Повелитель четырёх стихий

      Время мчалось так, словно за ним кто-то гнался — сезоны сменяли друг друга, и внезапно пришла зима. Она, мягкая и тёплая, совсем не походила на эту же пору в его родном краю. На Олухе зима была страшной порой, каждый год забиравшей всех слабых здоровьем — одному лишь сыну Стоика удавалось каждый раз отходить от черты, из-за которой не возвращались, но этот парень во многих вопросах был исключением, можно было к тому и привыкнуть. Зима на Олухе порождала страшные легенды о Белом Ветре, о Хозяйке Белого Города, о страшном чудовище, способном пожрать солнце и навсегда лишить мир света, сделав холода бесконечными…       В этом же благословенном краю, где, наконец, остановился после своих странствий Бейн, зима даже редко дарила людям снег — детишки каждый раз искренне радовались кружеву белых хлопьев, воспринимая их как чудо, как весёлую добрую сказку. Откуда им было знать, как в суровых северных краях этот снег без всякой жалости забирал жизни, и только самые суровые сыны севера научились видеть в нём красоту, а не только горе и угрозу.       На Олухе зима была временем обновления, перерождения, прохождения некой невидимой, но очень важной грани. Сердцем этой поры всегда было зимнее солнцестояние — день наибольшей силы магов воды, особенно если он совпадал с полнолунием.       Как полночь, как полдень — зимнее солнцестояние было неким порогом. Опасное, переходное время… Ведь если что-то собьётся в мировом механизме, то собьётся именно в такой миг. Потому его соплеменники чтили такие моменты, молились духам предков о защите от злых сил, и никогда не нарушали предписанных традицией ритуалов. И хотя даже к ним добрался повсеместно используемый календарь народа огня, новый год Олух встречал именно на утро после самой длинной ночи, а не в первое после зимнего солнцестояния новолуние.       Эта разница была чисто культурной, на торговых и политических вопросах мало отражающейся, но эта особенность их народа грела душу Бейна. Давала понять, насколько хорошо они смогли несмотря ни на что сохранить свою уникальность. Хотя бы в таких вещах… Потому он, как почтительный сын, встретил новый год в тишине комнат своего дома, возжёг благовония с молитвой духам предков, и пусть никого из его семьи рядом с ним не было — медальон с изображением чёрного дракона говорил, что теперь он часть чего-то гораздо большего, и, даже оставшись совсем один, он больше никогда не будет одинок.       Бейн юн, слишком юн по меркам местных тётушек, жалеющих молодого мастера, прибывшего в этот городок, чтобы учить детей. Их детей.       Тётушки прекрасно помнили время бесконечных войн, когда имперские солдаты приходили, чтобы забрать по одному мужчине из семьи. Слишком много вдов и сирот жило здесь, слишком много… не магов. Маги возвращались — у них было преимущество, а вот простым людям так везло гораздо реже.       Тётушки радовались, что молодой мастер мог научить их детей, лишённых магии, и грамоте, и как постоять за себя. И хотя мало какая мать желает своему чаду полную опасностей жизнь, но перспектива полунищего существования крестьян и ремесленников, которых империя постоянно обирала, пугала их больше — свободный воин сам мог выбрать свой путь. И хотя не все были с этим согласны — всё же не всякая хозяйка хотела отпускать из дома рабочие руки, но амбициозных мальчишек и девчонок было не удержать. Они хотели приключений, они хотели свободы.       И Бейн их понимал.       Гораздо лучше, чем следовало бы одному из сыновей знатного господина, на самом деле.       Но он был сыном служанки в доме Йоргенсонов, и хотя об этом никогда не говорили вслух, все прекрасно понимали, кем был его отец, и что судьба мальчишки была незавидна — он не был магом. Как ни был ни один из его сыновей, кроме законного наследника Снора.       Иногда, в далёком детстве, Бейн позволял себе мечтать, что отец одумается, признает его мать если не женой, то хотя бы наложницей, что ей, слабой и болезненной, больше не придётся прислуживать госпоже Мире. Но все эти мечты разбились о злую реальность, когда седьмая зима Бейна забрала жизнь его матери.       И он остался слугой в доме собственного отца.       И он смотрел, как его единокровный брат купался в роскоши и родительском обожании, пока сам Бейн мог надеяться только на благосклонность подкармливавших его кухарок.       Быть может, в его сердце родилась бы ненависть к брату из-за всей этой несправедливости, быть может, однажды он, отчаявшись, сжёг бы весь дом своих господ, чтобы это бессердечное порождение огня, его отец, в пламени и сгинул... И если бы не Чужак...       Наставник стал спасением.       Наставник показал ему другой путь, показал, что он, слуга, на самом деле гораздо свободнее многих господ. Потому что перед ним были открыты все дороги. Потому что любые запреты, актуальные для магов, на него не распространялись.       Наставник поверил в него, заменив собой всё то, чем должен быть для сына отец.       Конечно, Бейн не был единственным ребёнком с тяжелой судьбой среди учеников Мастера Армиса. На самом деле, все они были такими детьми.       Даже молодой господин Хеддок.       Особенно он.       Старший брат по учению.       Так они его называли… Иккинг был нелюдим по отношению к магам, и слухи про него ходили самые разные, но где им, слугам и крестьянским детям, общаться с сыном вождя… Потом, познакомившись с ним лично и внезапно впервые в жизни не встретив агрессии или пренебрежения в свою сторону от господского отпрыска, они поняли — за этим человеком они хотели бы пойти.       Старший брат был действительно раздражительным, но ещё — терпеливым, внимательным и сострадательным, он с улыбкой помогал младшим, учил их и помогал, если те просили о помощи или совете.       Наставник явно одобрял такой порядок вещей — по его словам, именно так и должно было всё быть, старшие помогают младшим, а происхождение абсолютно не важно там, где вперёд выходили трудолюбие и мастерство. И если для того, чтобы быть частью этой семьи, этого боевого братства, нужно было бы отречься от своих корней, Бейн пошёл бы на это — но Наставник это не требовал.       А потом всё полетело в бездну — Иккинг лишился зрения и стал гораздо более отстранённым, и тогда у них, младших братьев, пришло понимание — детство закончилось. Больше некому было их опекать, и теперь именно они были старшими братьями.       Как просто было давать клятвы о неразглашении. Как просто было проводить ритуалы вступления в орден, как приятно — надевать медальон с чёрным драконом. И знать, что они становились силой, которая однажды придёт на помощь старшему брату.       Они — его армия, его воинство, и Бейн мог с гордостью называть себя младшим братом Аватара.       …В конце концов, он действительно был его младшим троюродным братом… Но об этом ему уже рассказал Синдри. Взявший себе взрослое имя единственный признанный сын Снора внезапно стал меняться. Если бы он не видел раскаяния в его глазах, смирения и жажды всё исправить, если бы Бейн не видел своими глазами, как Синдри скандалил с отцом, защищая…. Их, непризнанных. Если бы Йоргенсон не изменился, не повзрослел, то Бейн никогда не назвал бы его братом.       Но теперь — называл. И был назван так же в ответ.       И брат обещал ему справедливость.       И брат дал ему благословение на путешествие.       И брат дал ему право носить одну с ним фамилию, и не стыдливо опускать глаза в пол, а с гордо поднятой головой говорить о своём происхождении.       Он, Бейн — тоже потомок Алаи.       И Магнуса.       …Но добрым тётушкам таких деталей знать не стоило. Он рассказывал им облегчённую версию своей истории, без лжи, но и без важных деталей. Да, уважаемые, он сын служанки в доме знатного мага огня. Да, его, рано осиротевшего, отдали в ученики одному из мастеров, а потом старший брат, увидев таланты младшего, отправил его странствовать по миру, чтобы он сам нёс учение детям, лишённым знатных фамилий.       Тётушкам нравились такие истории, они жалели его, его матушку, её горькую судьбу, и доверяли, доверяли, доверяли ему своих детишек.       Наставник был бы доволен.       Хотя он сам теперь — Наставник.       И его юные ученики, поднося ему праздничные угощения, веселились на фестивале.       Детский смех, падавшие с неба крупные белые снежинки, бодрые мелодии бродячих музыкантов и выступления уличных артистов, собиравшие вокруг себя толпы восторжённых, не избалованных развлечениями зрителей, заставляли отвлечься от печальных мыслей.       Горели разноцветные огни, сделанные ручками фонарики, и в их свете снег искрился ещё волшебнее.       Аромат благовоний, призванный отгонять злых духов в эту ночь, до болезненно сжавшегося сердца напоминал о родине, куда Бейн вернётся ещё очень не скоро.       Только всюду развешенные изображения духов огня — драконов — кардинально отличали празднество от привычного ему, напоминая лишний раз, что он находился чудовищно далеко от родных краев, в глуши земель народа огня.       Но…       Да, где-то было страшно, где-то было горе, но здесь и сейчас, в ставшем ему дорогим крохотном городке на краю леса, у большого озера, этой ночью встречали новый год, и невольно Бейн отдавался этому потаенному желанию — забыть обо всех проблемах и вспомнить, что он тоже был юн. Что он только-только встретил свою двадцатую зиму.       И всё было впереди.       Счастье было впереди.       Свобода была впереди.       Он, Бейн Йоргенсон, был в этом уверен.