Ты - огонь, я - зола, ты живешь, я - жила, Позади - блеск костра, впереди - сладость ран. Тьмы верней, мха нежней Круг сомкнет твой приход.
Весна. Тяжёлые почки на деревьях распустились первыми клейкими листьями. Студёная вода озёр и ручьёв разбавилась талым снегом, вспаханная почва вздымалась гребнями чернозёма. В эту волшебную пору и распустился цветок новой жизни — дочь Арея и Пельки, названная Мирославой. Девочка с первых же недель дала понять родителям, что непростым характером она пошла в них обоих. Беспокойная, громкоголосая, требующая постоянного внимания, но при этом совершенно очаровательная, милая и смышленая, Мира уже самим своим существованием привязала к себе сердца матери и отца. Пелька, ещё не до конца отошедшая от тяжелейших родов, сразу же с головой погрузилась в новые обязанности. Подчас у неё просто не было времени и сил задуматься над изменениями, произошедшими в ней с приходом материнства — девушка лишь знала, что Мирослава была её жизнью и счастьем. Арея же ошеломили те чувства, что он испытывал, став отцом. Барон мрака дышал воздухом, который выдыхала дочь, целовал её крохотные пальчики и сам себя не узнавал. Такой любви, такого растворения всех прочих проявлений жизни в одном крохотном существе он доселе не знал. Мечник часами просиживал у колыбели, наблюдая за тем, как Мира во сне смешно морщит личико и сладко причмокивает. Чувство ответственности, пришедшее в его жизнь вместе с Пелькой, после рождения дочери окончательно накрыло мужчину своей тяжестью. Оно, будто могильная плита, давило на грудь, мешая сделать вдох, лишая ощущения реальности. — Какая судьба её ждёт? — произнес Арей однажды вечером, обращаясь к Пельке. Минул месяц со дня родов. Барон мрака, по обыкновению, покачивал деревянную люльку, в то время как жена развешивала возле очага выстиранную одежду. Обернувшись, она приложила палец к губам, призывая быть потише. Ещё одно изменение, к которому мечнику трудно было привыкнуть. Закончив дела, Пелька приблизилась к мужу и опустилась на кровать рядом с ним. Выглядела девушка неважно. Если вплоть до последнего дня беременности она сохраняла цветущий вид, то теперь её кожа приобрела землистый оттенок, щёки ввалились, а фигура стала напоминать скелет. Арею страшно было видеть возлюбленную такой, и успокаивали его лишь слова Эйш: «Она выздоровеет, дай ей время. Поддерживай, не взваливай все заботы о ребёнке на жену, и через полгода твоя красавица будет прежней». И мечник изо всех сил старался помочь жене придти в себя. По утрам, после того, как девушка заканчивала кормить малышку, он укутывал дочь в одеяльце и выходил с ней подышать свежим воздухом, давая Пельке возможность ещё немного поспать. Следил за тем, чтобы утром и вечером она пила отвары из трав, оставленные Эйш. Не разрешал перенапрягаться. Благодаря его способностям быт молодой мамы был в разы проще, облегчая уборку, стирку и приготовление пищи. Всё это, естественно, способствовало более скорому выздоровлению девушки, однако в первые месяцы после родов она была ещё очень слаба и мало походила на саму себя годом ранее. Придвинувшись ближе к мужу и заглядывая в колыбель, Пелька вымученно улыбнулась. — Думаю, с такими родителями глупо полагать, что простая. Однако я верю, что она унаследовала от нас не только способность влипать в неприятности, но и умение стойко бороться с невзгодами. — У нас неприятности? — пошутил Арей. — Да, — в тон ему ответила девушка. — Мы с тобой вдвоём — одна большая неприятность, которая теперь стала ещё больше. Барон мрака, не выдержав, рассмеялся. Постоянное общение с ним сказалось на чувстве юмора Пельки, в речи которой теперь частенько проскальзывал сарказм. — Я о другом, — внезапно посерьезнев, сказал мечник и повернулся к жене. — Думаешь, она поймет меня, когда вырастет? Сможет принять то, что я есть? Девушка ответила не сразу. Какое-то время она внимательно смотрела ему в глаза, после чего прошептала: — Арей, она продолжение нас — тебя и меня. Раз тьма есть в тебе, то в нашей дочери будет если не часть её, то хотя бы осознание и принятие этой стороны жизни. — Твоя правда, молодка, — высокий скрипучий голос, внезапно раздавшийся позади, напугал обоих. Пелька вскочила, закрывая собой мирно спящую дочь. Арей же выступил вперед, заслоняя жену. В руках у него возник меч — однако тут же исчез. Он слегка сдвинулся в сторону, и из-за его спины девушка смогла разглядеть незваного гостя. Вернее, гостью — ведь напротив них, закинув ноги на подлокотник кресла, восседала Мамзелькина. Одной рукой она сжимала очередную бутыль, другой — кусок зажаренной курицы, и с улыбкой наблюдала за переполошившимися хозяевами. — Что вам нужно? — Пелька первой пришла в себя и враждебно уставилась на старуху. Та моргнула, глотнула из бутылки и обратилась к Арею: — Чаго же ты хозяйку свою не воспитываешь, родной? Разве так с гостями можно? Да к тому же с пожилыми, — притворно заохала Плаховна. Мечник не поддался на провокацию и сурово отрезал: — Сколько я тебя знаю, ты всегда была пожилой, однако это не мешает тебе косить всё так же исправно. Зачем пожаловала, Аида? — Так ведь работа такая, милок, сам знаешь. Значит, кормить-поить не будете? Ну и ладно. Я ж и не к вам вовсе пришла. Хотела с малюткой вашей встретиться, — с этими словами Мамзелькина на удивление резво поднялась из кресла и шагнула к люльке. Тогда одновременно произошли две вещи: в руках Арея вновь возник его страшный клинок, однако не успел он до конца материализоваться, когда Пелька что есть силы оттолкнула приблизившуюся к ребёнку Аиду. Девушка даже не задумалась над тем, что сделала — она знала лишь, что не не позволит приблизиться к Мирославе той, кто забирает жизни. Мамзелькина даже не пошатнулась, однако бутыль и курица исчезли из её сухих морщинистых ручонок, а глаза заволокло странной белесой пеленой. — Не смей, Аида! — послышался грозный окрик барона мрака. Но его поглотил жуткий, пронзительный звон. Он заполнял голову, вливался через ноздри и рот, разрываясь внутри дребезжанием и криками. Не в силах выносить этого, Пелька зажала уши и зажмурилась, а затем всё прекратилось. Открыв глаза, девушка обнаружила, что стоит, покачиваясь, поддерживаемая мужем. Мирослава, несмотря на шум, по-прежнему сладко спала. Мамзелькина находилась на том же самом месте, однако больше не предпринимала попыток приблизиться к ребёнку и смотрела прямо на Пельку. — Вот она, сила материнской любви, — проскрежетала старуха. — Кинулась против Смерти, гляди-ка ты. Зря так, девонька, ты ведь должница моя. Девушка непонимающе уставилась на Аиду, почувствовав, как напрягся Арей. — В родах-то могли тебя не спасти. Ни тебя, ни малютку вашу, да я всё не шла, оттягивала момент, ждала. А потом вы глядь, да исчезли из списка моего. Ну, думаю, надо сходить, проведать, как там мои голубки не подстреленные, не всякий день имена из этого списка пропадают. А вы меня вон как привечаете, — с обидой проговорила Мамзелькина. Пелька рассказом старухи не впечатлилась. Она прекрасно понимала, что ничем Аиде не обязана — по доброй воле Смерть ещё никого не отпускала. То, что они с дочерью выжили, не заслуга Мамзелькиной, которая любила покорчить из себя слабую сторону. Так часто бывает с теми, в чьих руках сосредоточена огромная власть — а что может быть выше власти над жизнью? — Благодарить вас я не стану, но прощения попрошу, — холодно сказала девушка. — У меня не было желания вас оскорбить или обидеть, однако видеть вас рядом со своим ребенком я не желаю. Аида Плаховна оглядела Пельку быстрым и цепким взглядом, отчего у той по коже пробежал мороз, а затем перевела взгляд на Арея, который всё это время молчал, не выпуская жену из кольца рук. — Смелая она у тебя, голубь мой сизокрылый, — с уважением сказала старушка. За много сотен лет своего бесконечного существования Смерти довелось повстречать лишь двух таких женщин — Пельку из Средневековья и московскую девушку из далёкого пока ещё двадцать первого века. — Ну, коль хозяева сегодня не в духе, пойду я, — засобиралась Мамзелькина. — Дел ещё невпроворот. Не серчай, хозяйка, — взвалив на плечо свою неизменную походную сумку, Аида отвесила им шутливый полупоклон. — И ты здрав будь, хозяин. Ещё свидимся. С этими словами она пропала, — без дыма, хлопков и прочей бутафории — просто растворилась в воздухе. Арей, наконец, разжал руки, но тут же схватил жену за плечи и затряс. — О чём ты думала? — в ярости воскликнул он. — Ты хоть понимаешь, что могла наделать? Пелька попыталась вырваться из жестокого захвата, но мужчина был силен и очень зол. Тогда девушка упрямо взглянула ему в глаза, и что-то в них заставило мечника разжать руки и отступить назад. — Я защищала свою дочь. Так поступают любящие родители, — твёрдо сказала она, хотя голос её дрожал от волнения и обиды. Барон мрака прикрыл веки и провел ладонью по лицу. — Она бы ничего не сделала малышке, Пелька. А ты напрасно рисковала вашими жизнями. Аида… — Она — Смерть, Арей! — не выдержав, в ярости выкрикнула девушка. — Я не хочу, чтобы рядом с Мирой было хоть что-то от мрака, что-то, способное заразить её этой скверной, отравить её мысли, сделать жестокой, эгоистичной… Пелька замерла на полуслове, когда муж в два шага сократил расстояние между ними и навис на ней. Его зрачки вдруг сузились, превратившись в зияющую пропасть. В воздухе удушающе запахло серой. Мирослава, которую до этого не разбудили ни незваная гостья, ни шум, ни крики, вдруг захныкала в колыбели. — Хочешь, значит, уберечь её от мрака? — свистящим шёпотом произнес Арей. — А кто её отец, не позабыла случаем? Как же «она часть тебя и меня»? Девушка потрясенно смотрела на него, будто не узнавая. — Я никогда не скрывал от тебя, чем являюсь, — продолжал мечник. — И ты знала, на что шла, когда согласилась быть со мной. С этими словами он развернулся, накинул на плечи запыленный плащ и вышел, хлопнув дверью избы. Пелька кинулась к люльке, осторожно взяла дочь на руки и дала волю слезам. Они стекали безостановочным потоком по щекам, шее, заливались в открытый ворот платья, и девушка не пыталась их сдержать. Арей был прав, она всегда знала, кого полюбила. Но так же точно Пелька знала и то, что в нём по-прежнему горели остатки света — жалкие и ничтожные, но как ярко они бились пульсирующим сиянием. Она знала, что барона мрака ещё можно спасти. Однако в те бесконечные секунды, когда он стоял над ней, и сосущая пустота его зрачков грозила затянуть в Тартар, прежние убеждения девушки на миг дрогнули. Это были глаза бессердечного создания, существа, не способного на сострадание и любовь. Глаза зверя. Одно лишь воспоминание о них исторгало из груди Пельки новый приступ мучительных рыданий. Когда девушка, наконец, успокоилась, за окном уже была глубокая ночь. Сытая и довольная Мирослава вновь тихонько посапывала в своей колыбели, а её молодая мать стояла у окна, судорожно пытаясь рассмотреть хоть что-то в неспокойной апрельской тьме. Беспокойство Пельки всё росло по мере того, как текли часы, а мечник всё не возвращался. Она в волнении вертела в руках русалочий гребень, который получила от Мамзелькиной год назад в качестве свадебного подарка. Мысли о той далёкой ночи напомнили ей, что старушка, по рассказам Арея и по тому, что видела сама Пелька, в сущности, никогда не желала им зла и не причинила бы намеренных страданий. А если быть совсем откровенной, подумала девушка, Аида действительно помогла им, и не раз. Теперь, успокоившись, Пелька сама не могла понять, почему так отреагировала на визит Мамзелькиной. Не до конца поправленное после родов здоровье — в том числе душевное — разумеется, давало о себе знать, но было кое-что ещё. Скорее всего, подспудный страх перед сущностью мрака всё же сидел в ней, и это осознание подтолкнуло к другой мысли — выходит, что где-то в глубине души она боялась и собственного мужа. Того, что жило в нём, того, что могло забрать его, уничтожив их любовь. Неожиданный треск, раздавшийся в тишине комнаты, напугал девушку, заставив её вскрикнуть. Опустив глаза, она увидела, что гребень в её руках раскололся на две равные части, разорвав узор деревянных кружев. Несколько секунд Пелька смотрела на испорченную вещь, а потом в отчаянии заплакала, закрыв лицо руками. Она ощущала такое горе за потерянный гребень, что не сразу почувствовала, как чьи-то грубые пальцы коснулись её, разводя ладони, заглядывая в зарёванное, раскрасневшееся лицо. Перед ней на корточках сидел Арей. Увидев его, девушка рванулась вперёд, обхватив мужа за шею, цепляясь за могучие плечи. Она позабыла и простила ему безрассудную ярость, упрёки и причинённую боль — он был здесь, рядом, и его сердце оглушительно билось напротив, доказывая, что оно по-прежнему принадлежит ей. — Прости меня, моя любовь, — прошептал Арей, поглаживая волосы жены. — Я был слишком слаб, чтобы признать, как мне страшно. И в итоге сорвался. Мужчина отстранился, заглядывая в глаза жены, удивительный оттенок которых унаследовала их дочь. — Я напуган, Пелька, — его голос звучал по-прежнему тихо, будто он боялся, что их услышит кто-то ещё. — Я, тот, кто прежде сам наводил страх. С этим непросто справиться. А ещё сложнее — с тем, что я не знаю, как теперь быть. Блуждающий взгляд барона мрака зацепился за сломанный гребень. — Ты была так зла на меня, что в расход пошли вещи? — попытался пошутить Арей. Пелька помотала головой и выдавила слабую улыбку, которая тут же превратилась в гримасу плача. — Нет, — всхлипнула девушка, — он треснул. Это значит, что я не выполню предначертанное мне как женщине. Значит, я не смогу тебя спасти. Последние слова утонули в горьких слезах. Пелька понимала, что за весь последний год не плакала столько, сколько за этот вечер, но ничего не могла с собой поделать. Напряжение, в котором она жила с момента родов, вдруг разом прорвалось океаном солёной влаги. Арей растерянно смотрел на жену, явно пытаясь соотнести свой проступок, сломанный гребень, слёзы жены и собственное спасение. — В ночь после нашей свадьбы, — взяв себя в руки, начала Пелька, — Аида подарила мне этот гребень, сказав, что он благословлён русалками и является символом женской силы. Это значит, что та, кому он вручен, способна изменить судьбу полюбившего её мужчины. А теперь он сломался… В уголках глаз мечника образовались лучики морщинок, как было всегда, когда он улыбался. — И ты решила, что это знаменует конец нашей любви? Пелька, любовь не заканчивается под воздействием колдовства, проклятий или наговоров. Её не разрушить дурным словом или случаем. Истинная любовь существует вне времени и пространства, даже вне наших с тобой тел. Она связала наши души, и она вечна. Пелька хотела сказать, что для неё расколотый гребень означает нечто иное, но не решилась. Лишь приникла головой к широкой груди мужа, когда он притянул её к себе. В сердце девушки, несмотря ни на что, ещё жила вера. В мужчину, которого она любила больше жизни, и в тот изначальный свет, что зажёг в нём когда-то Творец. В то, что её любовь способна разжечь и поддерживать этот свет. ***Хэй, моя звезда! Мой светоч ночной, Будь со мной. Веди меня сквозь тьму, Я свет твой печальный приму, Вопреки всему. Но близок утра свет, Я вижу рассвет - Он за мной! Земной любовь была, И смертью земной умерла Она.
Мечник мрака Арей был умным, стойким и упрямым. Все эти качества унаследовала и его дочь. Мирослава с каждым днём всё больше становилась похожа на отца — она росла смышленой и очень себе на уме. Если девочке чего-то хотелось, она добивалась этого. Подобная упёртость в столь в столь раннем возрасте удивляла Пельку и радовала Арея. А ещё Мира была очень красивым ребёнком. Взяв от каждого из родителей всё самое лучшее, она являла собой удивительно завораживающую картину. Главными на лице девочки были глаза — огромные, с большими зрачками, такого же невероятного золотисто-орехового цвета, что и у Пельки. Уже сейчас было ясно, что тонким строением тела Мирослава также пойдет в мать. Зато высокий лоб и крутой излом тёмных бровей были наследием отца. А главное — взгляд. Совсем недетский, твёрдый и смелый. Именно благодаря этому взгляду, так похожему на его собственный, Арей знал, что его дочь вырастет храброй и боевой. Прошло уже несколько месяцев с того злополучного вечера, когда они с Пелькой поругались впервые за долгое время. Минула весна, за ней пришло теплое лето. Молодая семья встретила июнь, проводила июль и теперь наслаждалась ленивым, погожим августом, почти всё время проводя на свежем воздухе. Одним таким солнечным днём Арей лежал, закинув руки за голову, у небольшого озера, протекавшего в основании Лысой Горы. Рядом, под самодельным навесом, Пелька играла с Мирой. Девочка забавно лопотала что-то на своём языке и уже могла самостоятельно переворачиваться на живот. Игрушки Мирославу интересовали не так сильно, как окружающий мир. Она с любопытством изучала его глазами, прислушивалась к любым новым звукам и тянула в рот всё, до чего могла дотянуться. Скосив глаза, мечник с улыбкой наблюдал за ней, а потом заметил: — Нелегко нам придётся, когда этот комок побежит. Пелька засмеялась, отбирая у Миры какую-то травинку, которую та уже тащила к себе. — Особенно если она пойдёт в тебя, — заметила молодая мать. — Это ещё почему? — ворчливым тоном осведомился Арей. — Ты невыносим, — отрезала девушка. — За эти годы, наблюдая за тобой, я поняла, что ты очень любопытный, тебе интересно знать, как устроено буквально всё. И тебе не интересны последствия — ради новых знаний и приключений ты готов на любую авантюру. Барон мрака хмыкнул. — Что ж, пожалуй. Женитьба на тебе подтверждает это. Пелька швырнула в него пустой кружкой, но не выдержала и тоже расхохоталась. Их смех, дробясь на отдельные звуки, эхом звенел над влажной поверхностью озера. — В любом случае, родители нашей дочери достались такие, что жизнь у неё вряд ли будет простой, — отсмеявшись, сказал мечник. Перевернувшись, он сел и теперь гладил животик Миры, отчего та умильно улыбалась ему и смешно дергала кулачками. — Простой — нет, — подтвердила Пелька, откидываясь на согнутые локти. — Зато она будет интересной, яркой и богатой на события. После этих слов на её лицо вдруг набежала тень, будто девушка вспомнила что-то, о чём по-настоящему никогда и не забывала. Арей, не заметивший этой перемены, продолжал играть с дочерью. — Она будет красивой, как ты, — неожиданно заявил он. Это вывело Пельку из тоскливой задумчивости. Её щёки слегка порозовели от удовольствия. — Почему как я, а не как мы? — улыбнулась она. Мечник бросил на жену скептический взгляд. Девушка знала, что к себе самому он относился очень трезво и приземленно, считая, что единственное, чем мужчине стоит гордиться, так это своими навыками воина. Подобное убеждение было справедливо, однако в те годы Арей ещё не превратил себя в старика. Да, он был более грузен, и в целом выглядел гораздо мужественней и суровей, чем в эдемские годы. Но его внушительное телосложение, черная борода с проседью и смуглая кожа создавали очень привлекательную для женских глаз картину. Пелька не раз замечала брошенные в её сторону завистливые взгляды. Поэтому, приподнявшись на вытянутых руках, она нагнулась и поцеловала мужа, касанием губ стараясь убедить его, как он для неё желанен. И, судя по пылкому отклику, ей это удалось. У девушки закружилась голова, когда горячий язык мужчины проскользнул в её рот, воруя вдох. Арей много месяцев не целовал так неистово. Он плёл губами влажное, опьяняющее кружево, одной рукой придерживая подбородок жены, а другой сминая на груди платье. В подобные моменты окружающий мир для них обоих исчезал, размываясь в бесцветное пятно, распадаясь на отдельные звуки. Вроде кряхтения дочери, которой не понравилось, что внимание родителей отвлеклось от неё. Легонько оттолкнув мужа, Пелька склонила голову, пряча раскрасневшееся лицо. Арей тяжело дышал, не сводя с жены голодного взгляда. В такие моменты — и ей стыдно было признаться в этом самой себе — девушка не жалела о том, что мужчина был частью мрака. Разве свет способен на подобную страсть?.. — Не целуй меня так, если потом не будет продолжения, — хрипло выговорил он, поднимаясь, чтобы немного пройтись. Пелька понимала, на что он намекает. Они не были близки уже очень давно. Практически сразу, как её живот стал увеличиваться в размерах, Арей перестал касаться жены, чтобы лишний раз не провоцировать себя. И как бы она не уверяла мужчину в том, что ребёнку не будет вреда, он был неумолим. — Ты в положении, женщина, — смеялся он, когда Пелька пыталась соблазнить его ласками и объятиями. — В тебе растёт наше дитя, я не хочу его тревожить. А потом были страшные роды, восстановление после которых заняло не один месяц. Вопрос близости в тот период ими обоими даже не поднимался, и барон мрака ни разу не заикнулся об этом, ничем не намекнул, что ему тяжело ждать. Он терпеливо поддерживал жену на пути к выздоровлению. Однако теперь его безудержное желание вырвалось наружу, напомнив Пельке, что она уже с месяц чувствует себя хорошо. А главное, вызвав в памяти картины прошлого — картины, от которых по всему телу распространился знакомый жар. Девушка наблюдала, как барон мрака отошел к озеру и, сложив руки на груди, стал смотреть вдаль. Подхватив дочь, она приблизилась к мужу и положила голову ему на плечо. — Продолжение будет, — приподнявшись на цыпочки, прошептала ему на ухо Пелька. Арей метнул на неё взгляд, но ничего не ответил. Так они и стояли, прижимаясь друг к другу и любуясь бриллиантовыми переливами солнца на воде. Будто почувствовав разлившуюся в воздухе идиллию, Мирослава уснула на руках у матери. Спустя какое-то время мечник скользнул рукой за пазуху и достал что-то, зажав в большом кулаке. Девушка вопросительно посмотрел на мужчину. — Я тут… в общем, — неразборчиво начал он, чем ещё больше заинтриговал жену. В конце концов, не каждый день ей доводилось видеть его смущённым. — Для тебя кое-что сделали по моей просьбе, — наконец, с усилием выговорил Арей и протянул ей разжатую ладонь. Пелька ахнула. Перед ней лежал небольшой черепаховый гребень, ослепительно поблескивая в золотистых лучах узором из драгоценных камней. Она хотела прикоснуться к нему, но почему-то не посмела. Лишь переводила взгляд с Арея на гребень, и её губы дрожали. — Всё в нём напоминает мне тебя, — тихо сказал мужчина. — Я знаю, он не заменит свадебный… просто мне захотелось сделать тебе подарок. Как напоминание, что наша любовь и наша семья не зависят от магии, древних наговоров, судьбы или сломанных артефактов. Только от нас, Пелька. С этими словами он перевернул гребень, и девушка прочла выложенные мелкими камушками слова: «Мы без остатка в том, что любим». Подняв на мужа сияющие от счастья и слёз глаза, она шагнула вперед. Взяв его руку в свою, девушка поднесла её к лицу и трепетно коснулась губами мозолистых пальцев. Никакие слова не в силах были выразить всё то, что она ощущала, и в этот жест Пелька вложила всю благодарность, нежность и обожание, зная, что Арей поймет. А затем повернулась спиной и позволила ему закрепить гребень в её длинных волосах. Они ещё какое-то время пробыли у озера, дождавшись, когда проснется их малышка. А потом бегали вдоль берега, плескались в озере, веселя наблюдающую за ними Миру, и далеко над водой вновь разносился их счастливый смех. Домой семья вернулась, когда круглый диск солнца уже наполовину закатился за холмы. Там их закружили привычные заботы: покормить животных, приготовить ужин, уложить дочь спать. Было за полночь, когда Арей и Пелька, уставшие, наконец отошли от колыбели. Мечник посмотрел на жену, и глаза его загорелись огнем предвкушения. Этот огонь поглотил свет небольшого огарка, который барон мрака погасил двумя пальцами. И хотя день был трудным и долгим, а летнее утро наступало рано, этой ночью влюбленные не спали. *** По безрадостной равнине Верхнего Тартара не спеша шёл высокий худощавый мужчина. Хотя выглядел он на первый взгляд довольно безобидно, никто не решался напасть на него. Мужчиной был Яраат, и путь его лежал через рассыпающиеся строения к довольно крепкому на общем фоне серому, приземистому зданию. Стражи, охранявшие вход, шагнули к оборотню навстречу, однако, разглядев, пропустили его. Вдоль уходящих в бесконечность столов, над которыми в едком дыму склонились тысячи голов, Яраат прошел к внушительным двустворчатым дверям и два раза с оттяжкой постучал, а затем быстро скользнул внутрь. Лигул, восседавший на своём то ли кресле, то ли троне, недовольно поднял на него глаза. — Чем порадуешь? — начал он сходу, не распыляясь на церемонии. Вор артефактов, как обычно, заговорил не сразу. Подошел, уселся на краешек стола, зная, как сильно это раздражает главу мрака, и только потом неторопливо ответил: — Всё идёт по плану. Осталось подождать ещё немного. Лигул покраснел. — Ещё немного?! Сколько? Прошло уже почти два года! Он успел влюбиться, жениться и даже — до сих пор не верю! — зачать ребёнка с ярким и светлым эйдосом! Как долго ещё мы будем ждать? Пока они втроём, держась за руки, не вознесутся прямо к эдемским вратам? Яраат хмыкнул. — Арей даже на несколько метров над землёй воспарить не сможет. Нет, груз грехов пригибает его к земле, и свою семью он потянет за собой. Наклонившись пониже, мужчина продолжил тихим голосом: — Он почти готов, поверь. Нужно только закрепить мечника в уверенности, что всё развивается согласно его плану. Глава мрака откинулся на спинку кресла. — А что с поиском артефакта? Вы его обнаружили? — Нет, однако я веду Арея по ложному следу. Он думает, что ему поможет Свиток желаний. И эта вещь, возможно, действительно помогла бы — вот только найти её нереально. — А если он всё-таки сможет отыскать этот Свиток и воспользуется им? — хмуро поинтересовался горбун. Яраат улыбнулся, обнажив крепкие желтоватые зубы. — Не успеет. Дайте мне ещё немного времени, и мы с ним покончим. — Сколько? Взвесив что-то в уме, оборотень выложил: — Полгода. В глазах Лигула лопнули капилляры, насытив белок кровью. Однако его цепкий разум и здесь взял верх над эмоциями, и он придвинулся к столу, давая понять, что приём окончен. — У тебя есть шесть месяцев. После этого наёмники придут не за Ареем, а за тобой.