глупенький, а она меня очень любит. Я ответил, что тоже люблю её, хотя того поступка никогда не смогу простить.       Ну что сказать? Буквально через неделю я снова боготворил её, забыв обо всём. Наверно, я и впрямь глупенький. За полтора месяца я многое пропустил. Голос она себе ставила заново, так как профессиональные певцы не могут петь превосходно после столь долгого перерыва. Почти месяц она не выходила из своей комнаты, занимаясь с самыми дорогими преподавателями. И она добилась своего. Столица Франции взорвалась после её триумфа. И опять стали приходить десятки корзин с цветами, дорогие подарки, толпы людей стояли у театра и особняка, надеясь увидеть её. В театре был аншлаг за аншлагом. Да, город был у её ног.       Карлотта была счастлива и даже сказала мне, что когда кончиться пятилетний контракт, она проедет с прощальными гастролями по всему миру, а затем мы вернёмся к Розмари.       Незаметно пролетели четыре года, мы опять были в центре внимания высшего света - нас приглашали на балы, приёмы и остальные праздники. В театре всё было как нельзя лучше. Раз в год, под Рождество, мы уезжали на месяц к дочке. Нашей малышке было уже восемь, она прекрасно пела в церковном хоре и говорила нам, что видит своё будущее только на сцене. Карлотта уже почти не устраивала сцкандалов, наша жизнь текла размеренно, и мы мечтали в скором времени вернуться в Вену, из которой нам не уставали присылать приглашения в театр. Мы даже подумывали устроить Розмари в театральный хор, для начала.       Всё бы хорошо, но… Стали приходить угрозы, подписанные двумя корявыми буквами - П.О.       Сначала мы думали, что это не больше, чем глупая шутка. Но когда на Карлотту третий раз упал задник, мы решили, что это происки виконта де Шаньи, продвигающего таким образом свою протеже.        Я стал бояться за свою жену. Я не мог её потерять, это стало бы для меня смертью. В письме загадочного П.О. ясно говорилось, что он убьёт приму, если она выйдет в определённый день на сцену, и я не мог этого допустить. Поскандалив, Карлотта ушла из театра, естественно, собираясь вернуться к гала-представлению и ещё раз хорошенько поорать на новых директоров. И вот когда она тем вечером стояла в дверях нашего особняка, я преградил ей путь. Какой бы горячей и сильной не была Карлотта, сдвинуть меня она не смогла. Попеременно она рыдала и ругалась, пока Кристина Даае пела на её законном месте. Ближе к концу выступления этой девчонки я позволил жене приехать к опере. Триумф Кристины чуть не убил мою Карлотту. На следующий же день её крики сотрясали оперу, и она добилась своего - директора буквально бросились к её ногам и умоляли её вернуться. Не смотря на очередные угрозы, Карлотта вышла на сцену. Пела она превосходно. Её всемирно известная трель заставила зал восторженно молчать и взирать на неё, как на богиню. Но опять всё испортил этот человек в маске - Карлотта потеряла голос прямо на сцене. Это было таким ударом для неё, что последующие дни я с трудом успевал вынуть её из петли, выхватить бокал с ядом и отнять острый нож, занесённой над сердцем. Голос был для моей жены всем. Он стоял в её личной иерархии ценностей выше меня и даже Розмари.       К счастью, тот человек не появлялся несколько месяцев, и мы даже забыли о нём. Карлотта восстановила моральные силы, снова покорила Париж своим великолепным голосом, а о Даае все и думать забыли.       В начале зимы в Опера Популер был дан маскарад. Многие потом говорили, что на балу было целых две королевы - одна, уже много лет сидящая на троне и не желающая его уступать, а другая, молодая, пытающаяся свергнуть первую с престола. Как все эти люди были глупы и слепы! Нет, королева была одна - моя Карлотта. Она сверкала золотом, и было невозможно отвести от неё глаза. Она была в стократ прекраснее Даае. Тонкие классические черты лица, стать, умение держаться, рост (а она была на пол-головы выше девчонки), фигура, голос были не сравнимы с довольно простым личиком Кристины, её жалкими полутора метрами роста, короткими кривыми ногами (я достаточно на это насмотрелся, когда она играла Серафимо, будучи в мужском костюме и штанах) и жалким слабым голоском. Для меня не было женщины краше, чем моя жена, и я искренне не понимал, чем Даае может быть лучше. Как по мне, губы у неё были слишком большими и она напоминала лягушку, ушибыли оттопыренными, а склад фигуры - мужской (опять-таки, чисто случайно заметил на репетициях Ганнибала). И пластики никакой, и взгляд забитый. А все эти пустые разговоры про её прелесть, про внутренний свет и талант меня раздражали.       И вот на этом самом маскараде мы с Карлоттой стоим у лестницы, любуясь этим быстрым потоком танцующих пар. Я уже стар для танцев, полон, неуклюж, мне перевалило за сорок. Карлотта же знает, как сильно я её люблю, а оттого ревную, и не танцует ни с кем. К слову, она больше не видела других мужчин. В Вене она нагулялась сполна и сейчас видела своё счастье только во мне. Но я отвлёкся. Маски перед нами сменяли друг друга, музыка играла, слышался смех… Но всё это мгновенно прекратилось, когда появился он.       Призрак Оперы оказался статным мужчиной, высокого роста и с широким разворотом плеч. На его поясе была шпага, а в руках папка с нотами, как я узнал позже. Я не боялся за жену: весь театр знал, что все интересы этого загадочного Маэстро сводятся исключительно к Кристине. Но я напрасно расслабился. Это человек в маске подошёл к Лотте и опасно заиграл шпагой с пером на её головном уборе. Я быстро потянул Карлотту к себе, подальше от этого мужчины и сделал отважный шаг вперёд. Шпага уткнулась мне в живот, но я и не думал отступать. Честь моей дамы была задета! Но Лотта подошла сзади и прошептала мне несколько слов. - Вальдо, не надо.       Будь у меня оружие, я бы вышел на поединок. Возможно, будь я на десяток лет моложе и немного стройнее, победа осталась бы за мной… Но сейчас я позорно отступил. Карлотта, понимая мои чувства, крепко сжала мою руку и не отпускала её до тех пор, пока Призрак не ушёл.       Вскоре виконт де Шаньи решил устроить облаву на Призрака Оперы. И как бы я не был против, Карлотта была одной из первых, кто его поддержал. Она была готова с ружьём на перевес выскочить на сцену и отправить мсье Призрака к праотцам. Но от неё требовалось лишь уступить роль сопернице.        У меня было отвратительное предчувствие. Всю неделю я отговаривал её от этого, просил вообще не приходить в театр в тот день, но она была непреклонна. За полтора часа до премьеры что-то ёкнуло у меня в сердце, и я умолял её остаться дома. Но мы приехали в оперу, переоделись, нам наложили грим, и мы вышли на сцену. Когда я пел Дон Жуана, а Карлотта была всего лишь в массовке, я невольно вспомнил первые годы нашего романа.       Пока на сцене выступали балерины, у нас было несколько минут чтобы перекинуться парой слов за кулисами. - Вальдо, не знаю почему, но я хочу сказать сейчас, что очень тебя люблю, - проговорила Лотта.       Я обнял свою Карлотту. - Я тоже люблю тебя, свет мой. - У меня теперь тоже плохое предчувствие… - Отступать уже поздно, так ведь? - Да…       Повинуясь какому-то неясному порыву, мы поцеловались. И мне было пора возвращаться на сцену. Я внимательно посмотрел на Карлотту, будто стремясь запомнить всё до мельчайшей чёрточки. Глупо, конечно, я и так помнил в ней всё от таких любимых зелёных глаз в ореоле густых ресниц и шёлковых уст, до маленькой родинки на левом бедре и небольшого шрамика на правой ключице. - Если что-то случится… В общем, ты - моя жизнь. И всегда была ею. Я ни в чём тебя не виню и смело могу сказать, что был счастлив с тобой все эти годы, - мне почему-то очень сильно захотелось это сказать. - Убальдо, почему ты это говоришь?! - нахмурилась Карлотта. - Всё будет хорошо! - Лотта, прошу тебя, скажи, ты любила меня, - попросил я.       Она прикрыла глаза и тяжело вздохнула. - Да. Да, только тебя я и любила всю жизнь. И буду любить! Не накручивай себя, любовь моя, всё будет хорошо!       Я в последний раз впился в неё глазами и ушёл на сцену, чтобы никогда к не вернуться к своей любимой женщине.