You're making waves

У Юми в дневные часы обычно пусто. Конечно, время от времени захаживает кто-нибудь — за информацией или пропустить стаканчик — но оживляется «Логово» всегда ближе к ночи, как и положено таким заведениям. Как сиеста — дома, в Млечном Пути; Рейес однажды рассказал Юми об этом, и она удалила словосочетание «послеобеденные часы» из своего переводчика. Сказала, «земной» язык ей нравится. Сара — с подживающим синяком на скуле и парой новых вмятин на броне — сидит напротив и потягивает виски с содовой из бокала с отбитым краем. С посудой везде проблемы, не только на Кадаре, но Сара, хоть и была археологом, настоящая «военная косточка» — пьет и не морщится. Ее брат (младше на целую минуту, как уже осведомлен Рейес, и это заметно) говорит за них обоих, и даже фингал под глазом не делает его менее обаятельным. Рейес готов признать, что у него давно не выдавалось такого хорошего дня: благодаря Райдерам чертова машина, грозившая стать проблемой, болтается деактивированной где-то на орбите, виски, хоть и кошмарно дорог, вяжет на языке дымным послевкусием, а Сара, представляя его брату, назвала Рейеса другом. — Чертовски тихо тут, — вдруг говорит она. Глаза у нее хитро блестят, и Рейес готовится не ожидать ничего хорошего. — Давай-ка разбавим эти тишину, Рейес. Стонами. Криками. Виски встает у Рейеса в горле. Его предупреждали, что мозговые имплантаты могут оказывать губительное воздействие на психику, но Сара до сего момента неизменно пребывала где-то строго в границах разумного. Скотт давится своим бренди. Стоит надеяться — если Сара устроит резню, он поможет ее остановить (Рейес обрывает эту мысль, не давая ей закончиться фразой «ценой собственной жизни»). — Я могу это делать всю-ю ночь, — добавляет Сара и подмигивает. — Ну, ты знаешь. Она явно намеревается легонько задеть его ногу под столом, но магнитная подошва с такой силой встречается с щиколоткой Рейеса, что тот сжимает зубы. Слава Деве Марии — это, кажется, всего лишь самый чудовищный подкат в Галактике, а не проявление психопатии. — Ты вынослива, как кроган, любовь моя, — соглашается Рейес, и Сара радостно подтверждает: — Как кроган в гон! Она наклоняется к нему через стол, прихватывая за ворот с нежностью вышибалы, и Скотт быстро говорит: «Мненужноидти». Судя по скорости, с которой он покидает бар, Скотт в священном ужасе. Сара отпускает Рейеса и радостно хохочет, едва за ним закрывается дверь. Рейес полагает, что смех у нее восхитительный — хотя, возможно, у него уже успела выработаться легкая форма стокгольмского синдрома. — Я получу какие-то объяснения? — интересуется Рейес, возвращаясь к своему бокалу. Краем глаза он видит, что Юми перестала переставлять бутылки. Сара весело пожимает плечами. — Ты ему понравился, — с очаровательной прямотой говорит она. — Он же мой младший брат — я просто не могу не делать его жизнь сложнее. В свою защиту скажу — он первый отбил у меня девчонку. С тех пор — это война. — Тогда — за победу? — предлагает Рейес, поднимая бокал. Сара с готовностью тянется к нему своим. Рейес все-таки не ошибся — день выдался отличный.