И кто тебе поможет?

После происшествия на уроке Кэрроу прошло две недели. Занятия «группы спасения», как ее в шутку называли шестеро участников, были приостановлены. Гермиона не представляла, что она может сделать для школы после того, что произошло. После того, как она чуть не устроила собственными руками бойню для своих же друзей. К тому же гриффиндорку тревожила ещё одна деталь. Она практически не видела Малфоя в школе. Его не было на сдвоенных уроках, он постоянно трансгрессировал из замка. И чаще всего вместе со Снейпом. Грейнджер не должно было это волновать, но все было слишком странно. Сомнений в том, что Малфой-пожиратель, не оставалось. Но что за задания ему поручают, если приходится уходить из замка? И не с самим Волан-де-Мортом ли он видится? В голове роились миллионы вопросов, ответы на которые мог дать только сам Малфой. Гриффиндорка настолько не привыкла к неразрешенным загадкам, что была на взводе. Довольно крепкая нервная система подводила, давала сбой. Гермиона все больше раздражалась и все меньше контролировала себя. На одном из уроков по магловедению, который вела сестра Кэрроу, девушка снова не сдержалась. Алекто Кэрроу как две капли воды была похоже на брата: черные как смоль волосы, заостренное лицо и блестящие лихорадочные глаза. Их отличало лишь одно, Алекто была гораздо опаснее Амикуса, гораздо умнее. Но вела она менее интересный предмет, применять заклинания там не требовалось, поэтому Алекто ограничивалась устными издевательствами. На уроках магловедения теперь не изучали обычных людей, их изобретения и способы общения. Все это было убито вместе с прежней преподавательницей Чарити Бербидж. Убито, чтобы уступить место ненависти, презрению и жестокости. Предмет стал обязательным для всех учащихся. Все должны были знать, насколько ничтожны маглы. Темой сегодняшней лекции был вред общения волшебников и маглов. Каждый раз, когда Кэрроу, читая своё подобие лекции, произносила слово «магл» ее лицо неестественно искривлялось, словно она увидела труп тарантула. Гермиона, как уже не первый месяц, пропускала все слова преподавателя мимо ушей. Пропускала, пока Алекто не обратилась прямо к ней. — Мисс Грейнджер, может быть вы на живом примере расскажите нам, чем опасны маглы? — женщина улыбалась, наблюдая за сменяющимися эмоциями Грейнджер. Девушка никогда особо не умела контролировать себя, надевать маску непроницаемости, безразличия. И сейчас это очень сильно подвело гриффиндорку. На ее лице одна за другой сменялись эмоции. Растерянность. Боль. Обида. Злость. Ярость. Профессор наслаждалась бессилием студентки. Она видела все, что испытывала Гермиона, и для нее это было подобно наркотику. Унижения и боль — вот ее доза. Гермиона, даже будучи подавлена и раздосадована этим вопросом, не смогла не заметить удовольствия, которое она доставляла ведьме своими нелепыми попытками что-то сказать, скрыть эмоции. Злость достигла такого предела, что девушка, казалось, ничего, кроме всепоглащающающей ярости, не чувствовала. «Нихера ты не получишь, сука» — ожесточенно подумала гриффиндорка. Ее лицо стало непроницаемым. Никто и никогда не видел Гермиону Грейнджер в таком состоянии. — Я боюсь, — улыбнулась Гермиона, — что ничем не могу вам помочь, поскольку наши взгляды в корне расходятся. Кэрроу неторопливо прошлась по классу. Ответ позабавил ее. Так даже лучше. Сильных ломать интереснее. — Мисс Грейнджер, — Алекто вложила в свой голос всю мягкость, доступную ей, — мои взгляды-это взгляды министерства. Вы хотите сказать, что не согласны с ним? Теперь из нее хотят сделать политическую преступницу. Гнев практически застилал глаза. — Если под министерством вы подразумеваете кучку пожирателей во главе с Волан-де-Мортом, то да, — гриффиндорка с вызовом посмотрела на профессора, — я не согласна. Все затихли. Никто не осмеливался так разговаривать с пожирателями. Даже гриффиндорцы. Все их, так называемые, акции протеста ограничивались шутками, двусмысленными намеками и попытками срывать урок. Но чтобы назвать его имя, требовалась не просто гриффиндорская смелость, требовалось отсутствие любого инстинкта самосохранения. В глазах всех девушка выглядела самоубийцей. — Твой грязный язык, как я слышала, уже один раз доводил тебя до наказания, но ты не усвоила урок. Кэрроу, казалось, стала чуть выше ростом. Лицо горело праведным негодованием. Она, словно палач, занесла палочку над гриффиндоркой. — Будь уверена, что этот урок ты не забудешь, грязнокровка. Гермиона смотрела в глаза профессора, она была готова умереть. Потому что жить в таком мире не хотелось. Она ничего не могла исправить. Все ее действия разбивались о стену из пожирателей, правил и страха остальных. Не было никого, кто пошел бы за ней. Даже отважные гриффиндорцы сидели, поджав хвосты, молча уткнувшись в парты. Даже «группа спасения» затравленно опускала глаза. Они словно на подсознательном уровне знали, что такое уже происходило. И закончилось тогда все так легко лишь благодаря Малфою. Но здесь не было даже Малфоя. Как не было и ее друзей, бросивших ее. Сумасшедшая улыбка, больше похожая на оскал, перекосила лицо девушки — Ну убей же меня, сука, давай! — это было похоже на крик человека, сходящего с ума. Невилл, сидящий рядом с ней задрожал. Он попытался остановить Гермиону, что-то ей сказать. Но она не видела никого, кроме Алекто. — Убей меня! — с нажимом повторила девушка. — Ты думаешь, что я хочу жить в мире, где такие твари как ты думают, что они-закон? Ты все равно когда-нибудь сдохнешь в муках, старая ты сука. Кэрроу смеялась. Просто смеялась. Она даже опустила палочку. «Неужели эта маленькая дрянь думает, что все так просто закончится?». Алекто приблизилась к Гермионе и провела кончиком палочки по ее щеке, оставляя кровавый порез. Грейнджер даже не вздрогнула, все так же упрямо смотря лишь в глаза профессора. — Именно поэтому ты будешь жить. Будешь жить с клеймом позора, ненавидя себя, презирая весь мир. Ты будешь жить без своего поганого внутреннего света, без своих друзей. Ты поймёшь, что такое настоящая тьма. Ты растворишься в ней. И не сможешь умереть. Это я гарантирую. Но можешь попытаться сойти с ума, — Алекто мило улыбнулась, — это будет даже забавнее. Она взмахнула палочкой и отправила патронуса сквозь стену. Призрачная нутрия скользнула сквозь стену. В классе все так же стояла тишина. Алекто отстранилась от девушки и замерла, с улыбкой на губах и блеском в глазах, она чего-то ждала. Дверь распахнулась. Вошёл Амикус. На его губах играла такая же улыбка как и у сестры. Он подошёл к гриффиндорке. Едва она обернулась в его сторону, как он ударил ее по щеке. Удар был настолько сильным, что девушка ударилась о стену сзади нее. Кто-то из сидящих рядом вскрикнул, попробовал помочь Грейнджер, но Алекто тут же наложила заклятие оцепенения на всех. Амикус развернулся к классу, он держал Грейнджер за волосы, она же еле стояла на ногах и пыталась не вскрикнуть от боли. — Я хочу, чтобы вы все поняли, — обратился он к классу. — Уже ничего не изменить. У вас есть выбор: подчиниться и вступить в наши ряды. Или же, — он махнул рукой в сторону гриффиндорки, — доживать свою жизнь в самом страшном кошмаре. Кэрроу выволок девушку из класса. Дверь за ним захлопнулась. Ученики все ещё находились под заклятием, а Алекто, как ни в чем не бывало, продолжала урок.

***

Никто не спал этой холодной ночью. Крики, доносящиеся из подземелья, словно молоток, били по воспаленному мозгу. Они пугали. Они вызывали сочувствие. Они говорили, что уже ничего не изменить.