Кружево и сталь

Рядом ты была, берегла крыла, было невдомек, Я не доглядел, Косы расплела, по воду ушла, Стынет поцелуй.

      Ему снова снились полеты. Как он метался между небом и землей, то взмывая на огромную высоту, то камнем кидаясь к земле. Арей проснулся в поту, дико озираясь по сторонам, а после долго лежал, уставившись в потолок немигающим взглядом.       В конце концов, не выдержав, он тяжело поднялся с постели. Пелька спала, подложив ладони под щёку. Какое-то время мечник разглядывал её со слабой улыбкой, затем плотнее укутал жену одеялом и отошел к столу. Звякнула цепь дарха, когда барон мрака надел её на шею. Натянув штаны и обувшись, он умылся никогда не исчезающей из чана водой и уселся на расшатанный стул. В руке у мечника возникла запыленная бутыль. Последние недели он начинал свой день именно так — с крепкого вина на голодный желудок.       С того момента, как мужчина узнал, что Пелька ждет ребенка, мир для него навсегда перевернулся. Больше не было прежнего Арея — и никогда уже не будет. Мрак по-прежнему злокачественной опухолью пульсировал у него в груди, но теперь его теснило чувство, равного которому мир не знает. Арей и сам не знал, пока ему не выпало счастье испытать это — он будет отцом.       Каждую минуту каждого дня после сделанного ими открытия влюбленные пребывали в состоянии неверия и эйфории. Когда твоя радость настолько безоблачна, ты понимаешь, что она вот-вот развеется. Потому что всё подлинное и незамутнённое — скоротечно. Но день сменял другой, а их чувство не остывало ни на секунду. Оно было настолько бесценным и горело так ярко, что его хотелось законсервировать, запечатать в глухую бочку и потом зачерпывать понемногу в горестную пору.       Пелька, разумеется, была поражена случившимся. Но для неё это было всё же более естественно и понятно, нежели для Арея. Беременность жены оказалась для него ударом, пусть и в хорошем смысле. Эта пока ещё крохотная песчинка жизни поставила под сомнение всё, чем он жил и во что верил. Любовь к женщине и последующую женитьбу ещё можно было худо-бедно списать на низменные страстишки. Но то, что они смогли зачать ребенка, не говорило даже, — кричало — о том ярком свете, истинном, изначальном свете, который всё ещё жил глубоко внутри беспощадного барона мрака.       Оглянувшись на тихонько сопящую во сне Пельку, Арей снова улыбнулся. Беспомощно, растерянно. Так, будто сам себя не узнавал. Неужели это я, будто спрашивал он? Неужели человек, несколько недель назад подползший на коленях к кровати и уткнувшийся в ноги женщины — это тот самый человек, который ещё год назад жил в башне Приграничья, в одиночестве, без малейшей надежды на шанс и прощение? Сейчас прошлая жизнь — все бесконечные столетия — слились в одно серое пятно. Для Арея этот год с Пелькой оказался самым настоящим, самым ценным из всего, что ему довелось пережить. Его маленькая жена отказывалась сомневаться в нём, она возвратила мечнику веру в силу света, подарила лучшие минуты в его жизни. И вот теперь она носит под сердцем его дитя.       Не выдержав, барон мрака вскочил со стула и бросился к постели. Он стал покрывать всё лицо и руки девушки быстрыми, частыми поцелуями. Пелька сонно вздохнула и с улыбкой распахнула глаза.       — Арей? — её голос был удивленным и слегка охрипшим спросонья.       — Люблю, — прошептал мужчина, прижимаясь лбом к пока ещё плоскому животу.       Пелька улыбнулась, перевернулась на спину, поглаживая голову мужа, и буквально сразу вновь погрузилась в сон. Теперь это было основным её занятием, что казалось мечнику одновременно смешным и трогательным.       Слушая спокойное дыхание жены, барон мрака продолжил размышлять об их дальнейшей судьбе. Он понимал, что обеспечить безопасность женщины и ребёнка будет ещё тяжелее, и прежней помощью ему не обойтись. Нет, нужно было найти нечто, имеющее значительную силу, способное создать тихое и стабильное существование. На это явно не был способен ни маг, ни страж, ни даже какое-то заклинание. Тут требовалось, скорее, некое особое оружие, предмет…       Арей резко вскинул голову. Убедившись, что он не разбудил Пельку, мечник прошел к столу, на ходу натягивая рубаху. Ну конечно! Когда стражу или магу не хватает собственных сил, он обращается за помощью к дополнительному вместилищу могущества. Артефакту. По миру они разбросаны в неимоверном количестве, все разной мощности и воздействия. Среди них непременно найдётся то, что поможет Арею сохранить семью. И он знал только одного человека, который разбирался во всех существующих артефактах. Накинув плащ и ещё раз бросив взгляд на спящую девушку, барон мрака тихо выскользнул за дверь. Через минуту его широкоплечая фигура уже мелькала в соседнем переулке среди рассветных лучей.       ***       Пельку разбудил грохот и хриплая ругань. Она приподнялась на локтях, пытаясь сфокусировать взгляд. В противоположном конце комнаты, у гигантского очага, копошился Арей, собирая что-то с пола. Обернувшись, он напоролся на недоумевающий взгляд жены.       — Ну вот, разбудил, — проворчал мечник, ссыпая осколки разбитой тарелки в огонь.       Девушка потянулась и соскочила с постели, босиком прошлепав к столу, за котором уместилось бы не меньше дюжины человек. В жилище Олафа всё было впечатляющих размеров, что не являлось сюрпризом для того, кому хоть раз доводилось видеть могучего варяга.       Минуло уже несколько недель с тех пор, как дождливым сентябрьским вечером Арей и Пелька тихо простились с маленькой комнаткой под самой крышей, в которой они провели столько счастливых часов, и покинули постоялый двор Могуты. Той же ночью Олаф отбыл на задание, порученное Лигулом.       — Прощай, — барон мрака обнял варяга на прощание.       Тот покачал головой, в густой бороде мелькнула тень улыбки.       — Свидимся ещё, — ответил он, растворяясь в чернильной тьме, и эхо его слов пророчески повисло в воздухе.       И вот теперь Арей со своей юной женой привыкали к новому жилищу. Вернее, мужчина привык сразу — кочевой образ жизни и годами воспитанная привычка не привязываться к конкретному месту жительства позволяли мечнику считать домом любое место, где ему довелось переночевать больше двух дней подряд. Пелька же, особенно с наступлением беременности, заразилась гнездованием. Каждый день Арей терпеливо ходил с ней на городскую площадь, а потом тащился обратно, навьюченный тюками с ковриками, одеялами, посудой и другими предметами быта. Когда девушка не гуляла на свежем воздухе, то с усердием начищала все видимые поверхности в доме, чем доводила до отчаяния мужа, считавшего, что она слишком сильно перенапрягается и этим может навредить ребенку.       Однако в целом будни пары проходили довольно спокойно и лениво. Пелька много спала, и даже барон мрака пару раз поддавался дремоте в дневное время. Однажды, перебирая вещи в своём сундуке, девушка наткнулась на тончайший лён своего подвенечного платья. Она провела пальцем по маленьким стежкам, вспоминая, сколько радости доставляло ей когда-то шитьё этого наряда. После этого Пелька коротала вечера, сидя в кресле у огня с очередным рукоделием в руках.       С того момента, как она осознала своё новое положение, девушкой овладела странная меланхолия. Казалось бы, беременность должна была усложнить положение дел, но для Пельки, напротив, всё будто встало на свои места. Всё стало проще. Теперь девушка проводила долгие часы, размышляя о том, как незамысловато устроена жизнь и как люди сами наполняют её мусором ненужных проблем. Она сидела, уставившись перед собой и поглаживая ещё едва заметный живот, чувствуя, как сверху снисходит покой, обволакивая, погружая в кокон её саму и ещё народившееся дитя.       Ленивое оцепенение, в котором с недавнего времени пребывала девушка, её лёгкая отстраненность поначалу пугали мечника. Он не понимал, куда делась кипучая энергия его жены, фонтан идей и стремлений. Всё будто увяло, сузившись до крохотной точки в её чреве. Однако, по мере того, как текли месяцы, Арей понемногу успокаивался. Он понимал, что сейчас все силы Пельки должны уходить на поддержание не одной, а целых двух жизней. «Когда родится ребенок, — думал он, — она вновь станет прежней».       Сразу же после того, как барон мрака узнал о счастливой новости, он запретил жене седлать Светозара. Мечник думал, что даже это решение Пелька по привычке будет оспаривать, но она вновь удивила его, ни словом не возразив. И всё же девушка любила своего коня, и в ночь переезда они ушли с постоялого двора, ведя под уздцы гнедого красавца. Изба Олафа не имела никаких дополнительных пристроек, кроме небольшого навеса сбоку от входа, где поначалу и разместили животное. Последующие же недели Арей потратил на то, чтобы пристроить к дому хорошую конюшню, где Светозар сможет в комфорте пережить зиму. И к моменту первых серьезных заморозков небольшое, но крепкое жилище из камня было готово.       Вот так и протекали те неспешные осенние дни. В непривычных, но таких уютных заботах, в приготовлениях и повседневных хлопотах. Тогда Арей и Пелька не знали, что это их предпоследняя счастливая осень. А если бы им сказали об этом, стали бы они больше дорожить каждой секундой, проведенной подле друг друга, и драгоценной благодатью? Скорее всего, нет. Ведь невозможно быть счастливее, чем они в ту спокойную, добрую пору. И они очередной раз в этом убедились когда одним не по-октябрьски тёплым вечером барон мрака оглядел свою работу, присев на ступеньки у чёрного входа. Светозар топтался вокруг конюшни, обнюхивая её и не решаясь войти внутрь, туда, где царили непривычные пока запахи.       — Ну и чего ты? — проворчал Арей. — Давай-ка, не тушуйся. Будешь теперь здесь жить.       Животное посмотрело мечнику в глаза, тряхнув гривой.       — Ты ещё скажи, что здесь хуже, чем в конюшнях Могуты! — воскликнул мечник.       Светозар фыркнул и осторожно ступил в денник, где уже стояла поилка и лежало свежее сено. Какое-то время оттуда ещё раздавалось пофыркивание, а затем Арей услышал шуршание сена и довольное ржание.       — Ну вот и славно, — мужчина с облегчением расслабил плечи, обратив внимание на свои ладони. От тяжелой работы они ещё больше огрубели, покрылись царапинами и ссадинами, которые оставили острые камни.       Вскинув голову, барон мрака сощурился, оглядывая долину, вид на которую открывался с их холма. Вся окутанная золотыми лучами, она поглощала исчезающий за горизонтом круглый диск солнца. В последних числах октября оно исчезало рано и уже почти не грело, однако сегодняшний день был непривычно долгим и теплым и подарил под конец совершенно шальной закат.       — Ну как он, устроился? — мягкий голос жены раздался над самым плечом Арея. — По нраву ему новое место?       Пелька опустилась рядом с мечником, держа в руках две кружки с молоком. Одну она протянула мужу.       — Ещё бы было иначе, — усмехнулся мужчина, — его конюшня размером с половину нашего дома.       Девушка засмеялась, но тут же умолкла. Глотнула подогретого молока, оставившего белый след над верхней губой. Заходящее солнце окрасило её лицо оранжевыми бликами. Арей любовался ею. Беременность немного смягчила угловатые черты лица Пельки, оно утратило прежнюю резкость, став более нежным. А былой огонь в глазах сменился на спокойное, ровное пламя.       Мечник подался к жене, зарываясь носом в тонкие пряди на виске. Даже её запах стал иным. Прежде он сводил с ума своей юной свежестью и едкой терпкостью, в которой угадывались ароматы дыма и крови. Теперь же Пелька благоухала чем-то трудноопределимым, но тёплым и притягательным. Так пахнет женщина, понял Арей. Ребёнок, которого она носит под сердцем, сделал её тело ещё более желанным.       — Вот-вот ударят заморозки, — глухо произнес мечник, всё ещё прижимаясь губами к мягким волосам.       — Ты думаешь? — Пелька пошевелилась, плотнее прижимаясь к мужчине. — Так и не скажешь. Сегодня было очень тепло, а закат какой… Будто весна.       — И она настанет, — улыбнулся барон мрака. — В своё время.       — Я так люблю весну, — продолжала девушка, будто не расслышав его слов. — Ну почему она не может длиться подольше?       — Потому что всему и всегда приходит конец.       Пелька слегка отстранилась, заглядывая ему в глаза.       — И нам тоже? — задумчиво произнесла она.       Арей серьезно посмотрел на неё, пытаясь подобрать слова. Он мог бы солгать, однако знал, что девушка почувствует ложь.       — Да, и «мы» когда-нибудь тоже закончимся, — осторожно ответил мечник. Пелька ничего не сказала на это, и он продолжил: — Но не наша любовь. Любовь не может закончиться, потому что она не имеет материального воплощения. Она вечна.       — Значит, мы будем любить друг друга всегда? Даже когда умрём?       Мужчина покачал головой:       — Не совсем. После смерти я, Арей, мечник мрака, перестану существовать. Но то, что является моей сущностью, что зажигает живой эйдос светом — то будет жить всегда. Моя суть бессмертна, и её квинтэссенцией является любовь. Любовь к тебе, Пелька.       Его слова пронзили девушку насквозь, наполнив глаза солёной влагой. Она порывисто притянула мужа к себе, и выпавшие из их рук кружки покатились по каменным плитам. Арей отвечал на поцелуй, чувствуя, буквально кожей осязая, как сквозь несколько тонких оболочек между ними двумя бьется третье сердце. Он поднял жену на руки и понес в дом, а позади них догорал пламенеющий закат.       ***       Пелька второй раз наблюдала, как снег огромным мягким покрывалом застилает Лысую Гору. Год назад в это же самое время она была растерянной, опьяненной и бесстрашной девочкой, которая решилась разделить судьбу с беспощадным адептом мрака. О небо, сколько всего случилось за этот год, вместивший в себя несколько жизней!       И вот теперь Пелька сидит у окна, поглаживая уже немаленький живот. Она переносила беременность на удивление легко, её не мутило, не ломило кости, даже спина почти не болела. Арея же беспокоило всё — и в первую очередь то, что девушка почти не прибавляла в весе. Её руки и ноги оставались такими же тонкими, грудь едва заметно набухла, перестав напоминать подростковую, а выпирающие кости таза не было видно лишь потому, что их закрывал живот. Казалось, плод — это единственное в ней, что продолжает расти и меняться.       К беспокойству Арея за жену примешивалось также и то, что поиски нужного артефакта затягивались. Он много времени провёл с Яраатом, изучая старые свитки, дотошно разбирая слухи и рассказы о тех или иных магических предметах. Их было неисчислимое множество, однако большую часть составляло оружие. Среди же инструментов, способных влиять на судьбу, не нашлось ни одного, обладавшего достаточной силой, чтобы помочь им. Эти бесплодные искания длились до тех пор, пока однажды утром мечник не столкнулся с Яраатом прямо на рыночной площади.       До этого оборотень никогда не появлялся на людях посреди дня. Пелька, медленно вышагивавшая среди рядов с целебными травами, первой заметила Яраата. Она сразу же напряглась, повернулась к мужу и что-то шепнула ему на ухо. Барон мрака тут же перевел взгляд на плешивого мужчину в затасканном сером плаще и едва заметно кивнул ему, повернувшись к жене. Когда же он снова бросил взгляд в ту сторону, оборотня уже след простыл. Крепко взяв Пельку за локоть, Арей повел её к выходу с площади.       — Ты опять оставляешь меня, даже не объясняя, что у тебя с ним за дела? — девушка уже не пыталась скрыть своего недовольства и волнения.       За последние месяцы мечник слишком часто отсутствовал, не называя причины, и она знала лишь, что в это время он находился с Яраатом. Этот человек не нравился Пельке с самого первого дня их встречи, когда тот проводил её к алтарю из высоких елей.       Арей ничего не отвечал, продолжая сжимать её руку и направляя среди толпы людей. Девушка попыталась вырваться, но он лишь стиснул её крепче, вырвав у Пельки короткий писк. Ослабив хватку, мужчина вывел их в проулок, по которому пролегала самая короткая дорога к их дому. Убедившись, что народу вокруг стало меньше, он негромко произнес:       — Яраат помогает мне в одном важном деле. Если оно выйдет так, как я задумал, то после рождения ребенка нам уже не нужно будет бояться за своё будущее.       Девушка глянула на мужа со смесью недоверия и волнения:       — Что ты задумал, Арей?       Однако мечник так и не ответил. До самого конца дороги он смотрел прямо перед собой, больше не проронив ни слова. Перед изгородью, за которой виднелась их засыпанная снегом избушка, барон мрака остановился, выпустив, наконец, руку жены.       — Вернусь я, вероятнее всего, ночью. Ложись и не жди меня.       Не дожидаясь её ответа, Арей развернулся в том направлении, откуда они пришли. Пелька смотрела ему вслед, глотая злые слёзы. Её расстроило его грубое поведение, но больше всего то, что мечник будто вновь перестал ей доверять. Она знала, что не ляжет спать, пока не дождется мужа.       — Не плачь, девонька, они того не стоят, — раздался рядом красивый звонкий голос.       Пелька удивленно повернула голову. Перед ней стояла красавица-цыганка, совсем не по погоде одетая в лёгкое цветастое платье и короткие красные сапожки. Её плечи укрывала широкая шаль — она же была единственным, что защищало цыганку от разыгравшейся метели.       Когда незнакомка подошла поближе, Пелька заметила, что это была не девушка, как ей показалось вначале, а женщина, причем уже немолодая. Тонкая сеточка морщинок расходилась от больших миндалевидных глаз к щекам, бороздами пролегала по шее и груди. Однако задорный блеск в глазах, пышная грива волос, в которой не было видно ни одного седого, и какая-то невероятная, картинная красота скрадывали немаленький возраст цыганки.       Завороженная этой картиной, Пелька не сразу сообразила, что женщина оказалась слишком близко. Она ступала вкрадчиво и бесшумно, будто кружила вокруг. Девушка попятилась. Когда-то ей доводилось сталкиваться с представителями этого народа, и ничем хорошим эти встречи, как правило, не заканчивались. Заметив её враждебную настороженность, цыганка хрипло рассеялась:       — Не бойся меня, дитя. Я тебя не обижу. Всего лишь хочу посмотреть твою руку.       Пелька нахмурилась. Эти слова, произнесенные с легким заморским акцентом, нисколько её не успокоили, скорее, наоборот.       — Я вас не боюсь, — твердо ответила девушка. — И в предсказаниях не нуждаюсь.       С этими словами она развернулась и двинулась к дому, надеясь как можно скорее укрыться в его надежных стенах. Однако её догнали слова:       — Зря ты так думаешь, красавица. Я ведь могу рассказать всё про дочку твою.       Пораженная услышанным, Пелька резко обернулась и вздрогнула, когда женщина в одну секунду оказалась рядом с ней.       — Вы сказали «дочь»? У меня будет девочка?       Цыганка хитро улыбнулась и потянулась к ладони девушка, однако та отдернула руку. Черноволосая красавица вздохнула.       — А говорила, что не боишься. Я ведь не просто так к тебе подошла. Я вижу… Понимаешь? С тех, кто так ярко сияет, я денег никогда не беру.       — Вы колдунья? — тихо спросила Пелька.       — Нет, — расхохоталась та. — Разве только колдуньи могут видеть?       С этими словами она опять коснулась руки девушки. На этот раз Пелька не возразила, наблюдая, как цыганка потянула перчатку и стала внимательно изучать чёткие линии на замерзшей ладони. На какое-то время завывания ветра поглотили все звуки вокруг, а затем женщина вскинула на Пельку глаза. Девушка нахмурилась.       — Что там?       Цыганка покачала головой:       — Твоя жизнь яркая, но тяжелая и короткая, девочка, — грустно произнесла она.       У Пельки перехватило дыхание. На краткое мгновение мир вокруг поглотила чернота, но потом девушка моргнула, тщетно пытаясь унять испуганное биение сердца.       — Мой ребенок. Моя дочь, — резко сказала она. — Что ждёт её?       Женщина приблизилась к ней вплотную, заглядывая в глаза:       — Я никогда не лгу, даже если вижу плохое. На твоей ладони отпечаток смерти. Ты потеряешь всех, кого любила, и погибнешь сама. Однако пройдет время — много времени, — сменится больше десяти тысяч лун, и вы воссоединитесь.       Пелька вдруг поняла, что цыганка постепенно отдаляется от неё, хотя её ноги не двигались. Она будто плыла по воздуху.       — Стой! — крикнула Пелька. Её голос сорвался, глаза застилали слёзы, мешая разглядеть сквозь порывы ветра удаляющуюся пророчицу. — Подожди! Когда? Когда мы снова будем вместе?       Образ цыганки почти растворился в усиливающейся метели, однако до девушки долетели последние слова:       — Когда родится новый наследник, и все долги будут отданы.       Пелька осталась одна посреди бушующей непогоды, и соленые дорожки мерзли на её щеках. Она инстинктивно прижала руки к животу, только сейчас заметив, что одна её кисть озябла больше другой. Из пары перчаток, подбитых шерстью, которые ей подарил Арей, осталась только одна. Сорвав её с руки, девушка уткнулась лицом в мягкую кожу и разрыдалась.       ***       Арей недоверчиво смотрел на сидевшего напротив мужчину.       — Свиток желаний? Ты серьёзно?       — Более чем, — кивнул Яраат.       Мечник провел рукой по бороде.       — Я думал, это только сказки.       — Арей, все легенды об артефактах — сказки, ты это знаешь не хуже меня. Другое дело, что один в них сомневается, а другой верит, ищет и находит.       Барон мрака хмыкнул:       — И то правда. В сущности… выбор у меня невелик. Когда и как предлагаешь начать поиски?       Лицо оборотня дернулось от нервного тика.       — Думаю, перво-наперво стоит наведаться в Скаредо, — хмыкнул Яраат.       — Это ещё зачем? Школа пуста, как и её окрестности.       — Первые свитки были созданы Бругусом именно там — это всё, что мне известно более-менее точно. Посетить это место стоит в любом случае.       Арей поднялся и прошелся по комнате. Оборотень следил за ним своими водянистыми глазами, проигрывая перстнем, который украшал крупный красный камень.       — Как ты, кстати, вообще вышел на этот артефакт? — внезапно поинтересовался мечник.       Он не мог знать, что несколько дней назад Яраат в очередной раз посетил Нижний Тартар, где Лигул бросил перед ним на стол старый свиток, заляпанный грязью. Криво выведенные буквы на нём рассказывали историю мага Бругуса, создавшего несколько столетий назад мощный артефакт, названный Свитком желаний. Перед смертью Бругус отправил его странствовать по миру, и конкретное местонахождение артефакта было неизвестно.       — Встретился со старым знакомым, он мне и поведал эту историю, — ответил Яраат, при этом даже не соврав.       — Этот старый знакомый тоже его ищет? — вскользь спросил барон мрака.       — Разумеется. Но не волнуйся, мы в любом случае окажемся первыми.       — Не волнуюсь, — спокойно ответил Арей, посмотрев оборотню в глаза. — Даже если нет, Свиток будет моим.       При этих словах за его спиной на мгновение полыхнули ножны меча. Яраат сощурил глаза.       — А ты, как я погляжу, далеко готов зайти ради счастья со своей девчонкой.       Арей нахмурился и приблизился к мужчине. От него исходили волны нетерпения и гнева, которые оборотень жадно поглощал.       — Я пойду до конца. До самого упора, и дальше. Если не для себя, то для неё я счастье вырву.       — Не сомневаюсь, — проговорил Яраат, и на мгновение барону мрака показалось, что слова эти прозвучали зловеще.       К тому моменту, как был разработан план и обговорены детали, было уже действительно поздно. Выйдя на заметенную снегом улицу, Арей глубоко вдохнул морозный воздух. Последнее время он стал замечать, что в обществе оборотня ему почему-то с трудом дышится. Мечник не лгал Олафу — он действительно не доверял Яраату на сто процентов, однако понимал, что в одиночку не справился бы. Ему нужен был напарник, опытный и надежный — по крайней мере, настолько, насколько последнее слово вообще было применимо к стражам мрака. Яраат же был проверен множеством испытаний, когда-то им даже довелось сражаться бок о бок, спина к спине. И тем не менее… тем не менее, что-то беспокоило Арея.       Метель немного улеглась, облака разошлись, и ясная звёздная ночь накрыла Лысую Гору. Несмотря на все переживания, сегодня, впервые за последние месяцы, мечник смог расслабиться. Надежда вновь вспыхнула в его сердце. Когда же он переступил порог дома и увидел, что Пелька ещё не ложилась, нежность затопила его до краёв. Стряхнув с сапог снег, мужчина скинул плащ и опустился на корточки у ног жены. Она сидела в огромном кресле, покрытом волчьей шкурой, и по обыкновению поглаживала живот.       Арею хватило одного белого взгляда, чтобы заметить тень, омрачающую лицо возлюбленной. Он примирительно коснулся её руки, однако девушка отдернула ладонь, будто обжегшись. В глазах её который раз за день блеснули слёзы.       — Прости меня, — тихо произнес барон мрака. Эти естественные слова по-прежнему давались ему с трудом, вставая поперек горла, но видеть жену такой расстроенной было ещё тяжелее. — Я не хочу оставлять тебя, но у меня есть дела, требующие решения. Это всё на благо, тебя и малыша.       Он говорил, стараясь поймать взгляд девушки, однако она прятала лицо.       — Пелька, посмотри на меня, — мечник ухватил её за подбородок. — Это серьезно. Я не рассказываю тебе ничего не от недоверия, а просто потому, что знаю — это станет причиной твоих переживаний. А этого я хочу меньше всего на свете.       Девушка, отстраненно глядевшая в одну точку, наконец перевела на него взгляд и нарушила молчание:       — Ты не думал, что своими недомолвками доставляешь мне куда больше волнений, чем если бы я знала правду?       — Не в этот раз, — его тон был непререкаем.       Раздраженно вздохнув, Пелька высвободилась из его захвата, поднялась из кресла, рукой придерживая поясницу, и остановилась напротив окна. Оно до половины было запорошено снегом, но даже без этого разглядеть что-либо в чернильной зимней ночи было невозможно.       Арей приблизился к жене, приобняв её за плечи.       — Пелька, пожалуйста. Я знаю, что тебе сейчас непросто. Но я всеми силами пытаюсь найти выход, который обеспечил бы нам и нашему сыну…       — Это девочка, — внезапно перебила Пелька, развернувшись к нему лицом, пытаясь понять его мысли по этому поводу.       Мечник ошарашенно моргнул.       — Откуда ты?..       — Я просто знаю, — отрезала она. — Разочарован?       — Я… нет, нет, не разочарован. Просто… растерян. Я был уверен, что это сын. Я всегда хотел сына. Но дочь…       Девушка напряженно ждала, что же он скажет дальше, однако у мужчины будто кончились слова. Он потряс головой, приходя в себя.       — Дочь — это прекрасно, — наконец прошептал Арей, поглаживая большими пальцами лицо жены. — Особенно если она будет похожа на тебя, любовь моя.       Пелька улыбнулась и спрятала лицо у него на груди, вдыхая родной и знакомый запах. Она так и не сказала ему о встрече с цыганкой и сделанном пророчестве — ни в тот вечер, ни позже. Ведь оно, как показала судьба, оказалось не так важно, в отличии от чуда, что они с Ареем являли собой. И это чудо действительно оказалось безвременным.       ***       Март, сменивший лютую зиму, оказался ненамного теплее. Снег лежал до самых последних чисел, раздражая всех, как засидевшийся гость. Однако первые же дни апреля огласили округу звоном капели и ярким солнцем. Лысая Гора расцветала, отогреваясь под благодатными лучами, а её жители вновь массово наводнили улицы.       Именно в один из этих радостных дней и решила появиться на свет дочь Арея и Пельки. Однако в то утро её будущие родители ещё ни о чём не подозревали, поглощенные рутинными хлопотами. Вернее, хлопотал Арей — Пелька же раздавала ему указания, так как двигаться она могла уже с трудом. Поэтому девушка, переваливаясь, следовала за ним из дома во двора, со двора на конюшню, попутно перечисляя, что нужно сделать.       Выглядела Пелька странно — её точеное лицо было цветущим и ясным, однако скрытая под просторным платьем фигура удручала — тощая, как щепка, с непомерно большим животом. Если бы не здоровый румянец щёк и блеск в глазах, девушка казалась бы очень истощенной беременностью, на деле же, если не считать ноющей из-за тяжести плода поясницы, она никогда ещё не чувствовала себя так хорошо.       Хозяйство влюбленных к тому моменту несколько разрослось, пополнившись громкоголосым петухом, парочкой кур и маленькой чёрной козочкой, которую Пелька назвала Гроза. В доме же появилось несколько кресел и шкафов, а в глубине комнаты — простая, добротно сколоченная люлька, укрытая вышитым пологом. Каждый стежок на нём был сделан руками Пельки, как и всё прочее приданое для малышки. Ни одной распашонки девушка не купила на базаре, а все ткани после шитья выстирала несколько раз.       Но самыми важными приготовлениями к предстоящим родам стали поиски повитухи. Пелька разговаривала с женщинами на главной площади в базарные дни, ходила к местным колдуньям и целителям, однако всё впустую. Посоветованные повивальные бабки оказывались неприятными, малограмотными в вопросе родов старухами с устаревшими или даже опасными методами. Пелька уже отчаялась, мысленно настраиваясь на то, что придется обращаться к одной из них, когда однажды в конце зимы Арей переступил порог избы со словами:       — Я нашел тебе повитуху.       Девушка, ахнув, оторвалась от льняного лоскута, который она покрывала тонким цветочным узором:       — Как? Кого же это?       Мечник загадочно улыбался, пока наливал себе вино и устраивался у огня, а затем ответил:       — Отыскал её в горах Валахии.       Заметив, как от удивления расширились и без того огромные глаза жены, он не выдержал и расхохотался:       — Она больше знахарка, чем повитуха. Ведьма, конечно, притом потомственная. Не начинай возражать раньше времени, — подняв руку, остановил её Арей, — сначала встреться с ней и поговори. Уверен, после этого у тебя не останется предубеждений.       Барон мрака оказался прав. Повитуха оказалась немолодой, но приятной женщиной с удивительно цепкими и сильными руками. Спину она держала так прямо, будто сзади к ней крепилась палка. Говорила с сильным акцентом, иногда мешая русские слова со своим наречием. Но самое главное — она обладала опытом и знаниями десятков поколений женщин, которые делали женщину мудрой, терпеливой и спокойной. Её звали Эйш, и Пельке она чем-то напоминала красавицу Магемму.       После знакомства с Эйш девушка заметно успокоилась. Лишь однажды, во время первого осмотра в ней возродились былые страхи и неуверенность, когда знахарка заявила, что девушке не родить самой из-за хрупкого сложения и узких бедер. Поначалу Пелька рассвирепела, однако, взяв себя в руки, попыталась переубедить Эйш.       — Я только кажусь слабой, физически я очень выносливая. Мне много лет приходилось в одиночку выживать в тяжелых условиях, и я справилась. Произвести на свет собственного ребёнка я точно смогу, и сделаю это сама.       Повитуха покачала головой, однако спорить дальше не стала, и к этой теме они больше не возвращались.       День родов приближался всё стремительнее, но Пельку это уже не пугало, так как самые важные приготовления были завершены. Детские одеяльца аккуратными стопками высились на полках, колыбель была застелена чистыми простынями, Эйш на время пребывания в городке остановилась у Могуты — оставалось лишь дождаться часа, когда малышка решит появиться на свет.       И этот час настал, когда погожий апрельский полдень начал лениво перетекать в вечер. Хотя Пелька готовила себя к долгожданному событию на протяжении всех последних месяцев, резкая боль в пояснице застала её врасплох. Плошка с кашей выпала из мгновенно ослабевших пальцев, и прибежавший на шум Арей сразу всё понял. Он мгновенно начертил у порога руну вызова, и спустя несколько секунд перед ним возникла Эйш с объемной торбой в руках.       — Чего же ты застыл столбом? — мягко спросила она, проходя в дом.       Пелька стояла на том же месте, сжимая столешницу, бледная, как полотно. При виде повитухи она будто выдохнула с облегчением. Эйш приблизилась к ней, взяла за руку и аккуратно повела вглубь комнаты, к кровати.       — Ну, полно, что ты вдруг вся скукожилась? Смелая девчонка ведь!       — Я просто растерялась, — пролепетала Пелька, ложась на постель.       — А и не надо теряться. Сейчас мы всё устроим, — с этими словами знахарка откинула подол платья девушка, спиной загораживая её от Арея. — Рано ты меня вызвал, хозяин, — её голос раздавался невнятно. — Нескоро ещё.       — Как это — нескоро? — нервно переспросил мечник.       — Это дело долгое, — объяснила Эйш, опуская подол и раскрывая свою торбу. — А ты пока приготовь бадью побольше, нагрей воды и принеси мне тряпок чистых.       Затем она ласково коснулась прохладного лба Пельки:       — Не бойся, дитя. К утру ближе родишь.       Однако этого не случилось ни к утру, ни даже к обеду следующего дня. Когда крики петухов возвестили о том, что ночь подошла к концу, девушка лежала на кровати, и её бескровное лицо искажала судорога боли.       За окном ещё плескалась темнота, и в душной комнате, помимо очага, горели десятки свечей, отбрасывая колеблющиеся тени на роженицу, склонившуюся над ней повитуху и мужчину, стоящего на коленях перед ложем. Смотреть на страдания жены для Арея было настоящим кошмаром. Он ничего не мог поделать, лишь наблюдал, как Пелька, выбиваясь из сил, старается дать жизнь их ребенку.       Со злостью глянув на Эйш, барон мрака процедил сквозь зубы:       — Почему ты ничего не делаешь? Разве не видишь, как ей плохо?       Женщина спокойно выдержала его взгляд и приподняла голову Пельки, чтобы дать ей выпить настой из трав.       — Я делаю всё, что в моих силах. Этот напиток облегчает боль, а иначе девочка твоя уже давно лежала бы без сознания.       Очередная судорога сотрясла тело Пельки, и она закусила губу, стараясь не закричать. Не выдержав, мечник вскочил и отозвал повитуху в сторону.       — Что происходит с моей женой? — Арей был растерян и подавлен. Впервые в жизни он столкнулся с проблемой, которую не решить посредством силы, не разрубить собственным страшным клинком.       — Я предупреждала её, что роды будут непростыми. Предлагала вытащить ребёнка, чтобы избежать последствий для неё и плода. Однако твоя жена отказалась, решив справиться своими силами. И вот что из этого вышло.       Арей закрыл лицо руками.       — Что теперь? — глухо произнес он.       Эйш вздохнула.       — Твоя девочка слишком мала, а ребёнок крупный. Однако она сильная и выносливая, справится. Нам нужно только помочь.       Барон мрака больше не задал ни одного вопроса, только кивнул и вернулся к Пельке, которая тут же вцепилась в него, сотрясаемая новой волной боли. Когда та спала, девушка откинулась на подушки и хрипло прошептала:       — Когда это закончится?       — Скоро, дитя, — ответила подошедшая знахарка, прикладывая ко лбу роженицы холодный компресс. — Не разговаривай, береги силы и терпи. А если сил больше нет, кричи, не сдерживай себя.       И Пелька кричала, надрывно, срывая голос. За окном расцвело утро, потом пришел полдень, а она всё лежала среди мокрых простыней, напрягая все силы, чувствуя, будто каждая кость в её теле трещит и ломается. Она ощущала, как сильные руки мужа периодически приподнимают её голову. Он поил её водой и травами, обтирал покрытую испариной кожу, убирал растепавшиеся волосы, липнувшие к лицу. Рядом всё время раздавался его шёпот, но девушка не разбирала слов. Перед глазами у неё всё плыло и кружилось, смешиваясь в одно сплошное кровавое пятно.       Сознание Пельки прояснилось на время только тогда, когда она услышала крики Эйш. Что-то изменилось. Девушка ощутила, что тело её больше не распадается на куски, а, будто подхваченное неведомой силой, стремится куда-то. Напрягая последние силы, она сжала зубы и мгновение спустя вдруг ощутила, как дикое давление внизу исчезло. Пелька сфокусировала взгляд, различая, как Эйш на вытянутых руках приподняла что-то, показывая ей и Арею. А через один удар сердца девушка поняла, что этот окровавленный комочек — их дочь.       Пелька думала, что тут же потеряет сознание, но нет, она видела и слышала всё. Как барон мрака неверяще выдохнул, сжав её руку. Как ребёнка омыли в заранее приготовленной лохани. Как девочка впервые закричала, требовательно и громогласно, не оставляя никаких сомнений — это дочь Арея, барона и лучшего мечника мрака.       Эйш, улыбаясь, ходила по дому и задувала свечи. За окнами медленно занимался рассвет, когда Арей приблизился к Пельке, сжимая в руках маленький сверток. Аккуратно приложив его к груди жены, мужчина опустился на колени возле двух самых дорогих ему существ.       После долгих месяцев ожиданий, на вторые сутки после начала изматывающих родов девушка наконец встретилась со своей дочерью. Малышка же, будто что-то почувствовав, причмокнула и распахнула глаза. Они оказались невероятного цвета золотистого песка. Но куда больше впечатлял её эйдос — в груди девочки он бился слепящим сгустком света.