— Вы очаровательны. — Увы, не могу сказать о вас того же. — Ну тогда сделайте, как я. Соврите.
Резко, с силой открываю дверцу холодильника, содержимое которого ударило мне в лицо непривычным холодом, и хмурым взглядом исследую его полки. Когда папа в последний раз был в супермаркете? — Доброе утро, — слышу мужской голос и спешные шаги, так что оглядываюсь, продолжая одной рукой держать дверцу холодильника. Папа, чьи взъерошенные тёмные волосы смешно топорщатся на самой верхушке головы, быстрыми движениями ловких пальцев застёгивает маленькие, неподатливые пуговицы голубой рубашки, заправленной в синие брюки. Мужчина почти что подбегает к журнальному толику в гостиной и хватает с него наручные часы, тут же надевая их на руку. — Я опаздываю… — бросает взгляд на часы. — А нет, уже опоздал. Не успел сегодня с завтраком. Приготовишь что-нибудь сама? — смотрит на меня извиняющимся взглядом, причём, как по мне, вполне искренним, так что киваю, хотя мозг всё ещё не способен до конца переработать поступившую с слишком быстрой для утра скоростью информацию. — Хорошо, — кивает, и слова слетают с его губ практически шёпотом. Мужчина пару раз оглядывается, чуть ли не прокрутившись вокруг себя, и, наконец, его взгляд находит пиджак бежевого цвета, который тут же закрывает плечи, обтянутые голубой рубашкой. Стуча каблуками по паркету, широким шагом идёт к выходу, и вскоре моих ушей касается звон ключей. — Кстати, тебя довезёт Люк, — говорит последнюю фразу, которая мячом ударяет по голову, заставляя окончательно проснуться и, наконец, широко распахнуть глаза. Чего? А может, я как-нибудь сама? — Всё, пока, — слышу уже отдалённый голос папы, а за ним следует звук открывающегося дверного замка. — Хорошего дня. Ага. Хлопок двери. Люк, что, каким-то образом стал его правой рукой? Сведя тёмные брови, кажется, ещё ближе к переносице, возвращаю взгляд обратно к полкам холодильника. С губ срывается раздражённый вздох. С громким звуком захлопываю дверцу, двигаясь к чайнику, и, достав большую белую кружку, наливаю себе зелёный чай, не столько, чтобы взбодриться, а скорее, чтобы успокоиться, потому что утром любая мелочь моментально выводит из себя, превращая из обычной спокойной девушки в злую, разъярённую ведьму. Беру кружку, стараясь не обжечься, и делаю один маленький, осторожный глоток, морщась, так как жидкость всё равно слишком резко обжигает горло, огонёчком спускаясь к желудку. Ставлю чай на столешницу и облокачиваюсь на неё, опираясь на прохладную поверхность открытыми руками. Беру в руки телефон и быстро открываю вкладку «сообщения». «Купи хлопья и молоко». «И яйца». «И хлеб». Палец три раза подряд жмёт на кнопку «отправить», так что шумно выдыхаю. Папа, скупи весь супермаркет, пожалуйста. Не спеша, так как каблуки сильно усложняют ходьбу девушек, медленно двигаясь по площади, дохожу до спортивного автомобиля, очертания которого были видны мне с того самого момента, как я вышла из дома. Медлю специально, что-то внутри чертовским огоньком требует вызвать ненужную злость рыжеволосого парня, который, кстати, вполне спокойно и даже расслабленно сидит на водительском сиденье, немного ссутулившись, отчего бежевая футболка облегает мышцы плеч и рук. Взгляд устремлён куда-то вниз, а пальцы рук листают страницы в телефоне. Вот это да. Щурюсь. Неужели никуда не опаздывает? Резко открываю блестящую от чистоты дверцу машины, и для парня это оказывается настолько внезапным, что он вздрагивает и чуть не роняет телефон, но руки находят умение удержать устройство. — Привет, — приветливо улыбается мне, отчего в уголках губ выступают хорошо заметные ямочки, и вполне спокойным взглядом тёмных карих глаз приветливо смотрит на меня. Непонятно от чего хочется тяжело вздохнуть, но только сжимаю губы, просто мастерски сдерживая себя. Вполне могу идти в актёрскую школу, зачем мне эти математика с физикой. Чего ж ты лыбишься-то? — Доброе, — отвечаю, откашливаясь, и, не спеша, сажусь на сиденье рядом с парнем, с хлопком закрывая дверь и начиная пристёгиваться, с приятным удовлетворением замечая, что в салоне работает кондиционер, прохладным ветерком охлаждая горящую уже с утра кожу. Взгляд парня вполне хорошо ощущаю то на оголённой коже руки, то на плече, и тот быстро перебегает куда-то к шее, то на скуле, на которой явно должны играть желваки, потому что всё это время с силой сжимаю челюсти, сохраняя молчание и тщетно надеясь, что совесть всё-таки у некоторых здесь присутствующих проснётся и настырный взгляд перестанет оставлять на мне тлеющие от внимательности пятна. Вновь сжимаю губы, поправляя тоненькие лямки облегающего тело чёрного топа, и затем складываю руки на чёрно-белых полосатых штанах. — Я хочу позавтракать, — заявляю, решая всё же как-то прекратить его самодовольное любование. Хочешь кататься, люби и саночки возить. Без удивления воспринимаю то, что парень реагирует не сразу. Пару секунд молчит, позволяя мне боковым зрением замечать, как что-то практически незаметно меняется в его карих, почти что янтарных глазах. — Чего? — усмехается и мотает головой, будто бы надеясь выбросить из неё то, что я только что сказала. Да, если бы слова действительно умели выходить из ушей. Смотрит на меня исподлобья, только теперь уже изо всех сил стараясь установить зрительный контакт. Вновь подавляю вздох, но грудь всё равно высоко поднимается и опускается. Нет, парень, к сожалению или счастью, но ты не ослышался. — Хочу позавтракать, — наконец, поворачиваю к нему лицо, и невинно улыбаюсь, хлопая накрашенными ресницами. От удивлённого, даже немного глуповатого в данный момент выражения лица, на котором явно видны следы полного непонимания происходящего, хочется по-доброму рассмеяться, но вновь и вновь сдерживаюсь, сжимая всё внутри, лишь позволяя лёгкой наигранной улыбке стать шире и чуть более настоящей. Смотрю Люку прямо в глаза, а тот делает то же самое в ответ. Ну. Же. Проходит секунд пять, прежде чем он снова усмехается, кажется, не веря, и я прекрасно его понимаю. Только какая-то сумасшедшая девушка, которую ты знаешь всего неделю, может спокойно сесть к тебе в машину в восемь утра и попросить отвести позавтракать. Ну, Люк, ты сам на это напросился. Я, если не заметил, инициатором всего этого не была. Качает головой, не убирая усмешку с лица, и заводит мотор, позволяя рёву мощного мотора заполнить салон, полностью заглушив тихое жужжание кондиционера. Ёрзаю на сиденье, поудобней устраиваясь и предвкушая поездку, когда парень давит на газ, и автомобиль плавно выезжает на проезжую часть. Кто знает, куда он меня соизволит довести. Может, вообще к какому-то чёрту на куличики. — Что, самой приготовить не по силам? — дерзит, и это, если честно, вызывает удивление, так что усмехаюсь, кинув быстрый взгляд на парня, который теперь посвящает почти всё своё внимание дороге, свободно расстелившейся перед нами. Почти. Качаю головой, решив оставить данный вопрос без ответа, по умолчанию сделав его риторическим, но Люк всё равно как-то самодовольно усмехается, и на этот раз он кидает на меня быстрый взгляд. Дважды. — А в школу-то не опоздаешь? О, да, давай, ещё напомни о том, что я «маленькая девочка», за которой всё ещё нужен глаз да глаз. — У меня нет первого урока, — легко пожимаю плечами и щурю карие глаза, наблюдая за солнцем, что медленно становится всё дальше и дальше от спокойной лазурной кромки воды.***
— Какого чёрта ты вообще поплелась за мной? Косит хмурый взгляд на сестру, шагающую справа от него, и не подавляет частые раздражённые вздохи, говорящие о его внутреннем состоянии, хотя, если быть до конца честным, парень и не особо-то старается скрывать свои эмоции. Губы сжаты до тонкой, едва различимой линии, карие глаза сощурены до узких щёлочек, так, что видны лишь одни чёрные, как самая тёмная ночь, зрачки, а на бледном скуластом лице танцуют в диком плясе желваки, пугающие и сразу же отталкивающие любого прохожего, который посмеет только кинуть короткий взгляд на О’Брайена. Подобен беспощадной буре. Из-за того, что родители по причине нехватки времени попросили парня доехать вместе с Марго до школы, он уже опоздал на пятнадцать минут на дополнительную химию, которую посещает только лишь для того, чтобы сдать этот чёртов экзамен и уехать уже отсюда, забрав все свои вещи, куда подальше. Всё было бы не так критично, если бы их учитель не имел своей особой привычки каким-либо способом наказывать опоздавших за их проступок. Проступок! Дилану хочется горько усмехнуться. Он ведь никого не убил, а в школе, уже чувствует это всем своим нутром, будет торчать минимум часов до шести вместе со своим самым обожаемым учителем. В школе столько хороших, действительно достойных преподавателей, но нет, именно на эту параллель угораздило поставить совершенно неадекватного, имеющего слишком низкий «уровень терпения» человека, который мало того, что не поддаётся ни на какие уговоры, так ещё и всегда, что бы, чёрт возьми, не случилось, остаётся при своём мнении. Даже если ей все будут твердить, что Ньютон открыл закон тяготения, а этой женщине взбредёт в голову сказать, что, мол, нет, это был совсем не он, а её дальний родственник, в семнадцатом веке так же живший в Англии, то ведь её не переспорит и целая толпа. Чёрт возьми, О’Брайену иногда кажется, что она выстоит против всего человечества К слову, Марго совершенно не заботят пустяковые, по её мнению, переживания брата. Вполне спокойно вышагивает по школьной тропинке, никуда не торопясь и идя так, будто она-то точно никуда не опаздывает, хотя у неё, точно так же, как и у Дилана, есть вполне законный первый урок. Вот только Марго относится к таким прогулам куда легче, да и её учителя не особо достают девочку своими противными, по сути дело никому не нужными замечаниями ввиду отличной успеваемости, блестящим выступлениям в команде поддержки и неоспоримому таланту в искусстве рисования. Тёмные волосы, точь-в-точь как у Дилана, только куда длиннее, волнами едва заметно колыхаются от шагов девушки, как бы подпрыгивая на спине. Голубые глаза, как у их отца, с какой-то вечной искринкой, неугасаемым огоньком смотрят на старое школьное здание, куда он перешла только в этом году, ведь в прошлом ещё сидела за партами средней школы. Красивые губы едва растянуты в лёгкой, очень ненавязчивой улыбке. Её можно даже назвать кокетливой, ведь младшей О’Брайен повезло обладать такими чертами лица, что манят, привлекают внимание незнакомцев с первого взгляда. Казалось бы, что необычного? Стройная, подтянутая девушка, тёмные волосы, голубые глаза, пара родинок на щеках и на шее. Вполне обычный человек. Но что-то тянет. Что-то неимоверно сильно притягивает, заставляя всё больше и больше смотреть на неё, буквально заглядываться. Эта девочка волшебная. Её хочется ощущать и ощущать, хочется дотронуться до каждого его пальчика, потрогать каждый тоненький ноготочек, глотнуть аромат каждого её тёмного волоска, а потом ещё долго сидеть и гадать, чем же именно пахнут её волосы, месяцами выписывать и менять ингредиенты, но один всё равно не разгадать. Именно такая она — Маргарита О’Брайен. Самая обычная волшебная девочка. Дилан до сих пор временами припоминает своему другу, что тут чуть было не втюхался в Марго при их первой встрече. Благо О’Брайен вовремя одумался и познакомил Джареда со своей младшей сестрой. Не то чтобы это было запрещено, но если у друга Дилана и пытались зарождаться какие-то чувства к юной леди, то они тут же, захлебнувшись ледяной водой, угасли, не оставив после себя даже пепел. Наверно. — Родителям нужно было ехать совсем в другую сторону, — Марго легко пожимает тоненькими плечиками, укрытыми лёгкой полупрозрачной рубашкой белого цвета, что невесомой вуалью касается тела. — Им было бы просто неудобно и слишком напряжно делать крюк. Или ты хотел, чтобы они везде опоздали? — поворачивает голову в сторону старшего брата, невинно хлопая чёрными ресницами. — А автобусы для кого? — выпрямленной рукой указывает куда-то себе за спину, где, по идее, находится автобусная остановка. Искренне, всей душой не понимает, чем его сестру не устроил вполне пригодный вид транспорта. Чувствует на себе пристальный взгляд, и поворачивает голову, сталкиваясь с яркими, будто покрашенными в краску голубыми глазами. Губы девушки сжаты, а глаза даже не моргают, как и у Дилана, когда тот только начинает злиться. О’Брайен чувствует новый прилив злости, быстрой лавой подступающей к горлу, и решает махнуть рукой на сестру, лишь сделав раздражённый вдох и закатив карие глаза. Плевать. Бесит, но плевать. Ссору он здесь, на школьной территории, разводить не будет. — Чёртова неженка, — позволяет себе оскорбление, которое не проходит мимо ушей Марго, но та никак не реагирует, лишь сильнее, но практически незаметно сжав губы. Когда-нибудь он перестанет относится к ней, как к ребёнку.***
— Привет. — Привет. Отвечаю на автомате, на деле смотря в пол, а в руках сжимая пару толстых учебников, которые явно стоит положить в шкафчик, чтобы с ними не таскаться. Сглатываю, языком проходясь по сухим губам, и хочу ускориться, но мне мешает внезапное осознание, что я даже не знаю, с кем поздоровалась. Резко вскидываю голову и так же резко выдыхаю струйку воздуха, когда глаза натыкаются на довольное лицо, сияющее белоснежной улыбкой. Закатываю глаза, только крепче сжимая тяжёлые учебники. Джаред. — Соскучилась? — суёт руки в карманы джинсов, перекачиваясь с пятки на носок, и, быстро облизнув губы, проходится взглядом по моему телу, заставляя чувствовать передёргивающую дрожь. Ужас. — Очень, — пытаюсь сделать ответ как можно более ядовитым и волчком разворачиваюсь в противоположную от парня сторону, желая всё-таки дойти до шкафчика, а потом отправиться на ланч. Сегодня, к сожалению, мне ещё не довелось увидеться с Грейс, так что надеюсь, что смогу встретить её хотя бы там. Если этот настырный парнишка не будет мне слишком мешать. — Хоп, — честное слово, не успеваю опомниться, как тело больше не склоняется ввиду тяжёлых книжек, обязанных дарить мне знания. Руки чувствуют себя странно-свободными, даже не сдерживаюсь, пару раз быстро взмахивая ими, чтобы полностью прогнать мешающее ощущение тяжести, и только потом резко поворачиваю голову, да так, что, кажется, весь школьный коридор слышал хруст шеи. Ну, я по крайней мере точно. Джаред с неизменной широкой улыбкой на губах смотрит на меня смеющимися карими глазами из-под стёкол очков, как бы дразня, а сильные руки сжимают все учебники, которые до этого были готовы вывалиться у меня из рук прямо на пыльный школьный пол. Длинными пальцами постукивает по ним, отбивая едва слышимую дробь, но мне она острыми копьями врезается в уши. Непроизвольно свожу тёмные брови ближе к переносице, а свободные теперь руки скрещиваю на груди, которую не забывает одаривать своим «очень нужным» вниманием Джаред. — Ну и какого чёрта? — задаю искренне интересующий меня вопрос, вскинув одну бровь вверх, и это почему вызывает у парня только ухмылку, что заставляет меня поднять и вторую. Так смешно? — Я просто решил помочь, — легко пожимает плечами, обтянутыми рубашкой глубокого синего цвета, накинутой поверх самой обычной белой футболки. — Спасибо, обойдусь, — говорю сухо, надеясь, что хотя бы мой отстранённый тон заставит парня отстать, но этого не происходит, а неугомонный Джаред, кажется, только больше раззадоривается, облизывая нижнюю губу. Он как маленький непослушный пёсик. Или раздражающий, требующий вечной игры ребёнок. От нехватки внимания желание парня становится только больше и больше, позволяя огоньку нездорового азарта возвышаться всё выше и выше внутри него. Шумно выдыхаю, качая опущенной головой. Боже. Зачем мне идти на приём к врачу, когда я и так неплохо в психологии разбираюсь? — Странная ты, — фыркает, вновь привлекая моё внимание, так что по-прежнему хмуро смотрю на него исподлобья. — Тебе тут помощь предлагаю, бесплатную и бескорыстную, между прочим, а ты, как глупенькая, отказываешься. — Бескорыстная она, ну-ну, — качаю головой, показывая своё явное недоверие к человеку, и закусываю нижнюю губу, глазами смотря куда-то в сторону, а вот Джаред объект своего пристального исследования всё ещё не меняет. Какой упорный то. Волосы на затылке колыхаются от искусственного ветра, создаваемого постоянной непрекращающейся даже на обеденном перерыве ходьбе учеников, вечно снующих туда-сюда, и весьма часто задевающих то плечом, то роняющих свои учебники (ещё повезёт, если ученик не упадёт сам), то вовсе всем телом налетающих на тебя (тут вы тоже можете считать себя счастливчиками, если ни вы, ни человек, врезающийся в вас, не упадёте). — Давай, пошли уже быстрее, — наконец, отводит от меня взгляд, запрокидывая голову наверх и снова проходясь языком по нижней губе. Руки полностью вытягивает, всё ещё продолжая крепко держать стопку моих учебников в руках, а серым кроссовком притоптывает по старому школьному полу, и вся его поза говорит о том, что парень как минимум устал меня ждать, и это почему-то вызывает усмешку. Ладно. В самом-то деле, Джули, хватит уже. Ты ведь ещё хотела успеть на обед, между прочим. Без слов разворачиваюсь (и на этот раз меня, к счастью, никто не останавливает) и целенаправленно двигаюсь к своему шкафчику, позволяя лицам учеников сливаться в одну непонятную цветную массу, маячующую перед глазами единым большим пятном. Не проверяю, идёт за мной Джаред или нет, мне как-то всё равно. Даже если он вдруг решил поиграть и без спроса забрать у меня учебники, то этот путь, насколько я успела выучить за неделю пребывания здесь, всё равно ведёт к кафетерию, поэтому я в любом случае всё равно ничего не потеряю, иди за моей спиной Джаред с кучей учебников в руках или бегай он сейчас по старым, уже трещащим из-за времени школьным этажам с ней же. Хочется пожать плечами. Самому ведь должно быть ясно, какой вариант ему просто выгоднее. Я не удивилась, когда Джаред не ушёл, вполне спокойно донеся мои учебники до шкафчика. Я удивилась, когда мы вместе пошли в кафетерий, вместе взяли себе ланч, а сейчас так же вместе двигаемся к столику на улице, где уже сидят Грейс с О’Брайеном, при виде которого брови всё ещё собираются в кучу, а он, лишь впервые за день взглянув на меня, тут же теряет все добрые искринки во взгляде, делая его тучным и хмурым. — Buon pomeriggio*, — громко и задорно говорит Джаред, резко поставив свой поднос с сэндвичем и фруктами прямо посередине деревянного стола, заставив Грейс, сидящую к нам спиной, вздрогнуть. — Ну ты и дурак, Джаред, — говорит девушка, чьи светлые волосы затянуты в свободный хвост у самой шеи, которую оголяет лёгкая блузка с вышивкой и завязками на груди. — Я тоже по тебе скучал, — тянется поцеловать Грейс в щёку, но та успешно уклоняется, при этом сморщившись и выставив вперёд выпрямленную руку, чтобы как можно лучше дать ненасытному парню понять, что он переходит черту. Но Джареда это как-то не особо задевает, и парень вполне спокойно, с прежним энтузиазмом садится за стол к Дилану, и те начинают оживлённо о чём-то разговаривать, причём Джаред активно жестикулируют, и парни даже часто смеются, что почему-то вызывает удивление. — Привет, — говорю чуть тише, чем парни, дабы снова не навлекать на себя внимание Джареда, и осторожно сажусь за стол рядом с Грейс, поставив поднос и опустив сумку рядом с собой. — Привет, — та отвлекается от газированного напитка в прозрачной стаканчике и с улыбкой поворачивается ко мне. — Где ты была? — заправляет непослушную прядку за ухо. — Не успела к первому уроку, — пожимаю плечами, чувствуя на себя взгляд со стороны, но не концентрируюсь на нём, даря всё внимание девушке, и та, кажется, этому даже рада. — Всё в порядке? — вполне серьёзно спрашивает, заглядывая мне прямо в глаза. — Да, конечно, — улыбаюсь и поворачиваюсь к своему подносу, чтобы, наконец, уже начать есть. Контейнер с салатом открываю с шумом, так что даже сама морщусь и стараюсь как можно быстрее убрать пластиковую крышку подальше. — Ладно, мне нужно ехать, — неожиданно заявляет О’Брайен, поднимаясь со своего места и забрасывая рюкзак на плечо. — Куда? — Грейс переводит всё внимание на парня, нахмурив светлые брови. — Дил, у нас сейчас английский, — Джаред смотрит на друга исподлобья, делая глоток газировки. — Знаю, — кивает, сохраняя непоколебимый вид. — Отмажь меня, — хлопает парня по плечу и кивает блондинке, что замерла в странной неуверенности: — Пока, Грейс. Свободными шагами отдаляется от столика, оставив за ним только неприветливое молчание. Пока.***
— Дил, выступление в эту субботу, а ты опаздываешь! Старый, насквозь пропахший краской гараж встречает негодующим приветствием, на которое залетевший в помещение О’Брайен отвечает хмурым серьёзным взглядом. — Я был на учёбе, в отличие от некоторых, — с размаха бросает сумку на старый, давно просиженный диван неприглядного тёмно-зелёного цвета, напоминающего скорее противную слизь, чем что-нибудь более поэтичное. Руками быстро одёргивает чёрную футболку с непонятным рисунком, составленным из каких-то цветных квадратиков, и быстрыми шагами идёт к гитаре, беря любимый инструмент в руки, и только теперь поднимает карие глаза на солиста, который, как и все остальные члены группы, всё это вовремя безмолвно наблюдали за ним. — Я не могу прибегать сюда по каждому твоему зову, — выдаёт на выдохе и совсем не боится своих слов. Дилан О’Брайен не привык по каким-либо причинам скрывать душащую правду. — Окей, — их солист, черноволосый парень в тёмно-зелёной клетчатой рубашке, шумно выдыхает и качает головой, как бы решая пропустить всё это мимо ушей, оставить личные, толком не привязанные к группе вопросы вне стен старого гаража, который является их пристанищем для репетиций практически с самого начала существования их группы. Сначала они пытались кое-как ютиться в музыкальных кабинетах школы, где довелось учиться О’Брайену, но их временное место репетиций достаточно быстро обнаружили и погнали парней вон со школьной территории практически за шиворот. Гейб ещё удивился, когда О’Брайену не выгнали со школы, не вызвали к директору родителей, да парню даже выговор не сделали. Ну, не считая того, что выслушали они, когда один из работников школы в строгом дорогом костюме и до блеска начищенных туфлях заметил их в музыкальном кабинете. Короче говоря, повезло парню. По-другому и сказать нельзя. — Всего будет три песни, — Гейб сжимает губы до бледноты, показывая цифру бледными пальцами. — И все три нам нужно доработать. Все члены группы, как по команде, одновременно кивают, и солист даёт себе право медленно оглядеть каждого. — Репетировать будем до вечера, так что… — Я не могу, — чёртов О’Брайен. Он имеет привычку нагло перебивать, причём неважно, кого. Если ему нужно вставить своё слово, он это сделает. Непременно и несмотря ни на что. — У меня тренировка в четыре. — Окей, — Гейб честно пытается сохранять спокойствие и специально глубоко дышит, чтобы ни на кого не сорваться. Лидер не должен показывать свои слабости. Лидер должен быть сильным. Должен быть предводителем. — Тогда сделаем перерыв, — кивает, говоря тихо, подобно коту медленно и осторожно, поступательными шагами подбираясь к сути. — У тебя она до шести? — зелёными водянистыми глазами смотрит на О’Брайена, и кивок с его стороны не заставляет себя ждать. — Хорошо, — очередной кивок. — Тогда в половину седьмого снова встречаемся здесь, — снова оглядывает участников группы, и ни один из них не смотрит прямо на него: кто-то изучает стены, кто-то ковыряет носком кроссовка пол, а кто-то, к примеру, Дилан, длинными пальцами уже тянется к хорошо натянутым струнам инструмента. — Успеешь? — вновь обращение к О’Брайену. Парень вскидывает голову, взглядом жгучих карих глаз врезаясь в лицо солиста, и тому почему-то на одно короткое, но очень яркое и запоминающееся мгновение, становится не по себе, и дрожь пробегает по телу парня. А затем Дилан спокойно кивает, взглядом вновь возвращаясь к инструменту, и Гейб бесшумно выдыхает, незаметно поколыхав воздух. — К одной из песен нужно подобрать нормальную аранжировку, чтобы не было, как в прошлый раз, — позволяет себе усмешку, и гараж заполняют тихие смешки со стороны парней, говорящие, что, да, вспоминать об этом сейчас очень и очень забавно, но вот тогда все изрядно потрепали нервы, так что больше такой оплошности допускать нельзя. — Тогда поехали, — громко хлопает в ладони, извещая всех о начале репетиции. — За работу, — кивает, и полутёмный даже в разгар белого дня гараж начинают заполнять звуки музыки, с которой им нужно победить на этих выходных.***
Старое, но до невозможности красивое здание с белой древней лепниной внутри сохраняет спокойную прохладу и такую нужную, драгоценную тишину. Медленно ступая по ступенькам, стараясь сильно не шуметь, чтобы не вступать в резонанс с целым древним зданием, поднимаюсь всё выше и выше, попутно считая этажи, чтобы не пройти нужный. Кажется, здесь до сих пор сохранился дух то ли семнадцатого, то ли восемнадцатого века. Закроешь глаза — и перенесёшься обратно, в сказку, а под веками так живо представляется картина с бегающими по этажам молоденькими девушками в красивых, наверняка тяжёлых, но уже таких привычных им платьях с утягивающими, практически не дающими дышать корсетами, которые они за столько лет уже научились не замечать, свободно дыша полной грудью. Во всех деталях замечаешь, как колыхаются, но ни в коем случае не распадаются от бега красивые, занимающее долгое время причёски, и тебе кажется, что ты даже слышишь стук каблучков и самый настоящий живой смех. Замечаешь, как бледноватая нежная рука касается недавно покрашенных перил, затем тебе на глаза попадаются красиво выпирающие ключицы, длинные, явно музыкальные пальцы, блестящие от счастья светлые глаза. А затем ты распахиваешь свои и понимаешь, что просто-напросто замечталась, остановившись в начале очередной лестницы, и только на её середине замечаешь, что забыла убрать лёгкую улыбку с губ. Пальцами хочется прикоснуться к стенам. Невероятно, но ведь они видели всё это. Здание не сносили, не перестраивали, лишь подкрашивали как внутри, так и снаружи, делали реставрацию — всё, чтобы оно не потеряло свой первозданный вид. Но ведь стены остались теми же самыми. Фундамент дома так же не поменялся. Даже окна, вы представляете себе, окна! И их не разрешено менять. Только постоянно смазывать, красить да реставрировать. Каждый уголок этого здания жил в то время. От осознания, сколько же всего произошло здесь, какими событиями мог быть наполнен этот дом, что он видел, что слышал, что чувствовал, начинает кружиться голова. Это же просто невероятно! Не замечаю, как дохожу до нужного этажа, поэтому, когда взгляд натыкается на въевшийся в память набор цифр, резко останавливаюсь, схватившись за старые перилла. Ну, что ж, пришли. Делаю медленные шаги к двери и нажимаю на звонок, который таким резким и противным звуком разносится, кажется, по всем этажам дома, что от неожиданности заставляет меня сморщится и вздрогнуть, сделав пару шагов назад, подальше от двери. Судя по всему, с восемнадцатого века здесь не меняли не только фундамент, стены и окна, но и самые пресловутые звонки остались минимум с позапрошлого века. Замок двери щёлкает так же резко, но, по крайней мере, сильным звуком не режет уши, в отличие от затихшего (к счастью) звонка. К удивлению, дверь открывается вполне тихо, без какого-либо скрипа, и буквально через пару секунд передо мной представляется вполне молодая женщина с приветливой улыбкой на лице, которая играет не только на подведённых карандашом губах, но и в зелёных глазах. — Джули! — восклицает она, будто действительно рада меня видеть. — Здравствуй. Заходи, — не убирая улыбку с лица, она открывает шире дверь, приглашая меня в свою квартиру, и я делаю один неуверенный шаг, сцепляя руки перед собой в замок, и оказываюсь в небольшом, но очень и очень светлом помещении. — Можешь не разуваться, — она делает лёгкий мах рукой, когда я собираюсь снимать каблуки, от которых под конец дня начинают ныть ноги, но останавливаю себя. — Идём за мной, — она всё ещё сохраняет широкую и весьма приветливую улыбку на лице, поворачиваясь ко мне спиной и уверенно шагая по паркету в сторону одной из белоснежных дверей. Бросаю взгляд на женщину, уверенно передвигающуюся на высоких каблуках красивого вишнёвого цвета. Она едва заметно виляет бёдрами, обтянутыми классическими чёрными брюками, подчеркивающими стройность ног. Короткие волосы пшеничного цвета, что имеют длину всего немного ниже плеч, поднимаются и опускаются на спине, прикрытой полупрозрачной белой блузой, в такт шагам женщины. В поле зрения попадают картины, и тут и там украшающие обычные белые стены и делающие их не такими скучными вместе с ещё парочкой украшений для дома типа прозрачных полок, где почти ничего не стоит, но те совсем не выглядят пустыми, или же вроде небольшого круглого зеркала в оправе цвета розового золота. На глаза попадается даже светло-розовый плащ, висящий в длинном светлом коридоре на вешалке. Что-то эта квартира совсем не похожа на то помещения, куда приходят просто поработать и потом уйти домой. Она какая-то… уютная, что ли. Явно давно обжитая. Разглядываю столик с красивой свечкой на нём и другими различными мелкими побрякушками, совершенно не думая, когда задаю вопрос: — Вы здесь живёте? И только вскинув взгляд на женщину, что приветливо держит для меня дверь своего кабинета, понимаю, что я шла куда медленней, чем думала, посвятив время своего пребывания здесь разглядыванию чужого интерьера. Молодец, Джули. Хорошо зарекомендовать меня ты умеешь. Доктор Лидже́ри, замечая мою минутную растерянность, как-то расслабляет лицо, делая его куда менее деловым, но широкая улыбка никуда не испаряется. — Да, — она кивает, без стеснения отвечая на мой вопрос. — Вместе с мужем, если тебя это интересует, — добавляет, заставляя меня ещё больше смущаться и чувствовать, как от неловкости тело начинает гореть. Какое счастье, что у моих щёк нет особенности краснеть при таких ситуациях, а то сейчас я бы была хуже любого рака или самого смелого помидора. — Извините, — невнятно проговариваю, проходя мимо женщины в её кабинет. — Ничего страшного, — отвечает мне в спину, терпеливо ожидая, пока я медленно переступлю порог. — Живой интерес — это очень даже хорошо. Хочется усмехнуться. Очень даже хорошо. Зайдя в комнату, тут же начинаю удивлённо разглядывать её. Она совсем не похожа на привычный глазу кабинет. Всё пространство не сосредоточено на одном массивной столе, чаще всего из какого-нибудь старого дерева, и двумя стульями по обе стороны. Окна комнаты не завешены тяжёлыми тёмными шторами, нагоняющими только большую угнетающую атмосферу помещения. Здесь всё наоборот. Комната очень светлая и из-за этого кажется в разы больше, чем она есть. Прямо перед открытым окном, где висят просто обычные белые шторы, сейчас не закрывающие окно, чтобы в комнате было ещё больше света, стоят два светло-серых, на вид очень удобных бархатных кресла, между которыми поместился ничем не примечательным тёмный столик, где в самом центре заняла своё место минималистичная прозрачная ваза с живыми тюльпанами, обладающими бутонами светло-розового, приятного глазу и хорошо вписывающегося в интерьер цвета. В комнате есть дополнительный серый диван из того же материала, что и кресла, с кучей подушек на нём. Над диваном висит большое круглое зеркало, у одной из стены стоит практически до конца заполненный книжный шкаф, но на его полках не вижу ни одной профессиональной книги — там только художественная литература, что заставляет удивлённо вскинуть брови. Я точно на приём к специалисту пришла? Другие стены, такие же белые, как и в холле, увешены различными, никогда не повторяющимися картинами и самыми обычными светильниками, не отвлекающих внимание. Ощущение, будто я просто зашла к кому-то в гости, честное слово. Даже привычного волнения, что всегда возникает при посещении любого врача, в груди не просыпается. — Присаживайся, — доктор Лидже́ри гостеприимно указывает мне на одно из кресел, а сама уже садится на другое, вполне терпеливо с каким-то вселенским пониманием ожидая, пока я вдоволь наразглядываюсь всеми вещами в её комнате. — Извините, — буркаю, наконец, прижимая свою пятую точку к одному месту и опуская сумку на пол рядом с собой, складывая руки на коленях. — Всё хорошо, — женщина мягко улыбается, кивая, и я всё больше настраиваюсь на нормальный, спокойный, совершенно обычный сеанс у врача, которых у меня было ровно столько, сколько можно пересчитать по пальцам одной руки, и парочка даже свободными останется. — Может, чая? Или кофе? Можно и что-нибудь покрепче, если родителям не расскажешь, — позволяет себе усмехнуться, и я так же пускаю смешок, отрицательно покачав головой. — Нет, спасибо, — я и так подобно маньяку с нездоровым интересом, не отвлекаясь, разглядывая интерьер вашей квартиры. Так что лучше просто посижу. — Хорошо, — женщина пожимает плечами и кладёт на колени большой блокнот, в руки взяв синюю ручку. — Я изучила материалы твоего дела, которое вела доктор Ричардсон, — кидает на мня взгляд, и я спокойно киваю, без эмоций воспринимая эту информацию. — И, как я поняла, вы достаточно далеко продвинулись в вашем лечении. — Да, — отвечаю ровным голосом, вновь кивая. — Но всё ещё не устранили проблему до конца, — не спрашивает, просто констатирует факт, зелёными глазами бегая по своим записям. — Так что этим мы и будем с тобой заниматься, — вновь вскидывает голову, взглянув на меня, и, не увидев практически никакой реакции, продолжает говорить. — Скажи, тебе в последнее время снились кошмары, связанные с твоим… прошлым? Сглатываю, проходясь языком по нижней губе, и, не контролируя себя, отвожу глаза, позволяя женщине без каких-либо усилий прочитать ответ по моему лицу. Кошмары? Связанные с прошлым? Хочется горько и очень-очень неприятно усмехнуться. О, да. Такие в последние время наблюдались.