Реанимация

      Когда Виктор Степанович сказал Лёхе, что вечером они едут покупать ему одежду, Лёха поперхнулся ролтоном и побежал к Наташе спрашивать, в чем дело. Наташа не спеша окинула его взглядом и выдала:        — Клиенты, наверное, пожаловались.       Лёха сходил в туалет, долго крутился перед зеркалом, поправлял воротник рубашки, одолженный у Ярослава галстук и растрепанную прическу. На что тут жаловаться? Ходит человек, убирает мусор. Ему что, тоже в темных очках с бритой головой в пиджаке маяться? Нет, если так пойдет, ему и квартира не нужна, и казенные харчи на ужин.       Машина у Виктора Степановича была из разряда тех, где не совсем ясно, для чего она нужна владельцу. Единственным ее преимуществом на московской дороге была четко озвученная позиция: «Я — очень дорогая вещь». В результате их редко подрезали, и по пробке они плыли как по волнам дружелюбного моря. Лёха с тоской думал, что ребята из двора на такой выжали бы каких-нибудь заоблачных двести и даже смогли бы прокатиться взад-вперед по заброшенному военному аэродрому, куда вела худо-бедно асфальтированная дорожка через лес. В детстве там они испытывали отцовские «Волги», пока на них не осталось даже следов покрышки. Вот бы туда эту красавицу, он бы…        — Машина нравится? — спросил Виктор Степанович, чей дар телепатии начинал надоедать Лёхе. Он кивнул, стараясь сделать это угрюмо.        — Дорого и глупо, я так считаю, — заявил Виктор Степанович, как будто они говорили о чьей-то еще машине. — Если я сяду на другую, люди не поймут. Такие дела. Если ты сядешь за руль, люди тоже не поймут. Они очень непонятливые, правда?       Лёха решил, что такой вопрос не стоит даже очень угрюмого кивка, поэтому не сделал вообще ничего в знак немого протеста.        — Я москвич, кстати, — продолжил Виктор Степанович. Ехали они достаточно быстро, чтобы у Лёхи не возникло желания открыть дверь и выбежать на вечернее шоссе.        — У меня так мало знакомых москвичей осталось, что это уже вроде предмета гордости. Я из тех редких, кто «не понаехал».       Лёха отвернулся и стал разглядывать пейзаж за окном — мусорные баки, бомжей, грязь на обочине.        — Стас тоже москвич. Не такой, как я, но москвич. Из-за этого он думает, что ты ни черта не понимаешь.        — Что? — Лёха не выдержал, несмотря на данное себе слово молчать всю дорогу. Слишком выбивался этот вопрос из предисловия. Причем здесь Станислав Валерьевич? Чего Лёха не понимает?        — Ну хоть засыпать перестал, — ответил Виктор Степанович. — Ладно, слушай теперь, куда мы едем и зачем. Ты приперся в Москву в поисках хорошей жизни, приключений и чего-то лучшего, чем было у тебя дома. Я всю свою жизнь наблюдаю, как люди, похожие на тебя, приезжают за этим в Москву. Наверное, они приезжают за этим же в Питер или во Владивосток, если живут там неподалеку. Хочешь рискнуть, поставить все на кон и добиться успеха — вали туда, где много людей, проблем и денег. Ищи людей с проблемами, решай их и получай деньги. Были такие мысли?       Лёха согласился, что мысли были, хотя он и формулировал их немножко иначе. Например, в Москву он поехал не для решения чужих проблем, а потому что знал, что у себя дома сопьется и начнет выплачивать ипотеку собственной печенью.        — Вот тебе задачка. Вычитать и умножать не придется. Есть один человек, москвич, с квартирой, работой, с головой. И он тебя сбил. Догадываешься, к чему я клоню?       Лёха разозлился и ответил, как думал:        — Вы меня совсем за дурака принимаете?        — Ты приехал в Москву, нажрался, попал в аварию, а потом пошел работать грузчиком в БДСМ-клуб. Да, я принимаю тебя совсем за дурака. Встречный вопрос: ты считаешь меня говнюком?       Вместо ответа Лёха рассмеялся. Да, это было честно. Со стороны вся эта авантюра была такой нелепой, что даже рассказывать о ней историю было как-то неловко. Попал в аварию, а потом сел на шею врачу, который его спас. Так, что ли?        — Теперь, когда мы признались друг другу в искренних чувствах, я вернусь к тому, что хотел тебе сказать, Алексей. Давай я буду называть тебя Алексеем? Лёха — это прямо привет из девяностых. А ты меня называй Виком и прекрати мучиться на этот счет. Да, я старый и мудрый, но это не делает из меня Виктора Степаныча. Как и твое криминальное дворовое прошлое не обязывает тебя называться Лёхой. Окей?       Лёха согласился, хотя смысла в этом не видел. Одно было хорошо — теперь он мог не путаться и звать шефа Виком.        — Я отвезу тебя в торговый центр. Мы выпьем кофе, ты придешь в себя. Поешь чего-нибудь. Потом ты пойдешь в магазин и будешь молчать. Надевать и снимать вещи. У меня не очень много времени, но кое-что есть. Про деньги не думай, на ценники не смотри. Из зарплаты ничего не вычту, у меня в этом свой интерес. Вот, вижу по глазам твой немой вопрос. Он не очень цензурный, но будем считать, ты спрашиваешь меня, по какой причине я решил оказать тебе такую любезность. Вернусь к истории о некоем человеке, который спас тебя на дороге под проливным дождем. Печальная история, очень подходит хирургу-травматологу, который давно перестал верить в любовь. Начинаешь понимать, куда я веду. Ох уж эта мне провинциальная честность взглядов. Теперь сиди, молчи и дыши глубоко.       Лёха действительно сделал пару глубоких вдохов, потому что его желание ударить Вика оказалось настолько сильным, что он тут же испугался: попадет еще в одну аварию. Две аварии за один месяц — это почти рекорд. Можно побывать по обе, так сказать, стороны. Поэтому он сделал пару глубоких вдохов, потом выдохнул и постарался отвлечься на очередную пару бомжей.        — Станислав Валерьевич спасал тебя по доброте душевной, хотя половина Москвы бросила бы тебя там. И хоть ты бы не помер от этой твоей несерьезной аварии, вряд ли ты сейчас устроился бы так же хорошо. Работа есть, квартира есть, а Станислав Валерьевич ходит и проверяет, все ли у тебя хорошо. Такие люди, как он, на дороге не валяются, в отличие от таких людей, как ты, Алексей.       Лёха сделал еще пару глубоких вдохов. Он заново переосмыслил интонацию красавицы Маши, которая назвала Вика «сукой».        — У тебя нет денег, образования, богатой или влиятельной родни, ты один в Москве и зарплата у тебя такая, что хватит только на обратный билет. Она такая не из-за того, что я — плохой человек. Ты таскаешь ящики, вот и все. Встанешь на кассу, функция твоя изменится, ценность — нет. Знаешь сколько еще человек в Москве без крыши над головой могут в уме рассчитывать умножение и сложение пятизначных чисел? Тысяч пять, я думаю, наберется, и всем нужны деньги. Я веду это к тому, что твоя перспектива объективно паршивая. Ты сможешь добиться здесь успеха, по своим меркам, конечно, но сможешь. Начни копить деньги, откладывай все, что можешь, собери достаточно, чтобы оформить займ на жилье или бизнес, потом паши еще сильнее, перестань спать, найди дилера амфетаминов, а потом паши еще сильнее. Через десять лет ты сможешь позволить себе спать и вовремя есть. Через двадцать — потеряешь к этому интерес и сопьешься. Вот тебе моя версия твоей истории. Я видел их много раз. Херово? Херово. Честно? Честно. Есть вопросы?       Поворачиваться к Вику Лёха не стал. Смотрел на бомжей и мечтал стать ими. Никто не рассказывает им, какая у них херовая жизнь.        — Но тебе повезло, и тебя сбила машина. Стас на тебя запал. Выкраивает время, приезжает — это серьезно. Он взрослый, у него хорошая работа, он ее любит. Может заодно любить тебя. У тебя будет квартира, возможность выдохнуть и быстрее собрать деньги. Поэтому я везу тебя покупать вещи.        — Красивую упаковку делаете?        — Упаковка у тебя и так нормальная.        — Вик, я понимаю, у вас тут свой мир. БДСМ, геи — всё вот это. И я не против таскать ящики, пока рядом связанные люди. Развлекаетесь — черт с вами.        — Но ты не такой, — закончил за Лёху Вик.        — Да, я не такой. Не потому что это…        — Не потому что это плохо, нездорово, некрасиво, аморально, вредно, ведет на кривую дорожку, и этим занимаются только больные извращенцы, которых надо казнить. Нет, не поэтому, — Вик смеялся, но вопреки сказанному смеялся легко, без жестокости.        — Да просто это…        — Не твое, — жестокость все еще не появилась, хотя Лёха начал ожидать её. — Давай расскажу тебе, что произошло бы, если бы тебя сбила Станислава Валерьевна. Окей?        — Вы её сейчас стервой сделаете.        — Не сделаю, — Вик улыбнулся. — Станислава Валерьевна будет такой же, как Станислав Валерьевич, только женщиной. Она будет ходить к тебе в клуб, чтобы убедиться, что с тобой все хорошо. И ты ее полюбишь. Потому что она будет красивой женщиной, а тебе нравятся красивые женщины. Она поселит тебя в своей квартире, будет кормить, заботиться о тебе и трахаться с тобой. Ты полюбишь ее еще сильнее, потому что всем нравится, когда их кормят, заботятся о них и трахаются с ними. Потом Станислава Валерьевна, если у нее есть голова на плечах, скажет, что вам надо расстаться. Ты пойдешь на свою обочину жизни, разбитый, голодный, и будет тебе так херово, что ты или вернешься в свою дыру, или найдешь в Москве дыру еще хуже и окажется в ней. Но может статься, у Станиславы Валерьевны с головой беда, и она решит, что вам надо создать семью. У тебя появится ребенок, ты устроишься на четвертую работу, но как бы ты ни пытался, зарабатывать столько же, сколько зарабатывает Станислава Валерьевна, ты не сможешь. Вы начнете ругаться, потому что ты не будешь чувствовать себя мужиком рядом с ней, ни в каком смысле, а она не будет чувствовать в тебе того, что ей так понравилось.        — А что ей понравилось? — растерялся Лёха.        — Что ты добрый, наивный и честный, — смех, наконец, превратился в хохот.        — Да зачем мне вообще Станислава Валерьевна? Какое у вас право…        — Вмешиваться в твою личную жизнь? — появилась жестокость.        — Да!        — Ты пересмотрел ток-шоу, Алексей. Ни у кого нет никаких прав и никому они не нужны. Хочешь сам строить свою жизнь? Валяй, я объяснил тебе, какие у тебя варианты.        — Вы забыли тот, где я встречаю хорошую девушку, мы съезжаемся, растим детей и любим друг друга.        — Ты пересмотрел не только ток-шоу, Алексей, но еще и плохих сериалов. Если ты найдешь хорошую незамужнюю девушку с квартирой в Москве, и она западет на тебя, неудачника из провинции, проблем у вас будет еще больше. Потому что люди с такой низкой самооценкой превращаются в очень колоритных персонажей криминальных хроник. Посмотри на себя честно, вспомни, зачем ты приехал в Москву, вылезай из машины и выбери в меню мне назло самый дорогой ужин.       Ужин Лёха выбрал самый обычный, съел без аппетита, размышляя об аргументах, которые должен был высказать шефу, чтобы тот отлип. Если бы его взял в машину и повез в магазин случайный человек, он бы просто отказался, вышел на полпути или не стал примерять одежду. Но по лицу Вика ясно было, что отказа он не примет, и если Лёха уйдет просто так, без слов, то уйдет он на улицу, и в лучшем случае получит честный расчет, а в худшем — испорченную трудовую и проблемы с бывшими коллегами.       Поэтому Лёха жевал плохо порезанные овощи, запихивая их в рот огромными кусками (чертова столичная мода) и подбирал разумные доводы, по которым ему нельзя вмешиваться в эту авантюру.        — Он же мне не нравится совсем, — сказал Лёха, но это прозвучало жалобно, а не решительно, как он представлял себе.        — С чего ты взял?        — Да… ну, он же парень. Мужик, в смысле. Сисек у него нет.        — А писька есть, ну да, — согласился Вик. Хоть здесь он не стал искать двойное дно.        — Ну и что? Как я буду с ним… ну…        — Что? Спать? Трахаться?       Лёха смутился. Вокруг ходили официанты, за столиками сидели люди в дорогой одежде, тихо обсуждали что-то. Будничное «трахаться» Вика показалось Лёхе оглушительно громким.        — Я тебе одежду покупаю, Алексей, а не анальную пробку. Выглядишь ты херово, уж прости за честность. Обычно я не покупаю сотрудникам одежду, они сами доходят до этого, своей головой. У тебя явно другие приоритеты. Да, на тебя не жаловались, но этот твой секонд секонд-хэнд подойдет для «Макдональдса», а у меня люди евро расплачиваются и никаких флажков со свободными кассами. Расслабься уже, мы просто приехали в торговый центр, чтобы ты начал выглядеть нормально. Не забудь, пожалуйста, что ты мне должен — встанешь за кассу, отработаешь полгода. Срастется там у тебя со Стасом, нет — мне фиолетово. Мое дело простое, мне нужен человек с головой на кассу. Понял? Если ты там вот в «этом» будешь улыбаться людям, я сам себя уволю.       Лёха посмотрел на руки и ноги. Они были обернуты в то, что продавалось по скидке в разных местах. Стоило недешево, и Лёхе понравилось, что цвета подходили друг другу. Он не любил ходить в разноцветном, потому что это было слишком ярко, и когда надо было принарядиться (по работе или на праздник), искал в шкафу что-то примерно одного оттенка. Вроде все подходит — чего Вик завелся.        — Дело не в том, какого это цвета, Алексей, — Вик вроде бы даже улыбнулся, продолжая читать мысли «Лёхи». — Дело в том, сколько это стоит. Тебе это в голову не приходило, я понимаю. Но те, с кем ты хочешь плыть в одной лодке, на это смотрят. На то, кто стриг тебя, кто сшил твою одежду, кто сделал тебе маникюр, кто собрал тебе часы и мобильник. Ты теперь чековая книжка, Алексей, и чем дороже ты снаружи, тем больше у тебя виртуальных листиков, куда можно записать суммы для других людей.       Лёха понял, о чем говорила Инка. Вик был Инкой, только в брюках.        — Доедай, пора снимать это немедленно.       Шутка получилась несмешной, хотя Вик сам над ней посмеялся, и этого ему, кажется, было достаточно.       Они зашли в несколько магазинов. Лёха поначалу думал, что это будет адский аттракцион, и что они обойдут весь торговый центр. Вик редко просил его примерить много вещей, не мучил долгими поворотами и повторными примерками, и закончили они за какой-то жалкий час. Лёха и сам, когда прижимало, тратил побольше, потому что нужно было искать скидки и нужные размеры.        — Что, не так страшно? — расплачиваясь в последнем магазине, спросил Вик.        — Я думал, будет дольше.        — Ты вообще преувеличиваешь те проблемы, которые не стоит, и преуменьшаешь те, где неплохо бы раскинуть мозгами.        — Ну спасибо.        — Пожалуйста, честность в Москве — валюта более ценная, чем рубли. Старую одежду не выбрасывай, мало ли что: покрасить, уборку дома сделать. На работу ходи в новой. И возьми деньги на парикмахера. Сходишь сам, я тебя за руку не поведу. Вот этот оплот монастырской жизни чтоб я видел в последний раз. Хоть наголо побрейся, но привет из шестидесятых на голове таскать я тебе официально запрещаю.       Лёха взял деньги, пакеты с покупками и плелся следом за Виком. Вокруг него мелькали яркие вывески, люди улыбались дежурными улыбками. Он вспомнил, как ходил в магазин с Витьком. Вот где проявлялась широкая русская душа — в этом нелепом мужике, который пил водку на манер медведя и звал Алексея нормальным именем. Вот с кем он хотел бы подружиться. Черт с ней со столицей, есть тут нормальные люди, просто настала черная полоса, и надо её пережить. Дождаться, пока наступит белая, а там решать, как жить дальше.       На обратном пути Вик молчал и они слушали радио. Лёха перебирал застежку новой куртки и разглядывал бомжей. Потом поймал себя на этом разглядывании и стал ругать, что занимается фигней. Попал в столицу, а собирает черти что. Работу нашел странную, в больницу попал, только вроде бы нашел друга, и тут же потерял, а теперь согласился на полную авантюру. И вроде бы не согласился, но как теперь выпутаться? Вик же не спросит, будешь ты с ним спать или нет. Здесь, наверное, какая-то своя схема есть. Но какая? И как понять, когда пора делать ноги, а где еще можно подыграть, чтоб не выперли?       Вик остановился перед подъездом Лёхиной вписки, подождал, пока тот собрал все пакеты, махнул рукой, улыбнулся на прощанье и уехал. Лёха достал мобильник и посмотрел, сколько времени. Почти двенадцать ночи. Наверняка, Вик поехал не домой отдыхать, а дальше работать где-то. Неужели он сам не спит? Решил, что не будет, как Лёха, спать за деньги, а вместо этого сам всего добивается? Ну а Лёха тогда чем хуже? Возьмет и добьется, и не нужны ему никакие деньги.        — Пятнашка вернулся! — закричала Наташка, когда он зашел в квартиру. — Мы тебя заждались, думали, шеф тебя там живьем съел.        — Он мне вещи купил, — Лёха протянул пакет.        — Вещи? — Наташка рассеянно посмотрела на него, оценила взглядом одежду, взяла пакеты и поворошила содержимое руками. — Ничего себе.        — Говорит, смотреть на меня страшно.        — Да запал он на тебя! — крикнул из своей комнаты Ярослав.        — Что ты чушь городишь! — ответила Наташка.       Лёха пожалел, что она не права. Вернее права, но только не совсем. И всё это действительно закручено вокруг секса, геев и разной другой дряни.        — Пошли, — неожиданно Лёху схватила Инка, забрала его пакеты, протащила через коридор и оставила на кровати в их комнате.       Потом пакеты оказались в углу, Инка достала из тумбочки бутылку синего цвета, притащила с кухни три литра тоника и стала мешать коктейль.        — Ты зачем это? — удивился Лёха.       Он слышал, как в коридоре Инка и Наташка о чем-то громко спорили, а потом Наташка хлопнула дверью.        — Будем пить, — сказала Инка.        — Зачем?        — Тебе страшно? — спросила она.       Лёха понял по её виду, что она спрашивает серьезно. Подумал о вечере, о поездке, пакетах, немой угрозой стоящих в углу, и кивнул.       Инка ничего не ответила и разлила по пластиковым стаканчикам тоника и синей жидкости.