Поверь мне, дитя моё, ничего не бывает вечным. В случае с чем-то плохим это, несомненно, хорошо. А в случае с чем-то хорошим ты продолжаешь жить в страхе и надеяться на то, что в каждом правиле есть свои исключения.
Самое любимое время суток, позволяющее раскрываться и полностью почувствовать себя свободным — это ночь. Размеренным, свободным шагом идёт по городским площадям, пустынным в это время суток, но от и до заполненным с раннего утра до самого позднего вечера. С моря дует шальной ветер, пахнет дождём. Он может пойти, а может и нет. Тёмное ночное небо, усыпанное маленькими капельками звёзд, кажется, и не думает затягиваться серыми дождевыми облаками, давая парню желанную прохладу на следующий день. Скорее всего, опять будет пекло, как и сегодня: изнуряющее, душащее, такое, что хочется буквально содрать с себя кожу — лишь стало хоть немного прохладнее. Обычно в это время года в Италии не настолько жарко, но в этом сезоне погода, похоже, решила не на шутку разгуляться. Все небольшие кафе, чуть ли не насаженные друг на друга, и рестораны давно закрыты, но большие вывески продолжают мигать приветливыми огоньками, даже в ночное время подзывая к себе заблудившихся путников. К счастью, Дилан не входит в их число: парень продолжает целенаправленно и уверенно двигаться по давно известному ему маршруту. Руки засунуты глубоко в карманы чёрной толстовки, что как нельзя лучше подходит для таких прогулок. Кажется, парни из банды ни разу и не видели его без этой вещи в ночное время, но что сделаешь, если О’Брайену с ней куда более комфортно, нежели без неё? Хочется кофе. Вот, что понимает Дилан, выходя на ровный тротуар. Ему осталось пройти всего каких-то пару метров и свернуть в уже знакомый переулок, и парень будет на месте. Но просить у местных кружку бодрящего чёрного напитка будет не то что глупо, будет крайне неуместно, ведь, кажется, всё, что пьют те парни в потрёпанных байкерских куртках и все переколотые татуировками, это какие-нибудь энергетики, что, якобы, позволяют оставаться им в тонусе, и алкогольные напитки. Так что придётся терпеть до утра. Сворачивает, шаркая ногами. Они уже на месте. Глупо и громко гогочут над какой-то неприличной шуткой, вовсе не боясь быть услышанными. Тут и там видны лужи, которые Дилан старательно пытается обходить, и они оставлены вовсе не дождём, просто местные парни не слишком аккуратно обращаются с содержимым своих железных банок. Каждый опирается на мотоцикл, приветливо посверкивающий в оранжевом свете фонарей, а за компанией валяется куча мусора, испускающая отвратительный, смрадный запах. Вот и нашлась тёмная, неприветливая сторона, которая не ждёт к себе на чай нежеланных гостей, солнечной, яркой и колоритной Италии. При виде Дилана почти все замолкают, только кто-то позади продолжает глупо шутить и посмеиваться, наплевав на пришедшего. Дилан хмуро, с прищуром изучает уставившиеся на него лица, через пару секунд подмечая: главного нет. И это почему-то позволяет выдохнуть, подарив долгожданную свободу лёгким. За то время, что парень общается с ними, он научился прекрасно, без какой-либо помощи видеть в темноте. — Здорова, — самый крупный, широкоплечий парень приветствует его сильный рукопожатием и с размаху хлопает парня по плечу. Не будь он готов, О’Брайен обязательно пошатнулся бы или, что ещё хуже, даже упал на пятую точку, но, к счастью, Дилан уже давно привык к такому резкому приветствию, так что просто хмуро кивает, с силой, пуская желваки на лице в дикий танец, сжав челюсти. Сведя тёмные брови ближе к переносице, исподлобья, растягивая время, оглядывает всех остальных, заставляя даже самых дальних замолчать. Несмотря на совсем недолгое пребывание в банде, парень уже успел обзавестись определённым авторитетом.***
Если вы хотите узнать, как чувствует себя полностью выжатый лимон, то я к вашим услугам. Я здесь всего второй день, а желание уехать куда подальше просто переполняет. Я почти не спала из-за того, что ночь выдалась крайне неспокойной. Спокойно проспав всего-то часа два, потом я начала неистово ворочаться. То матрас казался каким-то неудобным, слишком жёстким, то одеяло грело слишком хорошо и мне было жутко жарко, а потом, когда я открывалась, сбрасывая его, тело начинал сотрясать мороз от холода, мурашками атакующий ватное тело. Отвлекало, пробуждало всё, каждая мелочь: вибрирующий телефон от какого-то сообщения, вой сумасшедшего, разгулявшегося ветра или пронзительно-громкий собачий лай за окном. Наутро мне казалось, что просто всё в эту ночь было против меня. Заснуть удалось только ближе к рассвету, когда тёмное ночное небо практически сошло на нет, уступая место ещё прохладному утреннему солнцу, которое, как обещает прогноз погоды, будет греть с той же силой, что и вчера. Как ни странно, урок физкультуры, стоящий в расписании первым уроком, не помог мне взбодриться, а, скорее, наоборот. Гудящая головная боль, мучающая с самого утра, только усилилась, а ватные, не получившие должного отдыха мышцы, стали ещё тяжелее, так что передвигаться, а тем более бегать, стало вдвойне тяжело. К счастью, школьный двор на первой перемене не забит народом; кроме меня за столиками или же прямо на влажной от только что сошедшей росы траве сидят ещё пару школьников, которые, пусть и заняты болтовнёй, но совсем не мешают, ведь в их головы не приходит мысль напрягать голосовые связки и кричать о какой-то очередной глупости на всю округу. Так что у меня есть прекрасная возможность повторить материал по обществознанию, которое я с роду не понимала и по которому у меня сейчас, по словам новых одноклассников, состоится тест. Как можно заметить, день начался просто прекрасно. К счастью, сегодня не так много уроков, и я буду свободна практически сразу после обеда; мне останется отсидеть всего один урок по праву, и всё. А потом я буду спать. Ободрённая мыслью о предстоящем отдыхе, глазами я вновь вернулась к нужному абзацу в учебнике, карандашом выделяя главные мысли. Выписывать что-то мне не хочется, да и времени особо нет, а так я смогу хоть что-то запомнить. — Хэй, — но, видимо, сделать мне это не удастся. — Привет. Легонько тронув меня за плечо, передо мной, по другую сторону стола, садится блондинка, мягко мне улыбаясь и свободным жестом поправляя светлые волосы. Загорелый курносый носик смешно морщится, когда губы девушки растягиваются в улыбку, так что не могу не улыбнуться в ответ. — Привет, — отвечаю, начав пальцами крутить карандаш. Грейс сложила руки на столе, подобно самой правильной ученице, и оперлась на них торсом, голубыми глазами смотря прямо на меня. — Ну, как ты? — задаёт вопрос. — Как прошёл твой первый день? — Неплохо, — пожимаю плечами, понимая, что, на самом-то деле, всё так и было, несмотря на моё шаткое эмоциональное состояние и какое-то глупое, сжигающее изнутри желание поскорее отсюда уехать. — Как ты? — Я-то в порядке, — усмехается и даже, кажется, удивляется этому вопросу. Будто не в порядке здесь могу быть только одна я. — Общество? — кивает головой на открытый учебник передо мной. — Ага. — Там будет самостоятельная, но она очень лёгкая, — говорит, глядя на белые страницы. — Если хоть раз открывала учебник, то точно всё напишешь. Непонимающе смотрю на Грейс всё время, пока та разговаривает, так что, вскинув светловолосую голову, девушка натыкается прямо на мой взгляд. — У меня оно только что было, — поясняет с понимающей улыбкой, при этом слегка наклоняя голову вправо, и аккуратными ноготками стучит по деревянной столешнице, позволяя многочисленным кольцам на тонких пальцах отражать солнечные лучи. — Я на экономическом профиле. — А-а-а, — тяну понимающе, опуская голову вниз и заправляя падающие на лицо тёмные пряди за ухо. — Окей, спасибо. Возвращаюсь к тексту, пытаясь углубиться в него, чтобы запомнить из параграфа хоть что-то, но Грейс, видимо, действительно думает, что с гуманитарными науками у меня всё отлично, так что снова заговаривает: — Есть планы на эти выходные? Вскидываю голову и свожу брови ближе к переносице, хмурым взглядом уставившись на девушку. С чего бы ей это у меня спрашивать? — Не знаю, — отвечаю немного замедленно и пожимаю плечами. — Вроде нет. А что? — Мы с ребятами собираемся в поход. Поход? Усмешка сама лезет на лицо. Серьёзно? — Где-то в часе езды от города есть очень красивое место на склоне рядом с морем, — Грейс продолжает спокойно разговаривать, иногда рукой поправляя лёгкую белую кофту с кружевом, хорошо оттеняющую загорелый цвет кожи. — Там безумноо красиво. Мы ездим туда каждый год весной и осенью. Это уже как традиция, — усмехается и вскидывает голову, уставившись на меня кристально-голубыми глазами. — Поехали. Будет круто. Ни разу в жизни не ходила в походы. В Калифорнии наши с ребятами вылазки ограничивались либо ночными клубами и отвратительной головной болью с утра, либо ночью на пляже у костра с огромной кучей вредной еды, костром и, если повезёт, гитарой, а не колонкой с музыкой. Правда, папа пытался пару раз затащить меня в поход… но у него так ничего и не вышло. — Ну? — Грейс торопит с ответом. — Не знаю, — сдаюсь, отвечая на выдохе. — Я ведь ни с кем толком не знакома и… — Вот и познакомишься, — девушке это кажется настолько очевидным, что она даже не сдерживается и фыркает, растягивая губы в усмешку. — Погнали, — улыбается, продолжая смотреть на меня. — Веселье я тебе уж точно гарантирую. Приподнимаю уголки губ в улыбке, но взгляд вновь опускаю в учебник, хотя по его строчкам глаза и не думают бегать. Просто пару секунд смотрю в одну точку, слишком сильно ощущая взгляд блондинки где-то в районе лба, и кручу пальцами карандаш, в конце концов сдаваясь и поджимая губы. — В общем, в субботу мы встречаемся у школы в восемь утра, — Грейс, наконец, перестаёт меня терроризировать и мягко, почти невесомым касанием сжимает мою руку. — Возьми с собой спальник и тёплую одежду: вечером там прохладно. Надеюсь, ты придёшь, — так же незаметно, как она положила руку, Грейс убирает её с моей ладони, медленно поднимаясь со своего места и закидывая на плечо сумку. — Удачи на обществе. — Спасибо, — наконец, поднимаю голову и улыбаюсь девушке, которая отвечает мне тем же, прежде чем удалиться в сторону школьных дверей. Так же поступает и большинство других учеников, ведь до звонка осталось каких-то пять минут, но я вновь пониже опускаю голову, сцепляя пальцы в замок на затылке, и взглядом упираюсь в школьный учебник по обществу. В восемь утра. Я, по-вашему, сумасшедшая, что ли?***
— Твою мать! Дилан тормозит слишком резко и чуть не летит носом вниз, пропуская несмышлёных девятиклассников, которые боятся лишний раз взглянуть на него; только один робко поднял неуверенный взгляд больших карих глаз, и то тут же опустил его в пол. Проходится языком по сухим губам, вбирая полную грудь воздуха и сильнее сжимая старую тяжёлую дверь, так, что побелели костяшки пальцев. Взгляд тёмных глаз провожает школьников, что устремились по коридору чуть ли не гуськом, сгорая от пристального взгляда О’Брайена, который, кажется, будь возможность, просто сжёг бы их сейчас к чёрту. И как таких малолеток допустили к обучению в старшей школе? Выпускает воздух, и от шумного дыхания футболка бардового цвета колышется на груди. Качает головой и продолжает идти, отпустив дверь, что закрывается с тяжёлым, глухим хлопком за спиной парня. Бегом за считанные секунды преодолевает три лестничных пролёта, и топот черных кроссовок гулом разносится по этажам, отражаясь от старых, пошарпанных стен. Вихрем залетает в библиотеку, рукой поправляя тёмные взлохмаченные волосы. Игнорирует недовольный взгляд библиотекарши из-под накрашенных бровей. Кажется, она даже шикает на него, но Дилан абсолютно по боку. Парень быстрым размашистым шагом двигается в зал со старыми деревянными столами, которые, того и гляди, развалятся от малейшего дуновения ветерка. Наверное, поэтому здесь стараются так следить за дисциплиной и порядком: в школьной библиотеке всё настолько древнее, что напоминает антиквариат музея восемнадцатого века. Библиотека похожа на какое-то подземное царство: вот, о чём подумал Дилан, впервые попав сюда. Из-за совсем маленьких окошек дневной свет практически не проникает в помещение, и тёмные шторы из плотного бархата только усугубляют это. Здесь стоит минимум десяток старых светильников, испускающих отвратительный блекло-жёлтый свет, читать при котором одно мучение: через каких-то тридцать минут тебе уже кажется, что вся страница — это одно длинное слово, а сама книга с каждой секундой становится всё тяжелее и тяжелее, неподъёмным грузом давя на колени. Испытав такое всего один раз, Дилан с тех пор старался вообще обходить библиотеку старой школы стороной, заходя всего пару раз в году: чтобы получить учебники и сдать их. И чтобы найти здесь Грейс. Уже намётанный взгляд парня легко отыскивает знакомую фигуру, сгорбившуюся над какой-то очередной тяжёлой книгой. Тонкий палец волочится по длинным строчкам, не давая взгляду чистых голубых глаз потерять нужное предложение. Одну половину лица закрывают светлые волосы, чьи вьющиеся кончики едва касаются старого деревянного стола, поэтому парень не может как следует разглядеть знакомое выражение лица. — Как ты можешь здесь читать? — даже не пытается скрыть нотки отвращения, когда задаёт вопрос, без предупреждения садясь рядом, чем заставляет увлёкшуюся чтением девушку вздрогнуть и резко повернуть голову в сторону Дилана, не успев убрать мешающие локоны с красивого лица. С усмешкой на губах наблюдает за растерянностью Грейс, когда та скованно убирает светлые волосы назад и быстро проходится языком по сухим губам, потерев горящую щёку в том месте, где от руки, придерживающей её, осталось весьма заметное красное пятно. — Ну, не тащить же мне это во двор, — кивает на действительно тяжёлую книгу, которую, и правда, будет трудно унести даже за угол одной хрупкой девушке, не то, что вынести во двор, поэтому Дилан, который уже чуть ли не улёгся на старом столе, подперев бледную щёку кулаком, отвечает, легко пожимая плечами: — Позвала бы меня. — У тебя был урок. — Опоздал бы. — Перестань, — фыркает, искренне считая всё это глупостями. — Нет ничего такого, что я сижу здесь. Меня вполне всё устраивает. Это ты какой-то придирчивый, — позволяет себе усмешку, всё ещё смотря в книгу, хотя возвращаться к чтению, от которого её так резко прервали, девушка даже и не думала. Дилан не отвечает, только морщится, взглядом исследуя девушку, но не находя абсолютно ничего нового: тот же аккуратный острый подбородок, россыпь родинок на хрупкой девичьей шее, длинные пальцы, придерживающие невесомую прядь светлых, вьющихся от климата волос. Дилан утверждал, что с такими пальцами Грейс могла бы стать отличным музыкантом, на что девушка постоянно отмахивалась, отвечая раз за разом одно и то же. «Мне, что, делать больше нечего?». А потом проводила с ним часы в импровизированной музыкальной «студии», в затхлом сыром помещении с видом на пирс, с детским интересом изучая всю немногочисленную музыкальную аппаратуру, что имеется у парней, пила с ними энергетики и даже пыталась бренчать на гитаре. Пока солист на отобрал её, сказав, что уж лучше сидеть в противном затянувшемся молчании, нежели слушать игру Грейс. — Ты же идёшь в поход на выходных, да? — вскидывает голову и спрашивает таким тоном, будто ответ и не нужен: всё ведь и так очевидно. Дилан не может бросить компанию и их многолетнюю традицию. Он пойдёт. Сто процентов. — Не знаю, — пожимает плечами, морща бледный нос, и нарочно, выдавая себя с потрохами, отводит взгляд, будто бы невзначай начав изучать стеллажи с книгами, хотя со своим зрением и отвратительным освещением помещения О’Брайену вряд ли удастся увидеть что-то кроме золотистых отблесков на старых корешках. — Что значит «не знаю»? — Грейс усмехается и даже не думает верить в слова друга. Это же бред. Столько раз уже ходили, а сейчас он собирается их кинуть? И ради чего же? Ну уж нет. — Дилан, тебе это нужно. — С чего бы? — на этот раз усмешку выдаёт парень, взглядом прищуренных карих глаз уставившись на блондинку в предвкушающем ожидании. — Тебе это нужно, — отвечает так просто, будто она объясняет ему правило «дважды два». При этом пожимает плечами и вновь опускает взгляд в книгу, делая вид, что разговор на эту тему окончен и девушка сейчас вернётся к чтению, от которого её не совсем-таки вежливо оторвали. Хмурится. В каком это смысле? Уже набирает полную грудь воздуха, чтобы с наглостью задать Грейс вопрос, но девушка опережает его, начав говорить первой. — Ты последнее время сам не свой ходишь, — заправляет мешающую прядку за ухо, не переводя взгляд голубых глаз на парня. — Просто… съезди. Хоть развеешься. Немного. Подпирает щёки двумя кулачками, пытаясь вновь углубиться в чтение, но не может отделаться от мешающего зуда, порождённого пристальным взглядом Дилана, что застыл с непроницаемым выражением лица, даже не думая отводит взгляд, кажется, застывших глаз. — В этот раз нужно взять побольше чипсов, — говорит, откашливаясь и перелистывая хрупкую страницу с особой аккуратностью, ведь книга настолько старая, что, кажется, одно неаккуратное движение — и книга разлетится в пух и прах. Дилан не отвечает, лишь позволяя тяжёлому вздоху вырваться из грудной клетки, и начинает отбивать пальцами незнакомый девушке ритм по старому дереву. Есть ли у него желание идти в этот поход? Конечно. Просто оно не такое яркое и явно лезущее наружу, как у остальных ребят из его компании. Дилан вообще не привык показывать всю полноту своих эмоций и чувств людям. Ведь куда проще быть закрытым, куда легче возвести вокруг себя непробиваемую каменную стену и сидеть за ней, в своей своеобразной холодной зоне комфорта, впуская на территорию только особых лиц, заслуживших доверие. Это куда легче, потому что так люди не могут ранить и обидеть, просто-напросто не могут навредить тебе, и тебе не приходится страдать из-за чьего-то глупого поступка, из-за того, что привязанность к человеку, несмотря на его оплошность, никуда не делась и продолжает жить внутри тебя, раздирая изнутри острыми, пропитанными ядом когтями. Дилан не глупый. Поэтому он просто лишний раз перестраховался. Как он всегда себе говорил, лишним не будет.***
Не знаю, что меня удивляет больше: такое малое количество людей на школьном дворе или серые тучи, что незаметно сгустились над старой школьной крышей. В руках держу учебники, которые не вместились в сумку и которые мне не выдали вчера. Хмуро оглядываю парковку школы, нигде не находя знакомый чёрный автомобиль. С неба, того и гляди, вот-вот упадёт первая капля долгожданного дождя, которым так сладко пахнет в воздухе, и, как бы я не ждала спасительную стихию, бежать на автобусную остановку и приходить домой мокрой до нитки мне совсем не хочется. Стучу каблуком по старому камню, закусывая внутреннюю сторону щеки. Ужасно раскалывается голова, будто кто-то бьёт молоточками по самым вискам, и из-за долгой не проходящей боли к горлу подкатывает тугой ком тошноты. Мне либо нужно сейчас же поехать домой, либо вернуться в школу и отсидеть дождь там, потому что бежать сломя голову я сейчас точно не способна. Поверяю телефон. Абсолютно пустой экран. Ни одного сообщения, ни одного пропущенного звонка. Вздыхаю, сжимая губы в одну тонкую линию. Насколько самонадеянной я должна быть? С самого начала ведь было очевидно, что дело — дрянь. Где-то вдалеке слышен шум мотора, но не поднимаю голову, ведь даже самый маленький огонёк надежды успел погаснуть. Захожу в социальную сеть, думая написать маме, но в сети она появится ещё не скоро, ведь в Лос-Анджелесе только-только начало подниматься солнце из-за океана, так что ждать у моря погоды просто нет смысла. — Джули! Чего? Я? Вскидываю голову, в очередной раз окидывая школьную территорию беглым взглядом, и не сразу замечаю знакомую рыжеволосую голову, застывшую где-то за витиеватым железным забором. Люк? Вытягиваю шею и даже встаю на носочки, чтобы лучше разглядеть парня. Уверена, что выгляжу довольно-таки глупо, но иначе я ничего не увижу: перила надёжно закрывают почти всю территорию, которая не принадлежит школе. Щурюсь, и только тогда мне удаётся разглядеть высокую подтянутую фигуру парня, что остановился около капота спортивной чёрной машины, вальяжно засунув руки в карманы чёрных джинсов. На лице, могу видеть это отсюда, играет широкая приветливая улыбка, даже в пасмурную погоду сверкающая белизной. Парень покачивается на пятках и вновь повышает голос, дабы я могла его услышать: — Давай быстрее сюда! — чего он так орёт, идиот? — Если не хочешь промокнуть, конечно. Пускает смешок, а я закатываю глаза. О, да, желание промокнуть прямо-таки переполняет меня, именно поэтому я уже битых пятнадцать минут стою на крыльце школы и не могу сдвинуться отсюда ни на шаг. Спускаюсь по старой каменной лестнице, внимательно смотря под ноги, ведь с полностью занятыми руками, которые вот-вот опустятся из-за тяжести, и на каблуках шагать по старым ступенькам не особо приятное удовольствие. Исподлобья смотрю на Люка, который, тем временем, прищуренным взглядом оглядывает школьное здание. Лучше бы помог, чем любоваться старьём. Наконец, достигаю последнем ступеньки, и могу вновь высоко вскинуть голову, уверенно прошагав к Люку, который медленно, растягивая время, оглядывает меня, всего лишь слегка повернув голову. — Помочь? — вскидывает рыжую бровь. Фыркаю. Нет, это он серьёзно? — Уже не надо, спасибо, — усмехаюсь и замираю напротив парня, с прищуром смотря в карие глаза, которые смотрят в ответ точно так же. Ждут. Изучают. — Ну, и что ты тут делаешь? Он же должен это прояснить, ведь так? — Мистер Кромвелл попросил забрать тебя, — пожимает плечами, что обтянуты обычной белой футболкой, и отвечает так, будто это очевидно. Ну, по чьей ещё просьбе он может здесь быть? Только мой папочка может подослать своего рабочего, с которым хотел меня познакомить, дабы он забрал меня со школы. Идеальный план, не правда ли? Вздыхаю. Всё, о чём сейчас думается — это о том, как скоро я смогу лечь на кровать и провалиться в глубокий-глубокий сон. — И почему он не приехал лично? — кривлю губы. Не могу иначе. — И даже не соизволил позвонить, а просто прислал гонца? Тишина. Колкая, резкая, неожиданная. Сморозила обидную необдуманную глупость, но извиняться не собираюсь. Не то настроение. Просто сильнее кривлю губы, не отводя от парня взгляда. В гляделки я, как уже говорила, очень хорошо играла. — Он занят, — Люк вновь пожимает плечами, первым отворачивая голову и чуть вскидывая её, но я сдаваться не собираюсь. Свободно изучаю шею парня, на которой видны проступающие синие вены, его профиль с острым подбородком и хорошо видными впалыми скулами. Он, что, просто проглотил оскорбление? Губы вновь растягиваются в усмешку, но поспешно прячу её. Ещё не хватало лишних косых взглядов и глупых вопросов. — Занят он, значит, — проговариваю тихо, покачав головой. — Тогда, что, домой? Чувствую взгляд и спокойно отвечаю на него тем же, не побоявшись вскинуть голову. — Да, домой. Отвечает просто и делает шаг в мою сторону, заставляя меня быстро отойти подальше, а моё действие, в свою очередь, вызывает усмешку у него. Парень протягивает руку и открывает передо мной дверь автомобиля, взглянув на меня исподлобья. — Садись, дурочка. Я не собирался обижать тебя. — Ещё бы, — фыркаю и подхожу ближе к автомобилю. — Обидишь — папа потом тебя убьёт. Сажусь на кожаное сиденье, и от парня летит усмешка. — И то верно. Захлопывает дверь и заученным движением руки убирает рыжие волосы назад со лба. Сам он дурочка.***
Аромат насыщенного чёрного чая аккуратно касается носа, и медленно проникает всё глубже и глубже в грудь при каждом новом вдохе, надолго оседая там. Всё ещё горячая чашка приятно согревает ладони, которые обхватывают её, не боясь обжечься. Кончики тёмных волос практически невесомо касаются оголённых плеч, приятно щекоча кожу при малейшем движении головы. В квартире тихо, не считая работающего телевизора — кажется, там идёт какой-то футбольный матч — и негромких переговоров Люка с папой, которые два с половиной часа назад как сели перед телевизором «просто посмотреть матч» со стаканами пива, хотя Люк, вообще-то, за рулём, так и сидят до сих пор, склонившись над какой-то необъятной стопкой бумаг, каждый листочек из которой закреплён официальной синей печатью, только вместо высоких стеклянных стаканов перед ними теперь стоят большие кружки крепкого чёрного чая. Тихий итальянский городок уже укутался в уютное тёмное одеяло, и на улице позажигались фонари вместе с вывесками всевозможных заведений: как открытых в ночное время суток, так и закрытых, но просто не выглядящих даже сейчас заброшенными. Главная площадь города, простирающаяся внизу, прямо у меня под ногами, наконец, опустела, взяв и себе небольшой перерыв на спасительный сон. На улице ни души, только сладко пахнет послевкусие проливного, уже совсем летнего дождя и звонко стрекочут сверчки с мотыльками, надёжно запрятавшись в ночной мгле. Делаю последний глоток, наслаждаясь вкусом какого-то необычного чёрного чая, что за считанные секунды расслабил напряжённое тело, подарив долгожданное спокойствие усталым мышцам, хотя тело, даже несмотря на это, всё равно требует крепкого и здорового сна. Отхожу от окна, завешенного полупрозрачными белыми шторами, и со стуком ставлю кружку на столешницу, привлекая внимания папы, что вдруг резко оборачивается в мою сторону. — Джули! — восклицает, и меня удивляет его серое от усталости лицо в купе с огромными синяками под глазами и совсем не уложенными, взъерошенными тёмными вьющимися волосами. И это я говорю, что устала? Подхожу ближе, обхватив себя руками, ведь по телу начал мурашками бегать неприятный, колющий мороз. Выдавливаю улыбку, краем глаза замечая, что Люк так же вскинул голову, исподлобья посмотрев на меня. С того времени, как я села к нему в машину, мы так нормально и не поговорили. Чувствую ли я себя виноватой? Хочется фыркнуть, но сдерживаю себя. Вот ещё. — Что? — спрашиваю, ведь папа позвать-то позвал, а дальше говорить не продолжает. Скованно поправляю тонкую лямочку лёгкого белого топа, всё ещё чувствуя на себе чужой взгляд. — Голубой или розовый? Хмурюсь, но полуулыбку с губ не убираю. — Что? — Голубой или розовый? — папа повторяет вполне серьёзно, и теперь на меня уже уставлены два взгляда, вызывающие неприятный зуд прямо под кожей. — В каком смысле? — Да просто выбери. Что за ерунда? — Ну, голубой, — пожимаю плечами. — Только светлый. Яркий раздражает взгляд. — Понял, — кивает и вновь горбится над тучей бумаг, производя с помощью линейки какие-то расчёты, но Люк не спешит следовать примеру руководителя и так же возвращаться к работе. — Все уроки сделала? Чего? Закатываю глаза и, не сдерживаясь, цокаю языком. Это он серьёзно сейчас? Я что ему, маленькая девочка? — Сделала, — цежу и взглядом сощуренных глаз пилю парня, лишь через пару секунд переводя его на папу. — Я в душ и спать. Чем-нибудь ещё нужно помочь? — Нет, солнышко, спасибо, иди, — папа только пару раз кивает головой, продолжая делать какие-то измерения. Кажется, он вообще меня не слышит и просто отвечает на знакомые фразы «автоматом». — Доброй ночи. — Доброй, — кивком отвечаю ему и, не смотря на Люка, что так и продолжает пилить меня взглядом сверкающих при тусклом свете ламп янтарных глаз, двигаюсь к лестнице, и когда преодолеваю уже половину, слышу неспешно брошенное в спину: — Хороших снов, Джулия. На пару секунд останавливаюсь, одной рукой держась за перила и прислушиваясь, но никакого взгляда на себе больше не чувствую, так что только качаю головой и непроизвольно усмехаюсь. Хороших снов.